скачать книгу бесплатно
Она оказалась поразительно теплой и мягкой. Никогда бы не подумал, что в ноябре может быть такой – хоть купайся. Пожалел, что не надел плавок. Да, жалко. Но можно и без плавок, вообще голым – весь пляж его… Но не стал. Остановило глупое опасение, что вот заплывет, а откуда-нибудь выскочив вор и прихватит вещи. Как в каком-то рассказе Чехова…
Пошел вдоль кромки суши – песок спрессованный, почти как асфальт – в сторону города. До города, конечно, не дойдет. Так, прогуляться… Жалел, а вернее досадовал, что при такой погоде всё закрыто, всё вымерло, обезлюдило. Может, не ожидали подобной, как август, осени?.. С другой стороны, так приятно быть одному. Нет, не быть, а побыть. Никого не стесняешься, слышишь только природу… Главное не нарваться на каких-нибудь гопников. Брать у него нечего, кроме телефона, сигарет и нескольких сотен рублей, но могут отделать. Отгасить, как называли это бугры в его городке…
Чайки стояли по всему берегу на почти равном расстоянии друг от друга. Метрах в пяти. Словно распределили участки и ожидали на них какой-то добычи. Что вот возьмет и свалится с неба. Или этот одинокий человек кинет вкусного… Когда Сергеев проходил мимо, смотрели на него злыми и требовательными глазами. Да, у чаек очень злые глаза.
– Нету ничего, – оправдывался Сергеев, почему- то чувствуя неловкость. – Не взял с собой.
Вспомнил, что дома у него полбатона заплесневело, и неловкость усилилась.
Кое-где на песке серовато-зеленые, уже подсохшие водоросли, оставшиеся после ночного волнения или прилива… Интересно, на этом море бывают приливы? Однажды он оказался на Белом море. Пикничок там устроили у воды. Посидели, выпили, поели, а когда Сергеев поднялся, то не увидел моря – вместо него был ребристый песок.
Заметив его недоуменный взгляд, местный сказал: «Купага. Счас там мидий на песке кишмя». И Сергеев, как маленький, с полчаса бегал по недавнему морскому дну и разглядывал мидий, пугался появлявшимся из ниоткуда холмикам – будто под землей кто-то выдавливал песок из тюбика или работала мясорубка с одним отверстием.
«Это пескожил какает, – объяснил местный. – Рыба на него хорошо-о идет».
Сейчас Сергеев ожидал увидеть что-нибудь подобное. Мидий, пескожильи холмики, а обнаружил другое.
Сначала решил, что это старый мяч, почерневший от морской воды и опутанный нитями водорослей, как мехом, и слегка пнул вперед. Еще подумал: «Не так скучно будет». Представил, что побежит, отдавая пасы, финтя, пробивая по воображаемым воротам… Но мяч не покатился, а лишь качнулся и превратился в птицу – с головой, длинной шеей, тощими крыльями, клювом, похожим на шило, и красными глазами.
И тут же она вновь превратилась в черный меховой мяч.
– Всё чудесатей и чудесатей, – сказал Сергеев, чувствуя, что реальность действительно трескается и опадает ломкими черепками. И эти птичьи глаза… Говорят, птицы потомки динозавров… И фильм «Птицы» вспомнился. Сейчас чайки налетят, павлин прибежит, и этот мяч снова распрямится, как игрушка- трансформер, и – клюнет. В глаз, потом в другой…
– Эй, – дружелюбно произнес Сергеев, присаживаясь на корточки, изо всех сил стараясь оставаться взрослым, здравомыслящим человеком. – Ты чего это? Ты кто, приятель?
Хотел потрогать, но отдернул руку – мало ли, может, птичий грипп или еще что. Паразиты какие…
Пытался вспомнить, что это может быть за птица. На утку не похожа. И на кулика. Куликов он видел у себя на родине…
– Эй, птаха, что с тобой? Как помочь?
Действительно хотелось помочь. Спасти. Но как, в самом деле?
