скачать книгу бесплатно
– Пишет: как узнала от матери, что я ее письма рву и на север собираюсь, так вот уже два с половиной года одно и то же письмо пишет. Кается… прощения просит…
Она ведь непьющая у меня, так, рюмашку выпьет для приличия и все. А этот козел специально подпоил ее: «вино это тот же компот». Ну а пьяная баба известное дело… себе не хозяйка, да и меня полтора года не было уже… Вот и потеряла голову.
Пишет, чтобы вернулся – что хочешь, говорит, делай, хоть бей каждый день, хоть че. Ноги, пишет, мыть буду и воду пить… Не вернешься, говорит, сына матери отдам, а сама утоплюсь… Вот так вот, – Леший опять надолго замолчал, уставившись на горы.
– И что делать решил? – счел нужным наконец спросить Пастух. Леший вздрогнул, будто дремал и его разбудили.
– Домой вернусь. Домой хочу… И армией, и горами этими сыт по горло. На север ехать нет никакого желания. В поле хочу, хлеб сеять. Я люблю в поле работать. Хлеб домашний хочу, чтоб только из печи. Ты ел когда деревенский хлеб, Пастух?
– В магазине продавали «сельский» хлеб.
– В магазине… Ты после армии ко мне в гости приезжай, я тебя настоящим хлебом накормлю. Домашний хлеб, когда он только из печи – у него такой дух, такой аромат… Как тебе объяснить… Это как песня, как душа… Да с парным молоком… Ничего больше не надо, ни денег, ни севера… Косить хочу… По росе босиком хочу… – Леший замолчал и мечтательно уставился на редкие облака, он был где-то далеко.
– Ты стихов случайно не пишешь, а, Леший?
– Пишу, только не показываю никому, – удивленно ответил Сергей. – А ты откуда узнал?
– Догадался. Дашь как-нибудь почитать, ладно? – Леший только кивнул в ответ.
– А с женой как решил?
– А что с женой? Я ее уже давно простил за измену… Обидно было, что наврала тогда. Ну, случилось – случилось… Сразу бы покаялась, так я бы домой сразу после срочной вернулся, наверное… Бить, конечно, я ее не буду. Я вообще не понимаю, как так можно бить бабу, а потом целовать? Хотя, говорят, некоторым вроде как нравится… Ольга не из таких… Или я не из таких…
У меня условие будет только одно. Приеду – скажу: «Хочешь жить, будет! только никаких абортов. Сколько даст бог детей, столько и будешь рожать». А не согласится – разведусь к черту.
– Бабы хитрые стали, двоих-троих родят, редко кто четверых, а потом случись что – они шасть в район, в поликлинику на аборт и все…
– Когда я призвался, мы из района в город на электричке ехали. Автобус должен был увезти, да водила запил, а остальные или заняты, или сломаны. Вот мы на электричке и поехали. Там кто-то газету оставил, а в ней большая статья о вреде абортов. Ну, там, как вредно для женщин, что рождаемость падает, что-то еще, не помню. Но я никогда не забуду место, где описывали поздние аборты. Там уже человечек угадывается. И когда их щипцами по кусочку вытаскивают, видно: вот ручку оторвали, вот ножку, вот головку щипцами раздавили. И это в утробе матери, в самом, казалось бы, безопасном месте для ребенка его так… – Леший скрипнул зубами и на некоторое время замолчал.
– Я как представил, что не дай бог, моего ребенка вот так щипцами на куски рвать будут, я в этой электричке чуть зубы на корню не стер. И решил – никаких абортов, сколько будет, столько и будет рожать без разговоров.
– Ладно, с женой понятно, а если где на стороне нагуляешь? Например, будешь на дембель ехать, снимешь девчонку, а она потом найдет тебя – так и так, беременна – что делать будешь? – задал провокационный вопрос Пастух.
От такого поворота Леший явно озадачился.
