скачать книгу бесплатно
– Отлично! Я в вас не сомневался. Нале-е-ево! Ша-агом марш!
***
Всего со всех сторон необъятной Сибири свезли в училище девяносто шесть претендентов. А по слухам, что бродили в кандидатской среде, набирать хотели только сорок курсантов, по двадцать в истребители и бомбардировщики. Началась подготовка к экзаменам. Самый жёсткий отбор предполагался по физическим данным, и здесь для Юры таилась самая большая опасность. Он по объективным причинам отставал от других курсантов. Кто-то из претендентов «достал» данные по нормативам, и Юра восприняв это, как призыв к действию, всё свободное время стал проводить в физических занятиях. Вскоре к нему стали присоединяться и другие кандидаты. Спустя неделю он уже фактически возглавлял группу из двенадцати человек.
– Что Вы скажите о кандидате Сергееве? – спросил Кречетова начальник училища, полковник Лисицин, участник боёв на Халхин-Голе, чья фамилия, при произношении её по слогам, звучала на корейский манер – Ли Си Цин, наблюдая в окно за занятиями «группы Сергеева».
– Напорист, твёрд, с характером, комсомолец, в учёбе хорошист, в аттестате одна тройка по иностранному – немецкому языку. Занимался в планерном кружке ОСОАВИАХИМА в Бийске, три парашютных прыжка с восьмиста метров, пятьдесят два часа налет на У-2, двадцать четыре часа самостоятельных полётов и четыре даже в качестве общественного инструктора, имеется характеристика. Общителен, но не болтлив. Приписал себе год при прохождении медкомиссии. От призыва не уклонялся.
– Он со своей группой, прямо как Иисус с двенадцатью апостолами, – не отвлекаясь от наблюдения за занятиями, заключил Лисицин, – посмотрим, как экзамены сдаст. Нам такие нужны.
– Но ему всего семнадцать…
– Ну, и что? Может напомнить Вам о Гайдаре? Он в шестнадцать кавалерийским полком командовал!
– Но, Георгий Степанович, тогда война была.
– А сейчас спокойно? В Испании вон что творится! Австрии больше нет! Польша военный союз с Германией подписала. А что будет через год? А через четыре, когда эти, – Лисицин ткнул пальцем в сторону занимающихся кандидатов, – вот эти мальчишки доучатся, кто знает? Мы должны! Нет! Мы обязаны быть готовы. И возраст, я считаю, здесь не проблема. Подумаешь, год! Да, через год о том, что ему было семнадцать никто и не вспомнит. Ладно, доложи, как обстоят дела в целом.
– В целом, у вновь прибывших общее истощение. Откармливаем. Зафиксировано одно ЧП, кандидаты Мирнов и Пошутейко пойманы за распитием алкоголя. Ещё трое: Ткачук, Зерембо и Кузнецов признаны неблагонадёжными – детьми кулаков оказались, готовим документы для передачи бердской призывной комиссии. В остальном – порядок.
– Как обстоят дела у курсантов?
– Второй, третий и четвёртый курсы в летних лагерях. Всё согласно штатному расписанию. Чрезвычайных происшествий не зафиксировано, кроме одного курьёза. Курсант четвертого курса Петровский начал поздний подъём, а там, в конце полосы, колхозная повозка ехала с бочкой молока. Зацепил он её левым шасси.
– Бочку?
– Никак нет, лошадь.
– И?
– Та набок и издохла. Ветеринар диагностировал разрыв сердца.
– Самолёт?
– С самолётом всё в порядке.
– А что колхозники?
– Говорят, лошадь старая была, сама в любой момент помереть могла. Мы пообещали осенью помощь в уборке урожая. Так что они претензий к нам не имеют.
– Петровского наказали?
– Так точно. Сперва старший лейтенант Пантюхин приказал Петровскому самому в оглобли впрячься и вместе со всем его отделением докатить колхозника с телегой, куда тот укажет, а затем три наряда вне очереди дежурств по кухне.
– Я бы ещё от полётов на месяц отстранил, но Пантюхину виднее. А вот то, что телегу заставил оттащить в колхоз – это правильно.
