Манифест Верности

Селестина Даро

Манифест Верности

Глава 1

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми, живыми или мертвыми, случайны. А все отсылки и секретные послания вам только кажутся…

Omnia vincit amor et nos cedamus amori

Вергилий, "Эклоги"

Глава 1

Их души пели на единой частоте,

И мир вторил им в Великом Созвучии.

Ибо одна нота, спетая верно,

Рождает гармонию Вселенной,

А одна ложная – обрушивает хор миров.

Фрагмент из поэмы Слепой Пророчицы Эолии,

сохранившийся в устной традиции.

То, что я собиралась сегодня сделать – было настоящим безумием. Безо всякого преувеличения. Казалось бы, ну кто в здравом уме будет прыгать со стеклянного моста без всякой страховки? Представить такое в своей "прошлой" жизни я бы даже не смогла.

Но именно это совсем скоро мне и предстояло.

А пока… Я продолжила упаковывать одежду, которую возьму с собой. Взять разрешалось только белую и красную. И одно парадное платье – любого цвета.

Как же круто все изменилось за последние семь месяцев. Здесь, на Этериане, я обрела семью, которой у меня не было на Земле. Да, пусть и в довольно странном виде – "угасшей" матери, сестры-близняшки, и брата, которого я за все это время так ни разу и не увидела.

Вайолет узнала, что Фиделис – не я – та, настоящая Фиделис, которая родилась в этом роскошном теле, провела обряд Золотого Пересечения, и больше никогда не вернется, и все равно приняла меня, бывшую Екатерину Романову, а теперь – новую Фиделис, так, как наверное, не смогла бы я, если поставить меня на ее место – всем сердцем.

И вот теперь мы обе собирались исполнить волю Люмина и Сицилии Лэйн – поступить в Вердианскую Академию Созвучия.

Найти вторую половинку и вступить с ней в Союз – еще совсем недавно звучало для меня как мечта. Увы, Земля погрязла в изменах. А я хотела, чтобы как в сказке – принц на белом коне и "навсегда". Я заслуживала большего, и никогда не соглашалась на меньшее. Возможно, поэтому, на Земле у меня не было ничего. Ни семьи, ни человека, который бы меня по-настоящему полюбил. Но… Мне все также девятнадцать, хоть теперь я не просто в другом теле, но и в другом мире.

– Тебе не о чем волноваться, Фил, – сказала Вайолет, заходя ко мне в комнату. – Леонид тебя поймает. Ты будешь жить, как в меду.

Я помнила Леонида из воспоминаний настоящей Фиделис: он был статным шатеном, с теплыми ореховыми глазами, и, кажется, дружил со мной всю жизнь – с самого детства.

Да, Этериан медленно умирал, но я все равно никогда не смогу понять настоящую Фиделис – как она могла взять и вот так вот просто отказаться от всего этого?

– А кто поймает тебя, Ви? Как ты можешь идти на это, осознавая, что у тебя нет такой подстраховки, как у меня? – в очередной раз возмутилась я, зная, что она все равно не откажется от поступления.

Вайолет пронзила меня взглядом, словно молнией.

– Вот скажи мне, как и почему девушка с Земли, которая провела здесь всего семь месяцев, волнуется за меня больше, чем волновалась моя настоящая сестра за всю мою жизнь?

Правда была в том, что я успела достаточно изучить Вайолет за семь месяцев, чтобы понимать, что этой бравадой она пытается храбриться. Она боялась не меньше моего. А, может быть, даже больше.

– Ох, Ви, – покачала головой я.

Насколько я поняла из своих воспоминаний, настоящая Фиделис считала Вайолет тенью. Она думала, что в глазах их матери ее близняшка "лишь запасной вариант", "отполированная версия" меня. Если Фиделис была бунтаркой, желающей свободы, и не собирающейся сонастраиваться с Леонидом, то Вайолет – идеальной светской дебютанткой. Она с детства усвоила правила игры: быть привлекательной, говорить правильные вещи и делать "верный" выбор.

– Не забудь зайти к маме, ладно?

Я кивнула. Конечно, она не узнает меня. И меня пугали ее пустые стеклянные глаза.. Сицилия находится на постоянном попечении сестер-целительниц, но это не означает, что я должна вести себя так, как вела себя настоящая Фиделис. Я не перестала чувствовать, что мир дал мне второй шанс, и я не хочу предавать его доверие.

