Амазонка

– Марк! Меня это не интересует! Холидей и Хуан Мартинес должны быть найдены живыми или мертвыми! – ледяной тон дона Винченцо не предвещал ничего хорошего.

– Понял, шеф.

– Будут новости – сразу звони.

– Хорошо, шеф. До свидания.

Чуть подумав, дон Винченцо положил трубку.

Акция, которая так беспокоила его и терзала Хайме Переса, была продумана, казалась, до конца: необходимо изъять коллекцию драгоценных камней, которая принадлежала советнику Вулфу. Камни почему-то понадобились сенатору.

Но дело было не только в вознаграждении за удачно проделанную работу: дон Винченцо не мог отказать старому товарищу. Кроме того, сенатор обладал огромными связями, в том числе и в правоохранительных органах. Он частенько выручал дона Винченцо и его людей, когда те имели дело с полицией.

На Вулфа посыпались неприятности на службе и угрозы, к чему приложил руку сенатор. В конце концов, старый волокита решил бежать из города, конечно, прихватив с собой камешки. Он долго искал частного пилота.

Один из «друзей» посоветовал обратиться к Джону Холидею. Сей «друг», конечно же, действовал с ведома сеньора дона Винченцо. Сначала сенатор Перес хотел немедленно устранить Вулфа, но тогда коллекция могла быть упрятана где-то в укромном уголке. Поэтому решено было провести эту операцию. Ее разработал дон Винченцо и согласовал с сенатором Пересом.

Самолет вылетел утром, как и было оговорено с мистером Вулфом. Кроме пилота, в самолете находился еще и Хуан Мартинес, который якобы попросил Холидея подбросить его в Сан-Велью. Конечно, Вулф мог не согласиться лететь с еще одним пассажиром. На этот случай был разработан другой план: немедленно убрать его здесь же, на аэродроме. Конечно, очень рискованный план, но другого выхода в этом случае не было. Однако Вулф согласился лететь, а Мартинес в пути должен был ликвидировать его.

Дону Винченцо было над чем поломать голову. Проведение этой акции, которая казалась такой легкой, продуманной до конца, дало сбой. Самолет в назначенное время так и не приземлился в Сан-Велье, и парни дона Винченцо всерьез обеспокоились и поняли: что-то случилось. Что-то неучтенное нарушило естественный ход событий.

«Может быть, это вовсе не случайность, а продуманное решение пилота и Мартинеса – сбежать с камешками Вулфа, прихлопнув его при этом. Или они втроем сговорились разделить по-братски сокровища», – подумал дон Винченцо и потянулся к телефону.

– Здравствуй, отец! – на пороге появился смуглый молодой человек в светлом костюме.

– А, Энрико, входи, входи! Ты куда-то спешишь?

– Да, папа. У меня ровно в девять деловая встреча.

Дон Винченцо усмехнулся. Он-то хорошо знал эти «деловые встречи». Небось, прелестная блондинка… Чуть раньше он поручил Марку узнать, с кем встречается его сын, и совсем успокоился, узнав, что тот и не думает быть «святошей». Конечно, ему всегда докладывали о партнершах сына.

«Пускай «малышу» повезет больше, чем мне, когда-то вечно голодному крестьянскому парню. Паренек получился что надо», – он с нежностью поглядел на сына.

Этот смазливый коренастый брюнет с большими карими глазами, точь-в-точь такими, как у покойной жены Кармен, всегда вызывал у дона Винченцо глубокое отцовское чувство. Но, может быть, из-за боязни прослыть сердобольным дон Винченцо никогда не показывал этого, хотя за внешней суровостью скрывалась сильная отцовская любовь. Вот и теперь дон Винченцо подумал, что следует поручить Марку заняться Энрико вплотную. Ведь «малыш» совсем неразборчив в связях, и враги могут использовать это.

