скачать книгу бесплатно
Перстень Рыболова
Анна Сеничева
Есть в Светломорье заповедные острова, на которых бывают лишь ветры-странники да редкие мореходы. Острова эти спрятаны вдали от больших Архипелагов с шумными городами, разбросаны как бусины по синему шелку морских просторов. Не на каждой карте и разглядишь точку за сотни миль от торговых путей. А тот остров даже на карты нанесен не был. О нем просто знали те, кому положено было знать…
Перстень Рыболова
Анна Сеничева
© Анна Сеничева, 2021
ISBN 978-5-0053-8698-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Вечер жил.
Он дышал, переливаясь огнями, которые отражались в темнеющей воде. Их сверкающая цепь извивалась вдоль берега и покачивалась, вторя движению волн. Ветер доносил из гавани обрывки песен.
В пустых закоулках крепости Старых ветров эти припевки хорошо слышно. Так выстроена крепость – голоса издалека долетают и блуждают потом в стенах. И единственный, кто был сегодня на Старых ветрах, от этих звуков вздрагивал и озирался – всё казалось, его окликают из-за угла. И самое ведь поганое, что не поймешь, кто зовет – тот, кто ушел, или кто следом явился…
– Ох, напринимался страху бедный Арвил, как только с ума не сошел! Вся душенька в пятках сидит, – бормотал под нос маленький старик, щуря колючие глазки. Острые уши, поросшие седыми волосами, задвигались. – Кто ж знал, что Серен перед смертью такое выкинет! А еще прынц… Такого бы прынца на ярмарке показывать! – старик захихикал, тряся сухоньким кулачком. – Мое зеркало разлетелось на осколки от одного его взгляда, дзинь! А потом… – Арвил прихлопнул рот ладонью. – Т-с-с! Не сейчас…
Знали старые мореходы, где строить – весь город как на ладони, далеко видать. И цепь корабельных огней в гавани, и как солнце за море уходит, и как с гор ночь ползет. Обычная ночь, и бояться нечего.
– Зато получил умный, чудненький Арвил за свой страх награду, – старик вытянул сжатый кулачок и с изумлением на него уставился. – Что это у тебя есть, а? Покажи, покажи, Арвил! Э нет, много будешь знать – скоро состаришься! Ну дай, – заюлил он снова, – хоть одним глазком!
Погримасничав вволю, старик разжал ладонь и двумя пальцами взял с нее перстень – скверный перстенек в кривой оправе с сероватым, точно запыленным камнем.
– Принцу он теперь ни к чему. Принц умер, а мертвецам украшения незачем… Мое!
Арвил крепко сжал ладонь. Ощупал себя, ища, куда бы запрятать перстень, полез под плащ и схватился за кожаный поясок. Тихонько зазвенело – на пояске болтались кошелек, чернильница с перьями и какая-то гремучая мелочь.
– Вот сюда припрячу, попробуй, найди…
Над головой пронзительно, тоскливо закричала чайка. Крик эхом скатился куда-то за угол, за Лоцманские ворота, и Старые ветра начали гонять его между башен и простенков. Арвил застыл, держа в руке конец пояска.
– Думаешь, чайка кричит? – прошептал он. – Нет-нет, это не чайка. Это он пожаловал, ходит теперь тут, осматривается… Вон, шаги слыхать. Пойду-ка от греха подальше, мне с ним встречи искать не стоит. А что, славно мне заплатят за разбитое зеркало? – и он визгливо засмеялся.
Последний луч солнца блеснул на глади залива и погас. Закат умирал.
Город погружался в ночную мглу.
Прошло без малого десять лет
Часть первая. Человек зеркал
I
Есть в Светломорье заповедные острова, на которых бывают лишь ветры-странники да редкие мореходы.
Эти острова спрятаны вдали от больших Архипелагов с шумными городами, разбросаны, как бусины, по синему шелку морских просторов. Не на каждой карте и разглядишь точку за сотни миль от торговых путей. А тот остров даже на карты нанесен не был. О нем просто знали те, кому положено было знать.