Единственное, до чего додумался – найти две палочки и, подняв на них упорно продолжавшую прятать голову где-то на груди птицу, перенести подальше от моря. На деревянный настил, наверное, для шезлонгов.
Положил; она снова коротко распустила крылья со слипшимися перьями, глянула на Сергеева и, найдя равновесие, свернулась.
Сергеев постоял над ней, продолжая думать, что делать. Выкурил сигарету. Не придумал и пошел дальше.
* * *
На обратном пути наткнулся на открытое… Это была «Шаурмячная» – так, по крайней мере, сообщала вывеска. Внутри теплый желтый свет, девушка за прилавком, а по другую сторону парень. Ждет, наверное, шаурму… Сергеев вошел.
– Здравствуйте.
И девушка, и парень посмотрели на него с удивлением, бормотнули ответные приветствия.
– Можно что-нибудь съесть и выпить?
– Кухня не работает, – сказала девушка. – Чипсы вот, сухарики, пиво.
После прогулки хотелось горячего.
– Жалко. А почему всё закрыто? Вроде и погода – дай бог…
– Сезон кончился, – ответил парень; теперь Сергеев видел, что это не покупатель, а то ли муж девушки, то ли ухажер, и пришел проведать или пообхаживать. – Вот и закрылись.
Девушка добавила:
– Чего налоги впустую платить. Всяко-разно при такой пустоте в минус работать.
– А вы что открыты? – неосторожно поинтересовался Сергеев, и девушка сразу напряглась:
– Будете покупать?
– Я хотел чего-нибудь такого… Шаурму, шашлык.
– Извините, кухня не работает. И мы тут – собираемся…
Взгляд парня теперь был враждебным; Сергеев приподнял руки:
– Я понимаю, понимаю. – Мелькнуло из Лермонтова: «Встревожил честных контрабандистов». – Не подскажете, где здесь можно пообедать нормально?
Парень посмотрел на девушку, девушка на парня. И девушка ответила:
– Выше по трассе есть «Алтын». Он должен работать. Вроде.
Уже когда вышел на трассу, вспомнил, что не спросил, далеко ли. Может, пять кэмэ топать придется. А может, и вовсе нет никакого «Алтына» – придумали, чтоб отвязался.
Но «Алтын» появился даже раньше, чем Сергеев предполагал. Широкое двухэтажное здание, в одной половине магазин, в другой, судя по вывеске и большим тонированным окнам, ресторан. Рядом заправка… Островок жизни.
Голод уже действительно теребил желудок, но больше чем поесть хотелось цивилизации. Не домашней, с приемом пищи на кухне, а такой, городской. Почему-то принято есть в ресторанах, кафешках, столовых. Не только ведь для того, чтоб не готовить самим.
Вошел и словно бы оказался в другом измерении. Большое полутемное пространство, приятная – как и хотел – музыка, вкусный запах. Не еды, но если и освежителя, то очень похожего на аромат скромных цветов.
– Здравствуйте! – раздалось приветливое, женское со стороны барной стойки.
– Добрый день, – ответил Сергеев. – Поесть у вас можно?
– Конечно. Присаживайтесь. Официант сейчас подойдет.
Ну слава богу… Никогда не думал, что от этих слов станет так приятно. «Соскучился, Олежа, соскучился», – подтрунил над собой.
Снял куртку, повесил на крючок, уселся. Свет над его столом стал ярче.
Столы размещались вдоль стен, а центр зала был свободен. Под потолком висел большой стеклянный шар, напоминая о дискотеках восьмидесятых. Потолок поддерживали шесть квадратных колонн.
Из двери рядом со стойкой вынырнул классический официант – белый верх, черный низ, – направился к Сергееву.
Поздоровался, положил перед ним папку меню.
– Спасибо, – сказал Сергеев. – Через три минуты подойдите, я выберу. – Мысленно похвалил себя за голос: деловой и при этом вежливый, чистый.
– Да выбирать, признаться, особенно не из чего, – извиняющийся фальцетик официанта. – В плане блюд. С напитками – полный набор.
Сергеев досадливо засопел; на самом деле не очень-то досадовал, но надо было показать.
