скачать книгу бесплатно
На какое-то время Бейнберри Холл стал самым известным домом в Америке. Об этом писали журналы. Новостные шоу делали репортажи. Туристы собирались у кованых железных ворот поместья, чтобы взглянуть на крышу или на солнечный свет, отражающийся от окон. Даже в «Нью-Йоркере» об этом писали, потому что сняли мультфильм, который вышел через два месяца после того, как Книга попала в магазины. В мультике пара разговаривала с риэлтором возле полуразрушенного дома.
– Нам нравится, – сказала жена. – Но достаточно ли здесь привидений, чтобы написать книгу?
Что касается меня и моей семьи, то мы были повсюду. В журнале «Пипл» мы втроем мрачно смотрели на дом, куда отказывались входить. В «Тайм» мой отец уже сидел в тени и смотрел на него с явным зловещим видом. По телевизору моих родителей либо жалели, либо допрашивали, в зависимости от интервьюера.
Сейчас же любой желающий может зайти на ютуб и посмотреть клип, где мы даем интервью в «60 минут». Вот они мы – идеальная семья. Мой папа – лохматый, но красивый, щеголял бородой, которая войдет в моду только через десять лет. Моя мама – хорошенькая, но выглядящая немного суровой, напряженность в уголках ее рта намекает, что она не совсем в курсе ситуации. И еще я. Голубое платье с оборками. Лакированные туфли. Черная повязка на голове и очень прискорбная челка.
Во время интервью я почти ничего не говорила. Я просто кивала, качала головой или робко прижималась к маме. Кажется, мои единственные слова в течение всего интервью – «Мне было страшно», хотя я не помню, как боялась. Я ничего не помню о наших двадцати днях в Бейнберри Холл. А то, что я помню, окрашено Книгой. Вместо воспоминаний у меня есть отрывки. Это все равно что смотреть на фотографию фотографии. Рамки нет. Цвета потускнели. Изображение слегка потемнело.
Мутно.
Это идеальное слово, чтобы описать наше пребывание в Бейнберри Холл.
Неудивительно, что многие люди сомневаются в истории моего отца. Да, есть такие, как Венди Дэвенпорт, которые думают, что Книга настоящая. Они верят – или хотят верить – что наше пребывание в Бейнберри Холл развивалось именно так, как описывал мой отец. Но тысячи других непреклонно думают, что все это – мистификация.
Я видела все сайты и статьи на «Реддит», которые развенчивали Книгу. Я прочла все теории. Большинство из них предполагают, что мои родители быстро поняли, что они купили дом больше, чем могли себе позволить, поэтому нуждались в каком-то оправдании, чтобы уйти. Другие предполагают, что они были мошенниками, которые намеренно купили дом, где произошло что-то трагичное, чтобы этим воспользоваться.
Теория, в которую я верю еще меньше, состоит в том, что мои родители, осознавая весь потенциал дома, хотели каким-то образом увеличить его стоимость, когда придет время его продавать. Вместо того чтобы тратить целое состояние на ремонт, они решили дать Бейнберри Холлу кое-что другое – репутацию. Это не так-то просто. Дома, которые считались обитаемыми призраками, уменьшаются в цене либо потому, что потенциальные покупатели боятся там жить, либо потому, что те просто не хотят иметь дело с дурной славой.
Я до сих пор не знаю истинной причины, по которой мы так внезапно уехали. Мои родители отказывались мне говорить. Может, они действительно боялись там оставаться. Может, они правда безоговорочно боялись за свою жизнь. Но я знаю, что это не потому, что в Бейнберри Холл водились привидения. Главная причина, конечно, в том, что призраков не существует.
Конечно, многие в них верят, но люди верят во все подряд. Что Санта-Клаус настоящий. Что мы не высаживались на Луну. Что Майкл Джексон жив, здоров и играет в блэкджек в Лас-Вегасе.
Я верю в науку, которая пришла к выводу, что, когда мы умираем, мы умираем. Наши души не задерживаются, шатаясь, как бродячие кошки, пока кто-нибудь не заметит. Мы не становимся теневыми версиями самих себя. Мы не селимся в старых домах.
Мое абсолютное отсутствие воспоминаний о Бейнберри Холл – еще одна причина, по которой я считаю эту книгу откровенной чушью. Венди Дэвенпорт была права, предполагая, что такой ужасный опыт оставил бы темный след в моей памяти. Думаю, я бы вспомнила, как меня тянула к потолку невидимая сила, как утверждает Книга. Я бы вспомнила, как меня душило что-то такое, что оставило отпечатки ладоней на моей шее.
