скачать книгу бесплатно
Во время этой встречи также говорили о продаже бирманского риса в СССР и что на вырученные средства бирманская сторона планирует закупить в СССР, Польше, Чехословакии и Венгрии машины, оборудование, а также потребительские товары[203 - Там же. Л. 98–99.].
Вечером того же дня советская делегация возвратилась в бирманскую столицу. По всей видимости, поездка в Шанскую область была внеплановой, и в Москву о ней сообщили уже после того, как она состоялась.
По итогам поездки было подписано совместное заявление У Ну и Микояна, Правительство СССР в дополнение к к дару технологического института предложило построить за свой счет в Рангуне госпиталь, театр и культурно-спортивный комплекс. Приняв этот дар, У Ну в ответ предложил Советскому Союзу дар такого количества риса, которое по сумме соответствовало советскому дару.
Кроме того, сторонами было подписано дополнительное соглашение и долгосрочный протокол о взаимных поставках товаров и предоставлении услуг[204 - Новое время. 1956. № 15. С. 32.].
Обеспокоенный тем, что Микоян «загостился» в Бирме и может не успеть выполнить вторую часть своей миссии, связанной с поездками по азиатским социалистическим странам, Хрущев отправил ему полушутливую телеграмму. Анастас Иванович точно уловил заложенный в ней «двойной» смысл и ответил не менее оригинально[205 - Микоян получил эту телеграмму уже в Ханое и ответил на нее там же. Можно также предположить, что не всем в Москве нравилось столь успешная деятельность Микояна, и поэтому из Кремля последовала столь «любопытная» реплика от первого лица государства, на которую Микоян не мог не отреагировать.].
Приложение 1
Телеграмма Хрущева Микояну, 3 апреля 1956 г.
Анастас Иванович!
Передаем наше почтение и пожелание доброго здоровья.
Мы все довольны результатами твоей работы, которая была проведена в Карачи, Дели, Бирме. Во всех отношениях эта поездка оказалась очень полезной.
Не можем также не выразить своего сожаления в связи с тем, что тебе не удалось посмотреть в Бирме еще два-три озера[206 - Президиум ЦК КПСС на заседании 13 апреля 1956 г. подверг критике Маленкова, который во время посещения Англии 13 марта – 21 апреля 1956 г. отклонился от заранее утвержденного графика и посетил ряд памятных мест Лондона и Стратфорда. См.: Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 120, 934–935. При этом сам Хрущев вместе с Булганиным могли на достаточно продолжительное время продлить свой визит в ту страну, которая им во время пребывания особенно понравилась.].
Выражаем также свое сочувствие в связи с тем, что в Ханое у тебя уходит много времени на неизбежные официальные церемонии, что забирает часть времени, необходимого на ознакомление со страной, обсуждение практических вопросов и оказание помощи товарищам. Надеемся, что, несмотря на все нужные церемонии, ты найдешь возможность выполнить главную цель своей поездки в Ханой[207 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 145.].
Приложение 2
Ответная телеграмма Микояна (не позднее 4 апреля 1956 г.)
Никита Сергеевич!
Спасибо за дружескую телеграмму. Я понимаю Вашу зависть по поводу осмотра нами прекрасного озера Инле. Но раз пустился в путешествие, хочется посмотреть побольше. Ваша зависть, однако, может уменьшиться, если учесть, что мы уступили настоятельным просьбам У Нy и в воскресный день, – день отдыха но конституции Советского Союза, – побывали в Шанском государстве. Во время полета туда в обратно беседовал в течение трёх часов с четырьмя бирманскими министрами-социалистами, а на месте, в Шанском государстве, – с главой этого государства, являющимся одновременно министром иностранных дел Бирмы. Настойчивость, проявленная У Ну в его приглашении нам совершить эту поездку, мы поняли как его желание найти повод для нашей встречи и беседы: самыми влиятельными его министрами. Состоявшийся беседами как с У Ну, так и его министрами были очень довольны[208 - Там же. Л. 146.].
* * *
Итоги этой части поездки 13 апреля 1956 г. обсуждались на заседании Президиума ЦК КПСС, члены которого выразили мнение, что она «была очень полезной, нужной», и деятельность Микояна была полностью одобрена[209 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 120. Микоян, в частности, сообщил присутствовавшим, что в посольствах СССР в Афганистане и Пакистане нет ни одного работника из Средней Азии, а сами дипломаты в этих зарубежных советских представительствах плохо знают местные языки урду и бенгали. Материальная база этих посольств «неважная».].
