Стенание

скачать книгу бесплатно

– Целиком и полностью, – кивнул я.

– Заранее предупреждаю: это грязное и опасное дело, которое следует хранить в тайне. – Парр глубоко вздохнул. – Вам сообщат нечто такое, о чем знать смертельно опасно. Королева сказала мне, что вы предпочитаете держаться подальше от политики, поэтому давайте говорить откровенно. – Он посмотрел на меня долгим взглядом. – Теперь, когда я вас предупредил, по-прежнему ли вы готовы помочь ей?

Я ответил сразу же, без размышлений и колебаний:

– Готов.

– Но почему? – спросил лорд Уильям. – Я знаю, вы не религиозный человек, хотя когда-то им были. – Его голос посуровел. – Как и многие в наши дни, вы равнодушны к вопросам веры, сержант Шардлейк, вы из тех, кто ради собственного спокойствия и безопасности закрывает на это глаза.

Я глубоко вздохнул:

– Я хочу помочь королеве, потому что она благороднейшая леди из всех, кого я встречал, и никому не делала ничего, кроме добра.

– Вот как? – На лице лорда Парра неожиданно появилась сардоническая улыбка. Он опять бросил на меня долгий взгляд, а потом решительно кивнул. – Тогда идемте. В апартаменты ее величества.

И он повел меня по узкому коридору мимо роскошной венецианской вазы на столе, покрытом красной турецкой тканью.

– Мы должны пройти через приемную короля, а потом через приемную королевы. Там будут молодые придворные, ожидающие возможности увидеться с высшими лицами королевства, – пояснил лорд Уильям устало, а потом вдруг остановился и поднял руку.

Мы находились около маленького узкого окна с тонким переплетом, открытого из-за жары. Парр быстро огляделся, не видит ли нас кто-нибудь, и после этого, положив руку мне на рукав, торопливо и настойчиво проговорил:

– Поскольку вам нужно будет понять, как обстоят дела в целом, вы должны это увидеть. Посмотрите сбоку в окно, он не знает, что за ним наблюдают. Ну же, скорее, пока есть такая возможность!

Я взглянул в окно и увидел выложенный плитками двор. И там, на этом дворе, двое крепких гвардейцев в черных нарядах, поддерживая под руки какого-то огромного человека, облаченного в желтый шелковый камзол с легким меховым воротником, помогали ему идти. Я в изумлении понял, что это король. Прежде я видел Генриха VIII вблизи дважды – во время его поездки в Йорк в 1541 году, когда он был воистину величественной фигурой, и в Портсмуте в прошлом году. Теперь я был потрясен тем, насколько его величество изменился в худшую сторону: он непомерно разжирел и выглядел измученным болью. Передо мною сейчас было жалкое подобие монарха, этакая развалина. Его огромные ноги казались еще толще от повязок и бандажей и разъезжались, как у гигантского ребенка, при каждом мучительном шаге. От любого движения необъятное тело правителя сотрясалось и колыхалось под камзолом. Лицо его представляло собой сплошную массу жира: маленького рта и крошечных глаз было почти не видно за складками на щеках, а некогда крючковатый, как клюв, нос стал мясистым и бесформенным. Король вышел на прогулку с непокрытой головой, и я увидел, что он почти совсем облысел, а оставшиеся от некогда пышной шевелюры волосы, как и редкая борода, совершенно поседели. Впрочем, лицо его было кирпично-красным и покрытым по?том от усилий при перемещении по маленькому дворику. Пока я смотрел, его величество вдруг нетерпеливым жестом поднял руки, отчего я инстинктивно отскочил от окна. Лорд Парр нахмурился и приложил палец к губам. Я снова выглянул, а король в этот момент заговорил тем совершенно не соответствующим его внешности визгливым голосом, который я запомнил еще по Йорку:

– Отпустите меня! Я и сам могу дойти до двери, покарай вас Бог!

Телохранители расступились, и Генрих сделал маленький неуклюжий шажок, но тут же остановился и закричал:

– Моя нога! Моя язва! Держите меня, болваны!

Его лицо посерело от боли, и он с облегчением вдохнул, когда стражники снова взяли его под руки и поддержали.