Я бы запомнила мистера Тень.
То, что я этого не помню, значит только одно – ничего этого не было.
И все же Книга преследовала меня большую часть моей жизни. Я всегда была чокнутой девочкой, которая когда-то жила в доме с привидениями. В начальной школе я была изгоем, поэтому меня нужно было избегать любой ценой. В старших классах я все еще была изгоем, только к тому времени это уже стало чем-то крутым, из-за чего я стала самой «недобровольно» популярной девушкой в классе. Потом был колледж, где, как я надеялась, все изменится, словно разлука с родителями каким-то образом освободила бы меня от Книги. Вместо этого ко мне относились как к диковинке. Не то чтобы избегали, но либо дружили с настороженностью, либо изучали издалека.
Личная жизнь была полным отстоем. Большинство парней и близко ко мне не подходили. А почти все, кто подходил, были фанатами «Дома ужасов», которых больше интересовал Бейнберри Холл, чем я. Если потенциальный парень выказывал хоть каплю восторга по поводу встречи с моим отцом, я все понимала.
Теперь я отношусь к любому потенциальному другу или любовнику с большим скептицизмом. После того как слишком много ночевок было потрачено на то, чтобы мне всучили спиритическую доску, а «свидания» заканчивались на кладбище, где меня спрашивали, видела ли я призраков среди могил, я не могу не сомневаться в намерениях людей. Большинство моих друзей со мной уже очень давно. И по большей части они делают вид, что Книги не существует. И если кому-то из них правда интересно узнать о жизни моей семьи в Бейнберри Холл, они уже давно поняли, что спрашивать не стоит.
Все эти годы моя репутация все еще опережает меня, хотя я и не считаю себя знаменитостью. У меня дурная слава. Мне пишут незнакомцы, они называют моего отца лжецом, или говорят, что будут молиться за меня, или ищут способы избавиться от призрака, который, как они уверены, заперт в их подвале. Иногда мне пишут из паранормальных подкастов или тех шоу, в которых якобы охотятся на призраков, и просят интервью. Недавно меня пригласили на конвенцию ужасов вместе с одним из ребят из дома Амитивилля. Я отказалась. Надеюсь, что тот из Амитивилля тоже.
И вот я здесь, втиснутая в скрипучее кресло в адвокатской конторе Бикон-Хилл, все еще не оправившаяся от эмоционального удара через несколько недель после смерти отца. Мое нынешнее настроение – раздражение на одну треть (спасибо, Венди Дэвенпорт) – и на две трети скорбь. На другом конце стола адвокат по недвижимости подробно рассказывает о том, как мой отец продолжает получать прибыль от Книги. Продажи шли довольно скромными темпами с ежегодным всплеском в течение нескольких недель до и после Хэллоуина. Голливуд продолжал звонить на полурегулярной основе, в последнее время предлагая, о чем мой отец так и не удосужился сказать мне, превратить Книгу в телесериал.
– Ваш отец с умом распоряжался деньгами, – говорит Артур Розенфельд.
От прошедшего времени в его речи на меня снова нахлынула волна грусти. Очередное напоминание о том, что папы действительно нет, он не просто уехал в длительную командировку. Горе – очень хитрая штука. Оно может затаиться на несколько часов, достаточно долго, чтобы включилось воображение. А потом, когда ты становишься мягким и уязвимым, оно набрасывается на тебя, как скелет из комнаты ужасов в парках аттракционов, и вся боль, которую ты уже начал забывать, с ревом возвращается. Вчера по радио крутили любимую группу моего отца. Сегодня мне сообщили, что, как единственная наследница, я получу примерно четыреста тысяч долларов.
В сумме нет ничего удивительного. Мой отец рассказал мне об этом за несколько недель до смерти. Неловкий, но необходимый разговор, еще более неприятный из-за того, что моя мама решила не брать свою долю прибыли от Книги, когда они развелись. Папа умолял ее передумать, уверял, что она заслуживает половину. Мама не соглашалась.
– Мне ничего этого не нужно, – срывалась она во время их споров на этот счет. – И никогда не было, с самого начала.
Так что мне досталось все. Деньги. Права на книгу. Позор. Как и мама, я задумалась, не лучше ли от всего этого отказаться.