Интересна реакция ЦРУ США на итоги этого визита. Исходя из рассекреченной в 2017 г. справки, отправленной его сотрудниками 5 апреля 1956 г. в Госдепартамент, она состояла в следующем. Назвав Микояна «третьим человеком в советской иерархии», там особо отметили, что во время одного из своих выступлений в Дели он сделал важное заявление о том, что в первую очередь в сегодняшних условиях необходимо торговать, а не заниматься перевооружением, как предлагают некоторые западные «агрессивные круги». Причем этот тезис он отстаивал не только в Индии, но и в других странах данного региона, которые он посетил.
Кроме того, в Пакистане Микоян затрагивал не только торговую тему, но и сделал заявление о том, что СССР будет дружить с этой страной и помогать ей вне зависимости от того, что он вступила в Багдадский пакт и имеет свои обязательства перед западными союзниками.
Особо отмечалась высказанная Микояном позиция в отношении Кашмира, в которой он подчеркнул, что окончательное решение вопроса должно быть за самим «народом Кашмира». По их представлениям, поскольку большинство населения этой территории являлось мусульманами, то в случае возможного свободного волеизъявления они выскажутся за вхождение в состав дружественного Западу Пакистана.
Советские журналисты, сопровождавшие Микояна в поездке, якобы были сильно удивлены контрастом между тем, как в Дели тепло принимали Микояна, а незадолго до того весьма прохладно – госсекретаря Даллеса.
Составители справки нашли весьма успешной поездку Микояна в соседнюю Бирму, где по ее итогам было подписано соглашение, сделавшее Советский Союз крупнейшим импортерам риса из этой страны. В обмен Москва обязалась делать важные для бирманской промышленности поставки промышленного оборудования, продукции советского машиностроения, а также оказывать Бирме техническую помощь. Микоян от имени советского руководства также сделал Бирме «подарок», предложив построить там за свои средства медицинские и культурные объекты (госпиталь, театр, стадион и др.). Авторы ноты резюмировали, что поездка Микояна придала новый импульс кампании Москвы по повышению уверенности в азиатских странах о возможности СССР «вести бизнес» на «взаимовыгодной основе».
Общий вывод был таков: фактически поездка Микояна стала своеобразным продолжением и закреплением результатов визитов Хрущева и Булганина в данный регион[210 - https://www.cia.gov/library/readingroom/docs/CIA-RDP79R00890A000700040020-4.pdf; https://mediamax. am/ru/news/ mikoyan/23600.].
2.2. Микоян и проблемы Монголии
На политической карте мира Монголия как независимое государство, признанное международным сообществом, появилось лишь после окончания Второй мировой войны.
Произошло это после того, как советский руководитель Сталин настоял на проведении в самопровозглашенной в 1924 г. Монгольской Народной Республике (МНР)[211 - Монголия вошла в состав Китая после завоевания ее территории маньчжурами в 17 веке. Исторически она состояла из трех частей: Южной, Северной и Западной. В 1911 г. Северная Монголия (Халха), в одностороннем порядке объявила о своей автономии, формально возглавлявшейся главой местной ламаистской церкви (богдо-гэгэном). Весной 1914 г. часть Монголии (Урянхайский край) вошла в состав Российской империи в статусе протектората. Под названием Народная республика Танну-Тува (с 1926 г. – Тувинская Народная республика). В 1921 г. эта территория была представлена большевиками как «независимое» государство, которое, впрочем, так никем (кроме СССР и, под его давлением, МНР) не было официально признано. В 1944 г. Тува была принята в СССР, став автономией в составе РСФСР. В 1921 г. на территории Внешней Монголии с помощью подразделений Красной Армии РСФСР к власти пришли просоветски настроенные политические силы, объявившие о ее независимости от Китая. Южная Монголия все это время продолжала находиться под китайской юрисдикцией. Руководствуясь прагматическими соображениями, правительство СССР в 1924 г. подписало с северным правительством Китая договор о дружбе и тем самым формально признало его юридическое право на Внешнюю Монголию. В том же году, после смерти богдо-гэгэна, была провозглашена МНР, так и официально не признанная мировым сообществом. Фактически с 1921 г. Внешняя Монголия была территорией, полностью подконтрольной РСФСР, а затем и СССР. Под давлением на режим Чан Кайши со стороны Сталина, в октябре 1945 г. на территории МНР был проведен референдум, по результатам которого монголы «единогласно» проголосовали за независимость. Это решение было признано китайским правительством 5 января 1946 г. В следующем месяце СССР и МНР подписали договор о дружбе и взаимопомощи. Однако после провозглашения в октябре 1949 г. КНР, ее руководство поставило под сомнение ранее принятое «предателем Чан Кайши» решение о признании независимости МНР, что нашло свое отражение во время пребывания в конце 1949–начале 1950 гг. в СССР делегации во главе с Мао Цзэдуном, а также осенью 1954 г. в ходе переговоров с советской делегацией, прибывшей на празднование 5-летия КНР Подробнее см.: Лузянин С. Г. Россия-Монголия-Китай в первой половине XX века. Политические взаимоотношения в 1911–1946 гг. М., 2003; История Монголии. XX век. М., 2007.] плебисцита, по итогам которого практически все ее небольшое население высказалось за независимость. Монголия к середине 1950-х гг. стала предметом оживленных консультаций между руководителями СССР и КНР. Ссориться из-за Монголии со своим главным союзником в Москве явно не желали, но и отдавать Мао Цзэдуну страну, куда уже было вложено много советских инвестиций, тоже не хотелось.