Когда-то само время, заглянув сюда, остановилось и пустило корни в каменистую землю, где они накрепко срослись с вековыми соснами. С тех пор здешняя жизнь не шла, а проплывала – как облака по небу в погожий день. Бури и шторма лихолетий проносились над островом, лишь слегка задевая крыльями верхушки деревьев и не нанося особого вреда. Правда, последние годы кроны исполинских сосен качались всё сильнее. А гости, которые появлялись в этих краях, приносили слухи один тревожнее другого: о пиратах, которых развелось полно в Светломорье, о мятежах, беспорядках и много еще о чем…
…В начале марта, когда холодные дожди ушли на север, а с востока подули теплые ветры, в гавани островка бросил якорь незнакомый корабль.
Стояло то чудное и таинственное время, когда год поворачивает с зимы на весну. В эту пору отмечают Ясные вечерницы – череду древних праздников, которые длятся до первой весенней грозы. Старое время, зимнее – смыкается с новым, а на границе крутит невидимые вихри, путает и скрещивает людские пути. Потому и случается то, чему случаться вроде бы и не должно.
Нынче вот был четверг-ветреник. В этот день ветры, как известно, дорог своих знать не хотят и летают, как вздумается. Шумят всюду гости с юга и запада, с гор и равнин, и кто умеет слушать ветры, узнает немало новостей. Но то больше чародеи, а мальчишка по имени Арвельд Сгарди учился другому. Чудного языка он не знал, и в шелесте ветвей ему слышалась только новая весна, полная надежд и точно самая лучшая.
Сгарди несся по каменистой тропе, перепрыгивая через ручьи и корневища сосен. За колодцем тропа заканчивалась – жилья поблизости от Горы уже не было. Крутой, почти отвесный склон покрывала россыпь из валунов, будто кто-то опрокинул между сосенками громадный мешок с камнями.
Ворона, качаясь на ветке, смотрела, как странный человек в три прыжка взобрался по опасной круче и тут же исчез на вершине. И ни деревца не задел.
Наверху Арвельд замедлил шаг. Сколько он набегал? Раз двадцать… Тогда всё, на сегодня хватит. Конечно, можно еще пару раз пробежаться, но жаль было времени – очень уж чудесный выдался денек.
Здесь было заметно холоднее, чем внизу. Пахло талым снегом, соснами и морем. И видна была вся Храмовая гряда – десяток островков-камешков, осколков больших земель между Северным и Лафийским архипелагами.
Не иначе, когда пращур всех рыболовов наделял детей землями, осталась у него горсть таких вот камней, которые и дарить неловко, так он размахнулся и бросил их в море: бери, кто захочет! Только никто не позарился. Незавидная была земля: горы, затянутые жесткими коврами хвойных лесов и продуваемые всеми ветрами, на самой окраине Светломорья. Так эти места с давних пор и звали – Шартэн-аэп-Келлах, «Пристанище на краю морей».
Угол глухой, а всё ж гости с Архипелагов наведывались, и довольно часто: что ни месяц, то стоял в заливе корабль. Иногда местному люду удавалось кой-чего вызнать о гостях, и в рыбачьем поселке пищи для пересудов хватало надолго. То старики-звездочеты по острову разгуливали, чародейки разные и колдуны – порой такого страхолюдного вида, что оторопь брала. Просто не приведи бог… Мореходы с дальних берегов – те, которые знали острова и страны Светломорья, как свои пять пальцев. Еще появлялись молчаливые, неприметно одетые люди, с бесшумной поступью и стальными глазами, которые ударом меча могли снести сосну.
Домыслов было много, а точно знали одно – гости приезжали в монастырь у Кедрового ручья.
Приезжали, уезжали, иногда задерживались на месяц-другой. И тогда в монастырь из поселка было не попасть – хотя вон она, Обитель всех ветров, крыши из зелени видать. И ворота настежь. А не зайдешь, и всё тут: тропа будет крутить, вилять, и не заметишь, как окажешься на другом конце острова, куда и не собирался. Об этой диковине в поселке судили-рядили, но большей частью просто принимали как должное.
Обитель много лет жила бок о бок с поселком, лечила и учила, предсказывала погоду, а требовалась помощь посерьезнее – обращалась к своим гостям. Поселок помогал по хозяйству и снабжал разной снедью. Жили, в общем, как добрые соседи. Но что за дела творились в монастыре, и какая причина была влиятельным чужеземцам наезжать в такую глушь… Кто их разберет. Троих безродных мальчишек из обители, нет-нет, да и расспрашивали, но ничего не выведали. Да и что те могли знать – скорее всего, попросту там прислуживали и ко всяческим тайнам близко не допускались.