Парр шагнул в сторону и жестом велел мне сделать то же самое, а когда мы отошли, произнес странным, ничего не выражающим тоном:

– Вот он. Великий Генрих. Никогда не думал, что придет день, когда я пожалею его.

– Неужели совсем не может ходить? – прошептал я.

– Лишь несколько шагов. В хороший день чуть больше. Его ноги в сплошных язвах, со вздувшимися венами. Он гниет на ходу. Иногда его приходится возить по дворцу на коляске.

– А что говорят доктора? – Я занервничал, вспомнив, что любые разговоры о смерти короля считаются государственной изменой.

– В марте Генрих сильно болел, и медики готовились к самому худшему, но он каким-то образом выжил. Однако, говорят, еще одна простуда или закупорка его обширной язвы… – Лорд Уильям огляделся. – Король умирает. Его врачи знают это. И все при дворе знают. И он сам тоже. Хотя, конечно, не хочет этого признавать. Но ум его ясен, он по-прежнему все контролирует.

– Боже правый!

– Генрих почти непрерывно испытывает боль, плохо видит и не хочет умерять свой аппетит: говорит, что постоянно голоден. Еда осталась его единственным доступным ему удовольствием. – Дядя королевы прямо посмотрел на меня и повторил: – Единственным доступным ему удовольствием. Не считая разве что небольших верховых прогулок, но садиться на лошадь королю становится все труднее. Это продолжается уже довольно долго. – По-прежнему тихо и постоянно озираясь, не идет ли кто, лорд Парр продолжил: – А принцу Эдуарду еще нет и девяти. На Совете думают лишь об одном: кто примет бразды правления, когда придет время? Коршуны кружат над троном, сержант Шардлейк. Вы должны это знать. А теперь пойдемте, пока кто-нибудь не заметил нас у этого окна.

Лорд Уильям повел меня дальше и свернул еще к одной охраняемой двери, за которой слышался гул голосов. Из открытого окна раздался слабый болезненный вскрик, и я вдруг с изумлением обнаружил, что мне, как и лорду Парру, тоже жалко Генриха.

Глава 5

Стражник почтительно поприветствовал Парра и открыл ему дверь. Я знал, что королевские апартаменты устроены по одному принципу во всех дворцах: ряд комнат, все менее и менее доступных по мере удаления, а в самой глубине – личные покои короля и королевы. Приемная его величества была самым красочным и экстравагантным по своему убранству помещением. Одну стену там покрывало яркое полотно с изображением Благовещения: все фигуры на нем были в римских одеяниях, а цвета – такими яркими, что буквально резали глаз.

Комнату заполняли молодые придворные – их шелковые рукава мерцали в ярком свете, льющемся из окна. При этом одни стояли, прислонясь к стене, другие беседовали, собравшись в группы, а кое-кто даже сидел за небольшим столом и играл в карты. Видимо, очередные просители и соискатели. Пробравшись сюда благодаря взяткам или связям, эти люди, вероятно, собирались провести здесь целый день. Когда мы вошли, все дружно взглянули на нас. Приемную пересек маленький человечек, вошедший вслед за мной, – низенький, с грустным лицом, горбатый, как и я, в зеленом плаще с капюшоном: я узнал королевского шута Уилла Соммерса с картины, которую видел в помещении охраны. На плече он держал свою обезьянку, которая искала гнид в его русых волосах. Придворные молча смотрели, как он самоуверенно подошел к одной из дверей и его беспрепятственно пропустили внутрь.

– Наверняка за шутом послали, чтобы он развеселил короля после возвращения с мучительной прогулки, – печально заметил лорд Уильям. – Мы пройдем через другую дверь в приемную королевы.

Один молодой человек отделился от стены и, подойдя к нам, снял шапку и поклонился:

– Лорд Парр, я родственник дальних родственников королевы, Трокмортонов. Может быть, для моей сестры найдется место среди фрейлин…

– Не сейчас. – Мой спутник бесцеремонно отмахнулся от него, подходя к двери.

И снова стражник с поклоном пропустил его.