Время бежало быстро и, наконец, наступил день экзаменов. И начался он с проверки физических данных кандидатов. Дошла очередь и до Юры. Подтягивание. Юра настроился на двадцать раз, как было написано в тех нормах, что «достали» ребята, но уже после двенадцатого инструктор сказал достаточно. Отжимание – было написано тридцать раз, его остановили после пятнадцати. И так по всем дисциплинам. Что-то, молча, записывали в свои журналы и вызывали следующих. Много позже он выяснил, что те нормативы, что кто-то «достал», была чья-то шутка, но это было позже, а сейчас… После бега на шестьдесят метров Юра не выдержал и спросил:
– Товарищ инструктор, разрешите обратиться.
– Обращайтесь…
– Кандидат Сергеев. Почему всё молча, никто ничего не говорит? Как понять, годен, не годен?
– Результаты будут оглашены на общем построении по окончании экзамена. Это делается для того, чтобы не давать никому лишних надежд. И будь готов расстаться со своими приятелями.
Юру бросило в жар, сначала он почувствовал лёгкое головокружение, а затем, словно, земля ушла из-под ног. Слова прозвучали так, будто бы его уже отчислили, так и не приняв. Хорошо это было последнее испытание. Мышцы вдруг стали ватнымии не желали слушаться. Юра собрал волю в кулак и сбросил с себя это непонятное ощущение беспомощности. Присоединился к группе, погружённый в отчаянный умственный диалог с самим собой.
Наконец объявили общий сбор. Юра занял своё место в строю с твёердым убеждением, что не покинет училище, даже если его решат отчислить. Он найдет способ уговорить. Он пересдаст нормативы, чего бы это ему не стоило. Но когда он приметил, въехавший в расположение училища грузовик в сопровождении офицера и двух солдат, ему вдруг вспомнились наущения отца – не бегать, ни от наказания, ни от награды, а с достоинством принимать то, что заслужил и, как ни странно, волнение его покинуло. Он уверенно выпрямился и расправил плечи в полной готовности принять свою судьбу.
Наконец, после достаточно продолжительного совещания инструкторов майор Кречетов вышел на центр п-образного построения с журналом в руках. Тишина повисла над плацом.
– Товарищи кандидаты, по итогам первого отборочного экзамена будут отчислены следующие лица… Я зачитаю список. Каждый, кто услышит свою фамилию, должен выйти из строя, отправиться в казарму за своими вещами и направиться к воротам к стоящему там грузовику. Те, кого не назовут, будут стоять, и ждать дальнейших указаний.
Юра напряжённо ожидал начала списка на букву С…
– Сгоев, на выход, Сёмушкин, на выход, Сырников, на выход, Таращенко, на выход…
– «Что?» – Подумал Юра, – «Всё? Я прошёл? Сергеев – не назвали!» – И опять его захлестнуло волнение, теперь, правда, радостное, но он снова взял себя в руки.
– «Сдержанность и расчёт» – он констатировал для себя в уме, – «Я буду лётчиком. Буду!»
Чуть более трети кандидатов была сразу отсеяна, но училищу требовались не только физически крепкие и выносливые, а также и грамотные. Оставшихся построили в колонну по четыре и нестроевым шагом повели в учебный корпус. Математика, физика, география, русский язык. Всё по полной программе и без подготовки. Экзамены закончились затемно. Объявили отбой и на утро общий сбор с оглашением результатов. Юра в эту ночь уснуть не смог. Как ему показалось, в казарме вообще никто не спал. Все обсуждали экзамены, вспоминали вопросы, и кто как ответил.
Наутро построение и опять та же процедура. Фамилии и на выход. На сей раз, Юра услышал и свою. Сделал шаг из строя и пошёл в казарму, обречённо опустив голову. Он даже не заметил, что на сей раз, как-то больше было офицеров на территории училища, которые пристально наблюдали за отправленными в казарму кандидатами. В голове гудело, пульсировало и скакало галопом, мысли путались, то наслаиваясь друг на друга, то разлетаясь в стороны. И только голос его отца, спокойный и рассудительный, перекрывал весь этот хаос, не давая «потеряться» в пространстве:
– «Принимай с достоинством и награды, и наказания»…
Он и вывел из морока. Юра зашёл в казарму и забрал свои вещи, повторяя про себя лишь одну фразу:
– «Значит, так надо»!