Как мы уже отмечали выше, в очередной раз вопрос о будущем Монголии был поставлен на заседании Президиума ЦК еще в период подготовки XX съезда КПСС. В ходе обсуждения его участники договорились: «пусть бы МНР существовала и дальше самостоятельно». Было дано поручение Микояну проинформировать о советской позиции в монгольском вопросе прибывшего на съезд главу правительства Цеденбала, ранее занимавшего пост Генерального секретаря правящей Монгольской народно-революционной партии (МНРП)[212 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 98.].
При этом в Москве не хотели обидеть и его главного политического конкурента. По всей видимости, именно поэтому в «Правде» 1 марта 1956 г. в постоянной рубрике «В братских коммунистических и рабочих партиях» появилась статья Первого секретаря ЦК МНРП Д. Дамбы «Руководящая сила монгольского народа».
Встреча Микояна и Цеденбала состоялась через четыре дня, 5 марта 1956 г. в день третьей годовщины со дня смерти столь почитавшегося монгольским народом Сталина[213 - Правда. 1956. 6 марта.]. Микоян наверняка понимал, что дружественный сосед обязательно попросит о дополнительной материальной поддержке и не ошибся. Цеденбал сразу же обратился к куратору советской помощи странам социалистического лагеря с «внеочередной» просьбой, основанной на соглашении от 12 августа 1955 г. Речь шла о дополнительном кредите размером 6–7 млн руб. для приобретения строительных материалов и транспортных средств. Кроме того, со стороны монгольского премьера была выражена еще одна инициатива – освободить МНР от очередного взноса в размере 40 млн. руб. в совместном долевом строительстве железной дороги[214 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 150.].
Микоян сообщил Цеденбалу, что Президиум ЦК КПСС ранее уже принял решение об оказании МНР помощи в строительстве жилья в столице площадью 40–50 тыс. кв. м., для чего потребуется выделить еще один кредит в размере 30–35 млн. руб. в дополнение к тем 6–7 млн., которые они только что запросили. Кроме того, Советский Союз поможет в строительстве жилых домов для своих специалистов, которые планируется возводить силами монгольских строительных организаций.
Что касается освобождения от выплаты взноса по железной дороге, отметил советский представитель, этот вопрос будет рассмотрен советской стороной дополнительно.
Микоян напомнил, что советско-монгольская Восточная геологоразведочная экспедиция в настоящее время содержится только за счет средств, поступающих из СССР. Лишь частично советские затраты компенсируются вывозом из страны руды. И это необходимо объяснить монголам, среди которых циркулируют слухи, что монгольские природные богатства вывозятся «бесплатно» в соседнюю страну.
Кроме того, по его мнению, необходимо сократить число советских рабочих и специалистов в этой экспедиции и одновременно готовить в течение ближайших пяти лет на освободившиеся места монгольские кадры. Необходимо также изучить вопрос о передаче ранее построенной Советским Союзом Улан-Баторской железной дороги, имевшей статус акционерного общества.
Цеденбал, по свидетельству Микояна, с ним «полностью согласился», выразил СССР благодарность, а также предложил советским геологам поискать на территории МНР железную руду[215 - Там же. Л. 151.].
Микоян затем попросил рассказать о положении в монгольской экономике. Цеденбал такую информацию предоставил и тут же попросил рассмотреть вопрос о приеме в 1956 г. в советские вузы 245 граждан МНР, в том числе 40 – в железнодорожные. Микоян пообещал помочь.
Далее Микоян поинтересовался, как обстоят дела с приемом МНР в ООН и о процессе установления дипломатических отношений с другими странами. Он также напомнил Цеденбалу о просьбе МНР о приеме в состав СССР и о причинах, почему это предложение не было удовлетворено. Главная из них – необходимость сохранения Монголии как самостоятельного государства[216 - Там же. Л. 152–153. Впервые на неофициальном уровне этот вопрос обсуждался в МНР в 1944 г., когда в состав СССР была принята Тувинская Народная Республика. На следующий день после смерти Сталина это предложение было поставлено монгольской стороной уже официально. См.: Надиров Ш. Цеденбал. 1984 год. М., 1995. С. 42–43.].