Кстати, современный Этериан недалеко ушел от Земли: алери тоже поддались вирусу измен. Но для этого мира это стало катастрофой. Дело в том, что, насколько я поняла, тут все зависело от энергии истинных пар. Это общество одержимо истинными парами. До тошноты, до головокружения. Но эта одержимость – не причуда. Когда-то, в эпоху, которую теперь называют Золотым Созвучием, города-дворцы, такие как наш Люминдор, процветали. Вердилии, такие маленькие светящиеся шарики света, с узорами по типу мандал, которые иногда преврашаются в настоящих полнотелых призраков, и которые рождаются от связи истинных пар – биомагические симбионты, воплощение жизни самого Этериана, обитали раньше тут в таких количествах, что я и представить себе такого не могла. Они – источник Эфира Согласия, они преобразуют энергию любви и верности в стабильность мира: от их состояния зависел урожай. Чем больше было счастливых пар, тем пышнее Сады Созвучия, и тем плодороднее земля.

Не только урожай зависел от Вердилий: вся магия работала на энергии пар.

Я не стала откладывать на потом, и пошла в комнату к Сицилии сразу же. Как жаль, что я не успела ни на йоту ее узнать. А теперь, когда она такая… Смогу ли когда-нибудь?

Вайолет рассказывала, что их отец был, по большей части, теоретиком, а мать – практиком. Талантливым садовником Созвучия. Она чувствовала Вердилий на интуитивном, эмоциональном уровне. Их Союз с Люмином был идеальным балансом – науки и сердца, логики и чувств. Они были одной из самых крепких и известных пар на своем потоке.

Каждый раз, когда я заходила в эту комнату, моя голова и уши взрывались от боли. Здесь было слишком шумно. Словно какой-то диссонанс молоточками стучал по мыслям и барабанным перепонкам.

Фиделис была очень красивой: полные губы, длинные пшеничные вьющиеся локоны, аккуратный нос, стройная. В серых глазах – пойманная в узор звезда. Но при этом гиперчувствительной. Любой шум для ее ушей мгновенно умножался в десять раз. Теплая вода казалась горячей, а одежда из шерсти – физическим орудием пыток. Все это досталось "в наследство" мне.

– Мам, ты ведь знаешь, что сегодня мы с Вайолет отправляемся в Академию, как ты хотела? Сегодня День Отбора, – конечно же, она не знала. Она была словно не здесь. Только ее сердце упрямо продолжало перекачивать кровь, пока она сутки напролет смотрела в одну точку.

Мой желудок чувствительно сжался.

– Леонид меня поймает, – продолжила говорить я. Не для нее, скорее, пытаясь успокоиться. – Я не знаю, кто именно поймает Вайолет, но уверена, что она-то уж достанется самому правильному алери. Мы не умрем, слышишь, мам? – последние слова я добавила шепотом.

Желающих поступить в Академию с каждым годом становилось все меньше. Неудивительно, что город умирал, когда его вынуждена была держать на своей энергии ничтожная, по современным меркам, группка истинных пар.

К тому же, на Отбор никогда не приходило равное количество девушек и парней. Если парней было больше, это был хороший год. Это означало, что никто из девушек не умрет. По крайней мере, в этом Испытании. Мужчин, которые не прошли Отбор, ждало клеймо позора и ужасная жизнь, но хотя бы жизнь.

Я закрыла глаза. Проклятье! Как вообще мужчинам алери удавалось хоть кого-то поймать в том непроглядном тумане, что постоянно клубился в чертовой расщелине под стеклянным "Мостом Доверия"? Ох, Аморем! И почему нет лучшего способа исполнить волю предков, чем прыгнуть в бездну в надежде, что тебя поймает незнакомый парень, с которым у вас "высокая совместимость". Романтика!

– Мы сделаем это, несмотря на то, что это – безумие, Фил. Как минимум потому, что я не хочу, чтобы мои дети жили без магии, в местах абсолютной разрухи среди Беззвучных и были несчастными! По-крайней мере, пока магия все еще существует! Так что бери ноги в руки и пошли!

– О, Аморем, Вайолет! Я все еще не понимаю, как ты можешь выглядеть такой спокойной! Я не могу, потому что не могу быть стопроцентно уверена в том, что в самый ответственный момент меня точно поймает даже тот парень, с которым я в детстве делилась конфетами, понимаешь?