– Также стоит обсудить вопрос дома, – говорит Артур Розенфельд.
– Какого дома? У папы была квартира.
– Бейнберри Холл, конечно же.
Удивление пронзает все мое тело. Мое кресло скрипит.
– Моему отцу принадлежал Бейнберри Холл?
– Так и есть, – отвечает адвокат.
– Он снова его купил? Когда?
Артур кладет руку на стол, сцепив пальцы.
– Насколько мне известно, он никогда его не продавал.
Я сижу неподвижно, застыв от шока, обдумывая всю информацию. Бейнберри Холл, место, которое якобы так напугало мою семью, что у нас не было выбора, кроме как уехать, был во владении моего отца в течение последних двадцати пяти лет.
Я предполагаю, что он либо не мог избавиться от него – возможно, учитывая репутацию дома – либо не хотел продавать его. Из чего может вытекать множество вещей, ни одна из которых не имеет смысла. Все, что я знаю наверняка, так это то, что папа никогда не говорил мне, что все еще владеет домом.
– Вы уверены? – спрашиваю я, надеясь, что Артур совершил какую-то ужасную ошибку.
– Абсолютно. Бейнберри Холл принадлежал вашему отцу. А это значит, что теперь он ваш. До последнего кирпичика, как говорится. Полагаю, мне следует отдать вам вот это.
Артур кладет на стол связку ключей и протягивает их мне. Их два, и оба вставлены в простой брелок для ключей.
– Один открывает переднюю калитку, а другой – входную дверь, – говорит он.
Я разглядываю ключи, не решаясь взять их в руки. Я не уверена, стоит ли мне принимать эту часть наследства. Меня воспитывали в страхе перед Бейнберри Холл по причинам, которые до сих пор мне неясны. Несмотря на то что я не верю официальной версии моего отца, мне не очень комфортно владеть этим местом.
Кроме того, остается вопрос о том, что сказал мне папа на смертном одре, когда демонстративно решил не говорить, что все еще владеет Бейнберри Холл. То, что он сказал, сейчас эхом отдается в памяти, заставляя меня дрожать.
Там небезопасно. Особенно для тебя.
Когда я наконец хватаю ключи, они кажутся горячими, будто Артур положил их на батарею. Я обхватываю их пальцами, их края впиваются в мою ладонь.
Вот тогда-то на меня обрушивается еще одна волна горя. На этот раз она окрашена разочарованием и недоверием.
Мой отец умер.
Он всю жизнь скрывал правду о Бейнберри Холл.
А теперь дом принадлежит мне. И это значит, что все его призраки, настоящие или воображаемые, тоже мои.
20 мая
Тур
Мы знали, во что ввязываемся. Утверждать обратное было бы откровенной ложью. Прежде чем мы решили купить Бейнберри Холл, нам рассказали его историю.
– Уж поверьте, у этой недвижимости есть прошлое, – сказала наша риэлторша, похожая на птичку женщина в черном костюме по имени Джейни Джун Джонс. – У дома огромная история.
Мы сидели в серебристом «кадиллаке» Джейни Джун, который она вела с такой агрессией, будто управляла танком. Все, что мы с Джесс и Мэгги могли сделать – это держаться и надеяться на лучшее.
– Хорошая или плохая? – сказал я, потянув за ремень безопасности, чтобы убедиться, что он надежно закреплен.
– Немного и того, и другого. Земля принадлежала Уильяму Гарсону. Он был лесничим. Богатейший человек в нашем городке. Именно он построил Бейнберри Холл в 1875-м.
– Бейнберри Холл. Какое странное название, – пискнула Джесс сзади, где она сидела, надежно обхватив руками нашу дочь.
– Да, пожалуй, – сказала Джейн Джун, повернув на дорогу из города в той же резкой манере, от которой «Кадиллак» постоянно качался из стороны в сторону. – Мистер Гарсон назвал его в честь растения[1 - Baneberry (англ.) – воронец или волчья ягода, отсюда Бейнберри Холл.]. История гласит, что, когда он купил эту землю, весь склон был покрыт красными ягодами. Горожане говорили, что это выглядело, будто вся земля сочилась кровью.
Я взглянул на Джейни Джун со своего места на переднем сиденье, проверяя, действительно ли она видит дорогу через руль.
– А эти ягоды не ядовиты?
– Ядовиты. И красные, и белые.