В последнее время Энрико появляется везде с некой Патрицией Коэн, манекенщицей. Эта полногрудая блондинка и впрямь красавица. Дон Винченцо с удовольствием отметил это. Но все равно: Энрико уже двадцать восемь, и следует остепениться. Дочь сенатора Переса и Энрико – идеальная пара.

– Ты сегодня будешь ночевать дома? – мрачно спросил дон Винченцо.

– Не знаю, папа, – эти наглые глаза явно врали.

– Энрико, послушай! Нас пригласил на ужин сенатор Перес.

– Сенатор Перес? А когда? – Энрико задумался.

– Он пригласил нас на завтра. Ровно в семь вечера. Ты пойдешь?

– Не знаю, отец. Как получится.

– Но мы должны там быть, – нахмурился дон Винченцо.

– А мне там быть обязательно?

– Да, обязательно! Я познакомлю тебя с нужными людьми. Это тебе пригодится в будущем. Поэтому я еще раз повторяю: ровно в семь мы должны быть у сенатора.

– Хорошо, отец. Мне можно идти?

– Да! – дон Винченцо кивнул головой.

Когда он вышел, дон Винченцо потянулся за очередной сигарой.

Глава 5

Огромный красный диск, медленно оседая, скрылся за горизонтом, и стало значительно свежее. Сразу начал стихать многоголосый птичий гам.

Там-сям от травы, из-под кустарников и деревьев стали появляться островки сизого тумана. Скоро от близлежащих предметов остались лишь темные сгустки, окаймленные темными контурами.

– Надо разжечь костер. Я соберу веток. – Джон повернулся к лежащему на траве Хуану. Тот ничего не ответил. От холода у него зуб на зуб не попадал. Джон поднялся и шагнул в туман. Хуан молча поглядел ему вслед. И, когда фигура пилота растаяла в тумане, он закрыл глаза. Ему было плохо, очень плохо. Ранение и тяжелый утомительный путь, который он проделал, давали о себе знать. Опять страшно разболелась голова, и несколько раз его рвало, после чего становилось чуть-чуть легче. Треск ломающихся сучьев заставил его открыть глаза. Он увидел Джона, сидящего на корточках возле груды набросанных веток. Пилот то и дело щелкал зажигалкой, пока не зажег какую-то бумажку и сунул ее в костер. Хотя ветки в основном были сухие, пришлось изрядно потрудиться. Но вот огонь заполыхал, весело треща, а из пламени полетели во все стороны искры. Тем временем туман почти рассеялся, и на джунгли опустилась холодная тропическая ночь.

Птицы совсем умолкли, зато трещали цикады.

– Да, попали мы в переделку, – произнес пилот. Он подошел к мешку и вытащил заветную бутылку виски.

– Ты спишь? Возьми, хлебни! – он тронул Хуана за плечо. Даже через свитер Джон почувствовал, как горит тело несчастного мулата.

«У него очень высокая температура», – подумал он.

Пилот попробовал расшевелить Хуана, но тот был в беспамятстве, только громко стонал и бредил. Но когда Джон перенес его поближе к костру, он открыл глаза. Тотчас пилот протянул ему виски. Дрожащей рукой мулат взял бутылку и сделал несколько глотков. Ему сразу стало легче, ибо он приподнялся, а затем сел и огляделся. Он долго смотрел на пламя костра.

– Слушай, Джонни, я надолго вырубился? – тихо произнес мулат.

– Надолго? Пожалуй, нет. Скажем, ты чуть вздремнул.

– Брось врать. Я чуть было не сдох. Правда, теперь немножко лучше, – он пошарил рукой в траве. – А где камешки? Я оставил мешок здесь, – он показал на траву подле себя.

– А, камешки? Сейчас, – пилот поднялся и отбежал в сторону, в темень. Когда он пришел, Хуан положил мешок под голову:

– Так будет спокойнее. Я чертовски хочу спать.

Джон встал, собрал несколько веток, валяющихся под ногами, и бросил в костер. «Хоть бы не уснуть. Наверняка здесь крупные звери водятся», – подумал он и огляделся.

