скачать книгу бесплатно
Повелительница Песка
Кристина Сергеевна Селиванова
I век н.э.
Рим.
Её зовут Клавдия, и она дочь патриция. Ей приходится стать женщиной-гладиатором не потому, что так велит её сердце, а потому что ей пришлось столкнуться с несправедливостью и жестокостью этого мира.
Только от неё самой зависит её счастье. Выберет ли она ту жизнь, которая принадлежит ей по праву рождения, или построит всё с чистого листа, – будет зависеть только от неё самой.
Кристина Селиванова
Повелительница Песка
Глава 1.
Её, молча, вели по узкому тёмному коридору, но она не была пленницей или рабыней. Это был её выбор – выбор свободнорождённой девушки, дочери знатного патриция. Общество считало такой выбор позором, но она понимала, на что соглашается. Она искала в этом выборе свободу, которую так жаждала получить. Её жизнь, сложись она иначе, была равносильно смерти. Да и этот путь, которым она следовала, обрекал её на смерть ничуть не меньше, – на смерть, которая в её глазах казалась куда благороднее, чем та, которую она себе желала, выйдя она замуж за нелюбимого человека.
Она шла уверенно и спокойно, но где-то в глубине души ей казалось, что это самый долгий путь в её жизни. Она молилась Богам, чтобы всё получилось.
Впереди себя она увидела свет. До её ушей доносился рёв толпы и запах дикого зверя, который дожидался её на раскалённом под солнцем песке.
Проходит ещё мгновение, и её ослепляет солнце.
Голоса людей затихают. Тысячи глаз увидели, что на арене гладиаторов стоит женщина.
Она сняла со своей головы шлем, хотя прекрасно понимала, что не должна этого делать. Она понимала, что больше всего шокирован тот человек, кого она ненавидела всей своей душой.
– Я – Клавдия, – прошептала она, найдя его среди других высокопоставленных чиновников и патрициев. – Я здесь, чтобы освободиться от тебя, – и она надела на себя шлем.
Глава 2.
– Клавдия! – громко позвал сестру Лукреций. Его голос звонко отразился от каменных стен их особняка, а его шаги были слышны ещё до того, как он подошёл к её покоям.
Девушка оторвала голову от подушки, протёрла глаза и села.
– Клавдия! – ещё раз произнёс семнадцатилетний парень, заходя в её спальню.
– Сегодня мы идём в гости к Марку Горацию, – сказал он. – Его поверенный приходил к отцу и передал приглашение. Отец согласился.
– Я хотела выспаться. Твои разговоры о гладиаторах вчера до глубокой ночи утомили меня, – и девушка, которой едва исполнилось пятнадцать, легла на подушку.
– Разве ты не хочешь зайти ненадолго к кузену нашего отца и лично увидеть его школу гладиаторов, которую он перенёс сюда, поближе к своему дому? Когда мы в прошлый раз ездили с отцом в его загородный дом у плантаций винограда, возле которых располагалась, как ты помнишь, его старая школа, я не застал там Сцеволу[1 - Сцевола – больше используется как прозвище, чем имя; в переводе означает «левша».], того самого учителя, у которого хороший удар левой. Поговаривают, что он не проиграл ни разу, когда ещё сам выходил на арену.
– А он красивый? – наивно спросила Клавдия.
– Кто?
– Сцевола.
– Фу, что за мысли?! Тебя беспокоит чья-то красота? Он же раб! Лучше бы думала, за кого тебя отдаст замуж наш дорогой папа.
– Я не выйду замуж! – гордо заявила Клавдия.
– Не говори глупостей. Пройдёт год-другой, и не заметишь, как живёшь в чужом доме и делишь ложе с мужчиной, который будет именоваться твоим мужем.
– Фу, Лукреций! – и она запустила в него подушку. – Брак без любви, делить ложе без чувств и страсти – это так скучно. Это всё не для меня. Лучше бы я стала весталкой[2 - Весталка – жрицы культа Весты. Женщинам, которые становились весталками, было запрещено выходить замуж.], чем женой дряхлеющего чиновника (а других в окружении отца и не сыскать).
– В этом ты видишь счастье: выйти замуж за любимого человека?
– Да.
– Ну и зря, – фыркнул юноша.
– Я краем уха слышал, как наш отец обсуждал помолвку, – добавил он.
– Ты явно шутишь? Вдруг он тебе подыскал новую невесту, а не мне жениха?
– С чего это вдруг я захотел шутить на эту тему? С Аврелией мы сыграем свадьбу, если не в этом году, то обязательно в следующем, – и юноша на мгновение замолчал.