Мы оказались в другой, уменьшенной версии приемной, где стены украшал ряд гобеленов с изображением рождения Христа. Здесь было лишь несколько молодых придворных и йоменов, все со значками королевы. Просители жадно обернулись, когда вошел Парр, но тот нахмурился и покачал головой.

Подойдя к группе, состоящей из полудюжины богато наряженных дам, игравших в карты в большой оконной нише, мы поклонились им. Все они были умело накрашены: лица их были покрыты дорогими белилами, а на щеках пламенели пятна румян. На всех женщинах были шелковые юбки с кринолинами и вышивкой на передней части, и все носили огромные съемные рукава, вышитые контрастными цветами. Каждый такой костюм стоил сотни фунтов, включая работу и материал, и носить его в жаркий летний день, наверное, было очень неудобно. Между дамами в надежде на подачку бродил спаниель. Я ощутил в воздухе напряжение.

– На днях в Уайтхолле был сэр Томас Сеймур, – сказала одна из присутствующих. – Он выглядит лучше, чем когда-либо, такой красавец!

– А вы слышали, как в мае он разгромил пиратов в Ла-Манше? – спросила другая.

Миниатюрная хорошенькая женщина лет тридцати постучала по столу, привлекая внимание собачки, и позвала:

– Эй, Гардинер!

Пес подбежал и уставился на нее в ожидании, часто дыша. Она посмотрела на других женщин и проказливо улыбнулась:

– Нет, малыш Гардинер, сегодня ты ничего не получишь. Лежи и помалкивай.

Я понял, что пса назвали в честь епископа Гардинера и что дама дразнила его. Впрочем, остальные женщины не засмеялись, а скорее встревожились. Одна, постарше других, осуждающе покачала головой:

– Герцогиня Фрэнсис, разве прилично так насмехаться над священнослужителем?

– Почему бы и нет, если он того заслуживает, леди Кэрью, – отозвалась миниатюрная красавица.

Я посмотрел на женщину постарше, сообразив, что это вдова адмирала Кэрью, который погиб вместе с остальными на «Мэри Роуз». Стоя вместе с королем в тот трагический день на берегу, бедняжка своими глазами видела, как тонет корабль.

– Но безопасно ли это? – заметила кузина королевы, та самая леди Лейн, которую показал мне Сесил во дворе.

– Похвальная предусмотрительность, дочка, – резко проговорил лорд Парр.

Еще одна из дам бросила на меня высокомерный взгляд и обратилась к моему спутнику:

– Что, у королевы теперь тоже будет горбатый шут, как у его величества? Я думала, она довольна своей Джейн. Поэтому нас и выдворили сюда?

– Нехорошо, дорогая леди Хартфорд, подобное замечание не делает вам чести, – упрекнул ее Парр. Он поклонился женщинам и повел меня к двери, через которую ходили слуги. – Гордячки, – пробормотал он на ходу. – Если бы дамы из окружения королевы не распускали свои языки, мы бы не попали в такую беду. – Стражник вытянулся перед ним, и лорд Уильям тихо сказал ему: – Никого не впускать в личные покои ее величества, пока мы не закончим.

Тот поклонился, открыл дверь, и лорд Парр ввел меня в комнаты Екатерины.

Еще одно великолепное помещение… На стене висел ряд гобеленов, изображающих эпизод из Евангелия «Чудесное насыщение множества народа пятью хлебами и двумя рыбами». Корме того, здесь были точно такие же деревянные панели в виде занавесей, какие мы видели по дороге сюда. На нескольких столах с тонкой резьбой стояли вазы с розами, а еще на одном – причудливые шахматы. На приподнятом кресле под балдахином сидела королева. Она была одета еще более пышно, чем ее фрейлины, в малиновом платье с кринолином под французской мантией цвета королевского пурпура. Кринолин был покрыт геометрическим узором, и, когда на ткань упал свет, я увидел всю замысловатость рисунка: сотни крошечных окружностей, треугольников и квадратов заиграли на золотом фоне. Корсаж сужался к тонкой талии, с которой свисал золотой шарик с благовониями, и я уловил резковато-сладкий запах апельсина. Этот корсаж имел глубокий вырез, и на белой припудренной шее королевы были видны драгоценные камни на золотых цепочках и великолепная жемчужина в форме капли. Арселе[11 - Арселе – женский головной убор XVI–XVII вв., представлявший собой металлический каркас в форме сердца или подковы, надеваемый на плотный чепец.] на ее темно-рыжих волосах был отодвинут далеко назад. И все же под всем этим величием (и под белилами, покрывавшими тонкие черты лица Екатерины Парр) я разглядел напряжение. Ей было теперь тридцать четыре года, и впервые с тех пор, как я познакомился с нею, королева выглядела на свой возраст. Низко поклонившись, я гадал, что же случилось, и уж совершенно не мог понять, что здесь делает стоящий рядом с ней человек – архиепископ Томас Кранмер, о котором я слышал, что он предпочитает лишний раз не попадаться на глаза королю и не покидает Кентербери.

