скачать книгу бесплатно
– Ирония судьбы с лёгким кошмаром. Я предположил, что босс сам ушёл, а Чис сказал, что похитили, и – по лицу мне. А потом решил всё поотрезать и…
– Ну всё, хватит! Не ной! Чего разнылся? – Испанец поднялся и прошёлся по комнате.
Колобок вдруг увидел, что Испанец жутко пьян, и сердце его сжалось и болезненно рванулось вниз. Колобок вырос с отчимом-алкоголиком и по этой, вероятно, причине без привычной настороженности воспринимал нетрезвых людей лишь тогда, когда сам бывал пьян.
– Я просто… понимаете… – залепетал он.
Испанец остановился и по-рыбьи глянул в его сторону.
– Ты мне конкретно скажи. Ты мне… Мозгуна похитили? Похитили Мозгуна, я тебя спрашиваю, или он сам свалил?
– Не знаю. Чис думает, что похитили, а я…
– Другой вопрос. Кто Комара прирезал?
– Я не знаю. Не я. Не наши.
– Ты ничего не знаешь. Так? – Испанец подошёл и, теребя бородку, принялся рассматривать Колобка неожиданно избавившимися от пелены бессмысленности глазами. Потом, хитро улыбнувшись, спросил: – Тебя Чис прислал?
Лицо Колобка обрело цвет бедра испуганной нимфы, как пишут в книгах. Такого оборота он не ожидал. Не рассчитывая на особенно тёплый приём, он, в то же время, никак не предполагал, что будет обвинён в подобных вещах.
– Да я с третьего этажа летел! Да все же видели! Я спускался, а Чис ножом… Я полетел. Я чуть позвоночник не сломал! Чис орёт: «Держите!» Я же чудом вырвался!
– Инс… Инсценировка, – усмехнулся Испанец и направился к креслу.
Колобок беспомощно оглянулся на двух крепких ребят, в течение всего этого времени молча стоявших позади него.
– Пошли, голубок, поворкуем, – предложил один из них, поигрывая стеком.
– Расскажешь нам подробненько, в красках и цвете, – добавил второй, высокого роста брюнет с улыбкой генерала Лебедя. – А мы проверим на детекторах лжи. У нас их много разных.
– Господин Испанец! – взмолился Колобок и в ту же секунду схлопотал увесистый подзатыльник от того, что со стеком. – Ой! Ой-ё-шеньки! Ведь ни за что же!
Да, ни за что. Однако стало совершенно ясно, что в полной мере выговориться он получит возможность не здесь, не среди роскоши каминной комнаты, а в гораздо менее комфортабельных условиях.
Спустя час Колобок вновь предстал перед Испанцем.
– Каковы результаты? – лениво обронил Испанец. На этот раз он даже головы не повернул.
Колобок в надежде оборотил затравленный взгляд к провожатым.
– Похоже, не врёт. Можно закапывать, – ответил обладатель ухмылки генерала Лебедя.
Испанец тяжело поднялся и подошёл, пошатываясь, к Колобку.
– Закопать успеем. Так вот, Блинчик-Булочка, или как там тебя…
– Колобок, – шмыгнул разбитым носом Колобок.
– Так вот, Колобок… Да, на меня будешь работать. Я даю тебе шанс, Бублик. Возвращаешься к своим дружкам и… Ты понял, зачем? Чтоб я был в курсе всего и всякого. Да? Что-то новенькое – звонок. Вова, дашь ему свой телефон. Обман, неточность – приговор приводится в исполнение.
– Но Чис!.. Чис убьёт меня! Я едва ноги унёс! – застонал Колобок, когда до его сознания дошёл смысл полученного приказа.
– Ну убьёт и убьёт. На войне как на войне, – развёл руками Испанец. И потерял равновесие. Колобок бросился поддержать его, однако нарвался на неожиданный окрик. – Руки! Коллеги, проинструктируйте и – на запуск. Отсчёт пошёл. А я если чего решил, то обязательно выпью.
Если сомневаешься – не делай, если сделал – не сомневайся. А если сделал против своей воли, под принуждением? А кого это интересует? Уж не Чиса – это точно. Колобок быстро удалялся от особняка Испанца и плакал. Он пропал! Явиться к Чису – смерть, не явиться – тоже мучительная смерть!
