скачать книгу бесплатно
– Всего доброго.
Я проводил стройную фигурку восхищенным взглядом. Крутиков требовательно дернул меня за рукав.
– Кого это вы подобрали?
– С этим я к тебе и пришел. Пойдем, посмотришь взглядом профессионала.
По пути я рассказал тезке историю Мишкиного появления в нашей клинике и те немногочисленные подробности его биографии, которые мне удалось вспомнить.
– Психически неуравновешенные, душевнобольные в роду были? – озабоченно поинтересовался Крутиков, стараясь не отставать от моего размашистого шага и быстро перебирая короткими ногами.
– У кого? У меня? Вроде нет…
Крутиков весело сощурился, махнул пухлой рукой.
– Твои родственные связи меня пока не интересуют. У друга твоего бабушки, дедушки душевными болезнями страдали?
– Я-то откуда знаю? Ты бы еще спросил, до какого возраста он в постель писался, – возмутился я.
– Этого, полагаю, он и сам не помнит, – заметил тезка, остановился, отдуваясь. – Ты помедленнее передвигаться можешь? Отрастил ноги, понимаешь…
Я сбавил темп, назидательно сказал:
– Спортом, брат, заниматься надо. Очень рекомендую. А что касается моего приятеля, так он на данный момент, боюсь, вообще ничего не помнит.
– Ну, это мы еще посмотрим. Вперед! – подстегиваемый профессиональным зудом, тезка засеменил по коридору с удвоенной энергией.
В палате, разом поприветствовав всех находившися там сотрудников, Крутиков более ни на что постороннее не отвлекался, а целиком и полностью углубился в изучение объекта. Меня он игнорировал вообще, потому как вытряс всю интересующую информацию еще на пути в реанимационное отделение.
Благодаря маленькому росту Крутиков оказался почти вровень с сидящим на кровати объектом, то есть Мишкой. Жестом отвергнув ненужный стул, он оттягивал Мишкины веки, ощупывал его заросший густыми курчавыми волосами угловатый череп, проделывал перед носом объекта какие-то пассы и совершал еще массу любопытных вещей, успевая между делом задавать вопросы о результатах анализов пациента, состоянии его костей и мягких тканей, дозах и способах введения препаратов. Поглощенный своим занятием, Крутиков не трудился обращаться к собеседнику по имени-отчеству, а просто формулировал вопрос и наставлял пухлый палец на человека, от которого ожидал услышать исчерпывающий ответ.
При этом никому в голову не приходило обижаться или вставать в позу, потому как все понимали – Владимир Николаевич работает. Кроме того, все присутствующие испытывали тщательно скрываемое, но явственно витавшее в воздухе облегчение от того, что нашелся кто-то, кто взял наконец на себя ответственность по решению медицинской головоломки под условным названием «Мишка Колесов».
Я же, не востребованный, продолжал упорно топтаться в сторонке, со все возрастающим любопытством наблюдая за происходящим в палате.
Наконец специалист по мозгам, как любил выражаться Щербаков, приостановил свою бурную деятельность, оглядел присутствующих и удивленно поинтересовался:
– Почему в палате больного так много народа? Работаем, господа-коллеги, работаем!
Пересмеиваясь, мы потянулись в коридор, откуда постепенно разбрелись по своим рабочим местам.
– Во как! – уважительно произнес Щербаков, оглядываясь на палату. – Будь здесь сам главный, он бы и его выставил и даже не заметил. Денек-другой у нас еще прокантуется, а там, глядишь, Колобок его к себе заберет.
– Как пить дать, – согласился я, вместе со всеми радуясь тому, что Мишка оказался наконец в нужных руках. – Сегодня же перевести попытается.
– Сегодня не выйдет, – с недовольной гримасой возразил Щербаков, – наш вклад в оздоровление пациента еще не закончен. Сутки еще как минимум понаблюдать надо. Во избежание.
Я потоптался еще немного под дверью в палату, потом пришел к выводу, что от Колобка-Крутикова сейчас все равно ничего не добьешься, и тоже ушел.