– У тебя много женщин было, Пастух?
– Много.
– Сколько?
– Не считал, много.
– А девчонки… ну, девственницы, были?
– Были, сколько не помню, а что?
– А они аборты от тебя делали?
– Не знаю, это их дело. Ребенка я признаю только от законной жены, – последовал категоричный ответ.
Поняв, что его ответ не очень понравился Лешему, Пастух решил его обосновать.
– Со мной просто так легла и с другим ляжет, откуда я знаю, мой ребенок или нет. Сумела нагулять, пусть сама и разбирается со своими проблемами.
– А я не считаю, что это только их проблемы… Отец должен решать судьбу ребенка, и мне кажется, что не в меньшей, а в большей степени, чем мать. А насчет случайных связей… Тут все просто: не будет их – и проблем не будет. Мне и Ольги хватит, а домой поеду как-нибудь дотерплю, тем слаще встреча с женой будет.
А уж как приеду – три, четыре, пять, да хоть десять рожать будет. На дом колхоз материал даст, мать пишет – председатель зовет, хоть завтра приезжай и стройся. Хочешь – деревянную избу, хочешь – кирпичный дом. Нас в деревне ценят, знают, что мы, Кустовы, работящие, двужильные.
Я не хочу кирпичный, в них дышать нечем. Как вы в городах живете, не понимаю. Соберем родню, председатель людей даст – за неделю и дом, и баню, и сарай поставим. С голоду не умрем, учеба бесплатно, лечение бесплатно. А мебель да шмотье как получится. К земле они, шмотки-то лишние, душу притягивают. Вот так захочет душа полетать, а шмотки к земле тянут. Вот и ползают люди по земле, вместо того чтобы летать, а говорят «они крепко стоят на ногах».
Пастух, хоть и не видел в мечтах Лешего ничего привлекательного, вдруг остро позавидовал ему, человеку с босоногой душой, способной налегке улетать в небеса.
– Пошли, пора поверку проводить, – встрепенулся Леший, встал с камня и неожиданно засмеялся. – Здорово ты сегодня Конюха пропесочил. А с этим стрелком действительно надо что-то делать.
Все трое вновь прибывших бойцов – Чума, Заяц и Ерш – попали в отделение Пастуха. Вечером после отбоя Перец начал их «обучение».
– «Духи», день прошел! – начал он, а в ответ тишина.
– Я не понял, «духи», оборзели? А ну, строиться бегом, – рявкнул картинно, возмущенный тем, что его проигнорировали, Перец.
Впрочем, рявкнул вполголоса, ввиду того, что у палаток звукоизоляция отсутствовала как таковая. Вновь прибывшие бойцы построились посередине палатки.
– Так значит, «черпака» за человека не считаем? А вы знаете, кто такой «черпак»? – сурово спросил он молодых бойцов, в ответ те только отрицательно покачали головами.
Перец резко взмахнул рукой, ближний к нему Ерш испуганно отшатнулся. Перец довольно усмехнулся:
– Ссышь? Значит, уважаешь! И правильно делаешь, потому что «черпак» – это самый злой человек в армии, так как он уже много прослужил, и ему еще много осталось.
Читая нотацию, Перец ходил перед небольшим строем взад-вперед. В его походке и действиях было что-то среднее между важным генералом, занудным профессором и самодовольным индюком. Взвод, посмеиваясь, наблюдал за представлением. Комизм в ситуацию прибавляло то, что все трое молодых бойцов были заметно выше и значительно крепче Перца. Того, впрочем, этот факт не смущал.
– На «черпаках» держится вся армия. Так как «деды» не хотят, а «молодые» еще не могут нести службу так как положено. Поэтому «черпак» еще и самый уважаемый человек в армии. И вы меня, «черпака» советской армии, за человека не считаете, как я понял. Не уважаете, значит, совсем, да? – последовал вопрос с вселенской обидой в голосе.