Проехав сотню метров, Колобок остановил автомобиль, забежал в сельский магазинчик и купил бутылку водки. Затем вернулся и взял ещё чипсов на закуску. Забравшись в машину, открыл бутылку и, обливаясь слезами и водкой, ополовинил её.
Спустя два часа его нашли у школьного приятеля и притащили к Чису. Мимоходом подвергли неприятной и болезненной процедуре отрезвления посредством оплеух.
Чис был доволен.
– Значит, не успел, гнилушка, переметнуться? Отлично. Но это впереди. Да, Колобок? – Чис удовлетворённо потёр руки и прошёлся по кругу, оценивающе оглядывая помятого соратника. – Мы тут подумали, и я решил… Ну-ну, взбодрись! В общем, Колобок, отправляем тебя в стан врага. Будешь засланным казачком.
– Не-е-ет! – взвыл Колобок. – Лучше убейте! Нет! Нет, я не пойду! Лучше убейте! – Колобок упал на колени, закрыл лицо руками и зарыдал, как любящая жена на могиле любимого мужа.
– Колобо-о-ок, уймись. Ты как ба-а-ба, в самом деле. Вот уж не думал, что ты такой робкий парнишка. Сам подумай, я предлагаю… А это вместо того, чтобы приговорить тебя. Я предлагаю достойно искупить свою вину и послужить общему нашему делу. Ты явишься к Шепелю и расскажешь, как тебя здесь не любят и не понимают. Шепель, кстати, был когда-то корешем босса. Что ещё говорить, мы тебе объясним. И у нас будет свой человечек в стане врагов. Разведчик – это самая почётная и романтическая профессия в мире. С оплатой тоже не обижу.
Колобок продолжал плакать. Романтика профессии разведчика его не увлекала. А стать двойным агентом – это и вообще выше высшего предела. Одновременно быть агентом в двух находящихся в состоянии войны бандитских группировках – самоубийство в извращённой форме.
И всё-таки Колобок дал своё согласие. Он услышал характерный металлический звук, поднял зарёванное лицо и, пряча взгляд от смертельно опасного пистолетного взора, способного навести какую угодно порчу, сквозь рыдания выдавил:
– Я согласен.
– Вот и чудненько. Сам подумай. Ты если и умрёшь, то как герой. В скрижалях о тебе запишут. Памятник тебе сделаем такой, что девки толпами будут на твоей могиле рыдать.
– Я один у мамы остался, – шмыгая носом, сказал Колобок, ни на что уже, впрочем, не надеясь.
– Ну извини, у всех у нас мамы.
Колобок вот уже в течение полугода один был не только у мамы своей, но и у себя самого, потому как брат его Артём, появившийся на свет на целых десять минут раньше него, отбывал шестилетний срок наказания за избиение отчима, которого били вдвоём, крепко и не без удовольствия. Жёсткий, немногословный, всегда идущий к цели напролом Артём писал стихи под Маяковского и зачитывался романами Платонова, считая его самым русским писателем.
Колобка решили отправить к Шепелю, потому как, по мнению Чиса, именно Шепель наиболее авторитетен, если сравнивать его с Пушкиным и Испанцем. Для Колобка же не было большой разницы в том, к кому именно отправит его Чис. Когда он придёт к Шепелю, тот наверняка сообщит Испанцу, что у него перебежчик из вражеского лагеря.
Колобку предстояло решить, насколько он должен быть откровенен с Шепелем и Испанцем. Сказать, что ему опять пришлось бежать и потому он не может быть агентом в стане Чиса? А может быть, рассказать Испанцу о перевербовке?
Ладно, поставим вопрос иначе. С кем выгоднее сотрудничать? По всему выходит, что с Чисом всё-таки разделаются. Если бы босс не пропал, то ещё можно было бы надеяться на что-то. Мозгун-то всё же это Мозгун. Мозгун уж сколько лет живёт и выживает. И всё гребёт и подгребает. Мозгун, рассказывали, когда-то Мозгляком прозывался, а Мозгуном-то уж позднее стал. Мозгун мог стратегически мыслить.
