Пока королева спит

– Так вы его прозвали?

– Нет, обычно мы зовем его просто мудак.

Старые сторожа всегда знаю немного больше, чем сторожа молодые, вот и мы знали такие ходы-выходы в древнее здание шлюза, что проникли в него совершенно незаметно для стража, который, надо отдать ему должное, не спал и честно нёс свою вахту. Взобравшись на крышу охранной будки, мы стали изгаляться, как могли. Вилариба заунывно завывал: "У-у-у!" Ардо не своим, я бы даже сказал нечеловеческим, голосом орал: "Крови, мы хотим твоей крови!" а я в силу того, что длинные слова выговаривать уже не мог, да и вообще язык мой меня уже не слушался, просто скрёб осколком стекла по железному коньку крыши, получался мурашковызывающий звук: "Виз-з-з-ж-ж-ж". А вместе выходило следующее: "У-у-у! мы хотим… виз-з-з-ж-ж… твоей крови!" Вот так и рождаются страшные истории, ведь, наверняка, этот мудак внизу будет днём рассказывать, как чудом избежал смерти от лап нечисти. Самой отъявленной нечистью на шлюзе в эту ночь были мы, а где хоронилась настоящая нечисть я не знаю. Возможно, измерив количество алкоголя в нашей крови, она поняла: ловить здесь нечего, можно и по загривку схлопотать.

На крышу вылез только храбрый пёс Алый, которому стало любопытно – кто тут лютует… Но узнав своих, он успокоился… а мы его даже погладили (в рукавицах, конечно). Алый никак не помог новичку в разоблачении псевдонечисти, ведь собаки лучше людей знают – кто хороший, а кто так себе…

Как заснул – не помню. А проснулся я обыкновенным ползунком. У меня были прозрачные крылышки, шпага и раковина. Она нужна для того, чтобы не улететь навсегда в небо, если вдруг я стану легче воздуха. И друзья у меня были все самые настоящие ползунки и любимая – тоже была ползунком. Я ничуть не удивился такому превращения – в жизни и не такое бывает. Только как я теперь буду пить пиво? Оказывается, ползунки очень легко засыпают – вот и я заснул. И приснилось мне, что я настоящий человек, зовут меня Боцман и я жду свою суженную у окна. Я совсем не удивился тому, что из ползунка превратился в Боцмана – в жизни и не такое бывает. Но Эльза не приехала, приехала Александра, она подошла к окну, через которое я смотрел на нашу улицу, и сказала мне: "Боцман, это не твой сон", Это был, действительно, не мой сон, я подчинился укоризненному взгляду герцогини и проснулся. Снова я был ползунком и только один звук мешал мне им быть – это было мощное: "Бом, бом, бом!" – он как бы выталкивал меня из естественного состояния куда-то в неведомое. Где-то я его уже слышал…

Проснулся я на крыше шлюза от ударов часов, которые били на башне спящей принцессы, в компании Ардо и Виларибы. Чего только не приснится на свежем воздухе, в нечистом месте, особенно после всяких мутных разговоров про всемирный заговор ползунков! Вообще-то в нашем королевстве, а особенно в нашем городе, где уже несколько столетий почивает королева, людям довольно часто снятся вещие сны. Например, ночью видишь, что к тебе пришли гости, а днем – точно, твои кореша стучаться к тебе в дверь и хорошо, если ты приготовился и достал припасы, а если нет – пеняй на себя (тебя же во сне предупреждали). Единственным сном, который не сбывается и поэтому удалён из списка вещих, является сновидение про то, как королева просыпается. Его слишком часто видят представители самых разных слоев общества и профессий (для сторонников магистра это кошмар)… а толку – нуль. Пока королева спит.

– Вставайте, хрычи, завтрак проспите! – гаркнул я.

– Ты что ли пойдешь за завтраком? – спросил Вилариба.

– Завтрак – это цель, как революция… ик… ночью было ещё рано, а в обед будет уже поздно, ловить надо сейчас! – выдал я энергично.

– А из тебя бы вышел неплохой проповедник, и блеск в глазах при упоминании еды появился, – заметил Ардо.

На часах натикало уже одиннадцать часов и мы спрыгнули с крыши на смотровую площадку и спустились к Слепому. Теперь можно было уже не бояться выдать секрет перед новеньким – кто был нечистью сегодня ночью. Нельзя же чудака-мудака так травмировать, ведь нечисть есть, её не может не быть. Старый лоцман обозвал нас шалопутами, но, несмотря на наше шалопутство, накормил яичницей с салом, за что мы сказали ему троекратное спасибо и причислили к когорте замечательных людей нашего городка.