– Уважаем! – ответили дружно Заяц и Ерш. Перец остановился перед Чумой.
– А ты, каратист, меня, значит, не уважаешь? – спросил он, смотря на Чуму снизу вверх.
– Уважаю, – неохотно ответил тот.
– Уважаете, значит? Это хорошо. А почему не ответили, когда я начал вечернюю речевку? А?!
– Мы не знаем, – последовал на этот раз уже дружный ответ.
Удивлению Перца, казалось, не будет предела. Он картинно всплеснул руками и развел их, призывая в свидетели столь вопиющему факту всех присутствующих:
– Не знаете?! И чему вас в учебке учили, спрашивается? Значит так, слушайте внимательно, рассказываю первый и последний раз. Запомнить трудно, но вы постарайтесь, – стал нагонять страху Перец.
(Так как оригинал речевки содержит ненормативную лексику, ее адаптированный вариант лишился рифмы)
– Итак, вечерняя речевка звучит так: я – «Духи, день прошел», вы – «Ну и черт с ним», я – «А завтра опять», вы – «ууу… блин!». Понятно?
– Да.
– Репетируем.
– Духи, день прошел!
– И черт с ним, – вразнобой ответили обучаемые.
– Я так понимаю, вы плохо поужинали, да? И говорить надо «Ну и черт с ним!», а не «И черт с ним». Я же говорил, слушайте внимательно. Так, еще раз, бодрей пожалуйста. Я вас очень прошу. Вы только вдумайтесь: я, целый «черпак» советской армии, прошу вас, духов вшивых, повторить правильно речевку. Всего-навсего. Я не понял, это что, так трудно? – голос Перца был трагический.
– Да нет.
– Духи, день прошел! – рявкнул Перец, резко поменяв тон.
– И черт с ним! – на этот раз ответ прозвучал достаточно громко и дружно.
– А завтра опять!
– Уууу… блин!
– Годится. По местам! – скомандовал Перец и, подождав когда они улягутся, продолжил:
– Отрепетировали, теперь премьера. Прошу всеобщего внимания и тишины! – попросил паяц и тут же выдал:
– Духи, день прошел!
– Ну и черт с ним!
– А завтра опять!
– Ууууу …блин!
Позвучали бурные аплодисменты, расчувствовавшийся Перец, намочив слюной глаза, стер воображаемую слезу и раскланялся.
– Я еще сделаю из вас десантников, елы-палы, – с гордостью в голосе закончил он представление.
Через несколько минут в палатку вошел Пастух. Присев на кровать, он снял полукеды.
– Перец, если после отбоя из палатки будут доноситься твои вопли, я тебя так буду загружать днем, что ты будешь засыпать, не долетая до подушки. Понял?
– Пастух, я занимался обучением личного состава.
– Без тебя справлюсь.
– Я хотел…
– Отбой, Перец. Отбой.
На следующий день Конюх, невиданное дело, устроил развод, где озадачил всех делами на день. Пастух должен был выделить людей из своего отделения, чтобы выкопать углубление под палаткой Конюха, и лично проследить, чтобы к вечеру было готово. Сам Малахов взялся заниматься с молодым пулеметчиком на БТРе. При этом Конюх был необычайно серьезен и даже суров. Взвод же посмеивался – похоже, вчерашние слова Пастуха всерьез зацепили лейтенанта.
– Чума, Перец, Куница и Кок, пока свободен от кухни, займетесь палаткой. Я вам тоже помогу малость, – распорядился Пастух.
Солдаты, убрав палатку и под чутким руководством Наташи переложив вещи, стали долбить камушки. Конюх ушел к БТРу и через некоторое время оттуда послышались короткие пулеметные очереди.
– Ты только не перестарайся, Пастух, а то если Конюх за службу всерьез возьмется – ой, боюсь, тяжко нам будет, – забеспокоился Перец.