А Чис? Положит братву и сам ляжет. Хотя нахрапистости у него хоть отбавляй. А смелость города берёт. Хорошо бы, Мозгун нашёлся. А ещё лучше, самому его отыскать и выручить. Тогда бы уж точно памятник… Впрочем, в этом случае и в живых бы остался. Остался бы жить да ещё джип в награду отхватил. Крузак, возможно.
Колобок старательно взвешивал, думал, просчитывал варианты, однако не выдержал напряжения и напился, решив отправиться к Шепелю завтра с утра.
Дыхание прошлого
Мозгун дал денег Натке на обновление гардероба.
– Я быстро, – сказала Натка и упорхнула.
Однако возвратилась нескоро, к тому же без покупок.
– Потеряла деньги? Украли? – спросил Мозгун, приподнимаясь с кровати.
Он весь день лежал и, бессознательно прижимаясь к подушке ухом, периодически проваливался в сон, тревожный и неглубокий. Потом пробуждался и переворачивался на другой бок. А на спине, как и вниз лицом, лежать не получалось – ныли косточки.
– Да, потеряла, – виновато отозвалась Натка, затем подбежала к кровати и присела рядом. – Понимаешь, я поставила все деньги…
– Понятно. Дальше не интересно, – оборвал её Мозгун, переворачиваясь на другой бок. Ему не столько денег было жаль, сколько собственных надежд увидеть сегодня Натку прилично одетой.
– Эгоист! – сделала обиженный вид Натка и скоренько перебралась через Мозгуна на другую сторону кровати. – У меня впервые в жизни появилась возможность испытать судьбу, поставив сразу большую сумму, и я, по-твоему, должна была её не использовать? Такая игра! Такая игра! – Натка принялась трясти Мозгуна, вынуждая его приоткрыть глаза. – А он даже выслушать не может. Ты же сам игрок! Мы же встретились на ипподроме!
Мозгун приподнял на секунду левое веко.
– Хорошо, я выслушаю. Но в другой раз. А завтра… Мы завтра, если получится, вместе…
– Да, конечно. Если ещё деньжат подбросишь, – подхватила Натка и поспешила улечься таким образом, чтобы наверняка оказаться в поле зрения мужчины, если хотя бы один глаз его вновь приоткроется. – Ты думаешь, я не понимаю? Да я, если хочешь знать, работу собираюсь искать. Катька уже обещала. Слышишь? Ну, что-нибудь вроде работы у буржуев по хозяйству. Типа, полы, посуда и тэпэ. Но сначала надо на собеседование сходить. И новые шмоточки тут очень кстати. А специально для тебя – бельишко. И не простое. Воланчики, кружева – всё воздушное, соблазнительное, откровенное и нежное до великолепия. Карнавал цвета! Или нет, всё в цвете снега, цвете девственности и богатой простоты. Ты думаешь, я не умею одеваться? Ты думаешь, я не видела пальто из кожи акулы или обувь из шкуры леопарда? Видала. Правда, не носила. Но, между прочим, приценивалась. Был у меня когда-то дружок… Ты же не ревнушь? Он мне много чего покупал. А обещал ещё больше. У него были часы с автоматическим подвзводом и ремешком из чёрной резины с ванильным ароматом. Они были водонепроницаемы до двухсот метров глубины.
– Он так глубоко заныривал?
– Нет, конечно. Мы и на море-то с ним так и не побывали, хотя и планировали. Ещё бы немного, и я могла бы стать дорогой штучкой. И носила бы бриллианты. Бриллианты чистой воды и золото всех оттенков, от серого до жёлтого.
– И где он?
– Убили. Заказное убийство.
– Убили? – Мозгун поёжился. Неприятный знак.
– Возле моего подъезда застрелили, – продолжила Натка. – Он боролся с убийцей, даже карман от куртки оторвал. А этот карман у меня. Я не отдала его милиционерам, а таскала с собой. Года два. Хотела сама убийцу найти. Я очень много курток осмотрела. А модель куртки я до сих пор помню.