Я выпрямился. Королева упорно не поднимала глаз, однако Кранмер поймал мой взгляд. На архиепископе были шелковая сутана, надетая поверх черного камзола, и простая черная шапка, из-под которой виднелись седые волосы. Его большие выразительные голубые глаза смотрели тревожно.

– А, сержант Шардлейк, – проговорил Кранмер своим тихим голосом. – Интересно, сколько же времени мы не виделись? Наверное, года три…

– И даже дольше, милорд архиепископ, – ответил я.

Екатерина наконец окинула меня горестным взглядом и натянуто улыбнулась:

– С тех самых пор, как вы спасли мне жизнь, Мэтью. – Она вздохнула, а потом заморгала и повернулась к лорду Парру. – Что, леди Елизавета пошла позировать для портрета?

– Да, но сперва она долго сопротивлялась, – сказал ее дядя. – Леди Елизавета считает, что неприлично писать ее портрет в спальне.

– Видно, она устала позировать. Долго же художник ее рисует… Однако этот портрет очень важен. – Королева снова посмотрела на меня и тихо проговорила: – Как вы поживаете, Мэтью? Чем занимались в последний год?

– Живу я неплохо, ваше величество, – улыбнулся я. – Как обычно, работаю в области права.

– А как дела у Хью Кертиса?

– Тоже хорошо. Он занимается торговлей тканями в Антверпене.

– Вот и славно. Я рада, что из всей этой неприятной истории вышло хоть что-то хорошее. – Екатерина закусила губу, словно не желая продолжать.

Возникла пауза, а потом слово взял Кранмер:

– Как заметила королева, однажды вы уже спасли ей жизнь.

– Имел такую честь, – не стал спорить я.

– И теперь, похоже, вам предстоит сделать это снова.

Я посмотрел на ее величество. Она опять опустила глаза. Эта подавленная, донельзя расстроенная особа была не той Екатериной Парр, которую я знал. И потому я тихо спросил:

– Неужели положение настолько серьезно?

– Боюсь, что да, – ответил архиепископ.

Королева сложила ладони:

– Это все моя вина. Мое тщеславие, моя самоуверенность…

Лорд Парр властным тоном прервал ее:

– Я думаю, лучше начать с самого начала и рассказать сержанту Шардлейку обо всем, что произошло с весны.

Его племянница кивнула:

– Принесите стулья для всех. – Она вздохнула. – Ладно, будем называть вещи своими именами, история очень и очень непростая. Начнем с того, что сказал король в марте.

Уильям Парр многозначительно посмотрел на меня:

– Вы будете только пятым человеком, кто узнает это.

Я сидел неподвижно, стараясь сохранять невозмутимость, хотя мне и очень хотелось сцепить руки на коленях. Мне стало ясно, что на этот раз я поистине нырнул в глубокий колодец. Королева смотрела на меня с какой-то безысходностью, поигрывая жемчужиной у себя на шее.

– Весной король серьезно заболел, – начал лорд Парр, – и не покидал своих покоев много недель. Он приглашал к себе королеву, и ее присутствие утешало его. Их разговоры часто обращались к вопросам религии, как это характерно для его величества. Впрочем, в то время епископ Гардинер только что вернулся из-за границы: он пребывал в прекрасном настроении, поскольку добился успеха в переговорах о новом договоре с Карлом, императором Священной Римской империи.

