Азиль

скачать книгу бесплатно

Тот вешает на крюк свёрнутый канат и оценивающе смотрит на Акеми.

– Что надо-то?

– Хочу наняться в команду.

Бородач опирается руками на кормовой релинг, с усмешкой рассматривает девушку.

– У меня есть опыт, – твёрдо говорит Акеми. – Я ходила на «Проныре».

– И где теперь твой «Проныра»? Топай отсюда. Дырка на корабле – плохая примета.

– Месье, прошу вас…

– Проваливай! – резко обрывает он и уходит, давая понять, что разговор окончен.

Акеми чувствует себя оплёванной. На то, чтобы злиться, сил уже не осталось, и она медленно бредёт по пирсу прочь. Спускается к самой воде, подбирает в полосе прибоя редкие куски водорослевых лент. Есть хочется так, что внутренности сводит. Акеми пробует пожевать буро-зелёный лист, находит его мерзким, но другой еды на сегодня не предвидится. Она сглатывает горьковатую массу, суёт в рот ещё один обрывок. Жуёт яростно, песчинки скрипят на зубах. Глотай, Акеми, если не хочешь разреветься, как малолетняя соплячка. Или ты не хозяйка своим эмоциям?

В плечо ударяется камешек. Маленький, не больно. Акеми вздрагивает, оборачивается, испуганно шарит взглядом вокруг. В серых сумерках от опоры Купола отделяется щуплая фигура, приветственно машет девушке рукой.

– Боннэ? – удивлённо окликает Акеми. – Ты зачем здесь?

– З-затем! – радостно улыбается Жиль и вприпрыжку спешит навстречу. – З-за т-тобой следил, вот так вот!

Девушка теряется, пытаясь понять, шутит он или всерьёз, и поспешно запихивает комок водорослей в карман штанов. Бывший юнга останавливается в метре от Акеми, рассматривает её, склонив голову набок. Улыбка на его лице гаснет.

– Т-ты… Чего с-случилось?

– У меня – ничего, – как можно безразличнее отвечает Акеми. – Гуляю после работы. Тебя сюда как занесло?

Жиль мнётся. Пожимает острыми плечами, пинает камушки носком ботинка.

– Я ночую т-тут, п-под лодкой, в-вот так вот, – признаётся он наконец. – Ну, и увидел т-тебя. И х-хотел п-поздороваться.

Девушка оглядывается, смотрит туда, куда указал мальчишка.

– Под той лодкой? Ты что – так и не вернулся домой?

Он молча кивает. Даже в сумерках видно, как краснеет правая сторона лица. Акеми становится неуютно. Собственные проблемы начинают казаться мелочами жизни.

– Тут же сыро, бака! И действие Купола слабое! – сердито восклицает она. – В городе места мало? Боннэ, ты…

– Бака, з-знаю. Тут м-мокро, но лёд не растёт. – Жиль вздыхает. – Метни б-ботинок, если т-тебе от этого б-будет легче.

Он отступает на несколько шагов в сторону и покорно поднимает руки. Акеми смотрит на мальчишку, и от его виноватого взгляда что-то внутри неё плавится. Секунда на раздумья – и она протягивает ему ладонь:

– Идём. Я устала и хочу домой. А ты поживёшь пока у нас.

Просияв, Жиль срывается с места и несётся к своей перевёрнутой лодке.

– Я сейчас! – кричит он радостно.

И возвращается в обнимку с большим бумажным кульком. Из него одуряюще вкусно пахнет кукурузными лепёшками.

– Б-бери, Акеми. Т-ты же голодная…

Девушка заглядывает в пакет – и не может сдержать удивлённого возгласа:

– Как много! Жиль, откуда столько?

– Спёр, – коротко отвечает бывший юнга.

– Я не возьму, – хмурится Акеми и направляется прочь от пирса.

Жиль догоняет её, суёт в руку лепёшку.

– Ешь. Я п-помню, что ты не б-берёшь чужое. Я честно сп-пёр. В уплату за работу, в-вот так вот. Это п-после обеда осталось. Т-ты не п-поверишь, куда бы это всё д-дели…

– Куда? – машинально спрашивает Акеми, не оборачиваясь.

