скачать книгу бесплатно
И солнце затмилось луною, и подули ветры по всей земле, точно неведомая сила дохнула из самых недр Вселенной, и среди жаркого лета вдруг прошёл снег, и в разгар метели грянул гром в тот час, когда в столице Фонсейской Империи, во дворце, у недавно овдовевшей Правительницы родился сын, наследник престола, Принц Румбольд. Дитя появилось на свет хворым, и придворные медики пророчили ему скорую смерть, но мальчик выжил, оставшись на всю жизнь хромоногим и уродливым…
После смерти матери Румбольд, коему было тогда ещё мало лет, вступил на престол. Не по летам вдумчивый, мрачный и жестокосердный, он быстро заметил, что его приближённые плетут интриги за его спиной. Боясь рано или поздно пасть жертвой обмана, принц обратился за советом к Великому Магу, слывшим первым мудрецом королевства.
– От лжи можно защититься лишь ложью, – проскрипел старик на вопрос юноши. – Заключи договор с Ложью, присягни на верность ей, и она станет тебе лучшей защитой, ты будешь непобедим во веки веков!
– Я готов, – с лёгкостью согласился Румбольд. – Но где же мне найти Ложь?
– Ложь повсюду, мой мальчик. Она часто имеет личину правды, истины… Вот, именно там, где ложь обряжена в одежду истины, ты и можешь заключить договор с ней. Есть вблизи столицы пророк Анна. Когда-то давно он отрёкся от своих родителей, предал лучшего друга, бросил девушку, которая любила его, и сделался проповедником.
– Что же проповедует он?
– Услышишь, мальчик… А, впрочем… Он предрекает добру скорую кончину, а злу – победу, он велит со строгой мерой подходить ко всему, что люди считают добром, но, творя зло, о мере не думать, ибо зло внушает ужас, а ужас – раболепие. Тот, кто внушает ужас, побеждает! Так говорит он…
– И его слушают?
– О, да! Его считают провидцем и поклоняются ему… Сам Епископ целовал ему руку и признал в нём великого пророка! Там ты найдёшь ложь, когда она тебе нужна.
Не сомневаясь ни секунды, Румбольд отправился к пророку Анне. Высокий человек, сутулый и сильно напоминавший ворона, одетый в чёрный балахон с капюшоном, не позволявшим видеть его глаз, предоставляя встречным замечать лишь железные зубы во рту его и длинный, нависающий над верхней губой нос, встретил Императора словами:
– Я знаю, зачем ты пришёл.
– Для чего же?
– Ты ищешь Ложь.
– Да, пророк.
– В таком случае, ты нашёл её, ибо мне имя – Ложь. Ложь во мне, и я в ней. Я раб её и жрец, и язык!
– Я хочу договориться с Ложью, чтобы обезопасить себя от всех угроз.
– Проходи! – резко скомандовал Анна и, схватив Румбольда за плечо, повёл его в подвал своего каменного дома.
Подвал имел форму окружности, стены его были испещрены многочисленными надписями и чертежами. Кое-где стояли и весели чучела животных. В углу на медленном огне кипели разноцветные жидкости, налитые в стеклянные формы. Посреди этого странного помещения стоял стол, застеленный тёмной тканью, на нём находились бумага, чернила и перо, и острый нож. Над столом тускло светился подвешенный к потолку шар.
Анна подвёл Румбольда к столу и велел:
– Подай мне правую руку!
Император повиновался. Пророк взял нож и слегка рассёк ему руку, хлынувшую кровь он набрал в чернильницу и, окунув в неё перо, протянул его Румбольду:
– Возьми левой рукой и подпиши! – тотчас же перед Императором оказался жёлтый пергамент, испещрённый символами.
– Что это? – тихо спросил он.
– Договор. Подписывай!
Румбольд неуклюже поставил свою подпись.
– Свершилось! – прошипел пророк. – Теперь ты станешь Великим Лжецом! Великий Маг скоро умрёт… Ты займёшь его место наряду с троном. Ты станешь велик и непобедим! Никто не сможет одолеть тебя! Ибо ложь на твоей стороне, в тебе! Навсегда!
– Благодарю тебя, Ложь, – отозвался Румбольд.