Вещей, собственно, было: зубная щетка, кепка, да вещмешок пустой. Пришёл к воротам, а там, рядом с грузовиками майор Кречетов собственной персоной, да дежурный с журналом стоит.
– Фамилия, имя?
– Сергеев Юра.
– Первая машина, запрыгивай.
Юра в смурном настроении прошёл мимо майора и, закинув вещмешок в кузов, уже собрался было сам залезть, был остановлен майором:
– Что приуныл, Сергеев? – спросил Кречетов.
– Не взяли же…
– Кто тебе сказал?
– Так отправляют же из училища …
– А кто тебе сказал, что лётное училище тут? Ты принят в школу военных пилотов.
– Правда! – радостно вскрикнул Юра и, не в силах совладать со своими эмоциями, обнял майора.
– Курсант Сергеев, – напуская строгость сквозь улыбку, сказал майор, – отставить.
Юра отпустил майора, сделал шаг назад, оправил одежду, выпрямился по стойке смирно, и также не в силах убрать счастливую улыбку с лица произнёс:
– Есть, отставить, товарищ майор.
– В машину марш!
– Есть! – И Юра будто бы вспорхнул в кузов.
Сидящие в кузове вчерашние кандидаты всё слышали и прекрасно поняли, что произошло. Они также были уверены, что их отчисляют. Радости не было предела, и в самом центре всего этого веселья был он – Юра Сергеев – самый счастливый человек на свете. Он уже твёрдо знал, он будет лётчиком!
– Товарищ майор, разрешите обратиться? – спросил из кузова кудрявый рыжеволосый парень, опершись на борт грузовика.
– Разрешаю, курсант Астафьев.
– Вы сказали – в школу… Мы же, вроде в училище поступали?
– Это одно и тоже.
– А где она находится, куда нас повезут? – встрял с вопросом Юра.
– Курсант Сергеев, Вы хоть и не под присягой пока, но уже привыкайте обращаться по форме. Берите пример с курсанта Астафьева.
– Виноват, – вытянулся по стойке смирно Юра.
– Отвечаю на вопрос. В Толмачёво.
***
С чего начинается армия? Пожалуй, с бани. Всю старую одежду в вещмешок, туда же записку с именем хозяина, шайка, лыковая вехотка, кусок хозяйственного мыла, и вперёд, мыться.
После бани курсантам выдали новое бельё, одежду военного образца, сапоги и на постриг, то есть стричься, согласно уставу. А будущее уже виделось радужным и праздничным. Хотелось в небо, за штурвал истребителя, под рёв мощного двигателя пронзать облака!
Это в будущем, а пока – учёба. Первым делом, курс молодого бойца, зубрёжка наизусть устава и, наконец, принятие присяги! День торжественный и знаковый для каждого, кто выбрал путь служения Родине, для кого долг и честь – не пустые слова, произносимые по поводу и без. А ещё, присяга – это момент необычайного единения воинского братства, чувства локтя, ответственности не только за судьбу Родины, но и судьбы твоих товарищей, стоящих рядом в одном строю. И от этого Юру наполняла гордость. Единственное, что его сейчас тяготило, так это то, что не смогли приехать его родные, и разделить с ним всю торжественность этого момента. Увы, не всё ожидания сбываются.
Новоиспеченных курсантов распределили по группам, взводам и отделениям. Результат распределения вывесили на доске объявлений в коридоре их казармы. Ребята шумной толпой сгрудились вокруг стенда в надежде как можно скорей найти свою фамилию.
– Юрка, Юрка! Тебя куда? – Спросил Костя.
– Не понял. Группа «АР», – ответил Юра.
– И меня туда же. А что это? Знаешь?
– Понятия не имею. Вот «АДД» – авиация дальнего действия, вот «ИА» – истребительная авиация.