Жиль почти бежит за ней, придерживая кулёк у груди. Акеми борется с желанием впиться в лепёшку зубами, но не может себе позволить этого при юном воришке. Пусть поймёт, что она возмущена его поступком.

– У н-начальника столовой с-свинья. Д-две. И в-всё, что остаётся со стола, идёт им. В-вот так вот. Я и з-забрал – чтобы д-досталось тем, к-кто заслужил.

После недолгих размышлений, кто более достоин кукурузных лепёшек – свинья или голодная молодая женщина, Акеми решительно суёт кусок лепёшки в рот.

– Остальное – в семью, – строго говорит она. – Как плату за кров. И поторапливайся, не то придётся пешком через весь город идти. Гиробус ждать не будет.

Акеми Дарэ Ка стоит у приоткрытого окна и смотрит с высоты двенадцатого этажа. Вечерний Азиль кажется тёмным и тихим, но Акеми точно знает, что в это время на пыльных улицах Третьего круга ещё кипит жизнь. Возвращаются со второй смены работники целлюлозной фабрики и завода пластмасс, из прачечных и швейных мастерских, целыми семьями расходятся по домам посетители вечерней проповеди Собора. Она смотрит в темноту за окном, пытаясь понять, почему ей так беспокойно.

– Акеми, – окликает её отец.

Девушка вздрагивает, извиняется и ставит на низкий столик жестяной поднос с тремя маленькими чашками, похожими на половинки ярких шаров. Ярко-жёлтую больше всех любила мама. Теперь эта чашка негласно принадлежит Акеми. Отцовская чашка синяя, как небо над морем после бури. Алую чашку любит Кейко. Когда она пьёт, ладони обхватывают чашку так, будто сестрёнка греет об неё руки. Сейчас Акеми ставит красную чашку перед Жилем. Он гость, а Кейко всё равно нет дома. Где-то ходит со своим драгоценным Ники-куном.

Отец благодарит Акеми, опускается на колени пред столиком, жестом приглашает дочь и Жиля присесть. Жиль долго пытается усесться так, как это делает хозяин дома, но ему непривычно, и мальчишка сопит и ёрзает.

– Жиль, ты можешь сесть так, как удобно, – улыбается Макото. – Акеми, принеси гостю подушку, пожалуйста.

– Н-не, спасибо! Я как п-привык, можно? – смущается мальчишка.

И устраивается по-турецки – острые коленки выглядывают из прорех штанов. Потом заглядывает в чашку – и удивлённо восклицает:

– Ух ты! Чай!

– Пробовал такое, да? – В голосе Макото слышится удивление.

– Ага! Д-давно уже, но п-помню… Откуда у в-вас такая роскошь?

– Это подарок моей младшей дочери. А самой Кейко это принёс её молодой человек.

Макото произносит это спокойным повествующим тоном, но Акеми прекрасно знает, что отец не одобряет отношений Кейко и Ники. «Вы не ровня, – качая седой головой, говорит он младшей дочери всякий раз, как та заводит речь о парне. – Пойми и прими, пока не нажила проблем». Кейко всякий раз покорно кивает, но этими кивками всё и ограничивается. Акеми всецело согласна с отцом, но на её попытки поговорить с неразумной младшей сестрой неизменно следует жёсткий ответ: «Не лезь и не завидуй».

«Зато у нас есть чай», – утешает себя Акеми и отпивает из чашки.

Макото пьёт маленькими глотками, наслаждаясь вкусом малодоступного в Азиле напитка, прикрывает глаза от удовольствия. Жиль свою чашку уже опустошил и теперь вовсю набивает рот кукурузной лепёшкой.

– Подавишься, – ворчит Акеми, глядя на его округлившиеся щёки.

Жиль в ответ что-то мычит, изображая всем своим видом, как ему хорошо и что он готов съесть раз в сто больше. Взгляд Макото теплеет, губы трогает улыбка. Акеми думает, что улыбающийся отец выглядит лет на десять моложе. После смерти мамы радость на его лице стала большой редкостью. Привычный семье и соседям Макото Дарэ Ка немногословен, спокоен и лицом скорее напоминает статую, а не человека.

