Полная версия:
Свет в ее глазах
– Блейк, – послышался голос отца, выцепивший меня из раздумий. Я поднял голову и взглянул на него: старик завис в проеме и с недовольным видом смотрел на меня. Что опять не так?
– Отец?
Он сунул руки в карманы брюк и медленно вошел в кабинет. Его плечи были напряжены, а взгляд направлен в пол, как если бы он что-то тщательно обдумывал.
Я сидел за своим столом из красного дерева и до появления отца работал над чертежами.
Лицо его было каким-то бледным, на фоне бежевых стен он выглядел как мертвец.
– Садись, – предложил я, указывая на одно из черных кресел, справа от моего стола.
Он резким движением поднял голову и уставился на меня, словно привидение увидел.
Что-то не так, он нервничал.
Отец всегда становится напряженным, когда дело касается работы, но ведет себя по-другому, не так, как сейчас. В самые загруженные рабочие дни или когда у нас проблемы, он становится раздраженным, начинает суетиться сам и наводить суету вокруг себя. Если бы это было возможно, то он вырабатывал бы электричество, ну или двигал планету, таким беспокойным он становился. Но сейчас отец какой-то отрешенный и задумчивый, значит дело было не в работе.
– Мэдди, сделай, пожалуйста, два кофе, – попросил я секретаршу, нажав кнопку на селекторе.
– Мне понравились твои чертежи. Ты превзошел сам себя, – сказал он и его лицо посветлело.
С моих губ слетел тихий смешок.
– Ты говоришь так каждый раз, когда я отсылаю тебе чертежи новых проектов.
– Потому что ты профессионал своего дела, и я горжусь тобой, сын.
Иногда я получал от отца похвалу, ему нравилось то, как я выполняю свою работу. Это происходило не так часто, в основном между моментами, когда он отчитывал меня за мой образ жизни, отношение к рабочему графику и нежелание наследовать его кресло.
Но сейчас с ним точно происходило что-то странное. Обычно отец ограничивался коротким «молодец» или «ты превзошел сам себя», а после возвращался в свой кабинет и принимался за работу. Но в данный момент он слишком сильно разбрасывается похвалой. В моей голове закрались самые ужасные мысли, которые я пока не решался озвучить.
В кабинет заглянула Мэдди, извиняясь и несмело подходя к моему столу с чашками кофе в руках. Я окинул ее беглым взглядом: темные волосы были убраны в строгий конский хвост, а одета она была в светлую блузку и темную обтягивающую юбку. Именно такая одежда была на Джоанне в нашу недавнюю встречу. Скучные, неприметные, отталкивающие вещи делали Дикарку притягательной и сексуальной, чего не скажешь о Мэдди.
Я поблагодарил секретаршу, потянулся к своей чашке и сделал глоток горячего ароматного напитка. Отец занял предложенное ему место и повторил за мной. Как только Мэдди покинула кабинет, я отставил чашку и сунул ему чертежи в руки.
– Те чертежи устарели, вот, эти новые.
Он поставил чашку на стеклянное блюдце, взял расчерченные листы в руки и принялся изучать их. Вот только его глаза не двигались, он смотрел в одну точку, значит не рассматривал чертежи, он находился глубоко в своих мыслях. Через несколько секунд он сказал:
– Ты отправил мне чертежи полчаса назад. Ты успел изменить их за полчаса? – На его лице отразилось недоумение.
– Ага, – кивнул я, – смотри, вот здесь я решил сделать стену чуть длиннее, чем она была, так большая часть окон этого крыла здания будет выходить на восток. – Я поменял листок и показал ему другой чертеж. – А здесь я немного поменял расположение стен, и сделал более удобный выезд на северную улицу. Есть еще небольшие изменения на следующих двенадцати листах, но они не так критичны. Нужно будет согласовать это с заказчиком.
Вернее с заказчицей. С сексуальной вредной заказчицей.
Отец кивнул, несколько минут он молча пил кофе и изучал мои чертежи. Я покорно ждал, когда он закончит. Теперь точно стало ясно, что он ушел в себя, иначе не тратил бы по минуте на лист, который он в состоянии просмотреть за секунды.
– А теперь выкладывай, зачем ты на самом деле пришел в мой кабинет, – холодно сказал я. – К чему все эти «я тобой горжусь», «ты профессионал» и прочая чепуха?