– Не волнуйся, Слепой, не посмертно причисляем, ещё при жизни.

– Марш по домам, шалопуты неразумные! – вежливо выставил нас лоцман и мы пошли по домам.

Не знаю как другим, а мне-то домой совсем не хотелось. Но я не откладываю трудные разговоры на потом, тем более что этого самого потом может и не быть, а тогда куда же денется трудный разговор – получается, я его пропущу? Нет уж! Что мне положено судьбой, то положено и этого не отнять. Вот и до дома дошёл – близко все-таки я живу от моей бывшей работы.

– Привет, шалопут! – поприветствовала меня Майя и весь мой стройный план разговора рухнул как карточный домик.

– Угу, – а надо было сказать хотя бы "привет".

Она взяла меня за руку отвела как маленького на второй этаж, усадила на стул, села ко мне на колени и сказала:

– Потому что так надо было.

– Что надо было?

– Ты хотел меня спросить, почему я тебе не сказала кто мой отец, и я ответила на этот вопрос.

Только не надо говорить, что всё это можно было рассчитать логически или увидеть во сне; может быть, у вас в головах и есть запасы серого вещества величиной с наш шлюз, а только у меня такого арсенала мудрости нету в наличии, а вещего сна я не видел, точнее, видел, но какой-то странный и совсем не похожий на вещий, да к тому же там Майи совсем не было. Вот так. Ладно, она меня ещё после этих загадок просто поцеловала, а то бы я её сам поцеловал – хотя этого я уже не упустил…

Я так крепко запутался, что оставалась одно: ждать пока чего-нибудь произойдёт потому, что «так надо»… даже если сейчас закрыть глаза и ни о чем не думать – всё равно запутаешься ещё больше.

Магистр

Информаторы сообщают с мест, что в народе созревают протестные настроения. Так и до бунта может дойти. Нужно всех активистов посадить, а особо буйных повесить. Пущай проветрятся.

– Ах ты моя лапа, – погладил я Люси и та замурлыкала. Это ли не счастье? К сожалению, нужно было ещё и в шахматы играть. Отвлекает меня спящая стерва. Ладно, не долго ей до мата осталось…

Шут

Слышал я о выдуманной стране, но никогда туда не заглядывал. А сейчас довелось. Народ там придумывает королевства, историю, существ и живёт в этом выдуманном мире, лишь слегка соприкасаясь с миром … скажем так: не выдуманным ими (или выдуманным не ими). Я ходил и смотрел на эльфов, оборотней, гоблинов, троллей, гаргулий, ведьм и драконов, которые не были эльфами, оборотнями, гоблинами, троллями, гаргульями, ведьмами и драконами. Грустно. Одно дело, когда ты восхищаешься сказочным миром, в котором ты живешь (некоторые думают, что это реальный мир) и добавляешь к нему свою фантазию, и совсем другое дело, когда ты убегаешь из сказки своей жизни в придуманный ненатуральный мир…

Я ни с кем не разговаривал в выдуманном королевстве. Никто там не мог сказать того, чего бы я уже не знал, а мои словоблудия его персонажам были бы не интересны. К тому же меня там никто не замечал. Я же не перевоплощался и не играл и их игры, я был натуральным несмешным шутом и посему в выдуманной стране моя персона никого не интересовала. В свою очередь и меня не интересовали люди, которые играют в игры.

Но вот – и в этом вся прелесть жизни! – новый поворот. Мой путь повернула малина.

– Шут, куда ты спешишь голодный, когда я здесь разбросала спелые ягоды по своим веткам?

– Уже никуда не спешу.

– Вот и ладненько.

Я стал кушать её, она – учить меня.

– Я вывела правило и назвала его правило Малины.

– С удовольствием послушаю.

– Так слушай же, и оторвись от этой… нет уже этой… нет от всех ягод, я требую внимания!

Пришлось быстро слизнуть ещё парочку крупных малинок и сделать серьёзное лицо

– Внимаю, о королева ягод!

Малина зарделась и продолжила:

– Ягода, которую ты ещё не съел, всегда вкуснее той, что тает у тебя во рту.

Листья её затрепетали от осознания собственной мудрости.

– Полностью согласен, только это относится и к другим ягодам.

– Не спорю, но вывела-то его я, поэтому называться оно будет правилом Малины. И никаких гвоздей!

