скачать книгу бесплатно
– Но согласись, – говорю я. – Это было довольно комично.
– Зачем ты всё это пишешь? – спросила Элисса. – Для кого?
– Для себя, – ответил я. Дурацкий вопрос – дурацкий ответ.
– Но ведь ты это и так знаешь.
– Я пишу, что бы не думать. Единственный способ избавиться от мыслей – это отдать их бумаге.
– А иначе?
– Иначе?
– Что плохого в том, чтобы думать.
– Ничего. Что плохого в том чтобы жить? Нужно выбрать, оставаться ли тебе на месте, или идти дальше, только и всего. Сушить свою жизнь по мере того, как она становиться прошлым, для гербария и носиться с ней как с писаной торбой, или оставить её здесь, отправляясь в будущее. Здесь, где она произошла.
Помнишь, мы говорили с тобой о лысых романтиках, выдумывающих разные походы и ритуалы с палатками и ухой на костре, о тех, кто всю жизнь сидит перед дверью, боясь войти? Нельзя оставаться на одном месте, нельзя цепляться за прошлое, нужно отдать его… бумаге, холсту… если, конечно, есть что отдавать. А жизнь – это миг. Только что она была, и вот она уже прошлое. И у каждого своя дорога.
– Тогда пиши, – разрешила она.
– Спасибо тебе, Элисса. Ты прелесть.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
We Can Be So Good Together
Она стояла на краю платформы.
Я стоял в тамбуре и смотрел в темноту на дне ущелья, отделявшего вагон от асфальта, на котором стояла она.
Я не мог смотреть на неё.
Она молчала.
Я сделал над собой усилие и встретил её взгляд. И не мог уйти от него. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза, и мне стало страшно. Машинист объявил, что посадка окончена, и двери закры…
– … ваются. – Она шагнула, и за её спиной захлопнулось.
У неё перехватило дыхание, она качнулась, но устояла, я удержал её. Фонари тронулись с места, заскользили тени. Она метнулась к дверям, стала колотить ладонью, потом обернулась, и я сказал: "Закрылись".
И сказал: "Пойдём в вагон".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы сели к окну, и я смотрел на неё, а она смотрела на меня.
– Вот мы и вместе, – сказал я.
Она медленно кивнула.
– Всё позади. Уже едем.
Мы улыбнулись друг другу как напроказившие школьники. Убежали. Вот здорово!
В вагоне было пусто, за окнами было темно. Мы были вдвоем.
..................................................................................................................................................
В арабских сказках сплошь и рядом влюбляются по портретам. Выглядит это несколько сомнительно, хотя, конечно, портрет всё же лучше, чем фотография. Что если человек не фотогеничен?
Вундеркинд Лимонадус непременно сказал бы по этому поводу: "Портрет не заменяет живого лица. Иллюстрацией этому может служить тот факт, что нельзя наесться яблоками Сезанна, как бы хорошо они не были написаны".
Говорят, внешность обманчива. Не думаю. Родственные связи определяют фамильное сходство. Но родство душ так же должно неким образом проявляться в закономерности тех или иных черт. Это чувствуешь сердцем. Как знак, подаваемый тебе свыше. Каким ты увидела меня, Элисса?
– Сначала я не особенно тебя разглядела. Только губы, выражение губ, я отметила его про себя и всё пыталась вспомнить, почему оно мне кажется таким знакомым.
– И вспомнила?
– До сих пор не могу понять. Наверное, видела на какой-нибудь картине…
– Уж не “Джоконда” ли это часом?
– Но видок у тебя был довольно поникший. Потный, волосы, прилипшие к лицу, на носу очки…
– А меня, как это ни банально, поразили твои глаза. Я никогда не видел у женщин таких осмысленных глаз…
– И только когда ты вышел к завтраку, ты явился во всём своём великолепии.
– Ты не преувеличиваешь?
– Ничуть.
– Тогда поподробнее, пожалуйста. Не забывай, я пишу хронику.
– Я не думала, что такие лица бывают в жизни. Может быть, в воображении, в фильме, наконец…
– Или на картине…
– Да, но во-первых, ты привёл в порядок волосы.