– Значит, не лучшее место для ребенка, – сказал я, представив, как безумно любопытная и ужасно голодная Мэгги поедает красные ягоды, стоит нам только отвернуться.
– На протяжении многих лет там довольно счастливо жили дети, – сказала Джейни Джун. – Все семейство Гарсонов жило в этом доме до Великой депрессии – тогда они потеряли свои деньги, как и все остальные. Поместье купил какой-то голливудский продюсер, он использовал поместье как дом отдыха и приглашал туда своих друзей-кинозвезд. Кларк Гейбл был там. И Кэрол Ломбард тоже.
Джейни Джун свернула с главной дороги на гравий между двумя коттеджами, расположенными на краю внушительного Вермонтского леса. Миниатюрные и аккуратные, они были одинакового размера и формы. Дом слева был отделан желтым цветом с красными ставнями и синими занавесками на окнах. Тот, что справа, был темно-коричневым и более деревенским, его кедровая отделка сливалась с лесом.
– Эти тоже построил мистер Гарсон, – сообщила нам Джейни Джун. – Ими он занялся где-то через год, как построил главный дом. Один коттедж для домработницы Бейнберри Холл, а второй для смотрителя. Это все еще актуально, хотя теперь это их не единственное место работы, конечно. Но можете звонить им по необходимости, если возникнут трудности.
Она вела нас все глубже в лес сосен, кленов и величественных дубов, не сбавляя скорости до тех пор, пока впереди не показались ворота, перегораживающие дорогу. Увидев это, Джейни Джун ударила по тормозам. Всех в «Кадиллаке» резко бросило вперед.
– Вот и приехали, – объявила она.
Перед нами возвышались высокие и внушительные ворота. По бокам от них в лес тянулась огромная каменная стена. Джесс смотрела на все это с заднего сиденья с едва скрываемым беспокойством.
– Это чересчур, тебе не кажется? – сказала она. – Эта стена огибает все поместье?
– Да, – ответила Джейни Джун, дергая коробку передач. – Поверьте мне, вы будете благодарны, что она здесь.
– Почему?
Джейни Джун проигнорировала вопрос и вместо этого порылась в сумочке, в которой в конце концов нашла связку ключей. Повернувшись ко мне, она сказала:
– Не поможете старой леди, мистер Холт?
Мы вместе вышли из машины и открыли ворота, Джейни Джун занялась замком, пока я раскрывал створки, издающие громкий ржавый стон. Вскоре мы снова сели в машину, проехали через ворота и двинулись по длинной дороге, которая, словно штопор, вилась вверх по неожиданно крутому склону. Когда мы поднялись выше, я заметил словно бы проблески здания среди деревьев. Тут высокое окно. Там кусочек богато украшенной крыши.
Бейнберри Холл.
– После того как это место посещали кинозвезды, дом превратился в гостиницу, – сказала Джейни Джун. – Когда владельцы обанкротились спустя тридцать лет, их сменилось немало. Предыдущие прожили тут меньше года.
– Почему так мало? – спросил я.
Вопрос снова проигнорировали. Я бы добился у Джейни Джун ответа, если бы в этот момент мы не поднялись на вершину холма, откуда мне впервые открылся полный вид на Бейнберри Холл.
Трехэтажное здание, тяжелое и зловещее, стояло в центре холма. Дом был прекрасным. Каменный и величественный. От одного только вида перехватывало дыхание, и я с замиранием сердца смотрел на него сквозь испещренное букашками лобовое стекло «Кадиллака» Джейни Джун.
Это был большой дом. Гораздо больше, чем нам было нужно или, при нормальных обстоятельствах, и больше, чем мы могли себе позволить. Последние десять лет я работал в журналах – сначала как фрилансер, пока зарплата была хорошей, потом как редактор в издательстве, которое закрылось после девятнадцати выпусков. Так что я вынужден был вернуться к фрилансу, хоть зарплата и была паршивой. С каждым днем Мэгги становилась все больше, а наша квартира, казалось, все меньше. Из-за этого мы с Джесс много спорили. В основном о деньгах.
И о будущем.
И о том, от кого больше наша дочь переняла плохие черты.
Нам нужно было пространство. Нам нужны были перемены.
Перемены прискакали галопом – в течение нескольких недель произошло два случая, изменивших нашу жизнь. Во-первых, умер дедушка Джесс – такой «старомодный» банкир, один из тех, кто курит сигары за столом и называет свою секретаршу «дорогуша» – и оставил ей 250 000 $. А потом Джесс устроилась учительницей в частную школу неподалеку от Бартлби.