– Я не видел, с кем именно отец обсуждал это, – продолжил он, – но его слова я запомнил. Он сказал: «Я искренне надеюсь, что твой сын и моя дочь будут счастливы. Объявим об этом позднее». Речь шла явно не обо мне. Да и голос Тиберия я знаю. Его голос ни с каким другим голосом не спутаешь.
– Значит, он мне желает учесть нашей матери, – вздохнула она.
– С чего ты взяла, Клавдия?
– Выйти замуж за того, когда не знаю (или пока ещё не знаю) – то ещё удовольствие! – и она отвела брезгливый взгляд в сторону, после чего продолжила. – Разве мама была счастлива в браке с нашим отцом? Я не думаю, что эти отношения сделали её счастливой. До свадьбы она видела отца всего раз пять – не больше. Разве она знала его? Разве могла понять, какой он человек? Каким бы ни был наш отец, он не смог дать ей то, чего она так жаждала. Она была несчастна до глубины души. Она нам многое не рассказывала, но по ней было видно, что её душа не на месте. Мне порой было страшно на неё смотреть. Измождённый трудом раб и то выглядит лучше, чем измождённый жизнью человек.
– Сестра, не говори так о ней! Она подарила нам жизнь. Она любила нас.
– Да, подарила! И да, любила! Я не спорю с тобой. Но в остальном она была глубоко несчастной женщиной. Если бы она была счастлива, то не болела в последнее время так тяжело и не умерла год назад. Я знаю, что проживу долгую жизнь и не хочу умереть в возрасте тридцати двух лет, как мама. Я не хочу быть измученной и истощённой.
По щеке Клавдии пробежала слеза. Лукреций заметил это, подошёл к ней, вытер слезу и улыбнулся.
– Я знаю, как ты любила маму. Я тоже её любил. Агриппина была чудесной женщиной. Но что произошло, то произошло. Я не думаю, что мама бы хотела, чтобы ты печалилась по поводу её кончины.
– Собирайся, – добавил он, стоя на пороге комнаты. – Папа сказал, чтобы мы были готовы через два часа.
Девушка понимала, что она лишь разменная монета в руках мужчин, как тысячи и тысячи других женщин. Это был мужской мир, в котором женщинам отводилась определённая роль: сначала дочери, затем жены, а после матери. Никаких других ролей не было предусмотрено. Или ты соглашаешься с отведённой тебе судьбой, или становишься изгоем общества, – третьего не дано.
– Боги, если вы и вправду существуете, то сделайте так, чтобы этой свадьбы не было, как и любой другой свадьбы, в которой моим мужем станет не любимый человек.
Она даже и не представляла, что её слова окажутся пророческим.
Глава 3.
Клавдий Фабий был мудрым, спокойным и рассудительным человеком. Он старался быть честным со всеми, не выделяя кого-то из своего окружения, и того же самого ожидал от других. Иногда он превращался в жёсткого и беспринципного человека, но становился он им только тогда, когда того требовал случай. Он успел повидать много всего за свою жизнь, но только дома он ощущал спокойствие и умиротворение. Только дома он был сами собой.
Дом Клавдия был достаточно просторным и светлым. Он мечтал, чтобы в нём жило как можно больше детей, но судьба сохранила жизни только двоим – сыну и дочери. Супруга рожала четыре раза. Первым на свет появился Лукреций. Через несколько месяцев Агриппина понесла ещё раз. Вторым ребёнком оказалась девочка, которая прожила год и умерла от крупа. Следом родился ещё один ребёнок, которому посчастливилось куда больше, чем старшей сестре. Этим ребёнком оказалась Клавдия. Через два года после этого Агриппина родила двух мальчиков-близнецов, которые умерли в младенчестве с разницей в неделю, не прожив и десяти месяцев. Помимо этого у женщины были два самопроизвольных аборта, после которых она зачать больше не смогла. Выкидыши и смерть детей – всё это сказалось на её физическом и психологическом состоянии. Она часто говорила, что если бы не холодность мужа, то её состояние было бы куда лучше. Этой официальной версией она придерживалась до конца своих дней.
Клавдий по-своему, но любил её, но она предпочитала не замечать его любви и жила в своём мирке, как мотылёк, спрятавшись в этом коконе. Она стала сильно болеть, и большой дом стал для неё темницей, которую она покидала в редких случаях, когда надо было всем семейством посетить какого-нибудь высокопоставленного патриция или почтеннейшего родственника. Весь свой остаток жизни она посвятила Лукрецию и Клавдии, в которых души не чаяла. Она мечтала побывать на их свадьбах, увидеть, как подрастают внуки, но этому не суждено было сбыться.