– Так.
– Потом, снял свои очки.
– Я ношу их больше для понта…
– Побрился.
– Ага, вот оно что.
– Я поняла, что всё время смотрю на тебя, и это, наверное, жутко неприлично. Я не могу этого объяснить.
– Никак?
– Я где-то читала про Наполеона, что выражение его лица постоянно менялось. А ты… как будто что-то говорил глазами…
– Иными словами, я пожирал тебя взглядом.
– Да нет же!
И вообще, что я тебе объясняю? – подойди к зеркалу и посмотри!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда мы приехали, оказалось, что метро уже закрыто. Я не подумал об этом, а если бы и подумал, это ничего бы не изменило. Денег на такси не было. У Элиссы тоже. И мы пошли пешком через весь город.
Великое Пробуждение застало нас в пути, и мы ещё успели проехать на метро четыре остановки.
– Так это и есть та самая блудница на семиглавом чудовище? – сказала Элисса насмешливо. – Мы шли всю ночь, и нас никто даже не окликнул.
– По воле Господа расступились перед нами волны багряного моря, и мы прошли по суше его дна к обетованной земле, – я показал ей на корпус общежития.
Уставшая, она уснула на моей кровати, а я был так возбуждён, что не мог успокоиться. Я выбежал в коридор и некоторое время бесцельно слонялся, мучительно пытаясь сосредоточиться хоть на какой-нибудь мысли. Например. Попробовать придумать, где мы будем жить? И вообще…
– Что это за женщина? – спрашивали меня, а я вместо того чтобы горделиво подбочениться начинал путано объяснять, что неплохо бы где-нибудь комнату, в общем, комната нужна. В ответ мне сочувственно вздыхали и говорили: "Красивая". Иногда вздыхали завистливо, но мне было не до этих тонкостей. Если я не сплю ночь, то проявляется это прежде всего в том, что я начинаю плохо соображать. Второй признак – испарина, которой покрывается всё тело, ужасно, ужасно!
Но комнату я всё же нашёл. А когда проснулся, долго пытался вспомнить, где она находится, и было ли вообще всё это, или мне это приснилось?
Но Элисса была. Наяву.
Уснул я на диване в комнате одного моего друга, – как был, сидя.
Когда я проснулся, он выдёргивал из розетки "паровую машину чайник".
– Кофе будешь? – спросил он, заметив, что я открыл глаза. – С коньяком.
Я кивнул. Он поставил две чашки и банку кофе. Потом достал сахарницу и две ложечки.
Я подумал: "Значит, всё это правда".
– Сколько я спал?
– Часа три, – сказал он. – Присаживайся.
– Не знаю, приснилось мне это, или на самом деле было?
– Было, – сказал он.
– Будто бы кто-то сказал, что уступает мне свою комнату, потому что я ему нравлюсь.
– Приснилось, – сказал он.
– Я был похож на чокнутого?
– Немножко.
– Что же мне теперь делать?
– А чего ты суетишься
– Не знаю, – сказал я. – Мы всю ночь пешком шли. Метро уже закрыли.
– Понятно. Это бывает. Угощайся.
Я взял мармеладку. Спасибо.
– Всё лето ты один в комнате. Значит, до сентября место есть.
– И правда, – согласился я. – Чего я распсиховался?
– А там снимешь квартиру. Можем скооперироваться.
– В каком смысле?
– Если подвернётся недорогая двухкомнатная, то возьмем по комнате.
– Идёт, – обрадовался я. – Только ведь, наверное, это денег стоит.
– Заработаешь, – сказал он просто.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда я вошёл, Элисса уже не спала. Я поцеловал её и сказал: "С добрым утром".
Так мы поцеловались с ней в первый раз.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . .
И явился ему ангел, и от крыльев и лика ангела исходило сияние.
И, открыв глаза, он увидел небеса и землю, и лестницу от земли к небу, лестницу всех восходящих, и поражённый невиданным зрелищем, он воскликнул: "Я вижу всё так ясно! Неужели я сплю?"
– Тебе кажется, что ты спишь, – отвечал ангел.
Money Talks
– Сколько дискет ты сможешь заполнить? – спросил он.