– Ты видела убийцу? – Мозгун перевернулся на спину и уставился в потолок, белое полотно которого незамедлительно продемонстрировало одну из очень неприятных картинок из прошлого.
– Нет.
– А как же куртку помнишь?
– Я на Черкизоне нашла эту куртку. Точно такую же, от какой карман был оторван. Спрашивала у продавцов, кто у них такую куртку покупал. Но разве от них, ты панимаиш, добьёшься чего? Э-э, красавица, слюшай суда, да? Э-э, куртка пакупай бэсплатна. За палавина цина аддам, панимаиш.
Натка продолжала что-то говорить, но Мозгун её уже не слышал. Он вдруг осознал, что хочет жить. Желание жить появилось, однако тяги к действию по-прежнему не было. Впрочем, нет и нет. И не надо. Деньги пока есть – и ладно. Ну а там видно будет.
Он пытался думать о том, что сейчас происходит в его ведомстве в его отсутствие, но ничего не выходило – так, ошмётки мыслей, исключительно неудобочитаемые. Только один яркий выплеск – «кровь». Словно надпись на заборе.
На войне как на войне
Убили Петра, Фазиля и Морковку ранили. Они приехали на встречу с Умаром, чтобы передать ему самодельную адскую машинку. Остановились у автовокзала на Щёлковском шоссе и распределили секторы обзора. Не сделай они этого, трупов было бы в три раза больше. Они все стали бы покойниками.
Фазиль первым заметил ствол автомата в окне притормозившей рядом «четвёрки» и заорал:
– Гони!
Морковка рванул машину с низкого старта, благо двигатель не был заглушен, выбросил «девятку» на тротуар и погнал к перекрёстку. Достигнув перекрёстка, он резко взял влево, увернулся от мордатого джипа и ушёл на разворот.
Только теперь Морковка ощутил жуткую боль и схватился за левое колено.
– Я ранен!
– Все ранены, – ответил Фазиль, зажимая руками кровоточащий бок. Он с трудом повернулся назад и констатировал: – Петро – покойничек. На сто процентов. Если снесло полчерепа и выбило мозги, то бесполезно их обратно запихивать. Гони на базу. Только не вырубись.
– Разбиты стёкла. Нас тормознут. Надо выбросить лишнее.
– Не выбросить, а спрятать. Уходи вправо. А я свяжусь с Чисом.
Получив известие о происшествии на Щёлковском шоссе, Чис дал необходимые указания своим людям, а затем позвонил Испанцу.
– Твоих рук дело? – спросил без обиняков.
– О чём ты, Чис?
– Расстрел на Щёлковском шоссе.
– Там кого-то грохнули? – удивился Испанец. – Смотрел вчера в ящик внимательно, но такого не припомню.
– Не вчера, а только что. Война?
– Да ты толком расскажи, если в курсе. Что стряслось? – Испанец продолжал говорить добродушным голосом. – А то в новостях-то ещё не скоро будет, если дело совсем свежее.
Чис прервал разговор и повернулся к Лому и Плясуну.
– Дурачком прикидывается Испанец. Но почерк его боевичков.
– Даже если и не его, то наверняка это его команда была наших валить, – высказался Плясун, на плясуна совсем не похожий и получивший кликуху из-за фамилии.
– Думаешь, Умар сдал?
– Или сдал, или его вычислили, а потом он сдал.
– Или выследили наших, – сказал Лом. – Могло и такое случиться.
В результате непродолжительного обсуждения сошлись во мнении, что на Умара теперь вряд ли стоит рассчитывать. Да и невыход его до настоящего времени на связь, говорил, пожалуй, за то, что именно предательство Умара явилось причиной случившейся трагедии.
– Таким образом, по всему выходит, маскироваться больше нет необходимости, – заключил Чис. – Переходить надо к активной фазе.
Плясун покачал квадратной головой с переломанными ушами борца:
– Думаешь, они этого не понимают? Да они уже давно, как докладывают наблюдатели, сократили количество перемещений, а теперь и вовсе не высунутся без серьёзного прикрытия.
– И при первой возможности натравят на нас мусоров, – добавил Лом.
– Если босс у них в заложниках, то не рискнут, – сказал Чис убеждённо.