Черное пространство вокруг костра было тихим и спокойным, слышались только треск горящих веток да пение цикад. Весь небосвод был усеян крупными звездами. Джон узнал ярко горящий Южный крест. Вот промелькнула падающая звезда.

«Если бы успел загадать желание, то непременно пожелал бы выбраться отсюда живым, – подумал он. – Но на все воля Божья. Судьбе было угодно распорядиться так, что я, Джон Холидей, пилот высшего класса, в общем-то, человек неплохой, принял участие в этом грязном деле. Но, видимо, что-то или кто-то оберегает людей от дурных поступков. Не зря меня так и подмывало отказаться от предложения этого проклятого мафиози дона Винченцо. Конечно, мой отказ ему бы страшно не понравился. Возможно, он бы и виду не подал, что рассердился. Но потом меня бы закатали в бетон…»

Невеселые мысли пилота были прерваны воплями, такими ужасными и громкими, что Джон содрогнулся. Пронзительные звуки, казалось, заполнили все пространство вокруг. Они то смолкали, то слышались вновь. Кто-то невидимый, а потому ужасный, то плакал, как ребенок, то хохотал, как безумный на весь лес так, что кровь стыла в жилах. «Какие-то обезьяны», – решил пилот и для храбрости хлебнул виски. Теперь ему было не до сна. Он посмотрел на Хуана. Тот безмятежно спал.

Через полчаса или, может, больше, изрядно измучив барабанные перепонки, вопли вдруг прекратились, и на пилота вдруг обрушилась тишина, коварная и обманчивая. В темноте вокруг костра притаились ужасы, и надо было быть начеку. Тем не менее, желание спать брало свое. Ходьба вокруг костра уже не давала эффекта, а стоило только Джону присесть на траву, он сразу начинал клевать носом. «Будь что будет!» – подумал он, прилег рядом с мулатом, накинул на голову остатки куртки и мгновенно уснул.

Проснуться его заставил чей-то пристальный полный ненависти взгляд. Сердце его отчаянно заколотилось от страха. Он повернулся к неведомому противнику лицом и медленно потянулся рукой в карман за пистолетом. К своему ужасу, оружия он не обнаружил. Джон пошарил в траве: может, пистолет выпал? Но напрасно, оружие исчезло. Охваченный паникой, он вскочил на ноги.

Прямо перед ним догорал костер, а чуть в стороне, в зарослях, горели зеленые огоньки – глаза какого-то загадочного и ужасного существа. Минуту-другую Джон не мог оторвать от них взгляда, чувствуя, как ноги наливаются тяжестью. «Еще немного, и будет поздно!» – мелькнула молнией мысль. Громко вскрикнув, пилот подбежал к костру, схватил горящую головню и швырнул ее в зверя. Раздался дикий рев. Треск ломающихся кустов возвестил, что пилот попал в цель. Еще не веря в удачу, Холидей закрыл лицо руками и медленно опустился на землю. Сердце его бешено колотилось. Он тронул мулата за плечо, но тот безмятежно спал. Тогда Джон поднялся, чтобы насобирать веток и бросить в костер. Едва он сделал это, как Хуан проснулся.

– Привет, Хуан! Как самочувствие?

– Плохо. Чердак раскалывается, – он прикоснулся рукой к голове. – Всю ночь снились кошмары.

– А ты знаешь, к нам приходили гости… – Джон бросил ветку в костер и присел рядом.

– Гости? Какие гости?

– Какой-то зверюга чуть не сожрал нас.

– Так почему он передумал? – вырвалось нечто вроде смешка у мулата.

– Я его прогнал, – Джону было не до шуток.

– И что это был за хищник?

– Я не разглядел. И еще: у меня пропал пистолет. И один из мешков.

– Что!? – мулат лихорадочно сунул руку в изголовье. – Фу… – он перевел дух. – Слава Богу, на месте.

– Исчез мешок с продуктами, – произнес пилот.