– Ты вытянулся, но не вырос, – говорит он Жилю.

Мальчишка вспоминает, что полтора года назад, при своей первой встрече с Макото, он неприлично ревел из-за того, что ему не хотят доверять серьёзную работу. И краснеет: на правой щеке проступает густой румянец, левая же, покрытая сеткой шрамов, остаётся привычно-бледной.

– Расскажи, как тебе работается, – меняет тему Акеми.

– Н-на сейнере было лучше. Хотя б-бы кормили досыта. Н-на фабрике т-только и делают, что гоняют. П-принеси это, отнеси т-то… З-зато со мной работает муж-жик, который от-тбывал два года в п-подземке. Ст-только рассказывает интересного! – Мальчишка оживляется, подаётся вперёд, к Макото, сверкая глазами. – Вы знали, что п-под землёй есть сады? И еду там растят для элит-тариев. Он г-говорил, что там от электричества светлее, чем д-днём. И что он св-воими глазами видел запасы. И их там горы! Он рассказывал п-про кур. Ряды к-клеток длиной в высокий дом!

Акеми смотрит на его восторженное лицо – и её накрывает непреодолимое желание остудить мальчишкин пыл. Она отставляет в сторону пустую чашку и негромко говорит, глядя на свои сложенные на коленях ладони:

– Он всё это выдумал. Заключённых заставляют делать самую чёрную работу в городских отстойниках. Перебирать и перерабатывать мусор и наши отходы. Не мог он видеть что-то иное. В бульон, которым нас всех кормят в столовых, идут трупы. А из костей мертвяков делают костную муку и клей. – Она поднимает глаза и смотрит в лицо ошарашенного мальчишки. – Нет никаких садов. Есть только громадный цех, в котором из мёртвых готовят еду для живых.

– Акеми… – начинает было Макото, но девушка перебивает его.

– Это правда, отец! Зачем в ящике, в который укладывают тела для кремации, открывается дно? Почему мы потом никогда не находим в них ничего, даже праха? И какой смысл Сорси врать, что из топки трупы падают именно в цех, а уже потом над пустым ящиком разжигают огонь?

Макото выпивает чай одним большим глотком и приказывает дочери:

– Выйди.

Акеми и сама рада уйти. Прорываются наружу слёзы, что копились давно и не находили выхода. Закрыв лицо руками, она выбегает из квартиры, усаживается на лестничные ступеньки и беззвучно плачет.

Оставшись один на один с перепуганным Жилем, Макото Дарэ Ка подходит к мальчишке, похлопывает его по плечу и мягко говорит:

– Прости её, дружок. Ей тяжело там, где она сейчас работает. У вас свои легенды, у них свои. Относись к этому так, как подсказывает тебе разум. Он, знаешь ли, умеет защищаться не хуже тела.

– Я не верю! – выдыхает Жиль; плечи его мелко дрожат.

– Не верь. Правды и лжи на свете много, и в чистом виде они редко встречаются. Лучше пойдём, я покажу тебе, где разместиться.

Жиль следует за хозяином квартиры в маленькую комнату. Здесь почти пусто: лежат на полу два матраса с подушками и лёгкими одеялами, в углу у окна – тумбочка, накрытая чёрной тканью. Там на незамысловатой подставке покоится что-то похожее на украшенный серебристым рисунком чёрный полуметровый тубус, оканчивающийся оплетённой рукоятью. Жиль проходит в комнатушку, приближается к тумбе, оборачивается – и на его лице, только что испуганном и растерянном, восторг.

– Месье Дарэ Ка, это же… это же м-меч?

Макото коротко кивает. Мальчик складывает ладони перед грудью и отвешивает глубокий поклон мечу. И снова поворачивается к хозяину:

– Разрешите мне взгл-лянуть? Пожалуйста. Я умею.

Получив одобрение, Жиль достаёт из кармана штанов мятый лоскут ткани, бережно берёт им меч, долго рассматривает ножны.

– Месье Дарэ Ка, я не умею в-восхищаться как н-надо, но какая к-красивая работа! Я могу посмотреть дальше?