Но Ложь не смогла спасти Императора от тяжкого недуга, напавшего на него вскоре после визита к пророку. Врачи признали болезнь смертельной… И Смерть не заставила ждать себя. Однажды ночью она, белая и печальная, распахнула окно и вошла в комнату Императора. Подойдя к нему, она опустила свою ледяную руку ему на лоб… Румбольд открыл глаза и произнёс едва слышно:
– Я договорился с Ложью… А нельзя ли договориться и с тобою, Смерть?
– Попробуй, – отозвалась Смерть.
– Что тебе нужно, чтобы ты отстала от меня навсегда?
– Замена тебе.
– Я должен казнить кого-то?
– Многих! Если я отойду от тебя, ты сделаешься моим вечным данником. А за невыплаченный долг нужно постоянно платить проценты, которые возрастают год от года.
– Ты ростовщица, Смерть, – заметил Император.
– Так что же мы решим?
– Если оставишь меня, я завоюю весь мир! Я не пощажу никого и ничего, и выжгу землю огнём. Я дотянусь до каждого уголка и сотру с лица земли каждого, кто встанет у меня на пути. Я посею ужас везде, и всякое сердце будет трепетать при моём имени, ибо оно станет равным твоему. У тебя не будет недостатка в жатве, Смерть! Клянусь!
– Ну, что же, до тех пор, пока ты будешь верным данной клятве, ты не умрёшь… – с этими словами Смерть покинула дворец и отправилась к Великому Магу, который, едва увидев её, саркастически усмехнулся и сказал лишь:
– Наконец-то! Всегда ждал получить свидетельство существования иных миров…
А Император выздоровел и, едва только смог держаться в седле, объявил о начале своего первого военного похода. И вскоре по всему миру разнёсся слух о жестоком и непобедимом завоевателе в чёрной маске и алом плаще…
Глава 2. Напутствие
Третий день в княжеском тереме тишина гробовая, и лишь горький плач нарушает её… Только месяц минул с той поры, как Князь Светодар с дружиной отправился в поход против Фонсейского Императора Румбольда, огнём и мечом истребившего княжество Северское и убившего его князя, брата Светодара. Провожала отца княжна Любава, долго шла подле коня его, держась за стремя, томясь горьким предчувствием. Наконец, нагнулся Светодар к дочери, поцеловал её крепко и сказал тихо:
– С Богом, дочка! Идём мы на дело святое, справедливое. Но, если случиться так, что тьма окажется сильнее нас, и паду я в битве ратной, не кручинься долго, а заботься о княжестве нашем, найди себе в мужья человека достойного, чтоб его и тебя оборонить мог. Будь милостивой к людям и честной пред всем светом. А, если встанет пред тобою задача неразрешимая, поезжай к матери Фемари, что игуменьей в монастыре Ильинском. Мудра она и глас Божий слышать способна. Даст тебе совет добрый. До свидания, милая. Бог с тобою!
– Береги себя, отец! – отозвалась Любава, перекрестив князя.
Светодар погладил дочь по голове и тронулся в путь. Долго стояла княжна на холме и смотрела вслед удаляющейся дружине, молча глотая слёзы…
И была среда Страстной недели, когда Любава проснулась ночью, заслышав страшный грохот, точно что-то обрушилось. В страхе вскочила княжна, стараясь припомнить сон свой, и не смогла, помнила лишь, что снилось ей что-то очень страшное…
В пятницу же на двор княжеский упал израненный сокол и тотчас обратился в человека, в коем с трудом признали люди молодого лучника из дружины Светодаровой, Ферапонта. Задыхаясь, поведал юноша о страшной битве князя с войском Румбольда, в котором полегла вся дружина его, а сам Светодар попал в плен. Тяжело израненный Ферапонт, преданный князю, обратившись соколом, из последних сил полетел в родные края, чтобы донести до них горькую весть. Двое суток летел он, не зная отдыха, орошая землю своей кровью, и всё же добрался до дома, чтобы на отчей земле погибнуть от тяжких ран…
Горько плакала княжна Любава, а в воскресение отправилась в Ильинский монастырь, помня отцовский завет, и после службы бросилась в ноги игуменье. Мать Фемарь, маленькая старушка с лицом светлым и ясными, лучистыми глазами, подняла её и провела в свою келью.