Кому скажи, что гости являются в монастырь из-за них – не поверят, да еще и посмеются.
А между тем так оно и было.
Близился вечер. Облака серебристым неводом висели в небе. Над соснами вился дымок из печных труб, на берегу смолили лодки. Кто-то наигрывал на свирели.
Пора было спускаться вниз. Друзья, поди, заждались. Арвельд взобрался на валун, чтобы еще разок глянуть на корабль – отсюда он был особенно хорошо виден. Стоит на якоре с полудня, откуда прибыл, никто в поселке и слыхом не слыхал. И того больше – даже не видели, когда он появился. Плотник вон божился, что только вошел к себе в сарай, через минуту вышел – а вон тебе и мачты торчат. Правда, этот соврет – недорого возьмет…
По вершине пронесся холодный ветерок. Почти ледяной. Откуда ни возьмись, закружился маленький смерч, подхватил горсть сухих листьев и швырнул с Горы. Исчез так же быстро, как и появился.
Арвельд смотрел, как оседает пыль на камнях, и вдруг понял, что не слышал шелеста листьев. Странно, он вообще ничего больше не слышал, точно оглох – такая тишина стояла кругом. Чайки замолчали. Подевался куда-то обычный ветер, бродивший в соснах. Море – и то словно исчезло. Горизонт затянуло чем-то – и не тучи, не дымка, а словно марево… Облака потемнели и опустились на остров. Будто Храмовую гряду накрыло глухой пеленой, в которой стало трудно дышать. И послышалось в этой тишине то ли шипение, то ли чей-то шепот. Слов не разобрать, но язык незнакомый, чужой…
Это длилось всего мгновение.
В следующий миг снова обозначился и посветлел горизонт. Воздух посвежел. Где-то в ветвях закаркала ворона, и с берега снова послышалась свирель.
Сгарди поежился – до самых костей прохватил лютый озноб, будто опять вернулась зима. Видение появилось и пропало так быстро, что он и разглядеть толком ничего не успел. Зато осталось странное чувство – не то чтобы страх, нет, другое… Уйти захотелось, хоть куда, лишь бы подальше. Арвельд соскочил с камня, злясь на себя – подумаешь, уши заложило на Горе, что теперь, не ходить сюда, что ли…
И тут же увидел его.
Сперва показалось, что на обрыве торчит каменный утес, темный против солнца, хотя никаких утесов на вершине никогда не было. Потом Арвельд понял, что перед ним человек.
Стоял он на самом краю – необыкновенно прямой и стройный, в тяжелых складках плаща, словно выбитого из черного камня. Стоял себе и смотрел на море. С виду вроде человек как человек, только было в нем… непонятное что-то, чужое. Сразу и не поймешь, что именно. Но он будто мог простоять так целую вечность и не двинуться с места. Да, пожалуй, так – точнее сейчас не скажешь.
Только эта мысль пронеслась у Арвельда, как человек повернул голову и встретился с ним глазами.
Надо же, какие точеные черты, как мраморные… Плащ из черного камня, а лицо из белого. Даже сами глаза как смарагды – яркие и зеленые. И безо всякого выражения.
– Вечер добрый, – сказал Арвельд. – Ищете что-то?
Незнакомец так и смотрел на Сгарди, не спуская глаз-самоцветов.
– Ищу, – отозвался наконец он. – Монастырь, который звали Обитель всех ветров. Он стоял когда-то на одном из этих островов… – голос звучал обычно, но человек произносил слова, будто вспоминая их значение.
– Монастырь здесь, – ответил Арвельд. – Но с Горы трудно спускаться, тут дороги нет. – По-хорошему надо бы предложить проводить, раз он тут гость нечастый, но Сгарди отчего-то подумалось, что ни ему, ни гостю это не нужно.
Чужак показал рукой в сторону.
– Туда идти?
– Да, – ответил Сгарди. – Ворота с резными столбами, увидите…
– А как зовутся теперь эти края?
– Храмовая гряда, сударь.
– Храмовая гряда, – повторил незнакомец, вслушиваясь, как звучат эти слова. – Храмовая гряда… Столько лет прошло, не мудрено и забыть. Последний раз я был тут, когда Шартэн-аэп-Келлах еще принадлежал Лафии.