Он перестал притворяться, что глубоко увлечен чертежами и взглянул мне в глаза. Его брови нахмурились, а губы сошлись в плотной линии.
– Твоя мать вернулась в город.
Вот оно, то, что не давало ему покоя, и заставило прийти ко мне в кабинет. Более дерьмовой новости я не слышал уже… Да, впрочем, никогда не слышал ничего дерьмовее.
– Откуда ты знаешь?
Он нервно вздохнул и достал из кармана сигареты.
Помните, как я говорил, что он пытается бросить и кажется, у него начало получаться? – Забудьте.
– Она звонила мне несколько часов назад.
– Здесь не курят, – сказал я, задумчивым взглядом прожигая стену. Отец кивнул, и стал прятать сигареты обратно, тогда я встал со своего кресла и поставил перед ним пепельницу.
– Чувствуй себя, как дома.
В голове гудели сотни мыслей, но самая заманчивая, ярким перманентом расписанная «сломай или разбей что-нибудь, тебе полегчает».
Не полегчает, никогда не становилось легче. Сколько я не пытался забыть или оправдать ее действия, мне никогда не становилось легче. Нельзя избегать негативных чувств и эмоций, нельзя прятать их где-то в стороне, и считать, что удастся не замечать их. Однажды они вернутся, заявят о себе самым извращенным и болезненным способом. Нужно прожить это, постепенно, с каждым шагом учиться жить заново.
Я же предпочитал избегать их, и не мог справиться с ними, по сей день. Нет смысла что-то ломать и разбивать, мне не десять лет, нельзя больше заниматься этим.
Я беспокойно расхаживал по кабинету, спрятав руки в карманы брюк, раздумывая, зачем она решила вернуться. Что такого произошло, что заставило ее приехать сейчас? Около десяти лет назад она не изъявляла такого желания.
Вспомнив, что могу задать этот вопрос отцу, я остановился.
– Зачем она вернулась и почему позвонила?
– Хочет наладить отношения.
Губы сложились в горькой усмешке.
– С кем?
– И со мной и с тобой.
– Надеюсь, ты послал ее?
– Касаемо части, где она хочет наладить отношения со мной – да, а вот с тобой…
Я устало опустился в кресло и с силой сжал подлокотники.
– А что со мной? Я не желаю ее видеть!
Отец молчал, и я знал, о чем он думает, это буквально читалось в его глазах. Он думает, я слечу с катушек. Но я уже не тот несдержанный подросток, с бушующими гормонами, которым когда-то был. Я вычеркнул ее из своей жизни, и даже не считаю ее матерью.
– Блейк, – начал отец, одаривая меня тяжелым, полным волнения взглядом. – Я надеюсь, ты не станешь делать глупостей.
– Нет, я не стану делать ничего, что может навредить мне.
Но он не верил.
– Пообещай, что ничего не станешь делать. Пообещай мне, Блейк.
– Да чего ты так завелся?
Отец вскочил со своего места.
– Чего я завелся? Однажды ты поджог ее машину, гараж!
– Я сотню раз говорил тебе, я не делал этого!
– Вас с Калебом поймали на месте преступления! – прошипел отец. Его все еще не отпускала та ситуация, в которой к тому же я не был виновен.
– Я тебе еще раз говорю, мы не трогали ее машину! – заорал я.
Калеб – мой кузен, мы с ним ровесники. В тот день, когда случился большой пожар на участке Елены, мы находились поблизости, видели, как полыхает ее гараж и машины, но не имели к этому никакого отношения.
– Вас видели! Елена видела тебя собственными глазами!
Злость и ярость поглощали меня, более десятка лет меня винят в том, чего я не делал. Отец – единственный человек, который должен был поддерживать меня во всем, смотрит на меня как на преступника. Родная мать, которая ушла от нас, просила засадить меня за решетку на двадцать лет.
Мы перелезли через невысокую изгородь, и упали прямо в кусты гортензий. От боли Калеб жалобно пискнул.
– Тихо, Калеб, нас же могут услышать, – шикнул я на него. Неудивительно, что он скулит, Калеб был как девчонка, слишком большая неженка.
– Блейк, кажется, я вывихнул шею, – застонал он, заставив меня закатить глаза.
– Шею нельзя вывихнуть, ее можно только сломать!