Изумлённый, что уличный мальчишка знает этикет японского меча, Макото медлит с ответом. Жиль смотрит то на него, то на меч, глаза его восхищённо сияют. Будто встретил старого друга.

– Да, можно, – говорит наконец Макото.

Жиль перекладывает ножны в левую руку, всё так же на тряпицу, убирает правую руку в рукав и через ткань берётся за рукоять короткого меча. Медленно, жадно рассматривая каждый сантиметр клинка, вынимает оружие из ножен. Макото напряжённо следит за мальчишкой. Поразительно: тот держит клинок на таком расстоянии, чтобы не замутнить лезвия дыханием.

– Месье Дарэ Ка, сколько же лет этому в-вакидзаси?[4 - Вакидзаси – разновидность японского меча, длиной 30–60 см. Часто использовался в паре с катаной.]

– Он старше Азиля. На несколько столетий. Этот меч – достояние моего рода.

– Как клинок сияет! Мне к-кажется, он дороже всех сокровищ… и даже немного ж-живой.

Пока мальчишка восторженно любуется мечом, в комнату заглядывает хмурая Акеми.

– Ото-сан[5 - Ото-сан – обращение к отцу по-японски.], к нам гость, – сухо сообщает она и уходит.

Макото коротко извиняется и спешит за ней. Жиль бережно убирает меч в ножны – держа их вертикально, меч в правой руке, ножны в левой, как и предписано этикетом. Вернув вакидзаси на подставку, мальчик снова кланяется, с улыбкой шепчет: «Спасибо» и напряжённо прислушивается к голосам, слышным с лестничной клетки.

Гость напряжённо мнётся на пороге, стараясь не выдавать волнения. Кейко – счастливая, сияющая, уже хлопочет на кухне. Чёрные волосы, забранные в два детских хвостика, бьются по плечам, руки порхают над стареньким чайником. Акеми сидит на кухонном подоконнике, молча смотрит на сестру.

Макото протягивает руку.

– Здравствуйте. Месье Каро, верно?

Ники отвечает на пожатие, и ладонь у него влажная, холодная. Парень нервничает. Чего-то боится.

– Здравствуйте, месье Дарэ Ка. Да, я Доминик.

– Проходите, месье Каро. У нас тесновато, но…

– Не беда, – улыбается Ники. – Я всё понимаю.

«Как же, – с неожиданной злостью думает Акеми. – Понимает он. Чистюля пришёл поглазеть, как плебеи живут».

Она рассматривает парня с разделяющего их расстояния, и он всё больше ей не нравится. Ровесник Акеми, он слишком хорош собой, слишком чистый, слишком хорошо одет. Его вежливость, его неуверенность кажутся девушке фальшивыми. Белозубая улыбка раздражает. Когда Доминик проходит в кухню, Акеми хочется забраться на подоконник с ногами. Чужой запах – свежий, дерзкий – указывает на высокий статус гостя и подчёркивает убогость и тесноту их жилища. Враждебность – всё, что чувствует сейчас Акеми.

– Это для вашей семьи.

Ники передаёт хозяину дома перевязанную шпагатом коробку. Макото благодарит, ставит её на столик, внимательно смотрит на парня и задаёт главный вопрос:

– Месье Каро, что же привело вас сюда?

Ники бледнеет, проступают под глазами тёмные тени. «Волнуешься, – ехидно думает Акеми. – Ну, помучайся, подёргайся». Кейко наигранно увлечена мытьём чайных чашек, слишком рьяно натирает их мыльной тряпицей, слишком сильно плещется в тазу вода. Тоже нервничает, понимает старшая сестра. Знает, зачем её красавчик в гости напросился.

– Месье Дарэ Ка, – решается Доминик. – Я к вам по делу… Чёрт, сказать труднее, чем я думал. Простите мне моё волнение. Я приехал просить разрешения жениться на Кейко.

Тряпица шлёпается в таз с мыльной водой. Кейко замирает, прижав к груди чашку – мамину, жёлтую. Акеми с трудом сдерживается от желания разораться и прямо сейчас выставить Каро вон. Нельзя. Должен сказать отец. А тот молчит, медля.