– В этом-то и суть испытания, Фиделис! Тебе придется поверить, что Леонид не подведет, чтобы сонастроиться с ним!

Я вернулась к себе в комнату. Она до сих пор была слишком прекрасной, чтобы чувствовать себя как дома. И достаточно большой, чтобы в ней могло поместиться все одиночество ее обитательницы. Комната была выдержана в холодных, аристократических тонах – оттенках серебра, лунного камня и бледно-лилового шелка. Стены украшали не картины, а "звуковые гобелены" – застывшие в кристаллических нитях сложные узоры, которые едва слышно пели, если пройти мимо. Для меня с моим гиперчувствительным слухом это было одновременно и мучение, и порой один из способов не сойти с ума от тишины.

Гардероб Фиделис состоял исключительно из гладкой, мягкой, не царапающейся и не колющейся одежды. В нем не было ни одного красивого платья с объемными колючими швами. На одежде не было ни единой бирки – прошлая Фиделис мгновенно избавлялась от них. Я же пока так хорошо подбирать наряды не наловчилась, поэтому оставила все как есть.

Кровать с балдахином из струящейся ткани, меняющей цвет в зависимости от времени суток приводила меня в восторг и при этом все еще казалась чужой.

Я взяла с тумбочки свой мобильный (я нашла его в кармане Фиделис сразу после перемещения. В том, что это именно мой телефон с Земли – сомнений не возникало: на Этериане техника выглядела совершенно иначе), и засунула в рюкзак.

На пороге комнаты опять появилась Вайолет.

– Тебе долго еще складываться? Нам пора уже, Фил.

Она окинула крайне скептическим взглядом мой набитый рюкзак.

– Тебе и половины из того, что ты туда напихала, не понадобится в Академии.

Вайолет подошла ко мне ближе, а потом крепко обняла, и погладила по волосам.

– Да брось, – прошептала она, когда увидела, как в уголке моих глаз заблестели слезы. – Фиделис никогда не плакала. Через пару часов будем пить Физз и смеяться! А еще ты будешь завидовать тому, какой умопомрачительный красавчик меня поймал.

Я вытерла слезы рукавом лонгслива и показала сестре язык.

– Вот еще! И кстати, если ты продолжишь говорить обо мне в третьем лице и прошедшем времени, это вызовет подозрения. А ты сама меня просила не распространяться об обряде Пересечения.

– Ты права, Фил, – вздохнула Вайолет. – Ты ведь вспомнила, как называются планеты в нашем мире? Ну-ка, расскажи.

– Нет, Ви-и-и… Ты и правда думаешь, что сейчас подходящий момент, чтобы повторять подобные вещи?

– Папа всегда говорил, что критические моменты – самое лучшее время проверить, как ты усвоила знания.

– Черт, – выругалась я, а потом начала перечислять. – Люминель, это ваше "Солнце", Сонара, Флорея, Этериан, Формида, Диссона, Мнемора и Умбраель. Аморем – спутник Этериана.

Порог особняка мы переступили одновременно, ведь нас все еще связывала невидимая нить близнецовой связи.

– А ведь он красивый, – неожиданно сказала Вайолет, останавливаясь на парадной лестнице.

Я последовала за ее взглядом. Весь Люминдор, от хрустальных башен до самого горизонта, купался в золотом свете Люминеля. Воздух искрился, и даже в нем витало чувство… предвкушения. На мгновение я забыла о страхе и просто смотрела на этот удивительный, невозможный мир, который стал моим домом.

– Да, – согласилась я. – Невероятно красивый.

А в следующее мгновение свет Люминдора преобразился. Воздух замерцал. Проявил свою скрытую структуру. Прямо перед нами, над мостовой, заколебались призрачные фрактальные узоры, словно невидимый великан выткал в небесах кружево из чистого света. Солнечные Нити. Для моего гиперчувствительного восприятия это было одновременно пыткой и бладенством. Я видела музыку мира. Я слышала танец света.

– Эфирное Мерцание, – прошептала Вайолет, завороженно смотря на спирали, которые переливались и таяли, едва родившись.

Я читала о нем в архивах отца – редчайшее явление, когда Хронос-волны Люминеля начинали резонировать с Эфиром Созвучия.