– Это было бы хорошо, – рассеяно ответил Пастух, который почти открыто не спускал взгляд с Наташи.
Он чувствовал кураж: пока Конюх ударился в службу, надо найти способ хоть на короткое время уединиться с Наташей и попытаться для начала украсть у нее пару поцелуев. Вопрос, где? Ведь даже палатку Наташи с Конюхом сняли. Через некоторое время Кок отправился помогать ей чистить картошку.
– Сержант, ты всю Наташку глазами не съешь, нам оставь маленько.
– Заткнись, Перец!
Пастух был в напряженном ожидании. Он видел, что Наташа уже минут десять назад закинула в печь последнюю пару поленниц и должна была вот-вот отправиться за вагончик за новой партией. Он напряженно ждал, пойдет она сама или отправит Кока. Там, за вагончиком, Пастух и решил устроить встречу тет-а-тет. Когда Наташа в очередной раз посмотрела на огонь, Пастух решил: пора, и встав, не спеша направился к кухне. Наташа скользнула по нему взглядом и сделала вид, будто не видит. Поправив фартук, она отправилась за дровами. Пастух в это время поравнялся с чистившим картошку Коком и быстро осмотрелся. Тут же, словно желая подбодрить его, снова ударил пулемет – Конюх продолжал заниматься с Агрономом.
– Кок, смотри в оба, как появится Конюх – загреми какой-нибудь кастрюлей, – прошептал Пастух и, не дожидаясь ответа от опешившего Кока, скользнул за вагончик.
Как только он увидел стоявшею к нему спиной Наташу, которая, наклонившись, собирала дрова, кровь ударила ему в голову. Материал плотно обтянул очень соблазнительные очертания. Аркадий тихо поставил к вагончику автомат, который, в общем-то, был не нужен в данной ситуации, но Афган приучил держать оружие всегда под рукой. Аркадий нежно положил ладонь Наташе на попку и окончательно потерял голову…
Что было дальше, вы уже знаете. Когда Кок чем-то загремел, Пастух перемахнул через дувал и прошел быстрым шагом по траншее к проходу, находящемуся на востоке, в противоположной стороне от кухни. Постоял с минуту, восстанавливая дыхание. Войдя на высоту, он увидел выходящего на южную сторону Конюха.
Не торопясь и уже почти совершенно спокойный, он подошел к копающим.
– Неужто успел? – заинтригованно спросил Перец.
– Что успел? Ты о чем, Перец? – сделал Аркадий удивленно-непонимающее лицо.
И Перцу пришлось самому отвечать на свой вопрос:
– А ведь успел! Долго ли умеючи, да, Пастух? – с восхищением и нескрываемой завистью спросил он.
О близости с Наташей мечтал весь взвод, и вот нате вам, Пастух только прибыл и сразу в дамки.
«Точнее, в дамку», – мысленно поправил себя Перец.
– Умеючи, Перец, долго. Ладно, забыли! Все забыли. Ясно? – Аркадий обвел всех взглядом и вернулся к Перцу:
– Тебя особенно касается!
– Да что я, не понимаю, что ли? – попытался обидеться Перец.
По его глазам Пастух понял: вечером весь взвод будет знать, что случилось, и не ошибся.
Вечером вся высота, кроме Конюха, знала о рандеву Пастуха с Наташей. Перец постарался, при этом рассказывал и о таких подробностях, о которых просто не мог знать. Правда, он благоразумно замолкал, когда в его поле зрения попадал Пастух, и всегда в конце рассказа добавлял, делая заговорщическую рожу: «Зуб даю, все так и было! Только это тайна, никому, понял?» – и не «слезал» со слушателя, пока тот не давал клятвы молчать до гробовой доски. В общем, повеселился Перец в тот вечер вволю.
Наташа же весь вечер была сама не своя, была рассеянной, нервной. Впервые за два месяца ее ужин явно не понравился бойцам: подгорела каша.