* * *
Прозвище Колобок прилипло к Владимиру Николаевичу Крутикову с первых же дней его работы в седьмой спецбольнице, чаще именуемой и сотрудниками, и большинством больных коротким словом «клиника».
Прозвище Крутикова ничуть не задевало, потому что, во-первых, человеком он был необидчивым, а во-вторых, слышал это самое прозвище с глубокого детства. При росте 159 сантиметров телосложения он был плотного и весил под семьдесят килограммов. При этом никому в голову не приходило называть Крутикова «толстым», «жирным» или «коротышкой». Вес его равномерно распределялся по всем частям тела, нигде ничего не висело, не выпирало и не колыхалось.
Двигался же энергичный Володя Крутиков без суеты, но всегда быстро, даже стремительно. Говорил он обычно быстро, вечно куда-то спешил, но не потому, что опаздывал, а оттого, что его стремительная натура постоянно требовала движения, бурной деятельности. Поэтому еще в детстве, быстро и уверенно переступая короткими ногами, он нередко слышал за спиной:
– Колобок, колобок, куда катишься?
С возрастом называть Крутикова Колобком в глаза стали все реже и реже. Возражать против такого прозвища он не возражал, но окружающие любили и уважали его за ум, оптимизм и веселый, легкий нрав. А так как Колобок звучало хотя и ласково, но все-таки несколько унизительно, звали его обычно Вовой, Володей или Вовкой. Недругов же, тем более врагов Крутиков отродясь не имел и унижать его целенаправленно, с умыслом было некому.
Учился Володя неизменно хорошо, но особую склонность имел к так называемым гуманитарным предметам, отлично разбирался в биологии, помогал одноклассникам писать сочинения и ловко импровизировал, подсказывая маящемуся у классной доски, где расположен на карте город такой-то или когда, где и почему произошло то или иное историческое событие. Хитроумные и без тени фиглярства подсказки Крутикова обычно вызывали такой бурный восторг у одноклассников и неудержимый смех у учителей, что невыучивший урок частенько счастливо избегал двойки, а сам Колобок получал очередную хорошую отметку за знания и изобретательность.
Между тем никто и не догадывался, что веселый нрав и неизменно дружеское расположение Крутикова к окружающим были не столько природным даром, сколько результатом постоянной, ежедневной и кропотливой работы над собой.
Колобок много и с увлечением читал, особенно же он интересовался вопросами психологии и социологии. Интерес его к данным наукам был отнюдь не праздным. С помощью почерпнутых из многочисленных книг, журнальных публикаций и статей в специальной литературе знаний Колобок усиленно боролся со своими комплексами и недостатками. По правде говоря, серьезный комплекс у Крутикова был только один – он жутко стеснялся своего маленького роста.
Благополучно разделавшись с «комплексом коротышки», как он сам формулировал свою проблему, к моменту окончания средней школы Крутиков обнаружил, что попутно решил еще один важный жизненный вопрос, а именно – избежал мучительных размышлений на тему «Куда пойти учиться». Интерес Колобка к психологии и психотерапии с решением личных проблем не угас, родители же спали и видели свое ненаглядное чадо в белоснежном халате, с докторской крахмальной шапочкой на голове и фонендоскопом, традиционно болтающимся на шее. Вот и отправился Володя в медицинский, рассудив, что быть психиатром не менее интересно, чем психологом.
Изучение основ психологии все же не прошло для Крутикова даром и выразилось в стойком неприятии официального и общепринятого на тот момент категоричного медикаментозного способа лечения всех специфических болезней и «отклонений от нормы» – начиная от излишней нервозности и переутомления и заканчивая шизофреническими и иными расстройствами. Нет, Крутиков, разумеется, знал и понимал необходимость и эффективность применения лекарственных препаратов. Но также он был твердо убежден, что применять их следует дозированно и только в крайних случаях. Так как считал, что слово, умело и вовремя сказанное, равно как и выслушанное, может принести больному зачастую гораздо большую пользу, чем самое «крутое» лекарство.
За эту свою убежденность Крутиков неоднократно получал крепкие нагоняи и даже предупреждения и выговоры от начальства, которые, впрочем, с лихвой компенсировали признательность и благодарность целой армии пациентов. Но было это давно, в самом начале деятельности Колобка на поприще психиатрии и психотерапии.