Гвоздей поблизости, действительно, не было никаких, даже стеклянных, оловянных и деревянных. Я не стал малину разочаровывать, ведь она была не права, точнее она по-малинному, возможно, и была близка к истине, а вот по отношению к тому, кто её вкушал – нет. Все было наоборот: ягода, которую ты только что закинул в свой рот – самая вкусная на свете, ведь другой у тебя может уже не быть. Люди обычно не думают о сиюминутности своего бытия и внезапной смертности своей. Что ж – это их право, право заблуждаться по любому поводу. Малина что-то почувствовала, какой-то отголосок моего несогласия уловила, кокетливо распустила листики и выдала мне новую тему разговора:

– Кстати, был ли ты на кладбище Богов?

– Нет, – ответил я, интересно, кстати, к чему она это сказала, мы же о Богах не говорили совсем.

– Ну-ну! – совершенно без эмоций сказала малина, и это был самый заманчивый призыв посетить кладбище Богов, так сказать, идеальная заманилка. Или замалинка.

Пришлось сворачивать и долго петлять, малина не знала точно, где находится кладбище, она про него слышала краем уха от плюща, плющ – от папоротника, папоротник – от ёлки, ёлка – от пня с мхом на холке… короче мне помог ветер, без него бы не нашёл.

Кладбище Богов располагалось в узкой долине, зажатой двумя скалами – чёрной и жёлтой. Солнце заглядывала сюда только в середине дня, да и то на пару-тройку часов, настолько скалы были круты, а долина – узкой, как горлышко трясогузки. Всю её заполоняли, загромождали и захламляли скульптуры, памятники, идолы, монументы, бюсты и прочие каменные изображения великих людей и разных по калибру Богов. Если слоны сами приходят в долину смерти, чтобы умереть подальше от любопытных глаз, то памятники сюда явно кто-то притащил. Кто, когда, зачем? Неведомо. Поправка – пока неведомо. Я протискивался между каменными истуканами и смотрел, просто смотрел на отражения мёртвых героев и Богов, живых когда-то Богов. Шло время, люди меняли историю и вот уже великие мужи плывут сюда на платформах, которые тянет множество рук. С Богами хуже, в них перестают верить, уже не приносят жертв, уже не молятся им… а возводят новых идолов и проливают кровь уже за них. Старых Богов забывают и тащат сюда, как рухлядь, как хлам, как мусор. Боги хранят молчание. Только одна фигура задрожала при моем приближении, она алкала моей кровушки, но не было ножа, способного перерезать мне глотку и древний Бог замер неоживлённый. Сейчас уже не разобрать надписи на постаментах, непонятно кто сидит на лошади и показывает мечом в даль, куда зовёт этот могучий воин свой народ, да и есть ли этот народ, или только жалкие потомки где-то распродают останки былой цивилизации по базарам и не способны на рывок за горизонт.

Десять месяцев я обследовал кладбище Богов, это было ещё до рождения родителей мальчика, который выберет себе звалку Боцман. Говорить слово «прозвище» более правильно? Зато звалка – смешнее. Я не нашёл ответов на многие свои вопросы, узнал лишь о богоборцах и кое-что ещё. А нашёл… лишь старика, он судорожно сжимал мешочек, исчерканный непонятной вязью, состоящей из белых палочек, рубящихся на фоне из темной шерсти.

– Здравствуй, старик, надо ли тебе еды или питья?

– Нет, – затряс он головой. – Тебе не обмануть меня! Но ты не возьмешь мешочек силой!

– Не возьму, но хотел бы узнать, что в нем.

– Ха! Ты не знаешь?! Там музыка Богов, и ты пришёл за ней!

– Нет. Я не знал, что она там. Расскажи мне о том, что произойдёт, если его развязать.

– Люди просто увидят музыку и услышат гармонию, а увидев и услышав такое, тут же забудут о войнах и прочей глупости.

– Тогда тебе самое время его развязать.

– Не могу. У меня нет полномочий.

Я подумал, что и у меня нет полномочий, и оставил старика цепляться за чудо дальше. Уныние, пропитавшее кладбище Богов, высушило меня, и я долго отмокал под струями водопада в другом месте и в другое время. Так было. По крайней мере, мешочек до сих пор там. Если у вас есть полномочия, придите и освободите старика от его бремени, или освободите его скелет, или просто подберите мешочек в пыли того, что некогда было человеком. И освободите музыку! Я даже провожу вас, не гремя бубенчиками, и обещаю не подпевать…

Магистр

Ко мне в кабинет зашёл глава службы перевоспитания и доложил обстановку. Заключенные бодры, веселы, славят меня и перевоспитываются трудом. Смертность снижена, да и количество перевоспитуемых в летних лагерях уменьшилась. Система работает. Бунт лучше предотвратить, чем его заливать кровью.