Тем временем стало светать. Заметались бледные тени, и по небу понеслись густые темные облака. Потянуло свежестью. Кое-где начали слышаться птичьи голоса, чтобы потом обрушиться на джунгли, оглушая все живое.

– Может, твой зверюга стащил харчи? – предположил Хуан.

– Может, может… Все может! – зло выкрикнул Джон. – Я бы этому ублюдку голову открутил! – добродушный гигант был в ярости.

– Конечно, если бы ты до него добрался, – философски заметил Хуан.

– Вообще, думаю, нам недолго здесь куковать. Уверен, что ребята дона Винченцо уже ищут нас. Думаю, они скоро обнаружат обломки самолета. Нам не следует далеко уходить от места падения.

Конечно, пилот ошибался или сознательно врал, успокаивая мулата, и это было очевидно. Тысячи миль сплошных зеленых зарослей надежно скрывали поверхность этого неизведанного края. Следы самолета, врезавшегося в землю, через неделю совершенно исчезнут, даже если смотреть с вертолета. Джунгли умеют хранить тайны. Хуан знал это точно. Он пристально посмотрел на пилота. Тот стоял, прислонившись к дереву, и глядел на догорающий костер. Слабые блики огня плясали на его печальном лице. «Однако парень немного надломился», – от этой мысли мулату стало почему-то приятно.

– Не бойся, конечно, они нас найдут, – он улыбнулся пилоту.

– А я и не беспокоюсь. Шеф не оставит нас в беде.

– В самом деле. Ему позарез нужны эти камешки. И тебе тоже. Не правда ли, Джонни? – тонкие губы мулата змеились в улыбке.

– Честно сказать, мне бы не помешали, но они мне не принадлежат.

– А кому? Ведь тот, как его, Вулф, он что, честно их заработал? Вот мы их у него изъяли, теперь они наши.

– Но ведь… шеф… дон Винченцо…

– Что дон Винченцо? Они меньше всего ему принадлежат, – перебил простофилю мулат.

Джон в упор поглядел на него.

«Черт его знает, что у него на уме?» – подумал Хуан, и безотчетный страх сдавил его грудь.

– Пойду поищу воду, – Джон взял бутылку, которую Джон уже успел опорожнить, и направился в сторону густых бамбуковых зарослей. Не успел он отойти и несколько шагов, как резкий щелчок заставил его обернуться. У костра сидел мулат, и в руке его вороненой сталью поблескивал пистолет.

– Ты… ты… ты что?! – страх мгновенно парализовал мышцы пилота.

– Получай, ублюдок! – взвизгнул мулат. – Ты сам выбрал это!

Грянул выстрел. Сделав несколько неуверенных шагов, пилот медленно опустился на колени:

– Будь… будь ты проклят! – прохрипел он.

Мулат выстрелил еще раз, и несчастный уткнулся лицом в густую траву.

Глава 6

Небольшая тихая улочка с шикарными виллами, расположенными по обе стороны дороги, утопала в зелени. По правде говоря, высокие массивные стены, увитые виноградными лозами и плющом, несколько портили вид, но не настолько, чтобы владельцев этих домов можно было заподозрить в безвкусице. Скорее всего, глухие стены нужны были, чтобы отгородиться, спрятаться от мира, где правит страсть и нажива, ханжество и обман. По сути, они были нужны, чтобы как можно меньше общаться с внешним миром.

Здесь надо сказать, что при покупке виллы Хайме Перес, тогда еще не сенатор, сначала хотел снести эту массивную ограду и заменить ее легким ажурным металлическим забором, но потом передумал, считая, что негоже чем-то выделятся среди соседей.

Вот в таком доме, где жизнь текла однообразно и размеренно, точь-в-точь как у персонажей старика Диккенса, росла Дорис Перес. Она воспитывалась на романах Бронте и Бальзака, а еще ей нравилась Жорж Санд: воображала себя то Джейн Эйр, то Консуэлло, а порой Жанной Дарк, хотя последняя пугала ее своей воинственностью.