Под загадочной аббревиатурой «АР» значилась экспериментальная группа авиаразведки. Забегая немного вперёд, надо пояснить, что с экспериментом у училища, или у тех, кто его задумывал, ничего не вышло. Группа изучала теорию в течение года, а вот до практики так и не добралась. К сожалению, соответствующее оборудование на самолёты училища так и не поступило, хотя неоднократно вышестоящему начальству подавались рапорты. Поэтому летали курсанты группы «АР» с инструкторами других групп и изучали одновременно премудрости и бомбардировки и истребителей.
Началась суровая учебная рутина. С утра и до вечера физкультура, теоретические занятия и строевая. Учились ориентироваться по картам на местности в связи с чем, оббегали всю округу вдоль и поперёк, имея при себе лишь компас и карту. В свободное время зубрёжка устава и положений всех мастей, стирка и подшивание подворотничков и, опять строевая. Ходили строем много, долго, до изнеможения. Занятия эти не прекращались круглогодично, не взирая ни на погоду, ни на праздники.
Как всегда, неожиданно пришла зима. Но работы не уменьшилось, даже наоборот, прибавилось, учитывая расчистку от снега не только территории училища, но и прилегающего аэродрома. А поскольку главный солдатский инструмент – это лопата, жизнь курсантов стала ещё «активнее и насыщеннее». Не останавливался этот процесс, даже в пургу или буран. Взлётно-посадочную полосу, держали чистой всегда. Каждое утро, независимо от погодных условий, кроме тумана и урагана, курсанты начинали утреннюю зарядку с лопатами и скребками, а начальник училища Лисицин с зарядки в воздухе. Поднимался, делал несколько фигур высшего пилотажа и спускался на завтрак.
Зима в тот год выдалась чрезвычайно снежной и ветреной. На расчистку выходили повзводно. И всё равно, несмотря на почти круглосуточно прилагаемые усилия, переметало так, что пройти – проехать было порой невозможно. В конце декабря, во время очередной лопатной вахты, взвод Юры наткнулся на тело. Человек лежал, почти полностью занесенный снегом. Откопали. Жив. Перенесли в столовую. Пришёл в себя. Оказывается это старик Макарыч, как его все тут называли. Он на лошади продукты возил в училище. В этот раз вёз новогодний праздничный паёк. Говорит, застрял. Пришлось бросить коня с повозкой и идти самому, да сил не хватило. Начальник караула отрядил Юрин взвод на вызволение коня с продуктами из снежного плена. Несмотря на наступившую темноту, нашли быстро. Оказывается, Макарыч всего полкилометра не доехал. Сани занесло почти полностью, а вороного коня было хорошо видно на снегу в свете фонариков. Подошли, успокоили коня, как смогли, и давай копать.
Юра копал сбоку от саней и добравшись до борта и, автоматически смахнув снег с боковины, застыл на месте. На боку была надпись старорежимным шрифтом «хлебъ».
– Ты чего встал? Копай, давай,– пытаясь перекричать ветер, крикнул его товарищ Константин. – Приведение увидел?
Юра промолчал. Взялся за лопату и продолжил копать. Через пару часов сани с конём были доставлены. Макарыча домой не отпустили, повара напоили его горячим чаем и ещё чем-то «горячим». С этого дня для доставки пропитания зимой училище выделило специальные аэросани.
Вечером в казарме Костя спросил Юру:
– Что ты так смотрел на сани то?
– Да…, надпись.
– А что надпись?
Юра помрачнел, насупился, но ответил:
– Мне тут вспомнилось, дома, в Бийске. Мы на улице с сестрой игрались, а мимо старик, вот как Макарыч только с лошадью худющей – худющей. И повозка такая же, с надписью. Вот он проходит мимо, а за ним люди. И все грустные такие, бесцветные… Повозка не останавливается, и люди… не останавливаются. Так и бредут…. Медленно…. Серёжка, брат подбегает и спрашивает: – Хоронят кого? – А Валька ему: – Хлеб. А сегодня, словно могилу хлеба откапывали…
– Тьфу! Ну, и воображение у тебя! Вспомнил! Это когда было? О хорошем надо думать! Мы, считай, Макарыча спасли, коня, и всё училище со школой от вынужденного голодания! А ты про могилу…
Через месяц без объяснений причин отчислили ещё четверых первокурсников, направив их в районный военкомат города Новосибирска. Из Бийска Юра остался один. И хотя он не расстроился, всё же почувствовал, будто в душе оборвалась ещё одна ниточка, связывающая его с родным городом. Юра ещё не знал, что в Бийск он уже не вернётся никогда. Сначала не будет хватать времени, затем не будет возможности, а потом и желания. Лишь только в памяти он будет хранить тёплые воспоминания о городе своего детства.