Из будничного, прочитал бюллетень статистики. Мой рейтинг снова вырос… он растёт и достигает цифры 99 процентов, а потом плавно снижается до 95, я же не золото, чтобы нравится всем. Хотя и драгоценные металлы оставляют равнодушными около полпроцента граждан. Это нормально.

Боцман

– …а потом я пришла в ваш дом и нашла тебя, – Майя закончила объяснение, которого я по большому счету не слышал, потому что витал в облаках.

– Значит, ты за революцию?

– Да, но если ты мне не веришь…

– Верю… Ни слова больше! – Я приложил к её губам свой указательный палец и она его незамедлительно укусила.

– Ай! Зачем же пальцы кусать?

– Потому что так надо! – передразнила сама себя Майя и мы засмеялись.

Если и были между нами какие-то недомолвки, то они растворились в этом смехе… ну и в том, что было до смеха и после.

– Расскажи мне сказку, – попросила Майя. – А то я не засну.

– Ну и ладно – не спи.

– Но тогда я и тебе спать не дам! – тут я понял, что и сам хочу спать.

Стоп! а куда делся день? Я помнил, как утром прощался с друзьями у шлюза, помнил, как пришёл домой вечером. А день-то где?!

– Так значит, сказку… сейчас я что-нибудь придумаю… гм… дело было так…

– Нет, так сказку не начинают. Надо говорить: в некотором царстве, в некотором государстве жил да был… – она так на меня посмотрела, что я забыл даже где и какое дело было.

– …жил да был…

– Ну?! – галера её взгляда протаранила баркас моих мыслей.

– Мальчишка, было ему лет пятнадцать, то есть самый тот возраст, когда идут добывать свой первый клинок.

– Это ещё что за штука такая?

– Это местный обычай в ихнем королевстве.

– Грамотно говорить так: в их королевстве.

– В их королевстве…

Всё-таки у меня железное терпение, в который раз мою сказку перебивают самым наглым образом, а я ничего – креплюсь! Железный боцман легко, как якорь, идёт ко дну…

– Было принято юношам добывать свой первый клинок самим. А делали настоящие клинки, а не какой-нибудь дешевый ширпотреб только в одном месте – внутри горы Кузнецов. Это такие искусные мастера, наподобие наших лупоглазиков, только специализировались исключительно по ковке и обработке металла. Обитали они глубоко в этих… недрах горы, а подходы к ним… к кузнецам охраняла всякая нечисть…

– Наподобие нашей у шлюза?

– Можно и так сказать. То есть она не охраняла кузнецов, а лишь поедала торговцев и всяких лихих людей, которые занимались переправкой мечей и другого оружия от кузнецов на поверхность. Дело это не зря считалось сложным и опасным, поэтому цена хорошего меча доходила до стоимости дома или доброго коня. А если юноша жил в небогатой семье, то клинок он мог получить никак иначе, кроме как отправившись самостоятельно внутрь горы Кузнецов.

– А он был красивый?

– Тебе какие юноши больше нравятся?

– Брюнеты… – она посмотрела на меня. – С длинными волосами и с тёмными глазами, выше среднего роста, ну и чтобы уд стоял, а не висел на полседьмого…

– Он был брюнетом с волосами до плеч, которые он подвязывал красной лентой… ну что ещё сказать, стройный был, а в черноте его глаз уже тонули девушки…

– А уд? – вот ведь зараза дотошная.

– Стоял! – успокоил я заразу.

– Мечта…

– Эта "мечта", не сказав родителям, куда он направляется, попёрся прямо к горе Кузнецов.

– Попёрся – убери, и как его звали, кстати?

– Попёрся – убрал, а звали его…

– Чтобы было мужественно и с перспективой… – задала очей очарованье тяжёлую задачу мне как рассказчику сказки.

– Чебурашка?

– Не пойдёт, – она уткнулась мне носом в шею, задышала, от этого внутри меня образовалась щекотка, а выдумывать «сказку на ночь» стало практически невозможно.

– Михей?

– Неа, – её дыхание обжигало…

– Воланд? – просто подвиг находчивости какой-то с моей стороны.

– Было уже, – и как она всё помнит?