Когда точка зрения отечественной медицины в данном вопросе резко поменялась на противоположную, неожиданно выяснилось, что коллеги Крутикова самое главное свое оружие в борьбе с болезнями, а именно слово, использовать не умеют, молодой доктор Колобок-Крутиков быстро перешел из разряда «попов» и «отщепенцев» в разряд «перспективных», что дало ему возможность получить не только сатисфакцию у коллег, но и неплохо оплачиваемое место в психиатрическом отделении седьмой спецбольницы.
Надо сказать, сам Колобок крутые перемены в отечественной медицине и собственной жизни воспринял с чувством должного удовлетворения, но со свойственным ему хладнокровием, основную же радость вызывал у него тот факт, что стало «легче дышать» и проще претворять в жизнь свои идеи и прожекты.
Одно обстоятельство, правда, не давало ему покоя. «Комплекс коротышки», борьба с которым была, казалось бы, столь успешно завершена еще несколько лет назад, никуда не исчез, а проявился снова, переродившись в серьезные проблемы невысокого человека в отношениях с противоположным полом.
Можно было, конечно, задаться целью найти себе милую и добрую пару «по росту», на чем и успокоиться. Колобок, однако, в душе остался неисправимым романтиком и идеалистом, тайно мечтающим о высокой и чистой любви. А женщин до поры до времени доктор разделил на три неравные категории. В категорию побольше входили женщины-друзья и женщины-единомышленники, в общении с которыми Колобок получал духовное удовлетворение. Самую маленькую категорию составляли те особы женского пола, которые регулярно и успешно помогали доктору реализовать сексуальные потребности. А третья, наиболее обширная часть взрослого женского населения состояла из лиц под условными названиями «без слез не взглянешь», «не по Сеньке шапка», «еще не определился» и «остальные» или «неприкасаемые», то есть пациентки, коллеги, жены друзей и прочие особы.
Сейчас Колобок временно отставил в сторону решение вечного для себя вопроса «с кем быть», потому как полностью углубился в изучение нового любопытного пациента, по-дружески подкинутого ему Ладыгиным. Пациент был особенно любопытен Колобку еще и потому, что с подобным феноменом «специалисту по мозгам» уже приходилось сталкиваться и интересовал он доктора чрезвычайно сильно.
Глава 4
Меня били. Били щадяще, не на «все сто», но неумолимо и со знанием дела. А потому очень чувствительно, чтобы урок усвоился хорошо и надолго. Били меня на ринге, а делал это старый друг и соратник по боксу, а ныне тренер Саня Малышев. Я уже не пытался сопротивляться, а лишь прикрывал голову и ребра и глухо охал и постанывал, когда очередной хорошо поставленный удар достигал цели, то есть меня.
– Ну что, кулек, достаточно или еще добавить?
Не веря своему счастью, я осторожно приподнял голову и выглянул из-за перчатки одним глазом. Саня, даже не запыхавшись, легко прыгал по рингу, продолжая наносить сокрушительные удары, но уже в воздух на безопасном расстоянии от меня.
«Кульками» он пренебрежительно называл всех, кто неуклюже двигался, безалаберно относился к тренировкам и режиму, в общем, ленился душой и телом, зазнавался и требовал «хорошей науки».
Разбитые губы шевелиться не желали, к тому же мешала «челюсть», поэтому я просто усиленно закивал и жалобно шмыгнул припухшим носом. Но Саню такой ответ не устроил. Продолжая биться с моим фантомом, он приблизился и очередной коронный удар нанес все еще в воздух, но уже в опасной близости от меня живого. Или полуживого, это как сказать.
– Не слышу, кулек?
Я выплюнул «челюсть», выпрямился, в душе надеясь, что смог сделать это с достоинством, и просипел:
– Дофтатошно…
Саня остановился, довольно хмыкнул и пританцовывающей походкой двинулся к канатам, бросив на ходу:
– Урок окончен. Можешь идти в душ.