Микоян рассказал собеседнику, как в 1954 г. он вел разговор с руководителями КНР, которые ставили вопрос об объединении МНР с Внутренней Монголией и включении нового образования в состав КНР на правах субъекта федерации[217 - Там же. Л. 153.].
Цеденбал заявил, что решение советского руководства было «правильным» и монгольский народ «очень доволен независимостью, и обязан этим только Советскому Союзу».
Микоян поинтересовался нынешним состоянием связей МНР и Внутренней Монголии, а также спросил, с какими странами мира МНР уже установила официальные отношения. Цеденбал ответил, что со всеми «демократическими странами» Запада и Востока, а также с Индией. Вопрос об установлении дипломатических отношений с капиталистическими странами еще не рассматривался.
Микоян получил ответ и на свой вопрос о положении ламства в Монголии, узнав от собеседника, что на территории МНР действуют 4 буддийских монастыря, в которых несут послушание 200 монахов.
В заключительной части беседы обсуждались вопросы внутримонгольской торговли и работа местных госхозов[218 - Там же. Л. 154.].
* * *
Вскоре после этой встречи Микояну вновь пришлось обсуждать вопрос о Монголии с китайскими руководителями. В Пекине в последний день пребывания там Микояна он вновь был поднят по инициативе китайской стороны[219 - См. раздел 3. 1 в настоящей книге.].
Глава китайского правительства Чжоу Эньлай напомнил, что во время пребывания в Москве в 1949–начале 1950 гг. они поставили вместе с Мао Цзэдуном перед Сталиным вопрос о возможности возвращения Монголии в состав КНР, и что тогда им был дан «неправильный» ответ. Микояна спросили, не считает ли руководство СССР тот ответ «одной из ошибок Сталина?».
В свою очередь глава Всекитайского собрания народных представителей КНР Лю Шаоци, развивая тему, сделал акцент на психологической травме, которую «глубоко переживает» китайский народ из-за факта выхода Внешней Монголии из состава Китая. Микоян ответил, что об этом вопросе лучше всего спросить мнение самих жителей МНР[220 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 130. Во время пребывания в 1954 г. советской делегации в Пекине вопрос о статусе Монголии был вновь поднят по инициативе китайской стороны. Подробнее о борьбе Внешней Монголии за независимость см.: Гарушьянц Ю. М. Борьба за признание Монголии // Проблемы Дальнего Востока. 1997. № 2. С. 112–123; Белов Е. А. Монголия. Решающий период борьбы за независимость // Азия и Африка сегодня. 2003. № 11. С. 45–49]. Конечно, такая реакция одного из высших советских руководителей явно не могла удовлетворить китайских коммунистических лидеров, мечтавших о расширении границ Поднебесной, доставшейся им в ходе кровопролитной войны[221 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 124–127.].
* * *
Микоян вскоре из Пекина сразу же вылетел в Улан-Батор. У него на руках была справка, подготовленная специально для этого визита, которая была призвана выполнять приблизительно такую же роль, как приводившаяся нами выше памятка по Пакистану, но без конкретных рекомендаций, что и как говорить. Приведем из нее один характерный фрагмент: «В течение последнего года стало известно из бесед Цеденбала и Дамба, а также информации советского посла в Улан-Баторе, что в Политбюро ЦК МНРП, особенно между Цеденбалом и Дамбой, Цеденбалом и Ширендыбом (первый заместитель премьер-министра), между Цеденбалом и Лхамосуруном (секретарь ЦК по пропаганде) имеют место несработанность и трения по вопросам практической работы.
Из названных бесед и информации советского посла видно, что одной из причин трений могли быть случаи единоличных решений Цеденбалом крупных вопросов, которые должны были решаться на Политбюро, претензии Цеденбала вести себя также, как вел себя Чойболсан, а также частые выезды на длительный срок на отдых, за что его упрекают в отрыве от Монголии и в отходе от практической работы»[222 - Там же. Оп. 120. Д. 1256. Л. 25. Цеденбалу в Москве была выделена персональная квартира, и он имел возможность пользоваться подмосковной государственной дачей, где проживал с семьей по нескольку месяцев в году.].
Естественно, Микоян на месте должен был определить, сколь далеко зашло это противостояние в рядах дружественной партии и государства.
Встреча на аэродроме Улан-Батора была подчеркнуто торжественной, в ней участвовало все высшее руководство МНР. На центральной площади состоялся митинг, в котором участвовало порядка 50 тыс. человек[223 - Правда. 1956. 9 апреля; ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 704. Л. 139.].