Наш план состоял в том, чтобы на деньги, которые оставил ей дедушка, купить дом. Потом она будет ходить на работу, а я буду дома заботиться о Мэгги и сосредоточусь на писательстве. Статья на заказ, конечно же, но также на коротких рассказах, и, если повезет, на моей версии «Великого американского романа».
Такой дом, как Бейнберри Холл – не совсем то, о чем мы думали. Мы с Джесс сошлись на том, что подыщем что-нибудь красивое, но недорогое. Чтобы за таким домом было нетрудно ухаживать. Такое место, с которым сможем сродниться.
Когда Джейни Джун предложила Бейнберри Холл, я сразу же отказался. Затем она назвала нам запрашиваемую цену, которая составляла половину оценочной стоимости поместья.
– Почему так дешево? – спросил тогда я.
– Дом нуждается в ремонте, – ответила Джейни Джун. – Но не то чтобы там все совсем плохо. За домом просто нужно ухаживать.
Вживую Бейнберри Холл казался не столько развалюхой, сколько брошенной жертвой. Сам дом выглядел прекрасно, хотя и несколько эксцентрично. Каждый этаж был немного меньше предыдущего, что придавало дому многоярусный вид причудливого свадебного торта. Окна на первом этаже были высокими, узкими и закругленными кверху. Из-за того, что второй этаж был меньше, окна там были менее высокими, но не менее величественными. На третьем этаже, с его резко скошенной крышей, окна уменьшались до такой степени, что напоминали пару глаз, смотрящих на нас сверху вниз.
Две трети дома были построены ровно, словно по линейке, с прямыми стенами и идеальными линиями. Другая треть отличалась настолько, что казалось, будто архитектор внезапно заскучал в середине процесса и решил развлечься. Вместо ровных линий этот угол дома украшала круглая башенка, больше всего напоминающая маяк, перенесенный с побережья штата Мэн и кое-как прикрепленный к фасаду. Окна там представляли собой аккуратные квадратики, расположенные несимметрично. Сверху его венчала остроконечная крыша, похожая на ведьмовской колпак.
И все же от дома веяло беспокойством. Тишина, казалось, окутывала это место, придавая ощущение, будто дом оставили внезапно. Атмосфера заброшенности облепила стены, как плющ.
– Почему вы сказали, что мы будем благодарны за эти ворота? – спросила Джесс, которая к тому времени уже наклонилась между двумя передними сиденьями, чтобы лучше видеть дом. – Здесь было много преступлений?
– Вовсе нет, – ответила Джейни Джун, и прозвучало это совсем неубедительно. – Тут полно всяких чудиков, вот и все. История дома притягивает любопытных, как мух. Кстати, не горожан. Они привыкли к этому месту. А вот люди из другого города – нет. Особенно подростки. Мы точно знаем, что время от времени они перепрыгивают через стену.
– И что они тут делают? – спросила Джесс.
– Типичные подростковые штучки. Тайком выпивают пару баночек пива в лесу. Может быть, всякие шуры-муры. Ничего криминального. И не о чем беспокоиться, клянусь. А теперь пойдемте внутрь. Я гарантирую, вам там понравится.
Мы собрались на крыльце, пока Джейни Джун вынимала ключи из сейфа, висевшего у двери. Затем она глубоко вздохнула, ее мягкие плечи поднялись и опустились. Прежде чем открыть дверь, она перекрестилась.
Мы последовали за ней в дом. Переступив порог, я резко почувствовал перемену в воздухе, как будто мы внезапно перешли из одного климата в другой. В то время я списал это на сквозняк. Одна из тех странных, необъяснимых вещей, которые всегда происходят в старых домах.
Холод продержался недолго. Всего несколько шагов, которые мы прошли от аккуратного вестибюля до большой комнаты, тянущейся от передней части дома до задней. Потолок высотой не менее двадцати футов, поддерживаемый выступающими балками, напоминал мне вестибюль «Гранд-отеля». Столь же величественная лестница изящным изгибом поднималась на второй этаж.
Над нами с потолка свисала массивная медная люстра, свернутая по обеим сторонам, как щупальца осьминога, с которых капали кристаллы. На конце каждой стороны был закреплен шар из дымчатого стекла. Когда мы стояли под ним, я заметил, что люстра слегка покачивается, как будто кто-то топает по полу над ней.