В последнее время любящее сердце отца чувствовало некоторую перемену в поведении дочери. Девочка как-то изменилась, и это настораживало его. Добрая и отзывчивая, она стала вдруг раздражительной. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Сенатор понимал, что пора поговорить с дочерью, но откладывал разговор, хотя видел, что тянуть больше некуда.

Вот и сейчас он сидел в мягком кресле, потягивая сигару, и думал о Дорис. Невеселые мысли вдруг прервала мелодичная телефонная трель. Звонила Берта, секретарша:

– Сеньор Перес, вы просили меня связаться с сеньором Галло. Он будет в своем офисе через час, – официальным тоном сообщила она.

– Хорошо! – сенатор раздраженно бросил трубку.

Спустя несколько минут он с тяжелым сердцем постучал в дверь спальни дочери.

– Войдите!

Сенатор вошел и тяжело опустился в кресло.

– Доброе утро, Дорис!

– Доброе утро, – ответила дочь.

– Ты плохо спала? – он увидел мешки под глазами. – Опять всю ночь читала? – Перес кивнул на раскрытую книгу.

– Да… что-то не спалось.

– Дорис, детка, ты совсем не заботишься о своем здоровье. Так много читать вредно, тем более у тебя слабое зрение.

– Не беспокойся, папочка, здоровье у меня в порядке.

– Слушай, Дорис, ты сильно изменилась в последнее время.

– Я!? Это тебе, кажется, папочка, – она нервно улыбнулась.

– А не отдохнуть ли тебе недельку-другую в Майами? Хочешь, я закажу там яхту?

– О, здорово! Я не против.

– Вот и хорошо. Значит, договорились.

– Да.

– Тогда я пойду к себе, поработаю, – он направился к двери.

Когда отец вышел, Дорис подошла к стоящей на столе у окна стереосистеме и нажала на клавишу. Из динамика полились мелодичные звуки «Лунной сонаты». Девушка уменьшила звук, подошла к кровати и вновь легла. Закрыв глаза, она погрузилась в чарующий мир музыки.

«Конечно, конечно, ты, папочка, прав. Я действительно изменилась, и виной этому эти проклятые сны!» – она вдруг вспомнила свой первый сон. Тогда она не придала ему значение. Но, когда он явился опять, девушка призадумалась. Одинаковые сны… Дорис с тревогой думала о них, боясь засыпать. И это длится уже вторую неделю…

Во всяком случае черное облако в сновидениях ничего хорошего не предвещает. Еще был колючий ветер. Но самое удивительное, что во сне ее всегда сопровождал высокий брюнет. Вдали маячил неясный силуэт какого-то огромного мрачного здания с двумя массивными колонами у входа. Дорис и ее спутник приближаются к зданию. Сердце девушки тревожно бьется. Вот они уже у самого входа. А облако разрослось и заполонило весь небосвод. Стало темно. Вдруг колонны у входа покрылись чем-то красным. Красная пена ползет к ногам девушки. Красная пена и тьма… Красная пена и тьма. Так всегда заканчивался этот сон.

«Необходимо чаще бывать в церкви», – подумала Дорис, и ее охватило уже привычное чувство страха.

Она снова встала с постели и выключила музыку. Ей не хотелось оставаться одной в комнате, и она постучала в дверь кабинета отца.

– Войдите, – услышала она.

– Ты не слишком занят? – Дорис слегка приоткрыла дверь.

– Входи, Дорис, – сенатор оторвался от бумаг.

Девушка подошла к столу, взяла одну из разбросанных газет и, усевшись в кресло, рассеяно пробежала глазами заголовки. Сенатор в это время принялся что-то писать.

– Папа, я бы хотела поговорить с тобой о маме, – она положила газету на стол.