Цеденбал в своем выступлении сказал то, что от него хотели услышать в Кремле Хрущев и его единомышленники: «Трудящиеся Монголии… горячо приветствуют исторические решения XX съезда КПСС, которые служат могучим оружием в борьбе нашей партии и нашего народа за строительство социализма».
Встреча в аэропорту Улан-Батора. Слева от Микояна – Рашидов, справа – Цеденбал (ГАРФ)
В ответном слове Микоян отметил, что монгольский народ преодолел вековую отсталость, успешно идет по пути к социализму и занимает достойное место в могучем социалистическом лагере. На долю монгольского народа выпала честь осуществления ленинского положения о том, что с помощью пролетариата передовых стран отсталые страны могут перейти к социализму минуя капиталистическую стадию развития, которая несет народным массам страдания и жестокую эксплуатацию… Нам, советским людям, отрадно осознавать, что успехам, достигнутым самоотверженным трудом монгольского народа, способствовала и помощь, оказанная Советским Союзом[224 - Там же. Л. 140.].
Микоян проинформировал руководство МНР о состоявшейся у него в Пекине беседе с лидерами КНР и претензиях, которые они предъявили в отношении статуса их государства.
В результате монгольские руководители, явно недовольные решениями XX съезда КПСС, вынуждены были их одобрить, исходя не только из экономической выгоды, но и видя в СССР главного гаранта их независимости[225 - Стоит также отметить, что борьба с внешними проявлениями культа личности Сталина в Монголии происходила не столь радикально, как в некоторых других союзных СССР странах. Так, например, одна из центральных улиц Улан-Батора вплоть до конца 1980-х гг. носила его имя. Там же с 1949 г. находился большой памятник Сталину, работы скульптора Н. В. Томского, демонтированный лишь в конце 1990 г. Мотивировалась такая «нестандартная» позиция, в том числе и тем, что именно благодаря Сталину Монголия сохранила свою независимость, не войдя ни в состав СССР, ни в состав Китая.].
В тот же день с участием Микояна состоялось совещание членов Политбюро ЦK МНРП и заместителей председателя Совета министров МНР. По его итогам он послал в Москву информацию.
Приложение
Из сообщения Микояна в ЦК КПСС о совещании членов Политбюро и заместителей главы правительства МНР, 8 апреля 1956 г.[226 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 141–142.]
«Тов[арищ] Цеденбал поставил несколько хозяйственных вопросов, относящихся к нам. Я сказал, что не в состояния в Улан-Баторе дать ответы на эти вопросы и предложил ему написать о них Советскому правительству, которое их рассмотрит и даст ответ.
Секретарь ЦК МНРП Дамба сообщил о ходе обсуждения в МНР итогов XX съезда КПСС, указав при этом, что относительно вредных последствий культа личности в ходе обсуждения возникли вопросы, касающиеся руководства их партии при Чойбалсане. В 1937–1938 гг. было уничтожено много руководящих кадров в МНР[227 - Речь идет о копировании Чойболсаном, при поддержке советских советников, форм и методов «большого террора» в Советском Союзе, в результате которого, по монгольским данным, было репрессировано значительное количество ни в чем не повинных людей.]. Монгольские товарищи сейчас решили проверять всё это, чтобы установить, насколько они были виновны. При этом они столкнулись с таким фактом, что в то время группа арестованных монгольских работников была передана Особому отделу Советских войск в Монголии и бесследно исчезла; до сих пор они не знают, что с ними сталось. Я предложил им написать нашему Совмину, указав, кого конкретно это касается. Это будет расследовано, после чего будет дан ответ.
В ходе беседы я информировал о том, как китайцы ставили вопрос о присоединении Монголии к Китаю в 1949 году и как отвечал им тогда Сталин, затем в 1954 году и как ответили тт. Хрущев и Булганин[228 - Речь идет о поездке правительственной делегации СССР на празднование пятилетия со дня образования КНР, в ходе которой на просьбу Мао Цзэдуна о рассмотрении вопроса присоединения МНР к автономному району Внутренняя Монголия в составе КНР советские руководители не стали реагировать.], и, наконец, о моей последней беседе с Чжоу Эньлаем и Лю Шаоци по этому вопросу.
Как видно, они не знали о таких разговорах, высказав удовлетворение нашей позицией, они спросили, действительно ли китайцы сейчас ставят вопрос о соединении. Я ответил, что в последней беседе со мной Чжоу Эньлай и Лю Шаоци сказали, что в данное время они не ставят этот вопрос, но что имеют в виду это сделать в будущем.
Присутствующие одобрительно отнеслись к нашей позиции, Цеденбал от имени всех присутствующих заявил от имени всех присутствующих о согласии с нашей позицией в этом вопросе, подчеркнув, что они стоят за независимость Монголии.