В душ идти я не мог еще несколько минут, в течение которых сидел прямо на полу, привалившись спиной к стене, пытался восстановить дыхание и равнодушно поглядывал на разбредавшихся по залу Саниных учеников.
– Вам помочь? – участливо поинтересовался один из ребят, с сочувствием и любопытством рассматривая мою разукрашенную физиономию.
Ну уж нет, только этого не хватало! Чтобы какой-то сопляк… Я посмотрел на него с нарастающей яростью, но тут же осекся, вовремя вспомнив только что преподанный мне урок, целью которого было избавить меня от непосильного груза чрезмерного самомнения и спесивости.
Я благодарно улыбнулся участливому пареньку, отчего из разбитой губы опять начала сочиться кровь, и небрежно поинтересовался:
– Пластырь есть?
Минут через сорок, обильно украшенный кусочками пластыря, как видавший виды чемодан дорожными наклейками, я уже слонялся по просторному вестибюлю спорткомплекса в ожидании Сани Малышева, чтобы вне пределов спортивного зала высказать ему все, что думаю о его садистских методах воспитания и о нем самом. А заодно чтобы с комфортом доехать на Саниной «девятке» до станции метро.
– Я позвоню, дядя Слава?
Какой-то паренек, получив благословение пожилого вахтера, прошел за стеклянную перегородку и принялся терроризировать допотопный телефон.
Надо бы и мне позвонить, пока телефон под рукой, неуверенно подумал я, вспомнив о Кате и о назначенном на сегодня свидании. А то нехорошо получается – сам напросился, а потом взял и не пришел. Листок с номером Катиного телефона я, злой и невыспавшийся этим утром, оставил дома. Но сочетание цифр было таким легким для запоминания, что номер легко всплыл в памяти по первому требованию.
Паренек давно уже закончил разговор и вышел на улицу, а я все еще терзался сомнениями. Звонить или не стоит? Катиного голоса вспомнить я так и не смог, но эффект, им произведенный, был неизгладим.
Ладно, позвоню, быстро скажу, что не получается встретиться, и положу трубку. Я испросил разрешения дяди Славы на звонок и взялся за телефон с чувством смутной тревоги и еще более смутной надежды, что девушки не окажется дома или она сообщит, что раздумала встречаться со мной.
Трубку подняли после третьего гудка.
– Да? – услышал я знакомый голос, и заготовленные слова тут же вылетели из головы.
– Здравствуйте, Катя. Это Владимир, я звонил вам вчера, – начал я издалека, соображая, как бы потактичнее сообщить о перемене планов. – Понимаете, тут такая ситуация…
– Володенька! Как я рада, что вы позвонили! Мои планы несколько изменились, – при этих словах сердце мое слабо екнуло, но тут же застучало как бешеное, потому что продолжение фразы оказалось совсем не таким, как я ожидал услышать, – я закончила дела еще час назад и все это время просидела около телефона в надежде, что вы позвоните. Вы ведь уже свободны, не так ли?
– Д-да, – выдавил я, чувствуя, как вчерашний водоворот подхватывает меня снова и стремительно увлекает куда-то вниз. В бездну. Падение неожиданно оказалось таким сладким, захватывающим и дразнящим, что я не предпринял ни малейшей попытки сопротивляться.
– Скажите, где вы находитесь. Я за вами заеду. Мне не терпится с вами встретиться.
Я ощутил легкое головокружение.
– Так откуда вы звоните? – продолжал обволакивать меня голос сирены.
– Из спортивного комплекса… На Щелковской, – запинаясь, я попытался объяснить, как лучше добраться до спорткомплекса на машине.
– Далеко забрались, – весело сказала Катя, – но я вас найду, не сомневайтесь. Ждите, скоро буду.
Прозвучало это как угроза.
Я положил трубку, рассеянно поблагодарил дядю Славу и обреченно поплелся на выход. Мне не хватало воздуха.
– А, вот ты где, – Саня сбежал по ступенькам, направился к машине, бросив лукавый взгляд в мою сторону. – Едешь или?..
– Или.
– Уверен? – искренне удивился Малышев. – Я думал, меня ждешь.
Лучше бы это было так, мрачно подумал я, поднимая руку в прощальном жесте.