Я встал на ноги и помог подняться Калебу, потирая больное место, он волком посмотрел на меня. Мой локоть болел от удара, а колени были разодраны в кровь, но в отличие от него я не распускал слюни.
На улице смеркалось, мы смогли прийти к дому мамы только после восьми вечера, до этого у Калеба была тренировка по бейсболу.
И как он вообще биту держит, у него же не руки, а макаронины какие-то?!
Оказалось, что семья Калеба жила через две улицы от дома моей мамы. Мы неделю вынашивали этот план. Ни мне, ни Калебу не позволялось уходить дальше нашей улицы. Пришлось импровизировать. Калеб вернулся с тренировки и должен был отправиться в душ, пока его мама готовила нам ужин, я подождал его на заднем дворе, и схватив велосипеды мы помчались искать дом моей мамы. Его оказалось не трудно отыскать, он был очень большим и ослеплял своей белизной, сильно выделяясь среди прочих домов.
Зачем ей одной такой большой дом?
– Вот и не правда, – сказал Калеб. – В прошлом году наш кетчер2 Дэкс вывихнул себе шею!
Я окинул его хмурым взглядом.
– Ты гонишь!
– Не гоню.
– Дай взгляну, – сказал я и подошел к Калебу сзади, разглядывая заднюю поверхность шеи. До этого я и не думал, что можно вывихнуть шею. Разве можно повредить шею и быть живым? Не верится совсем.
Грязной ладонью я провел по шее Калеба. Не почувствовав там ни выступов, ни горбиков, как бывало при переломе, я облегченно выдохнул. Я знаю, как выглядит перелом, я ломал руку два раза.
– Ну-ка, пошевели шеей, – сказал я, наблюдая, как Калеб поворачивает голову сначала вправо, а потом влево, после закидывает ее назад, а потом вперед, касаясь подбородком груди.
– Больно? – спросил я.
– Нет, – выдохнул Калеб и радостно улыбнулся. От этой улыбки меня охватило раздражение.
– Ну и чего тогда разнылся? Иисусе! И как ты только в бейсбол играешь, ты же чуть что ноешь как принцесса!?
Калеб мгновенно ощетинился.
– Не правда!
– Тссс, – зашипел я, – не ори ты так. Хватит болтать, пошли.
Мы обошли дом, чтобы попасть на задний двор. Минуя клумбы с кустами роз, мы подбежали к большой белой резной двери. Справа стояли три велосипеда: два небольших розовых и один побольше, но фиолетовый.
Зачем маме три детских велосипеда? Она что, приглашает в гости детей? Почему тогда она не приглашала меня?
У гаража стояло две канистры, пахло бензином. Внезапно двери открылись, и раздался детский крик.
– Мама!
Мама?
Девочка лет восьми в розовом комбинезоне глазами полными ужаса поглядывала на нас.
– Блейк, надо удирать отсюда, – ткнул меня в плечо Калеб.
Вместе мы попятились назад, но я споткнулся о камень и упал на спину. Взгляд скользнул по ярким всполохам оранжевого света, машина, которая стояла у гаража горела, сам гараж тоже горел и с каждой минутой огонь разгорался еще сильнее.
– Кто вы такие? Что здесь делаете? – послышался женский голос, который был до боли мне знаком.
Мама.
Она стояла напротив меня, уперев руки в бока, и недовольным взглядом рассматривала нас, словно не смогла узнать. Но после ее брови в удивлении поползли на лоб.
Она узнала.
Светлые волосы идеально уложенными прядями струились до середины ее плеч, невозможно было оторвать восторженного взгляда.
Я вскочил на ноги, первым порывом было обнять ее, но сделать мне это не удалось, ноги словно вросли в землю. За ее спиной раздался треск, части машины нещадно поглощало пламя. Она обернулась и в ужасе схватилась за голову.
– Блейк! – она вернула взгляд ко мне, я никогда не видел столько ненависти в ее глазах. – Зачем ты сделал это?
Из дома выскочили еще две девочки, одна выглядела точь в точь, как первая, даже одежда на них была одинаковая и еще одна постарше. За ними появился мужчина. Он взглянул сначала на огонь, затем на меня и сложив в свое голове неверную картинку кинулся и схватил меня за футболку.
– Как ты сюда попал паршивец? Тебе мало не покажется, это я тебе обещаю!
«Я этого не делал. Я этого не делал. Я этого не делал», – крутилось у меня в голове, но сказать я ничего не смог.