Дамба[229 - Первый секретарь ЦК МНРП в 1954–1958 гг.], а затем Ширендыб[230 - Первый заместитель главы правительства МНР, член Политбюро ЦК МНРП.] просили дать меня разъяснения по ряду вопросов, которые задают им члены МНРП в связи с докладом о культе личности. Я сделал необходимые разъяснения. Они были довольны и благодарили».
* * *
По итогам визита было подписано совместное коммюнике, из содержания которого следовало, что в течение 1956–1960 гг. СССР окажет МНР помощь в строительстве жилых домов в Улан-Баторе путем выполнения советскими проектными организациями соответствующих работ. Стороны договорились о передаче МНР на безвозмездной основе долей нескольких акционеров Улан-Баторской железной дороги. Договорились о строительстве в Монголии молочного завода и четырех вальцовых мельниц, о поставках оборудования для кондитерской фабрики, строительства объектов ЖКХ в Улан-Баторе, проведении геолого-разведочных работ и др. МНР предоставлялся кредит на льготных условиях для реализации этих проектов на практике.
9 апреля состоялся прием в советском посольстве, в ходе которого Микоян заявил монгольским представителям, что у наших стран общие цели, «мы понимаем друг друга»[231 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 704. Л. 143.].
В 10.30 утра по местному времени Микоян и другие члены советской делегации вылетели в Москву, куда прибыли 10 апреля.
* * *
Кроме поездки в несоциалистические страны Азии и Монголию, Микоян в течение лета-осени 1956 г. принимал активное участие в состоявшихся в Москве непростых переговорах с лидерами стран, являвшихся южным и восточным соседями СССР: шахиншахом Ирана и премьер-министром Японии, а также с индонезийской парламентской делегацией[232 - В том же году Советский Союз с официальным визитом посетил Президент Индонезии А. Сукарно, но информация о возможном содержании его контактов с Микояном в доступных для изучения фондах российских архивов отсутствует.].
2.3. Участие в нормализации отношений с Ираном
Приезд в Советский Союз с государственным визитом шахиншаха Ирана Мохамеда Реза Пехлеви с официальной мотивировкой «в целях укрепления добрых отношений» был анонсирован в центральной советской прессе еще осенью 1955 г.[233 - Правда. 1955. 4 октября.]
Визит иранского лидера должен был стать первым в истории двусторонних отношений. Особую пикантность этому событию придавал тот факт, что в 1953 г. шах установил в стране, при активной поддержке США, жесткую антикоммунистическую диктатуру[234 - В 1953 г. от власти был отстранен либерально настроенный умеренный националист, глава правительства М. Моссадык и в Иране было установлено т. н. «военное правление», продолжавшееся до 1959 г. Шах значительно усилил свои полномочия, а местная коммунистическая партия (Туде) подверглась сильнейшим репрессиям со стороны властей. См.: Реза Годс М. Иран в XX веке. Политическая история. М., 1994. С. 253–256.].
В последний день 1955 г. Президиум ЦК обсуждал весьма больной для советской дипломатии вопрос: о проекте ноты правительства СССР правительству Ирана по поводу присоединения Ирана к Багдадскому пакту[235 - Военно-политический блок в составе США, Великобритании, Турции, Ирана, Пакистана, созданный в 1955 г.]. Микоян предложил такую ноту не посылать, а выждать. Остальные члены Президиума (за исключением Сабурова, поддержавшего Микояна) с этим не согласились, предложив ноту все же отправить, но использовать при ее составлении «более мягкие» формулировки[236 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 1. С. 80.].
Новое советское руководство политическая ориентация шаха волновала не слишком сильно, а визит, как представлялось в Кремле, должен был продемонстрировать миру «открытость» советской дипломатии в обсуждении самых непростых вопросов, в том числе с ближайшими соседями, находившимися по другую сторону противостояния в «холодной войне».
С Ираном (до 1935 г. страна официально именовалась Персией), у большевиков отношения складывались очень непросто. В 1920–1921 гг. они, в ожидании мировой революции на Востоке, даже отправляли свои войска для помощи местным левым силам[237 - Подробнее см: Персиц М. А. Застенчивая интервенция. О советском вторжении в Иран и Бухару в 1920–1921 гг. М., 1999; Генис В. Красная Персия. Большевики в Гиляне 1920–1921. Документальная хроника. М., 2000. По официальной советской версии «позднесталинских» времен, 18 мая 1920 г. советский флот, преследуя белогвардейцев и англичан, стремясь вернуть увезенной белогвардейцами советское имущество, появился в территориальных водах Персии и начал бомбардировку английских позиций, а затем высадил на берег десант. Англичане были вынуждены бежать, что и стало началом эвакуации английских войск из страны. После этого на севере Персии была провозглашена Гилянская республика и образовано временное правительство во главе с Кучек-ханом, за подписью которого и было направлено письмо Ленину. Главным виновником последующих неудач назывались «леваки», выдвигавшие лозунги «социалистической революции» и требовавших немедленной конфискации помещичьих земель (См.: Иванов М. С. Очерк истории Ирана. М., 1952. С. 279–280).].