Город утонул в сияющих фракталах. Вязь Аморем опутала шпили, а звуки мира стали стали такими чистыми, что я услышала, как бьется сердце Вайолет.

Я услышала, как где-то далеко, возможно, на другом конце города тихо смеялась женщина, как ребенок шептал матери: "Я боюсь". Их голоса были кристально чисты, объемны, будто бы звучали у меня в голове.

В этот миг глубокого, нереального покоя и абсолютной ясности я поняла две вещи. Первая: это знак. Вторая: ничего хорошего он не сулит. Потому что "Эфирное Мерцание", как гласят старинные хроники, всегда являлось накануне великих свершений или великих падений. И вот я стою на пороге и того, и другого.

Глава 2

И доверие, и падение начинаются с одного —

с шага в пустоту.

Из поучений наставников Академии Созвучия

Слышу тишину.

Паузы между словами, как паузы в музыке… Я не ожидала, что мы вот так сразу, без всяких прилюдий, окажемся тут, на Мосту Доверия. Я старалась не слушать испуганные голоса других девушек. Парням не разрешается подниматься наверх "без пары", поэтому мы не видели никого из них. Конечно, я понимала, что там, внизу, Леонид, но… Надо признаться, мне тоже было страшно. Очень-очень страшно. Одно дело – слушать рассказы других про этот Мост, и совсем другое, когда ты сама оказываешься на нем. Мой дух начало захватывать уже тогда, когда я поднималась наверх вместе с остальными по стеклянной лестнице. Мы прошли не меньше трехста средних ступеней, аккуратно ступая на каждую, и что более важно – крепко вцепившись в стеклянные перила.

Раздался пронзительный звон, и мы затихли.

– От прыгающих требуется только одно: четко выполнять инструкции, – произнес преподаватель, который поднялся вместе с нами.

Стройный, подтянутый мужчина, на белом костюме которого периодически переливались узоры.

– Сейчас вы стоите на экзите – так называется место, с которого будет выполняться прыжок. Нельзя хвататься за других девушек. Нельзя держать в руках посторонние предметы. Ваши рюкзаки и другие личные вещи подождут вас здесь. Не сцеплять руки в замок – держите их свободно в воздухе. Встать ровно в том направлении, в котором необходимо прыгать. Прыгнуть, на счет или без него. Все просто и понятно. Достаточно просто, если учитывать, что даже жарка обычной глазуньи требует некоторых тренировок. Но помните, чтобы собраться с духом у вас есть лишь семь ударов колокола.

Голос инструктора смолк, и я снова слышала тишину. Но она воцарилась лишь на миг, так как следом ее разорвал первый удар колокола.

Первой решилась высокая рыжеволосая девушка. Прыгнувших первыми ловили всегда, так что я внутренне приготовилась радоваться за первых поступивших. Она подошла к самому краю, подняла подбородок, и, без колебаний бросая вызов судьбе, шагнула в пустоту. Мое сердце замерло, и в голову стукнула непрошенная мысль, о том, что первой следовало быть мне, ведь у меня была страховка в виде Леонида. Но, может быть, подобная страховка была и у нее, кто знает?

Не только я, но и все остальные девушки затаили дыхание, вглядываясь в колышущийся молочный туман под нами. Пробил второй удар. Где-то там, в глубине, уже должен был вспыхнуть силуэт алери, с рыжеволосой девушкой на руках, летящий в сторону Моста Доверия. Но там никого не было. Только медленно клубящаяся дымка. Гулко зазвучал третий удар. А что если… Ни один парень, кроме Леонида, не планировал поступать в этом году на факультет Любви? Тишина после третьего удара была страшнее любого другого звука. Именно теперь, леденящий страх, самый настоящий и беспощадный пробрался сквозь все мои защитные барьеры. Это больше не являлось абстрактной боязнью высоты. Это был животный ужас перед тем, что ты можешь просто исчезнуть навсегда. Воздух вмиг стал густым и липким. Теперь мне больше всего хотелось отступить. Я сглотнула и посмотрела на Вайолет. В ее глазах плескалась паника.

Кажется, большинство девушек здесь оказались не из робких. Как только они осознали, что страх в следующий момент может взять над ними верх – они начали прыгать одна за другой.