Наконец по весне начались и практические занятия – парашютные прыжки и пилотирование. Юре, несмотря на имеющийся опыт, каждый раз приходилось преодолевать психологический барьер, ведь, привыкнуть к тому, что ты отдаёшься на волю удаче и зависаешь в бездонном ничто, было невозможно. А между тем самолет, всякий раз забирался всё выше и выше. Всё труднее стало выходить на крыло, увеличились скорости и сильно понизились температуры. И, ведь, нужно непросто шагнуть в бездну, надо ещё и правильно оттолкнуться под определённым углом, не то тебя размажет по хвостовому оперению и последствия могут быть не предсказуемы. Вернее, определённо, предсказуемы. В девяти случаях из десяти – смерть.
Самолёт поднялся на две тысячи метров. Приятель Юры, Костя Астафьев замешкался, вцепился в край люка, не в силах прыгнуть. Инструктор помог. Каким чудом Костя не зацепил хвостовое оперение – непонятно, но это было только полбеды. Точка сброса была давно пройдена. Следом шёл Юра. Преодолевая волнение, ему всё же удалось собраться и выполнить прыжок.
– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, – отсчитал Юра и дёрнул кольцо.
Купол парашюта раскрылся, резким толчком, словно, подбрасывая вверх. Теперь можно и осмотреться. Юра увидел в метрах двухстах от себя Костю. Вроде все было в порядке, но поднявшийся ветер начал сносить обоих в сторону города. Под ногами пронеслись дома частного сектора, вот уже и двух- трёхэтажные здания, лесополоса… линия электропередач! Миг, и в итоге Юрин парашют лёг на высоковольтные провода. Он повис в десятке метров от земли, без возможности спрыгнуть. Когда приступ паники, наконец, отступил, Юра с обречённым видом стал ждать помощи. Честно говоря, кричать было как-то неловко, да и не к чему, собственно. Его хорошо видели проходящие, мимо спешащие граждане.
– «Подождём» – подумал Юра.
Примерно через десять, пятнадцать минут появилось отделение солдат. Их командир посмотрел на болтающегося Юру и, оцепив место, куда-то отослал пару солдат. Те вернулись на грузовике и с подмогой. Целая рота приехала, вытащили большую брезентовую палатку и растянули под Юрой. Он отстегнул карабины ножных обхватов, а затем карабин грудной перемычки подвесной системы, и плюхнулся на брезент, где его тут же «приняли» и препроводили на территорию вблизи находящейся колонии общего режима. Как оказалось, Константин приземлился аккурат на её территорию. ЧП, одним словом. Один парашют сгорел, а второй «исчез» в недрах колонии. Но главное – с парнями всё было в порядке. Выручать новоявленных «сидельцев» приехал сам майор Кречетов. Отпустили ввиду отсутствия вины, без отбывания срока. «Влетело» инструктору, который проморгал сигнал запрета прыжка. А вообще так, если разобраться по-честному, повезло всем.
К пилотированию все курсанты подошли с большой опаской. Даже Юре, который уже пилотировал планер и самолёт У-2, было немного не по себе. Самолёты незнакомые, Р-5 и УТИ-4 – это уже совсем иной уровень. И самолёты больше, и двигатели мощнее. Но больше опаски в Юре горела жажда попробовать их в деле.
– Курсант, Сергеев, – заглянув в журнал, произнёс инструктор, только что вернувшийся с очередного облёта новичка.
– Я! – отозвался Юра, наблюдая, как техники помогают выбраться из кабины предыдущему курсанту. Того заметно вело в стороны, видать, укачало.