После прихода к власти в феврале 1921 г., в результате военного переворота, Реза-хана, был подписан договор о дружбе, ставший, наряду с аналогичными договорами с Афганистаном и Турцией, важным этапом в прорыве политической и дипломатической блокады РСФСР, а затем и СССР[238 - Советска версия происходившего наиболее полно отражена в книге А. Н. Хейфеца. См.: Хейфец А. Н. Советская дипломатия и страны Востока 1921–1927. М., 1968.].
В первой половине 1930-х гг. Реза, в 1925 г., возведенный на престол в статусе шаха Ирана и основателя династии Пехлеви, стал ориентироваться на гитлеровскую Германию. В конечном итоге, после оккупации страны в августе 1941 г. советскими и британскими войсками, он вынужден был отречься от престола, передав трон сыну – Мохамеду, «добровольно» отказавшемуся от ряда важных полномочий, ранее имевшихся у монарха.
Во время Тегеранской конференции 1943 г. молодой шах от имени своей страны вел переговоры со Сталиным. У советского лидера о нем сложилось явно неправильное мнение как о слабом политике. Видимо, поэтому вскоре после окончания Второй мировой войны Сталин захотел видеть Иран в сфере советских геополитических и экономических интересов. Вскоре эта недальновидная линия привела к международному конфликту и фактическому переходу Ирана в проамериканский лагерь[239 - Подробнее см.: Егорова Н. И. «Иранский кризис» 1945–1946 гг. по рассекреченным архивным документам // Новая и новейшая история. 1994. № 3. С. 24–42; Blake K. The U. S.-Soviet confrontation in Iran, 1945–1962. Lanham, 2009.].
После смерти Сталина новые руководители СССР решили исправить неблагоприятную ситуацию и помириться с соседом. Как раз для этого и были приглашены шах с супругой. Как вскоре выяснилось, круг вопросов, обсуждавшихся на состоявшихся в Москве встречах, оказался значительно шире и сложнее.
Микоян, как главный знаток в руководстве СССР ситуации в регионе Среднего Востока, стал одним из ключевых участников переговоров. Во время беседы, в которой в качестве формально основных действующих лиц принимали участие Хрущев, Ворошилов и Булганин[240 - С советской стороны в беседе также участвовали дипломат В. С. Семенов и ответственный работник аппарата ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. В состав иранской делегации вошли министр торговли И. Кашени, сенатор Н. Саед, генерал-адъютант шаха Я. Панах, посол в СССР А. Масуд Ансари.], Микоян играл одну из главных ролей. Он, в частности, проинформировал гостя о своей недавней поездке в соседние с Ираном государства[241 - См. Раздел 2. 1 в настоящей книге.] и констатировал, что с Советский Союз хочет улучшить свои отношения с Пакистаном, а руководители этой страны напрямую увязывают это с улучшением советско-турецких и советско-иранских отношений. В свою очередь, турецкие лидеры связывают улучшение советско-турецких отношений с улучшением общей международной обстановки. Но улучшение общей обстановки не наступит, подытожил Микоян, если не будут улучшены отношения между отдельными соседними странами[242 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98 с. Д. 702. Л. 46.].
Понимая, что страна, которую он представляет на переговорах, находится в несколько иной «весовой категории», Микоян в ходе беседы сделал ряд оговорок. Во-первых, Советский Союз не в таком положении, чтобы просить у Ирана «дружбы», и, во-вторых, Иран нуждается в «хороших отношениях» не меньше, чем Советский Союз. В нашей искренности, заявил Анастас Иванович, обращаясь к шаху, можете не сомневаться. Необходимо также, чтобы «страх был отброшен в отношениях Турции и Ирана с Советским Союзом».