– Что, всё так грустно?
– Не совсем. Давайте я перечислю, что есть? Салат, закуски?
Сергеев открыл меню.
– Мидии в сыре, например?
– К сожалению…
– Рапан?
– Отсутствует.
– Ладно, говорите сами, чем богаты. – Возмущаться Сергеев опасался – официанты люди коварные, могут и в еду наплевать, набросать козявок из носа.
Кое-как составили комплект, правда, совсем не южный, не приморский: селедка с вареной картошкой, солянка, свиные ребрышки с рисом.
– Пить что-то желаете?
Сергеев ответил не сразу. Не то чтобы растерялся от вопроса, но выбирал, вернее, решался. И решился:
– Двести грамм водки. Вот этой.
– «Русский стандарт»? Отлично. Правда, я бы посоветовал коньяк. Местный, три звезды, очень мягкий. По цене – идентично.
– А он хороший?
– Превосходный. Соседи делают, из своего винограда… Плохого не посоветую.
«Ну да, здесь надо коньяки с винами пить, – мысленно согласился Сергеев, – даже если в ноябре». И кивнул.
– Да, – вспомнил, – хлеба еще!
– Хлебная корзинка входит в заказ.
«Корзинка…»
– Замечательно.
Сходил в туалет, помыл руки, сбрызнул лицо, с удовольствием вытерся бумажными полотенцами.
Да, пребывание в ресторане вызывало тихое ликование. Будто вернулся то ли с зоны, то ли из армии или долгой экспедиции, вахты. И вот ты король жизни. Пусть даже один в зале на сто человек.
Вспомнился веселившийся Виктор-Витя. «Нет, мне до него еще далеко. Слава богу».
* * *
До армии Сергеев почти не посещал так называемые пункты общественного питания. В их городе было, кажется, три ресторана, из них два при гостиницах, одно кафе, которое вечно находилось на ремонте, и одна общественная столовая под названием «Огонек», где так пахло – запах начинался еще на улице, – что заходить туда не хотелось.
В школьной столовой он ел очень редко, двадцать копеек, которые мама каждое буднее утро ему выдавала, тратил на бананы – нет, на один банан, который вытягивал примерно на двадцатик (просил продавщицу найти пожелтей), – или на игровые автоматы, грушевый сок в гастрономе, или бросал в копилку. Внизу копилки находилось заткнутое пробкой отверстие, так что при надобности Сергеев доставал горсть мелочи…
Когда ему было лет четырнадцать, возле парка культуры и отдыха поставили самолет, кажется Ту-134, и вскоре открыли в нем кафе. Скорее, это был буфет – еду там, кажется, не готовили, из горячего имелся только чай и кофе, ассортимент составляли разные пирожки, пирожное, булочки. Но шли туда за мороженым – с ним в городе всегда была напряжёнка, как тогда говорили: дефицит.
В первые недели к самолету тянулась длинная очередь; «москвичи»-каблуки не успевали завозить продукты… Сергеев и не пытался оказаться внутри – смотрел издали, потряхивая монеты в кармане, и уходил.
Но в конце концов очередь иссякла, он поднялся по трапу, уселся в удобное самолетное кресло, заказал официантке заварное, стакан дюшеса, мороженое – три шарика; до сих пор помнил: шоколадный, клубничный и мятный… Официантка принесла, с улыбкой выставила еду на стол, но есть Сергеев не мог. Вернее, ел через силу.
Было ужасно неловко. Может, из-за малого и непривычного – в самолетах он никогда не летал – пространства. Может, из-за людей, сидевших за соседним столиком. Казалось, они наблюдают за ним. А вероятнее всего, просто не умел есть на людях. Потом привык. В армии, в студенческой столовой, в московских кафешках и кабаках…
После четвертого курса Сергеев приехал домой на каникулы. И в него влюбилась юная девушка. Вика ее звали. Влюбилась именно так, как умеют влюбляться только юные – безотрывно на него смотрела, ловила каждое слово, то краснела, то бледнела… Сергееву было приятно – он тогда вообще чувствовал себя королем жизни. Пошли первые заказы – после успеха «Клубнички» возникла мода на российские ситкомы, понадобились сценаристы, молодые, остроумные и нетребовательные; одним из таких оказался Сергеев.