– Блейк ты совсем от рук отбился, если отец не в состоянии воспитать тебя, то воспитает закон! Тебя посадят на двадцать лет, и тогда ты научишься думать о последствиях! – кричала она. По непонимающему взгляду мужчины, что все еще держал меня за футболку, было ясно, что он не знал, что Елена моя мама.
– Девочки, нужно уходить, – сказала она.
Зазвучали сирены пожарных, и Елена, подтолкнув девочек, увела их с участка. Мужчина, держа нас с Калебом каждого за шиворот футболки, как щенков, выпроводил за ними.
– Елена лжет, я не поджигал ее машину. Зачем она наговорила этого дерьма, я понятия не имею!
Отец поднялся со своего места, его взгляд ни на секунду не отрывался от моего лица.
– Как ты можешь верить ей, а не мне? Я твой сын, в конце концов! – громко напомнил ему я.
В глазах отца на секунду промелькнула одна эмоция, словно он засомневался в моей причастности, но она исчезла так же быстро, как снег в июне.
– Блейк, ты был зол на свою мать, и в прошлом уже делал вещи, которые не назовешь безобидными.
– Но я не поджигал машину! Стэф мне верила, почему не можешь поверить ты? – спросил я.
Отец устало вздохнул и покачал головой.
– Стэф была мечтательницей с большим сердцем. Она всегда видела в тебе ангела, что бы ты ни сделал.
– Нет, просто в отличие от тебя, она любила меня, хотя я даже не был ее родным сыном, – бросил я и сел в свое кресло. Лицо отца изменилось, потемнело, он разозлился.
– Я пойду, пока ты не наговорил еще большей ерунды.
Ерунды? Разве я был не прав в своих суждениях? Как можно обвинять своего ребенка в поджоге, ни одной весомой улики не было против нас. Кроме той, что мы находились рядом с домом, но разве это весомое доказательство?
– Да, иди, посмотри мои чертежи.
Отец молча кивнул, и снова спрятав руки в карманы, направился к выходу. Не дойдя до двери, он остановился и развернулся ко мне.
– Думаю, Елена будет звонить тебе.
– Не проблема, ее номер заблокирован. Я не допущу, чтобы она появилась и снова испортила мою жизнь.
Отец помолчал насколько секунд, затем сказал:
– Может, стоит ее выслушать? Интересно, что она хочет сказать.
– А ты ее выслушал?
– Нет, но мы с тобой в разных ситуациях, она моя бывшая жена, а для тебя…
– А для меня мать, которая решила, что ее родной сын ей больше не нужен, – перебил я его. – Мне не нужно знать, что она собирается сказать мне, это совсем не интересно.
– Как знаешь, – пожал плечами он и вышел из кабинета, захлопывая за собой дверь.
Одной проблемой больше, Елена решила поиграть в мою мамочку, не самая приятная новость за сегодня.
А что до Джоанны?
Тогда, в ее кабинете, вынуждая ее охрипнуть от стонов, я понял, что еще не закончил с ней. К черту деловые отношения, я заставлю ее пожалеть о своем прошлом поступке. Ей следует знать свое место.
Я лишь возьму свое. То, что она задолжала мне.
Я воспользуюсь ее телом, сделаю то, чего она в прошлом опасалась. А затем закончу проект и оставлю ее.
Глава 8
Джоанна
– Ты мог не приезжать со мной в отель, – сказала я, войдя в свой кабинет. – У тебя самолет вечером.
Утро было не из приятных. Мы с Барбарой и Конрадом вчера решили отвлечься, и пошли в клуб, а вернулись домой под утро, вдвоем. Конрад еще в начале вечера свинтил с какой-то девицей. Сегодня я чувствовала себя не очень хорошо, а Барбару вообще пришлось оставить досыпать в моей квартире.
Конрад подошел к моему столу и пробежался взглядом по бумагам и документам на нем.
– Вдруг тебе нужна будет моя помощь. Кроме того, я не могу просто сидеть дома и смотреть глупые шоу вроде «Парочек на острове».
– «Остров любви»? – изогнув бровь, спросила я.
– Я откуда знаю, как оно называется, я не смотрю его, Джоанна, – огрызнулся он.
Если и существовал человек, который также как и я жил на работе, то это был Конрад.