Во время переговоров с шахом Ирана (газетный снимок)
Будучи политиком, тонко чувствовавшим ситуации такого рода, Микоян не отрицал, что во время Второй мировой войны и вскоре после ее окончания, «имели место события, которые усилили недоверие Ирана к Советскому Союзу». Но, подчеркнул Микоян, Хрущев «от имени всех нас высказал уже сожаление по поводу того, что в тот период имело место в отношении Ирана и Турции[243 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 46. Отношения СССР с Турцией развивались достаточно хорошо в период нахождения там у власти Ататюрка, скончавшегося в 1938 г. Турция с начала Второй мировой войны, при ярко выраженных симпатиях нового руководства к Германии, заняла нейтралитет. В феврале 1945 г. она с большим запозданием объявила о присоединении к антигитлеровской коалиции. Однако Сталин уже настаивал на контроле советскими вооруженными силами черноморских проливов и потребовал возвращения в состав СССР нескольких небольших территорий, переданных Турции по инициативе Ленина в начале 1920-х гг. Турция обратилась за помощью США, получила от нее поддержку. В 1952 г. страна вступила в НАТО, а затем и в Багдадский пакт. Версию сталинского периода о происходившем в советско-турецких отношениях см.: Миллер А. Ф. Краткая история Турции. М., 1948. Современная версия: Киреев Н. Г. История Турции. XX век. М., 2007.].
Хрущев не мог не вмешаться в ход этого весьма показательного разговора и бросил реплику: вина, прежде всего, лежит на Сталине, а также к этому был причастен Берия.
Микоян продолжил «наступательный» характер общения и задал прямой вопрос: почему бы Ирану не иметь с Советским Союзом таких же отношений, какие Афганистан имеет с Советским Союзом? Естественно, что в качестве главного препятствия выступал факт вступления Ирана в Багдадский пакт.
Шах, видимо, ожидал нечто подобное, поэтому поблагодарил Микояна за сделанное заявление и отметил, что поскольку беседа «приняла откровенный и сердечный характер», теперь можно свободно поговорить в духе «дружбы и откровенности». Вы спрашиваете, продолжил шах, почему Иран вошел в Багдадский пакт, который он считает «оборонительным союзом»[244 - Советский Союз осудил в октябре 1955 г. этот шаг Ирана, что получило свое отражение в специальном Заявлении Советского правительства и в передовой статье «Правды» под названием «Куда идет Иран?» (Правда. 1955. 13 октября).]. Это имеет свои корни в 150-летней истории отношений между нашими странами, истории, которую надо исправить. Можно ли привести хотя бы один факт, чтобы Иран в течение 150 лет напал на Россию или держал в голове идею нападения и захвата советской территории?[245 - ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 98с. Д. 702. Л. 47.]
Советским лидерам было нечего сказать по этому поводу, и диктатор Ирана продолжил свой «обвинительный» монолог.
Шах: Но с 1811 г. и до мировой войны на Иран 2–3 раза нападала Россия. В 1907 г. Россия разделила Иран с Англией, в Первую мировую войну русские войска вошли в Иран вместе с английскими войсками, во Второй мировой войне, в 1941 г. советские войска также вошли на территорию Ирана. Иран заключил договор с СССР, однако, несмотря на этот договор, дело дошло до того, что часть территории Ирана едва не была отторгнута. Поэтому фактор боязни существовал и это нас заставило, даже если это было бесполезно с точки зрения военной, принять некоторые меры…[246 - Там же. Л. 48.]
Далее в беседу вступил еще один член иранской делегации – Саед, внесший некоторые уточнения. По его информации, в 1941 г., как и в 1907 г., инициаторами ввода войск в Иран все же были англичане. И следует только пожалеть, что в 1941 г. Советский Союз поддался на эту инициативу Великобритании.
Хрущев тут же парировал этот довод, спросив: почему такое несправедливое отношение к Советскому Союзу? С инициаторами ввода войск в Иран, англичанами, вы, иранцы, в наилучших отношениях, а с нами – нет… Они были инициаторами всех плохих дел, а вы с ними состоите в Багдадском пакте.
Шах дал на это замечание два варианта ответа:
Мероприятия советской стороны, которые последовали во время Второй мировой войны и послужили причиной таких событий, которые едва не привели к отделению от Ирана Иранского Азербайджана.
По окончании войны советские войска не ушли из Ирана в 1945 г., в то время как английские войска ушли.
Хрущев опять не нашел ничего лучшего, как свалить ответственность за происходившее на Сталина и Берию[247 - Там же. Л. 50.].
Шах же продолжил свои обвинения: Вы должны знать, обратился он к членам советской делегации, что Иран против Ленина не сказал ни одного плохого слова. Не забудьте, что наша страна была среди первых, признавших режим Ленина. Не забудьте, что в этом отношении мы не проявили близорукости.
Хрущев тут же нашелся: Афганистан признал Советский Союз первым.
Булганин, видя недовольство гостей столь «некорректным» высказыванием главы советской делегации, попытался свести дело к «компромиссу»: Афганистан и Иран «в общем» признали нас почти одновременно[248 - Там же. Л. 56.].
Шах продолжил в том же ключе: повсюду в Иране о Ленине всегда говорили и до сих пор говорят с большим уважением[249 - Там же. Л. 57.].