Но сюжеты настоящих сценариев в нем тогда клокотали – он был уверен, что эти ситкомы только начало, стартовая площадка… В то лето писал сценарий о строителях крупнейшей гидроэлектростанции страны. Вернее, об их тогдашней жизни, в середине девяностых. Великая стройка, длившаяся три с лишним десятилетия, завершена, романтики шестидесятых- семидесятых состарились, и кем чувствуют они себя теперь…
ГЭС находилась от их города в ста километрах. А в семидесяти – поселок, где как раз и жили работники станции, ветераны строительства, их дети, внуки… Сергеев решил провести там пару дней, набраться если не материала, то духа. Позвал с собой и Вику.
Посетили музей, погуляли по широким и пустынным – людей было удивительно мало – улицам, посидели на каменистом берегу бешеного, только-только вырвавшегося из-под турбин, Енисея. В основном же занимались сексом в номере гостиницы. Ели в ресторане при ней, похожем на обычную столовку.
Но в последний вечер Сергеев повел Вику в настоящий ресторан. Названия он не помнил, да оно наверняка изменилось, как и интерьер. А тогда это было именно то, что часто показывали в советских фильмах, когда требовалось изобразить эпоху нэпа – высокий потолок, бархатные шторы, громоздкие столы и стулья, которые не оторвать от паркетного пола, похожие на постельные покрывала скатерти, стены из красного дерева…
Еда тоже оказалась какой-то слишком советской, вернее, из прошлого, – биточки и зразы, бифштекс, ростбиф, говядина с горошком. По залу плыли голоса Анжелики Варум, Алёны Апиной, Татьяны Булановой, а сам зал, как и сейчас, в забытой богом Антоновке, был пуст. Только Сергеев… И тогда еще Вика.
Он, разомлев от обстановки, ощущения, что чуть ли не весь ресторан откупил, быстро накидался водкой и стал буровить чушь. Признавался Вике в любви, обещал жениться и увезти в Москву, сразу передумывал и говорил, что бросит институт, они поедут в животворящую русскую глушь. «В Верее спрячемся, в Кашире… Нет, в Коломне! Домик купим, землю, будем своим трудом жить». Он успел к тому времени поездить по Подмосковью.
Вика смотрела на него и счастливо улыбалась.
Слава богу, что это было уже в августе – недели через две Сергеев улетел штурмовать пятый курс. В октябре познакомился с девушкой, которая стала его первой женой и матерью дочери. Дочери теперь два- дцать один. Старше, чем тогдашняя Вика…
Что с ней, где она? Несколько лет они продолжали встречаться, когда Сергеев навещал родителей. Иногда встречи заканчивались ее слезами, упреками в том, что обманул, предал, иногда – бурным сексом. А чаще всего сначала были слезы и упреки, а потом – секс.
Приезжая с женой и дочкой, Сергеев очень боялся, что они столкнутся с Викой на улице, репетировал свое поведение, если она, например, бросится с кулаками или начнет рассказывать жене, что между ними было…
Но не столкнулись ни разу. А потом Сергеев разошелся с тогдашней женой, Вика же на телефонные звонки и письма на мыло не отвечала – наверное, повзрослела и перестала испытывать к нему и любовь, и ненависть.
После смерти родителей квартиру продал, деньги распылились. На родине давным-давно не был. О Вике постепенно забыл.
А сейчас вспомнил.
И в этом полутемном, пустом зале, под похожие на те, в том ресторане, песни, так захотелось вернуться назад. Отмотать, стереть двадцатник лет. По-другому прожить. С Викой ли, или нет, но по-другому.
А что, можно было и с ней. Симпатичная, милая, а главное – она из всех женщин его любила. Вот так, чтоб смотреть на него с открытым ртом, идти за ним хоть куда, и даже после того как женился, надеяться, что будет ему нужна…