Большинство, но не все. Краем глаза я заметила сбоку слева движение – инстинктивное отшатывание от края, после попытки сделать шаг вперед. Так себе попытки, я вам скажу. Девушка не просто колебалась – она уже начала всерьез пятиться назад, в ее глазах плясал только ужас, и я поняла, что она сейчас сорвется. Но не вниз, а в истерику. Однако все мы, даже я, знали, какой будет ее дальнейшая жизнь, если она не прыгнет.

Колокол пробил в четвертый раз. Инстинкт самосохранения вопил во мне, требуя думать только о себе, или, по максимуму, еще о Вайолет, но я не собиралась его слушать.

– Фил! – окрикнула меня Вайолет. – Надо прыгать!

– Мне надо еще немного времени, – ответила я.

На Мост стали подниматься первые алери с пойманными девушками, и в воздухе разразились оглушительные аплодисменты и радостные вскрики.

Я лишь на мгновение позволила себе залюбоваться крыльями, а потом снова повернулась к девушке, которую появление алери тоже чуть отвлекло от накрывавшего чувства страха.

– Как тебя зовут? – прокричала ей я.

– Виктория. Аргентвинг, – с паузой ответила она.

– Послушай, Виктория, – у меня был только один шанс спасти или убить ее, и совсем немного времени на это в запасе. – Твой мозг обманывает тебя, – прозвучал мой голос, и я сама удивилась его ровному, почти бесстрастному тону, такому же, как у преподавателя-инструктора ранее. – Он анализирует старые данные. Он говорит тебе: падение – это смерть. Но здесь эти данные – устарели. Мы ведь не собираемся умирать, так ведь? Падение здесь – это вопрос доверия.

Я не стала протягивать ей руку, помня про правила. Вместо этого я поймала ее взгляд и удерживала его, пытаясь стать тем якорем, которого у нее не было.

Ее грудь судорожно вздымалась, а затем она сделала один глубокий, шумный вздох и прикрыла глаза, пытаясь успокоить дрожь.

Колокол пробил в пятый раз. Все. Я тоже больше не имела права медлить. Вайолет ждала меня.

– Вместе, – сказала я, посмотрев сначала на Вайолет, а потом – на Викторию. – Сейчас!

В следующую секунду мы шагнули. Я, Вайолет и Виктория. Стекло ушло из под ног, мир перевернулся с ног на голову. Из моего горла вырвался звук, но ветер, холодный и стремительный, тут же украл его. Прозрачный пол Моста Доверия умчался вверх, превратившись в блестящую нить, и навстречу поплыла та самая завеса из молочного тумана. Я успела заметить слева фигуру алери, почти мгновенно вынырнувшую из дымки и подхватившую Викторию на руки. Меня затопило острое, быстрое облегчение. Хотя бы с ней все будет в порядке.

Затем мое внимание привлекло движение ко мне. Правда, из туманной пелены вынырнул вовсе не Леонид, а другой – светловолосый алери. Едва я это осознала, как сбоку от него возник еще один алери. К слову, тоже не Леонид. Он на полной скорости врезался в блондинчика, сбивая его с траектории. Это было настояшее нападение, и мне это очень не понравилось. А я продолжила камнем лететь вниз, но мне, наконец-то, удалось раскинуть руки в стороны. Нельзя больше позволять страху брать верх. К Вайолет уже тоже кто-то летел.

Я повернула голову обратно и на мгновение увидела лишь мелькание двух тел, сцепившихся в воздушной схватке. Сильнейший ветер, сносивший меня в сторону, будто бы не беспокоил их вообще. Толчок, резкий разворот, блондин выполнил короткий обманный маневр, имитируя бросок в сторону. Его соперник клюнул на это, и в следующую секунду чьи-то руки, твердые и при этом не грубые, поймали меня. Воздух с силой вырвался из моих легких со звуком "уфф", и весь мир внезапно сузился до маленькой вселенной, состоящей из стука сердца – его или моего, я уже не могла отличить. Тепло его тела проникало сквозь белую ткань рубашки, и в этом заключался какой-то неожиданный покой. Все еще не в силах дышать полной грудью, я подняла голову, и встретила его взгляд. Он смотрел на меня не с триумфом победителя, не с облегчением или радостью, а с глубочайшим изумлением.