– И тут я совершила страшную ошибку, – тихо и печально проговорила королева. – Три года я находилась на вершине успеха и всегда была осторожна в своих речах. Но меня одолел грех тщеславия, и я забыла, что я всего лишь женщина. – Она снова потупилась, подняв за цепочку жемчужину и рассматривая ее. – Я стала спорить с королем слишком пылко, пытаясь уговорить его снять запрет женщинам и простонародью читать Библию; я говорила, что все должны иметь доступ к словам Христа, чтобы спастись…

– К несчастью, – вставил лорд Уильям, – ее величество зашла слишком далеко и вызвала раздражение супруга…

Екатерина взяла себя в руки и отпустила жемчужину.

– Величайшей глупостью с моей стороны было то, что я говорила с королем таким образом в присутствии Гардинера. Когда я ушла, король сказал епископу… – Она в нерешительности замолкла и не сразу продолжила: – «Вот уже женщины мнят себя священнослужителями, и мне на старости лет приходится выслушивать нотации от собственной супруги».

Я увидел, как в уголках ее глаз собрались слезы.

Томас Кранмер пояснил:

– Сие известно нам от присутствовавших при этом слуг. И мы знаем, что Гардинер, уподобившись кровожадному волку, каковым он и является, сказал королю, что королева и ее фрейлины – еретики, что в Великий пост они якобы приглашали в покои ее величества проповедников, которые отрицали, что во время мессы хлеб и вино становятся телом и кровью Христа, и обсуждали между собой запрещенные книги. И еще он добавил, что такие люди ничем не лучше анабаптистов, которые подрывают королевскую власть.

Ее величество склонила голову. Взглянув на племянницу, лорд Парр проговорил:

– Но король всегда с подозрением относился к Гардинеру. С тех пор как пал Кромвель, он настороженно слушал тех, кто нашептывал ему о заговорах еретиков. И, несмотря на свое раздражение в тот вечер, он любил королеву и меньше всего хотел потерять ее. Помни об этом, милая, помни всегда.

– Но я совершила опасную вещь, – вновь заговорила Екатерина, и я нахмурился.

Я всегда знал, что в вопросах религии она придерживалась радикальных взглядов, и с содроганием подумал, уж не примкнула ли она в самом деле к протестантам. И снова я ощутил запах дыма со Смитфилдской площади.

– Ваш дядя прав, – обнадеживающим тоном произнес Кранмер. – Король любит вас за вашу доброту и за то утешение, которое вы ему даете. Всегда помните об этом, Кейт.

«Кейт? – подумал я. – Надо же, а я и не знал, что королева и архиепископ настолько близки!»

Лорд Уильям тем временем продолжал:

– Король позволил Гардинеру не только представить ему свидетельства того, о чем он говорил, но и начать борьбу с ересью по всей стране. К тому времени он сильно встревожился: народ проявлял недовольство из-за постоянного роста цен и затянувшейся войны, впрочем милостивый Господь дал его величеству узреть разумность заключения мира. – Он снова взглянул на племянницу. – У королевы есть преданные друзья, и ее заблаговременно предупредили, что коварный епископ начал поиски доказательств того, о чем он говорил Генриху. Я изъял у Екатерины и у ее фрейлин все книги, которые Гардинер, извратив ситуацию, мог представить как свидетельство в поддержку ереси. А те, кого допрашивали относительно того, какие разговоры велись в покоях королевы, сохранили преданность ей и не сказали ничего такого, что можно было бы инкриминировать ее величеству.

Я призадумался: интересно, что за литература хранилась у Екатерины? Впрочем, люди Гардинера для достижения своих гнусных целей вполне могли воспользоваться любой книгой, даже с легким лютеранским налетом.

А королева словно бы прочла мои мысли и заговорила снова:

– Там не было никаких книг еретической природы, и в королевских покоях не говорилось ничего запретного. Хотя Гардинер и приставил своих псов к моим друзьям и моим фрейлинам, нескольких из которых вы могли видеть за дверью, он остался ни с чем.

Так вот почему леди Кэрью так встревожилась, когда герцогиня Фрэнсис косвенно насмехалась над Гардинером!