Она умерла спокойно, тихо – во сне. Тёплым весенним вечером она заснула и уже не проснулась. Служанка нашла её на утро в своей постели. Агриппина лежала на спине с закрытыми глазами. На её бледном лице навсегда застыла улыбка того, кто оторвался от тягот этой жизни и перешёл в лучший мир.
Клавдий Фабий принял новость о смерти жены спокойно. Он переживал, но делал это молчаливо, не проявляя ни малейшей эмоции. Мужчина перевёл всё своё внимание на детей, которых любил больше собственной жизни. Он знал, что должен быть сильным ради них.
Лукреций был старше и прекрасно понимал, что к чему. Но Клавдия была эмоционально зависимым ребёнком и сильно переживала по поводу кончины матери. Мужчина понимал, что его дочь была тесно связана с Агриппиной, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы девочка, как и прежде, могла радоваться каждому прожитому дню.
Безусловно, он желал своим детям счастья, но понятие о собственном счастье у его детей было совершенно разным. Лукреций мечтал о том, чтобы стать гладиатором и сражаться на арене вместе с теми, кем он восхищался. В этом было его счастье.
Клавдия же мечтала выйти замуж за того, кого искренне полюбит, что по тем временам было практически невозможным. И в этом было её счастье. Она понимала, что судьба женщины сначала подвластна отцу, а впоследствии – мужу, и что далеко не представительницы прекрасного пола могут распоряжаться собственной жизнью – за них это делают другие. Но она не унывала и продолжала верить в красоту своей мечты.
Клавдий долго размышлял о том, какую партию подыскать своим детям.
Сыну он нашёл невесту, которая была дочерью его лучшего друга, консула Тиберия Аврелия Кассия. Девочкам по обычаю того времени давали имена их отцов, добавляя женское окончание. Юная Аврелия была мила и хорошо сложена. Оба семейства ждали, пока к девочке придут «луны», и она превратиться в девушку, чтобы после этого сыграть свадьбу.
Дочь же Клавдий хотел отдать за одного из сыновей своего двоюродного брата Марка Горация. Он давно размышлял над этой партией. Каково было его удивление, когда сам Марк несколько дней назад явился к нему с таким предложением.
– Мой сыновья, Антоний и Корнелий, любят заезды на колесницах, – сказал он. – Антоний будет участвовать. Если ты не против, мы можем сыграть свадьбу наших детей после участия в заезде. Через полгода. Нам надо будет ещё успеть подготовиться к торжеству. Плюс моя дорогая супруга Туллия вновь беременна, и я хочу дождаться, пока она освободиться от ноши.
– А как она относится к свадьбе и решению твоего сына? – поинтересовался Клавдий Фабий.
– Она?! Положительно. Она полностью поддерживает Антония.
Мужчины ещё долго разговаривали в таблинуме[3 - Таблинум (в переводе дословно «архив, деревянная галерея, терраса») – кабинет хозяина дома, где он хранил деловые бумаги, семейный архив, официальные документы и прочие семейные записи, а также портреты предков.], и окончание этой беседы и услышал Лукреций. Юноша проходил мимо, но побоялся заглянуть и узнать, кем был гость его отца. Ему самому было интересно, кто станет его зятем.
Глава 4.
Домус[4 - Домус – дом-особняк одного рода.] Марка Горация был сделан со вкусом. В перистиле[5 - Перистиль (также «каведий») является открытым внутренним двором для личной жизни семьи. Окружен колоннами, поддерживающими крышу.] росли кипарисы и фикусы, давая тень в жаркие дни, а фонтан и водосборник воды имплювий[6 - Имплювий (дословно «водосток») – водоем в атриуме, куда собиралась дождевая вода через световой колодец (комплювий). Под имплювием устраивалась своего рода цистерна для хранения запасов воды, оттуда доставали воду через отверстие, окруженное оградой из камней наподобие обычного колодца.] давали нужную прохладу. На полу присутствовала из ярких кусочков керамики мозаика, пёстрым павлиньим хвостом расходясь во все стороны.
Гостей встречал сам Марк. Он поприветствовал входящих и улыбнулся. Он провёл своего кузена с детьми сквозь атриум[7 - Атриум – крытый двор со световым колодцем (комплювий) над бассейном (имплювий).] в триклиний[8 - Триклиний – это пиршественный зал, столовая, была выделена в отдельную комнату под влиянием греческой традиции. Римляне ели, возлежа на ложах (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D0%B9).], в котором их уже ждали Туллия с сыновьями, а также Кассий с супругой, дочерью Аврелией и старшим сыном Максимусом, которому не так давно исполнилось шестнадцать лет, и он по праву и с гордостью мог носить тогу. Хозяин пригласил их к столу, полному яств и вина.