Больше он не спрашивал, а Сгарди в разговор не тянуло. Странный, однако, гость пожаловал. Любопытно, к кому из них троих. Арвельд быстро пошел к россыпи, и в затылок ему дунул уже знакомый ледяной ветер. Оборачиваться не хотелось. Обернешься – а он так и глядит своим немигающим взглядом. И не то, чтобы пугающим этот взгляд был, нет… Просто люди так не смотрят.
У валунов россыпи Арвельд всё же не удержался и глянул назад.
На вершине было пусто. Камни разбросаны, как обычно, да кривая сосна. А незнакомца и след простыл.
Арвельд плюнул и ускорил шаг. Да так, что чуть вниз не скатился по своей россыпи.
Когда он подходил к деревне, уже казалось, что эта встреча во сне привиделась. Так, почудилось… Как вдруг Арвельд вспомнил, что земли Храмовой гряды и впрямь считались когда-то лафийскими.
Только было это лет двести тому назад.
II
Нигде ветры не шумят так тревожно и сильно, как в прибрежных соснах.
Год от года странствуют они по разным землям, а береговые деревья им – как кораблям гавань. Вот и ведутся там разговоры денно и нощно о всяких делах, что творятся в мире.
– …в полдень сцепились двое прямо у переправы, – Гессен перебирал клюкву, вытаскивая листья и мох из корзины, – один с юга, другой с запада. Вот и представь себе – в лесу тишина стоит, ни одна ветка не шевелится, а по реке целый смерч гуляет. Вороны с перепуга орут, брызги летят, пена, галька в разные стороны… Я их еле разнял.
– Из поселка кто-нибудь видел? – спросил Флойбек.
– Этого еще не хватало… Нет, конечно.
– А что не поделили?
– Да я так и не понял – дорогу, кажется. Так тот, что с юга, потом всё про пожары вещал. Будто много дыма он переносит, – Гессен помолчал, растирая в пальцах какой-то стебелек. – Дым, гарь, беды… Тяготы. На их языке это примерно так звучит – ну, на том, что ветрам слова заменяет.
Флойбек вытащил из корзины горсть ягод. Пожевал и сморщился.
– Ну и кислятина…
– Какая выросла.
– Откуда, ты сказал, второй ветер – с запада? А он что?
– А что он скажет… Там и раньше покоя не было, в мирные-то времена. Враждуют века четыре, это у них вроде местного обычая. А нынешний король молодого князя и вовсе ненавидит – очень гордого нрава правитель выдался. За словом в карман не лезет, на поклон не ходит, – Гессен вытащил улитку и осторожно положил на камень, – совсем от рук отбился, надо бы поучить уму-разуму. А князь Расин только из долгов вылез. Княжество нищее, и воевать не на что.
– А мы тут сидим, – заметил Флойбек, глядя, как улитка выползает из раковины.
– Вот именно… А мы тут сидим.
Флойбек встал, по-кошачьи потянулся и запрыгнул на высокий каменный парапет, схватившись за сосну.
– Корзину мне не спихни, – предупредил Гессен. – Собирать сам будешь.
– Вижу, вижу…
Внизу лежал залив, изрезанный скалами. Легкий ветер морщил воду. К востоку торчала из моря старая башня с остроконечной крышей, заросшей деревцами. За башней стоял корабль.
– Гостя-то видел?
– Видел, – коротко ответил Гессен.
– И что думаешь?
– Пока неясно.
Флойбек оперся о ветку, покачался, щурясь на море. Потом замер и издал тонкий, протяжный свист – вроде тихий, еле слышный, но со стороны рыбачьего поселка показалась стая белых птиц. Чайки закружились прямо над головой, хлопая крыльями. Флойбек свистнул еще раз, и птицы с криками разлетелись в стороны. На тропу с гулким звуком шлепнулось несколько густых белых пятен.
– Клюква!
– Да я успел убрать! Вот дурак! Теперь понятно, почему старосте крышу вчера изгадили – чистого места не осталось…
Флойбек взъерошил темные волосы. На его щеке остались капли смолы от соснового ствола, он растер их и вдохнул терпкий пряный запах.
– Скука… – произнес он. – Может, бурю устроить?
– Я тебе устрою. Забыл уже, что месяц назад было?
– Виноват, не рассчитал. Так никто не пострадал, сам знаешь. Ну небольшое волнение можно сделать – вон там, за Кошачьей горой. Никому ведь не помешаем…