– Отвали, Скайфолл, она моя! – Парень резко окрикнул второго алери, подлетевшего к нам, на секунду отвлекаясь от меня.

– Это мы еще посмотрим, Грэйсонд! – зло выкрикнул этот нечестный говнюк, но, благо, развернулся и полетел в другую сторону.

– Такая красивая, – взгляд Грэйсонда, до сих пор изумленный, вернулся ко мне.

И в глубине его темных зрачков, прямо в центре, вспыхнула крошечная, но ослепительно яркая искра. Она родилась как удар грома, который чувствуешь каждой клеточкой своего существа. В следующее мгновение слепящая вспышка озарила все вокруг, подсветив капельки влаги в тумане и резко очертив тени на лице Грэйсонда. Слева, в метре от нас возник и повис сгусток чистого, пульсирующего света.

Он не был золотым, а переливался как опал, в нем зажигались и гасли все цвета радуги – от глубокого сапфирового синего до пламенеющего рубинового красного, от нежного весеннего зеленого до яркого солнечного желтого.

Я вдруг поняла, что не только мы смотрим на это чудо. Справа от нас Леонид держал в объятиях Вайолет. Их взгляды тоже были прикованы к новорожденной вердилии, которая висела рядом с нами.

Это было невозможно. Вердилия рождалась после оглашения Манифеста, в момент принесения клятв верности.

Мое дыхание еше не успело выровняться, а мир – перестать вращаться, когда Грэйсонд, естественно, не выпуская меня из объятий, мощными взмахами крыльев поднял нас наверх и плавно приземлился на стеклянной поверхности Моста Доверия. Его руки разомкнулись, позволив мне вновь обрести опору под ногами, но ощущение его пальцев на моей спине будто впечаталось в кожу.

Именно в тот момент, когда он отстранился, и я ждала, что все нас будут поздравлять, так, как поздравляли остальных, над нами пронесся всеобщий вздох изумления.

– Смотрите! – Голос одной из девушек прорезал тишину. – У них Вердилия! И узоры! На них интерферентные узоры!

Я сама последовала за взглядами толпы и ахнула. На левом рукаве его белой рубашки, чуть ниже плеча, там, где проходили трехглавые мышцы, проступил светящийся узор. В зависимости от угла падения света, он переливался те ми же фантастическими цветами, что и наша Вердилия. Сложное, ассиметритричное сплетение витых линий. Я перевела взгляд на свою собственную руку. Там, точно в том же месте, что и у Грэйсонда, на ткани моего лонгслива мерцал идеальный двойник его интерферентного узора. Узор был не на коже – он был на нас, как часть нашего сияющего аурального поля, отбрасывающая проекцию на одежду. Он являлся видимым знаком той связи, от возникновения которой родилась Вердилия.

– Это действительно интерферентные узоры, и действительно Вердилия, и это невероятно! Этого не может быть! – воскликнул преподаватель, оглядев нас со всех сторон.

Грэйсонд поймал мой взгляд, и, как бы спрашивая разрешения, осторожно протянул руку к узору на моей руке. Его пальцы легонько коснулись его, и я ощутила приятное покалывание, от чего мои щеки заалели.

– Салливан, – представился он. В его глазах читалось столько же вопросов, сколько, наверное, было и в моих.

– Фиделис, – выдохнула я в ответ, и на мгновение показалось, что от нашего обмена именами узоры вспыхнули чуть ярче.

Я прошерстила глазами толпу, выискивая в толпе ту рыжеволосую девушку, которая прыгнула первой. Ее нигде не было. В целом, количество алери на Мосту стало больше, но лишь за счет мужчин. Девушек же, от изначального их количества в почти триста человек здесь стало меньше примерно на треть.

Все эти чудеса – рождение Вердилии, появление интерферентного узора на некоторое время затмили собой самые страшные события этого дня. Чуть больше трети девушек больше не было в живых.

Инструктор, все еще не в силах скрыть потрясения, шагнул к нам.

– Феноменально, – прошептал он, водя пальцем по воздуху в сантиметре от моего рукава, словно боясь обжечься. – Самопроизвольная синхронизация… Я должен немедленно доложить Совету. Немедленно за мной, оба! Остальные – добро пожаловать в Академию Созвучия! Проходите в кампус! Отбор окончен!

Прежде, чем я успела сделать хотя бы шаг, Салливан снова взял меня за руку.