– Я безмерно рад видеть вас всех сегодня здесь, – начал хозяин дома. – Я бы хотел объявить новость. Мы с Клавдием решили объединить наши дома и поженить наших детей.
Лукреций толкнул сестру в бок и сказал: «Я же говорил!». Девушка покачала головой, внушая самой себе, что это неправда, а сказанные Горацием слова лишь сон.
– Со свадьбой мы не будем торопиться. Для тех, кто не в курсе, мой сын Антоний меньше чем через месяц будет участвовать в заезде колесниц, и я надеюсь, что он одержит победу. После этого…
Его выступление прервал Гай Фабий, входящий в триклиний.
Это был высокий, статный сорокалетний мужчина с орлиным профилем и взглядом коршуна. Тёмный загар подчёркивал каждую морщинку его лица, добавляя ему возраст.
– Не знал, что твой сын участвует в заезде. Я обязательно сделаю ставку, – сказал он.
– Твой визит неожиданность. Не знал, что ты вернулся с восточных земель, – обратился к старшему брату Клавдий.
– Не простая это работа – быть легатом. Иногда приходится возвращаться, чтобы решить кое-какие политические (и не только) вопросы.
– Прошу тебя, присаживайся, – сказал хозяин дома. – Мы тут празднуем помолвку моего сына Антония.
– Я поздравляю, – сухо произнёс Гай. – И когда свадьба?
– Мы планируем отпраздновать через несколько месяцев после заезда.
Гай Фабий кивнул, беря в руки ножку жареной куропатки.
– Нашей невесткой станет твоя племянница, – произнесла Туллия.
Гай остановился от процесса пережёвывания мяса. Его лицо налилось кровью, а его тяжёлый взгляд стал ещё тяжелее.
– Клавдия?! – и он взглянул на девушку. Ей не нравился дядя, её пугал его взгляд, и она отвела глаза в сторону.
– Да, – подтвердил его брат.
Брови Гая Фабия поплыли вверх от удивления, но через мгновение вернулись в обычное своё состояние, создавав v-образную складку на переносице.
– Вина, – произнёс он. Гораций сделал жест рукой слуге, который наполнил бокал гостя.
– Я рад за вас, – продолжил он также сухо, как и в начале, – искренне рад.
Когда он это произносил, на его лице не дрогнул ни один мускул.
– Благодарю, – ответил Марк Гораций.
Все заговорили о предстоящем заезде на колесницах. Лишь один Гай сидел, молча. Он пребывал в своих раздумьях.
– О чём думаешь, брат? – спросил его Клавдий. Этот вопрос вернул мужчину в реальность.
– Да всё о том, что я тут ненадолго. Буквально на месяц, максимум – два, и придётся возвращаться.
– Я думал, что ты останешься до свадьбы Антония и Клавдии, – продолжил его младший брат.
– Я не планировал задерживаться так долго в Риме. Но если в твои планы входит ещё сыграть свадьбу своего сына, то я с радостью приму приглашение и приеду.
– Как дела в Иудее? – спросил Тиберий Кассий. Ему не понравилось то, с каким выражением сказал последнюю фразу Гай, так как речь шла о свадьбе его дочери, и он поторопился сменить тему разговора.
– Поговаривают, что там местные какого-то проповедника убили, а потом он явился, как живой, – продолжил он. – Слышал, что сам Пилат высказывался по поводу этого человека.
– Да, было такое, – подтвердил Гай. – Но это произошло несколько лет назад. Там история не стоит долгого обсуждения и пристального внимания. То был человек как человек. Ходил, говорил что-то, исцелил даже нескольких людей. Но я не верю во всё это. Исцеление – воля Богов, а не человека.
– Это да, – проговорил Марк, переведя взгляд на жену.
Ей было неудобно из-за беременности находиться на ложах, и она постоянно меняла положение. Супруг заметил это и сделал лёгкое движение рукой, намекая на то, что они с мужчинами будут обсуждать политику, а политику она не любила. Она всегда покидала мужчин, когда они затрагивали эту тему, и Марк знал об этом.
Туллия поднялась с помощью служанки, поманила за собой Клавдию, дочь Кассия Аврелию и его жену Августу и вышла с ними к писцине[9 - Писцина – водоем в перистиле или водоем с водометом (иногда группа фонтанов) во внутренней части дома. Часто в перистиле устраивался садик, который называли виридарий, ставились статуи, стены расписывались фресками.].
– Служба-то как? – спросил Тиберий.
– Неплохо. Пришлось подавлять несколько бунтов, и только, – ответил Гай Фабий, доедая вторую ножку птицы. – Да и несколько стычек было с местным населением из-за налогов, но всё благополучно разрешилось.