Воландом звали ангела, являющегося маленькой девочке, которую родители назвали весело – Хлю, в одноименной сказке.

– Кирьян?

– Бр-р-р… – меня тоже затрясло от её "быр-ра".

– Володя?

– Пускай Володя отдыхает! – бархатистый смех украсил место отдыха Володи.

– Зёма?

– Туда же Зёму!

Фантазия моя стала давать трещину.

– Эх, Боцман, Боцман, – покачала надо мной головой хранительница очага. – Не умеёшь ты сказки рассказывать. Слушай и учись…

И она стала рассказывать эту же сказку про первый клинок, но так живо и проникновенно, что я сам оказался в собственно выдуманном королевстве и сопереживал приключением жгучего брюнета с тёмными глазами; отмахивался вместе с ним от нечисти в узких туннелях горы Кузнецов, плыл в бурном потоке и тонул; встретился с рыцарем и вместе с этим закаленным бойцом вступил в схватку, уже обладая заветным стальным лезвием. Сказка расцвела красками, набралась сил и ожила, и стала жить уже своей сказочной жизнью внутри нашей – несказочной.

Я даже к концу заснул, а это значит, что сказка получилась настоящей, ибо она выполнила свою главную функцию: заставила ребёнка закрыть глазки и провалиться в сон. Под воздействием волшебства чадо забыло о недоигранных играх, или недостроенных городах из кубиков или недорисованных картинках на бумаги. Я даже начал сон видеть про всё это… но меня жестоко растолкали.

– Пошли запускать змеев! – бодро призвала меня Майя, как будто это не она давеча хотела спать.

– Что?! – не проникся я соблазнительным замыслом.

– Время запускать змеев, Боцман, почему я должна два раза повторять?! – взъярилась королева моих снов (простите ваше величество, вы, конечно, незыблемо на первом месте всегда, особенно в эротических сновидениях, а тут – просто конъюнктура момента).

– Слушаюсь и повинуюсь, о луч света в тёмном царстве… – пелена дремы спала с моих глаз, и я мог уже в полном сознании увидеть лицо "луча света в тёмном царстве" в обрамлении копны золотистых волос.

Я как раз закончил два змея один – чёрный, другой – белый, формой они напоминали ползунков, только ползунков не в раковинах, каких мы обычно видим… У большинства людей сложился стереотип, что ползунки – это некие создания наподобие рака-отшельника, которые не могут обойтись без домиков на спинках. А это в корне не верно. Ползунки – существа стремительные! Вот и змеи получились свободными от этих своих грузил, с угловатыми силуэтами и хищными обводами – таких покорителей небес можно запускать даже в сильный ветер, и они не разрушатся в его резких порывах.

– Ого, почти точные копии живущих у тебя ползунков, – она не сказала "у нас" – плохой признак.

– Ага, без раковин.

– Так они гораздо изящнее, – она надела чёрные джинсы и такого же цвета куртку. Очень правильно сделала – нечего светиться яркими нарядами перед серой стражей.

Я тоже оделся в чёрное и мы вылезли на крышу. С кошачьей грацией Майя совершенно легко ходила по покатым крышам и бесстрашно перепрыгивала с одного дома на другой. В нашем квартале крыши домов практически сходятся – но все равно надо обладать определенным мужеством, чтобы ходить по ним как по мостовой, что ощерилась булыжниками далеко внизу. Без эксцессов мы добрались до места, которое кольнуло нас – мол, надо здесь запускать – так часто бывает, и мы, не мудрствуя лукаво, стали разматывать нитки. Ветер облизал змеев, они ему понравились и вот уже два ползунка выписывают в ночном небе нашего города причудливые фигуры. Где-то через полчаса, а может быть, через половину вечности, нас заметили стража, и сотрудники правопорядка (почему нет сотрудников «левопорядка», а?) стали предпринимать отчаянные попытки к задержанию нарушителей. Но новому указу магистра за змеев положено двадцать ударов плетками или штраф в двадцать условных единиц. Эту ересь ввели, потому что валюта Третьего "великого" магистрата стала быстро обесцениваться и её курс по отношению к золотой монете каждый день падал, вот золотая монета и была объявлена условной единицей – глупость по-моему – надо свои деньги делать такими, чтобы за них не боялись на торжище давать золото. Причем со штрафа за запускание змея десять единиц шло в карман стражников, поймавших нарушителя порядка. Так что замотивированные бойцы бодро свистели нам, приказывали сдаться, бегали вокруг домов, на которых мы "нарушали безобразия" и делали ещё много различных поползновений к нашему задержанию. Впрочем, все их усилия канули в Лету – у этих дуболомов просто не было шанса нас взять!