– Как знаешь. К следующей тренировке советую выспаться и отдохнуть как следует. Бывай!
– Угу.
С затаенной тоской я проводил глазами быстро удаляющуюся «девятку» и уютно устроился на травяной лужайке, приготовившись к долгому ожиданию.
Пусть все будет, как будет. Дождусь эту телефонную чаровницу, дам ей взглянуть на себя повнимательнее. Вряд ли наше знакомство продлится дольше получаса. Особенно учитывая мою залепленную пластырем физиономию и пустые карманы. В бумажнике уныло позвякивала мелочь, но ее могло хватить разве что на две порции сливочного мороженого.
Не обращая внимания на снующую мимо спортивную публику, я незаметно задремал, убаюканный шелестом тополиных листьев и щебетанием вездесущих воробьев. Мне снилось болотистое озерцо, а в нем – глубокий черный омут, в который меня затягивало все глубже и глубже. Мимо проплывали пучеглазые рыбы, сизые утопленники и русалки с зелеными волосами. Одна из русалок коснулась плавником моей щеки, отчего мне стало зябко и щекотно.
Я проснулся, почесал щеку и наткнулся на чьи-то узкие длинные пальчики, нежно поглаживающие свеженалепленную полоску пластыря. Я подумал и решился открыть глаза.
В нескольких травинках от моего носа расположилось стройное женское бедро, обтянутое плотным серебристым шелком. А вот и русалка собственной персоной. Я усмехнулся.
– Хороший сон?
Черные глаза смотрели на меня ласково и чуть иронично. Глаза напоминали продублированную уменьшенную копию омута из сна. Вот только в глубину меня больше не тянуло. Я уже был там, а ноги мои прочно завязли в густом иле. Я глянул сквозь толщу темной воды на склонившееся надо мной очаровательное лицо и задал себе резонный вопрос: а точно ли я проснулся?
– Здравствуйте, Володя.
Лицо молодой женщины обрамляли густые темно-каштановые, почти черные волосы, выдававшие примесь то ли восточной, то ли цыганской крови. Губы ее, подкрашенные вишневой помадой, были пухлыми и красиво очерченными, а кожа золотисто-персикового цвета казалась слегка бледной в сочетании с темными волосами.
– А как вы узнали, что я – это я? – Я неуклюже сел и принялся сосредоточенно разминать затекшую руку.
– Так здесь же больше никого нет, – Катя, а в том, что это была именно она, сомнений не возникало, весело рассмеялась. – К тому же, вы выглядите именно так, как я вас себе представляла.
Катя легко поднялась. Глядя на нее, я почувствовал еще один приступ головокружения. Моя русалка в отличие от зеленоволосых чешуйчатых красавиц из сна выглядела, как несколько необычная, но при этом очень удачная помесь вавилонской блудницы, непорочной девственницы и очаровательной ведьмочки из гоголевских рассказов.
Дав мне возможность вдоволь налюбоваться своими достоинствами, Катя произнесла с милой улыбкой:
– Так мы едем или остаемся? Откровенно говоря, я ужасно голодна. Впрочем, если хотите, можем устроить пикник прямо здесь.
Я сообразил, что все еще сижу на траве, и поспешно поднялся. К моему удивлению, мы оказались почти одного роста. Катя, правда, была в туфлях на высоком каблуке, но и мой рост считался гораздо выше среднего.
Я безропотно сделал шаг вслед за Катей, на мгновение вспомнил о пустом кошельке, но в следующую секунду мое внимание уже было полностью поглощено видом слегка покачивающихся упругих бедер. Пусть будет как будет, окончательно решил я и второй шаг сделал уже более уверенно.
Вскоре выяснилось, что идем мы к машине, которую Катя оставила на дороге. К спорткомплексу она спустилась ножками. Этими прелестными, стройными, загорелыми ножками. Головокружение усилилось.
При нашем приближении передняя пассажирская дверца чуть приоткрылась. Из этого я сделал два вывода. Во-первых, нас трое. Во-вторых, это не частный извозчик и тем более не такси. Ни разу не видел извозчиков, открывающих пассажирам дверь.