Я повесила свою куртку в шкаф и подошла к столу, игриво толкнув Конрада плечом, опустилась в кресло и сложила руки на груди.
– Ты вернулся домой под утро, где пропадал всю ночь?
– Встречался с одной знакомой, – отмахнулся Конрад.
– Что за знакомая?
– Одна девушка – Сандра, узнала, что я сейчас в городе и хотела встретиться, – безразлично пояснил он.
Конрад занял кресло напротив моего стола.
– Я рада, что ты не притащил ее домой, но в следующий раз предупреди, что придешь поздно или не придешь вообще, это заставило меня понервничать.
– Хорошо, мамочка, – усмехнулся он. – А вы с Барбарой отлично повеселились в клубе?
От его вопроса в голове сразу возникли картинки вчерашнего. Хорошо ли мы повеселились?
С Барбарой в последнее время происходили странные вещи. Она стала рассеянной, часто уходила в себя, но старалась делать вид, что все в порядке. Я знала, что последний месяц с ней активно пытался связаться ее отец. Но Барбара предпочла игнорировать эти его попытки. Она сменила квартиру, чтобы даже родственники не нашли ее. Потому что сама Барбара понятия не имела, зачем понадобилась отцу. Но все склонялось к одному: он нашел ей пару и хочет выдать ее замуж. Чего сама Барбара не хотела.
– Отлично, ничего особенного, а как прошло свидание с твоей Сандрой? – спросила я, решив сместить фокус внимания на брата.
На его лице отразился целый спектр эмоций.
– Плодотворно, хотя я не назвал бы это свиданием, скорее перепихом с давней знакомой.
– Оу, – с отвращением в голосе протянула я, – мне не интересен ваш перепих, боже. Я хотела знать, чем вы занимались до этого? Ресторан, театр, кино?
– Просто перепих, Джоанна, ты меня вообще слушаешь? – возмутился он.
Скривив губы, я скользнула взглядом по лицу брата.
– Знаешь, джентльмен из тебя так себе.
– Прости, но это то, чем занимаются взрослые люди. Они спят, и не тратят время на всякую чепуху вроде ресторанов и прогулок под луной, – ответил Конрад.
Где-то я уже это слышала. Не слово в слово, а нечто подобное.
– Ты не тратишь, а другие взрослые люди, как ты выразился, тратят.
– Сандра тоже предпочитает не тратить время на эту чушь, – парировал он.
Как мало он знал о женщинах. Я усмехнулась и облокотилась на стол, заправляя выбившиеся из хвоста пряди за уши.
– Нет, она говорит тебе, что не любит тратить время на эту чушь, а сама хочет этого, – словно поучая брата, ответила я.
– Ты же даже не знакома с ней. И не все девушки одинаковые.
– Не все, но это простая вежливость, знак уважения, подари цветы, накорми девушку, или своди в кино или в театр, погуляй под луной, прежде чем трахнуть ее.
Говоря все это, я имела в виду вовсе не Сандру.
Многие девушки действительно верят, что простое уважение со стороны мужчины – это непозволительная роскошь, то, что еще нужно заслужить.
Общество вкладывает это в наши головы еще с пеленок. Если ты принимаешь эти правила, то ты нормальная, если восстаешь против них, то сразу становишься меркантильной тварью или стервой.
Женское тело не товар, и не место, куда можно прийти и взять, что пожелаешь. Каждая девушка заслуживает, чтобы к ней относились с уважением.
Мужчины должны понимать это. Мужчины должны уважать каждую девушку на своем пути, будь то одноразовые встречи или полноценные отношения. Игнорирование чьих-то желаний не должно считаться нормой. Девушки не должны с этим мириться.
Конрад рассмеялся в голос, словно я сказала что-то действительно смешное.
– О, поверь, я уважал ее как минимум три раза этой ночью.
Его глаза сверкнули, и я почувствовала, как мой желудок сжимается, угрожая отправить назад кофе и омлет, съеденные за завтраком.
– Не хочу слышать подробности, – истерично замахала руками я. – Но хочу тебе сказать, что ты отвратительно ведешь себя с девушками.
Конрад откинулся на спинку сиденья и закинул руки за голову, в его глазах плескалось недовольство.
– Не думаю, что нуждаюсь в советах кого-то, кто только пару лет назад официально стал совершеннолетней.