В эту ночь мы совсем не спали – после бурных приключений напились кофе и стали смотреть цветной экран, так как раз шёл утренний вестник, в котором рассказывалось о ночных происшествиях. Мы в него попали, хотя камера и не взяла наших крупных планов, но зато обидные для стражи жесты передала доступно для понимания (их сделали нерезкими, но всё равно они остались понятными), а больше нам и ничего не надо было – мы добавили в кофе коньяка и чокнулись за запускателей ползунков. Чок-чок!

Королева

Майя подобрала чёрного котенка и мои подружки стали придумывать ему имя.

– Назовем Дарком, – предложила Александра. – Он весь чёрный с головы до пят, ни одного белого пятнышка – вылитый мистер тьма.

– Он больше похож на Шанса, вылитый чей-то последний шанс! – сказала Эльза, гладя беспризорника печальными глазами.

– А может Жук, смотрите как он усами шевелит, а уменьшительно Жучило, – Майя тоже приняла участие в наречении.

– Какой же он жучило, он же в ладони помещается? – опротестовала Александра.

– Вот именно так, как делает самый настоящий жук.

– Надо посоветоваться с королевой…

Ого, обо мне вспомнили, товарки мои любимые. Сейчас уже девчонки быстро находили дорогу из моего бывшего королевства в теперешнюю мою резиденцию, скованную холодными рамками сна, которые сами никакими рамками не ограничивались, и это в них самое противное.

– Здравствуйте, ваше величество!

– Привет, привет! Сразу к делу – мне Шанс больше нравится. Аргументирую: шанс может стать тьмйо или жуком, а кекс не может стать, например, жуком или его шансом и с жуком такая же история. То есть, кличка Шанс вмещает в себя и самоё себя, и жука, и тьму, она является полной, а значит наиболее подходит для этого приёмыша.

– А ещё какие-нибудь аргументы есть? – спросила Александра, уже смирившаяся с "потерей дарка".

– Да, мне Шанс больше нравится, – ай да аргумент!

Вопрос решили. Но скоро выяснилось, что мы немного ошиблись. Шанс оказалась не котом, а кошкой. Мы снова стали обсуждать кличку кота-кошки во сне:

– Лучше бы мы её назвали Мур, не пришлось бы переименовывать, – заметила Александра.

– Ещё не поздно, – согласилась Эльза.

– Поздно, она на Шанс откликается, – вступила в диалог Майя.

– Бу-бу-бу, – это уже я сказала то, что первое на ум пришло (а у вас так не бывает? Не верю!) и потом добавила: – А почему это Шанс должен быть обязательно мужского рода? Что не бывает шансов женских? Даже если не было, то теперь уже есть. И нечего головы ломать!

Больше мы головы и не ломали, а Шанс становилась всё грациознее и грациознее, пока окончательно не превратилась в элегантную даму угольной наружности (это я слегка в будущее заглянула – возвращаюсь: !ьтюьф).

Но на этом беседа о словах не закончилась.

– А почему вы называете революцию бунтом? – спросила Эльза.

– Потому что революция предполагает существенное изменение государственного строя, или уклада жизни обычных людей, то есть большинства граждан страны. А в нашем случае – я заснула в своем королевстве и проснуться хочу там же – практически никаких изменений. Да и для большей части подданных это видится так же. Так что процесс свержения Маркела называть глобальным словом "революция" – больно жирно, обойдётся и бунтом.

– Обойдётся! – воскликнули мои любимые подруги и пошли бунтовать.

Шут

Направляясь дорожкой непрямой к гнездышку королевских девчонок, я наткнулся на чёрный комок шерсти, шипящий на рыжий комок шерсти. Поясню, чёрный комок – котёнок, рыжий – глупая собака, которая имела наглость лаять взахлёб на несовершеннолетнего мурлыку. Это не правильно и я объяснил ей азы этикета. Собака перестала лаять, а котёнок – шипеть. Я взял его на руки, и он тут же с остервенением впился клыками и когтями в мою ладонь и пальцы, при этом он истошно мяукал, подзадоривая свою злобу. Это вам не какой-нибудь жеманный кот, который сидит на печке, мурлычит и ламкой своё рыльце трёт… это был кот-огонь, хотя и чёрный… где-нибудь в параллельном мире обязательно бывает чёрное пламя!