– Сказывай горе своё, милая, – ласково кивнула она, коснувшись плеча Любавы своей сморщенной рукой, на среднем пальце которой княжна заметила странный перстень из простого металла, но очень тонкой работы: на нём неизвестным мастером был выплавлен образ юноши, разящего копьём чёрного змея.
– Отец мой взят в плен жестоким завоевателем, матушка. Уходя в поход, он велел мне в случае своей гибели сыскать мужа достойного и заботиться о нашем княжестве… Однако, он ничего не приказал на случай своего пленения. Как же мне быть, матушка? Не могу я искать супруга, зная, что отец мой жив и томится в неволе, и ожидает помощи! Я должна спасти его, но не знаю как…
– Ты, милая, не только родителя своего от мук избавить должна, но и всю землю нашу. Ибо, если сей завоеватель не будет остановлен, то придёт и в наше княжество, и во многие другие.
– Но как победить его, если ходит слух, что он непобедим? – спросила княжна.
– Единственное, что есть в мире непобедимого, – истина! С кем она прибудет, тот одолеет всё. Знаешь ли ты, милая, что есть ложь? Ложь – яд. До поры до времени она как будто помогает тому, кто сделался её рабом, накапливаясь в его сердце, но, когда коснётся его меч истины, накопившаяся ложь станет ядом для самого лжеца, и изольётся в него, и отравит, и погубит.
– Но где же взять такой меч?
– Странницы сказывали мне, что подле стольного града Киева, в глубокой пещере живёт святой старец Илия. Дни и ночи проводит он в молитве и посте, редко допуская людей к себе. Он понимает язык птиц и животных, он видит то, что не может узреть ни один смертный, он исцеляет больных… В нём – истина. И всё, чего касается он, освящено. Подле пещеры его течёт живительный родник. Очень-очень давно сей старец был богатырём, о котором слагались легенды. Его меч не знал поражений. Меч этот и по сей день у него. Сей меч и есть Меч Истины… Но учти, милая, истина тяжела для того, на ком грех есть. И, чем грехов больше, тем неподъемнее для человека меч этот. Лишь праведник может владеть им в совершенстве.
– Спасибо тебе, мать Фемарь! – поклонилась до земли Любава. – Я отправлюсь в Киев и найду старца. И мой отец будет спасён!
– Помоги тебе Господь, милая! – ответила игуменья, осенив княжну крёстным знаменьем.
– Только… – княжна задумалась. – На кого же оставлю я княжество? Ведь время трудное пришло. Люди растеряны и места не найдут от дурных вестей. Как же быть?
– Вера нужна, милая. Людям нужна вера. Лишь она даёт силы на жизнь, труд, на великие подвиги.
– Мудра ты, матушка! И слова твои – золотые. Только люди не слышат их.
Игуменья обняла и расцеловала Любаву в обе щёки и сказала:
– Ступай в Киев-град. А о княжестве не печалуйся. Я и все инокини наши позаботимся о нём, а Пресвятая Богородица всех нас своим платом укроет от беды!
Глава 3. Слепой гусляр
Весна набирала силу с каждым днём, но ни одна весна не была ещё столь печальной, сколь эта. Казалось, даже птицы поют как-то по-другому, грустно, надрывно. И ниже обычного поникли всегда тоскующие о чём-то ивы над любимым прудом Любавы. Не играли, не смеялись дети, а женщины ходили в чёрных одеждах с лицами, посеревшими от горя.
– Ох, Любавушка, страшно как нынче-то! Надо в поля идти работать, а некому. Бабы-то одни много ли напашут? – вздыхала старая няня княжны Евфросинья, сидя за вязанием у окна. – Разве что так слезами своими землю-матушку умилостивят, что урожай она даст… Ещё бы и солнце задобрить. Осенью прошлой небо-то красное-красное было – к большим бедствиям это. Старики говорят – засуха этим летом будет. Пропадём тогда, золотая моя. Сгинем, как не было. Земле без хозяина, как вдове… Не будет плода от неё. И что ж тогда? Кореньями да мхом питаться… А детишки-то как? Их жаль! Я-то, старуха, век свой прожила, а они? В тяжкие годы мужают… А что-то впереди? И того страшнее.