– Ладно! – слишком громко буркнула я, затем резко встала со своего места и оперлась руками о стол. – У меня полно дел, которые вероятно станут моей головной болью в ближайшие несколько месяцев, и раз ты решил заявиться сегодня в отель, то хотя бы немного поможешь мне.
***
К обеду я спустилась в ресторанный зал, где меня ждал Эрик.
– Привет, – просиял он.
Он обнял мои плечи и приветственно прижал меня к себе. Нос защекотало от приятного запаха: все те же бергамот, цитрус и пресловутый кедр.
Мы заняли приватный столик, где бы меня никто не смог увидеть с Эриком. Я заказала себе крем-суп, а Эрик стейк.
Мне хотелось в качестве аргумента моей скрытности использовать тот факт, что я вроде как начальница и не сильно хочу демонстрировать личные связи перед подчиненными. А Эрик к тому же частый клиент ресторана.
Но все это было отговоркой.
Я не хотела, чтобы нас увидел Блейк. Я не знала, злится ли он еще на своего друга или нет. И представить не могла их взаимную реакцию. Новых конфликтов, тем более в стенах моего отеля, мне не хотелось.
Блейк должен был появиться в моем кабинете во второй половине дня, но зная его, он мог без предупреждения свалиться на мою голову как снег с нечищеной крыши.
– Так что ты думаешь? – спросил Эрик.
Я подняла взгляд от своей тарелки и уставилась на него как олень, застигнутый в свете фар. Он что-то говорил, а я прослушала.
– Что ты сказал? – переспросила я.
Эрик улыбнулся и покачал головой.
– Что, работа отнимает все время? Даже сейчас не можешь отдохнуть? – спросил он. В его тоне не было ехидства или насмешки. Просто стандартный вопрос.
Я отрицательно покачала головой.
– Не стану жаловаться, тем более Конрад сегодня взял некоторые обязанности на себя, – сказала я, хватая с тарелки гренку с зеленью.
Эрик отложил столовые приборы и откинулся на спинку сиденья.
– Я видел его, когда только пришел.
Мои глаза округлились в удивлении.
– И как он?
Эрик усмехнулся и посмотрел на меня особым взглядом. В нем плескалось все: смешливость, забота и даже умиление.
– Он боится, что я сделаю тебе больно, – сказал Эрик. – И считает, что легкомысленные отношения только навредят тебе.
Я с облегчением выдохнула: его волнения абсурдны, ничего из этого не навредит мне, защищать меня ни к чему. Но хорошо, что Конрад не сказал чего-то неприятного Эрику. Обычные братские наставления, я полагаю.
– Еще он сказал, что оторвет мои яйца, если ты хоть раз будешь из-за меня плакать.
Я почти поперхнулась водой, которую пила в этот момент
– Прости, – мои щеки заалели, а голова вжалась в плечи от неловкости.
Конрад был не очень добр с Эриком. Откуда вообще возникла эта потребность защищать меня, я не знала. Конрад мог раздуть грудь перед Стивом – моим первым парнем, но с остальными он даже не встречался, я следила за этим.
– Все в порядке, – тепло улыбнулся Эрик и легко накрыл мою ладонь своей. – Я сказал ему, что не сделаю тебе больно… И что я не хочу легкомысленных отношений больше. Не с тобой.
О нет.
Это не то на что я рассчитывала, когда недавно разговаривала с Эриком.
– Я хочу пригласить тебя на прием, который состоится через две недели, – сказал он, пока я находилась в замешательстве из-за его признания. – Отец решил передать мне бизнес.
– Прием в Майами? – нахмурилась я.
Родители Эрика владели ночными клубами по всей стране, а также парочкой курортных центров во Флориде.
Эрик улыбнулся и покачал головой.
– Нет, – ответил он, – здесь, в Нью-Йорке.
Мне приходилось бывать на мероприятиях подобных этому, в нашем «высшем мире» родители часто предпочитали передавать бизнес своим взрослым детям и делать это с пафосом.
Эрик был ровесником Конрада, им обоим уже по двадцать семь лет. А значит родители сочли Эрика достаточно взрослым и ответственным, чтобы передать в его руки бизнес.
Мою голову неприятным импульсом вдруг пронзила одна догадка.
Если состоится традиционная процедура передачи бизнеса, с подписанием и прочей подобной показухой, значит там будут родители Эрика. А это в свою очередь означает…