– О маме? – пораженный сенатор отложил перо, откинулся на спинку кресла и задумался. Стало видно, что он чем-то очень взволнован, ибо лицо его стало пунцовым. – О маме? – повторил он. Затем зажег сигару и сделал глубокую затяжку. Подошел к раскрытому окну. – Доченька, ты так на нее похожа, – взволновано прошептал он. – Я с нею был счастлив. Несомненно, был счастлив, – задумчиво произнес он. – Никого я так не любил, как ее, – произнес он, подчеркивая слово «несомненно». – И люблю до сих пор…

– А Шарлота? – спокойно перебила его Дорис.

– Шарлота… Шарлота? – он задумался. – Видишь ли, дочь, это совсем другое…

– Ты хочешь сказать, что не любишь свою нынешнюю супругу? – Дорис глянула в глаза сенатора.

– Нет, я этого не говорю. Шарлота совсем другой человек. Она не чета твоей матери.

– В каком смысле?

– У нее совсем другой характер.

– Ты что, жалеешь?

– О чем?

– Ну, что женился на ней…

– Видишь ли, когда это случилось с твоей матерью, я думал, что тоже не выживу… Когда она носила тебя под сердцем, я был на седьмом небе от счастья. Не обижайся, я думал, что у меня будет сын, но и дочери я был бесконечно рад. Когда из больницы раздался тот проклятый звонок, разрушивший мою жизнь, я сначала не поверил, а когда до меня дошло, потерял сознание. После пережитого шока я поклялся свою дальнейшую жизнь посвятить тебе. Думаю, не ошибся, поручив Луизе быть твоей служанкой. Она в некоторой степени должна была заменить тебе мать. Хотя я отлично понимал, что мать тебе не заменит никто. Тем не менее, я поручил ей смотреть за тобой. Я знал ее еще до твоего рождения. Она была сильно привязана к нашей семье, особенно к твоей матери. Я когда-то тебе рассказывал об этом, – догорающая сигара обожгла ему пальцы, и он потушил ее. – У этой малограмотной крестьянки золотое сердце. Любовь к твоей матери она перенесла на тебя… Я не ошибся, Дорис?

Девушка кивнула головой.

– Да, папа. Мне повезло, что со мной все эти годы была Луиза.

– Я был очень поражен, когда она сказала, что хочет уйти… Уговаривал остаться, но Луиза мне сказала, что накопила немного денег, необходимую сумму, чтобы купить маленький домик на побережье.

– И ты поверил?

– А что, разве была другая причина?

– Я думаю, что да.

– Какая?

– Папа, папа, ты веришь в судьбу? – она резко переменила тему.

– Что? Что? – не понял сразу сенатор.

– Ты веришь в судьбу, папа? В то, что каждому все предназначено свыше? – голос ее выдавал волнение.

– Но почему ты вдруг заговорила об этом? Тебе еще рано быть фаталисткой, – назидательным тоном произнес сенатор.

– А все-таки, папа? – произнесла она едва слышно.

– Как тебе сказать… – сенатор задумался. – Что-то этакое есть… Но пора опуститься на грешную землю… Итак, когда ты намерена уехать в Майами?

– Я еще не знаю. Думаю, через недельку-две, как ты говорил, – она покраснела. – А мама когда-нибудь говорила, что предчувствует свою гибель?

– Опять ты за свое? – нахмурился Перес. – Предчувствовала? Пожалуй, нет. Хотя за месяц до родов она часто грустила. Я думал, что она немножко боится. Все женщины боятся родов.

– Но, может быть, она предчувствовала гибель и поэтому грустила?

– Дорис, тебе не следует читать мистические романы, – улыбка на его устах выглядела жалкой. Он волновался, не знал, куда девать руки – то совал их в карманы, то закладывал их за спину, прохаживаясь при этом по комнате.