– Погоди ты, няня, панихиду петь, – отозвалась Любава. – Перед зарёй, сама сказывала, всегда особенно черно бывает. Вернётся отец – всё и наладится.
– Да вернётся ли?
– Вернётся, няня. Непременно вернётся! А, покуда нет его, грех нам духом падать, грех руки опускать. Надо слёзы утереть да работать изо всех сил.
– Кому? Старикам, бабам да сиротам малолетним? Ведь у нас же бабье княжество теперь…
– И что? Или мы не сила? Или мы хотим, чтоб нашим мужьям, братьям, отцам совестно за нас было?
– Верно ты говоришь, дочка. Отец бы тобой гордился, – грустно улыбнулась Евфросинья.
Внезапно откуда-то послышался звон гуслей. Чьи-то необычайно искусные руки касались струн, и те пели на разные лады чудную песню, какой Любава никогда не слышала. Княжна подошла к окну и увидела недалеко от терема высокого, красивого юношу, игравшего на гуслях. Он был одет очень бедно, рядом с ним, прислонённая к забору, стояла длинная клюка. Огромные глаза гусляра, неестественно расширенные, смотрели в одну точку.
– Видать, слепой, – покачала головой няня. – Жалко-то как! Ведь молодой совсем…
– Вели впустить его в дом, накормить, истопить для него баню. И денег дай ему. Оставь на ночь и выспроси, куда и зачем путь держит. Потом расскажешь мне, – велела княжна, отходя от окна.
– Хорошо, Любавушка, – заспешила Евфрсинья. – Доброе сердечко у тебя! Золотое!
Едва няня ушла, княжна отправилась в людскую и стала будить крепко спавшую у печи свою прислужницу Глашу. Девушка протёрла слипшиеся от долгого сна глаза и стала быстро оправлять косу, оправдываясь:
– Извините, барышня: всю ночь в церкви была… Сморило!
– Ничего, – остановила её Любава. – Мне, Глаша, помощь твоя нужна.
Девушка изумлённо захлопала глазами:
– Что же я могу?
– Раздобудь мне нынче же платье мужское. Крестьянское. Поняла?
– Господи, зачем это вам?
– Какое тебе дело, Глаша? Ты мне должна служить. Так исполняй, что велено!
– Слушаю, барышня, простите.
– Вот, возьми гостинец за работу, – княжна протянула девушке свой перстень.
– Спаси Господи, барышня! – обрадовалась Глаша, кланяясь княжне, и тотчас надела перстень, который налез ей только на мизинец.
– Только учти, Глаша, одежда должна быть у меня уже ночью! – предупредила Любава.
– Не извольте беспокоится – всё сделаю, – кивнула Глаша и убежала.
Княжна вернулась в свою горницу и стала ждать возвращения Евфросиньи. Однако, прежде неё явилась раскрасневшаяся Глаша, неся в руках большой узел.
– Вот, барышня, – бухнула она ношу на пол. – Это брата моего одёжа. Того, который пять лет тому назад в реке утоп. Мальчик совсем был, так что вам, барышня, велико не будет.
– Спасибо, хорошая моя! – поблагодарила Любава. – Я этой услуги твоей не позабуду.
– Да что уж там! – опустила глаза Глаша. – Мне идти можно?
– Ступай, – кивнула княжна.
Няня вернулась лишь, когда начало темнеть, неся кувшин молока и тарелку со свежими пирожками.
– Сама лепила: как ты любишь, – улыбнулась Евфросинья, ставя их на стол.
– Спасибо, нянюшка, – откликнулась Любава. – Какие вести принесла?
– Принесла, родная, принесла, – няня села к окну, устало снимая с головы платок. – Мать Фемарь сестёр монастырских отправила в поля – помогать нашим вдовам да сиротам. И сама говорила с ними, утешала, научала.
– Послушали её?
– Так как иначе-то? Двух человек в нашем княжестве пуще всех чтят – князя и игуменью. Как же не послушать её? Эх, ночь-то какая звёздная! – вздохнула Евфросинья. – Ты бы спать ложилась. Хочешь сказку скажу тебе? Как в детстве, помнишь?
– Помню. Я твои сказки, няня, наизусть помню. А что человек тот, гусляр? Накормили ли его, устроили?