– Мы, кажется, отвлеклись от темы. Ты спросила, жалею ли я, что связал свою жизнь с Шарлотой? Так вот! Ты можешь меня упрекнуть, что я оказался не верен памяти Маргрет, – он, наконец, уселся в кресло и начал вертеть массивную бронзовую пепельницу. – Но пойми, Дорис, возможно, я повторяюсь, но мне, когда это случилось, было адски трудно. Можно сказать, я тогда не жил вовсе…

– И тогда ты встретил эту юную Венеру…

– Дорис! – укоризненно произнес сенатор. – Да! И тогда я повстречал Шарлоту… Но еще слишком яркими были воспоминания о твоей матери. Затем… – он замялся.

– Затем она уложила тебя в постель! – перебила его Дорис.

– Зачем ты так? Все было намного сложнее. Между нами сложились теплые отношения. Даже более чем теплые… Довольно глубокие…

– О, хо-хо! Зачем так возвышенно? Просто она хотела выйти за тебя замуж! – Дорис вызывающе глянула ему в глаза.

– Ты… ты злая, глупая девушка! Ты ненавидишь ее! – повысил голос сенатор.

– Да! Да! Я ненавижу ее! А за что ее любить!? Ты… ты забыл о моей матери! Шарлота обманывает тебя! – воскликнула девушка, и из глаз ее полились слезы.

– Что? Что ты сказала? – он подошел к Дорис и больно сжал ее плечи.

– Прости, папа! Я сама не знаю, что говорю, – рыдания сотрясали ее тело.

– Ладно, ладно, доченька, – он слегка похлопал ее по плечу. – Мне давно следовало бы понять, что вы никогда не подружитесь, – тихо произнес он. – А Луиза ушла из-за нее? – спросил Перес, заранее зная ответ.

– Да, – прошептала девушка. – Луиза сказала, что Шарлота уволила ее.

– Прямо так и сказала?

– Нет, конечно. Она всячески придиралась к бедной Луизе. В конце концов, та вынуждена была уйти.

– Но я впервые слышу об этом! – воскликнул сенатор. – Почему она не пожаловалась мне?

– На кого? На Шарлоту? Ты же боготворишь ее! Ты же выполняешь все ее капризы…

Тут зазвонил телефон, и сенатор снял трубку.

– Да, да! Здравствуйте, сеньор Галло. Что известно нового о самолете? – услышала Дорис. – Это плохо, очень плохо! Мы даже не знаем квадрат, где самолет якобы разбился. А прочесать джунгли нереально. Держите меня в курсе дела… Да, мое приглашение остается в силе, – сенатор аккуратно положил трубку.

– Я, пожалуй, пойду, папа. Что-то разболелась голова, – Дорис встала и направилась к двери.

Глава 7

Дорис не солгала. У нее действительно разболелась голова. Только что произошедший разговор взволновал ее, и теперь, сидя в своей комнате, она старалась вспомнить каждое слово отца. «Конечно, он действительно любил мать, – подумала она и взглянула на небольшую фотографию мамы в золоченой рамке, стоящую на ее столике. – Тот же овал лица, такой же вздернутый носик, небольшие пухлые губки, – она перевела взгляд на стоящее рядом зеркало. – Вот только прическа… – она собрала челку и зачесала наверх, обнажив небольшой, изящно вылепленный лобик и изумилась: сходство и впрямь было поразительным. – Сколько ей здесь? Когда это случилось, ей был двадцать один год», – подумала она.

– Моя милая, любимая мамочка, если бы ты жила, все было бы по-другому. Об этой шлюхе Шарлоте, скорее всего, я никогда бы не слышала.

Дорис стало грустно, и она включила Бетховена. Под звуки сонаты всегда так хорошо мечталось, но теперь ничего не получалось. От этого ей стало еще грустнее. Чтобы как-то себя приободрить, она начала вспоминать радостные эпизоды из ее жизни. Вспомнила, как она радовалась, когда отец привел ее, маленькую девочку, в зоопарк. А что еще? Пожалуй, еще поездка в деревню. В четырнадцать лет ей открылся такой незнакомый мир, всколыхнувший ее до глубины души. Она вспомнила все так отчетливо, будто это было вчера, а не шесть лет назад.