скачать книгу бесплатно
Вторая половина: завершить простые колебания, отклонить колокол влево, вправо, на середину, влево, вправо, раскачать на пятой позиции, влево, снова начать простые колебания (повторить 4 раза).
Каждая половина завершается единичным ударом по методу Холта.
Глава 3
Страшная находка
Произнося столь ужасные слова, осени себя крестом, зажги свечу и прозвони в колокол.
Джон Мирк. Наставления приходским священникам. XV в.
В этом году весна и Пасха поздно посетили приход церкви Святого Павла. На свой строгий и слегка недовольный манер болота мирились с возвращением тепла и солнца. Вода почти ушла с пастбищ, и ростки пшеницы решительно потянули вверх бледно-зеленые головки. Голые колючие кусты, обрамляющие дамбы, постепенно покрывались мягкими зелеными листочками. Желтые сережки на ивах покачивались на ветру подобно толстым кончикам колокольных веревок, и дети срывали покрытые серебристым пушком веточки вербы, чтобы в Вербное воскресенье отнести их в церковь. На мрачных берегах рек под живыми изгородями распускались фиалки.
В саду дома священника пышно цвели желтые нарциссы, которые безжалостно трепал и клонил к земле ветер, постоянно гулявший на просторах Восточной Англии.
– Мои бедные нарциссы! – воскликнула миссис Венаблз, когда желтые лепестки осыпались, а похожие на маленькие воронки розетки касались земли. – Этот ужасный злобный ветер! Не представляю, как они его выдерживают! – Она срезала цветы, и в ее душе гордость боролась с сожалением. Столько сортов: «император», «императрица», «золотая шпора» – и всеми ими миссис Венаблз заполнит вазы возле алтаря, чтобы украсить его в Пасхальное воскресенье. «Желтый цвет яркий и праздничный, – думала она, пытаясь заставить цветы стоять прямо среди глянцевых зеленых листьев барвинка и веточек зверобоя, – хотя жаль приносить в жертву такую красоту».
Миссис Венаблз опустилась на колени перед решеткой алтаря, предварительно подложив под них продолговатую алую подушку, позаимствованную с церковной скамьи. По ее словам, она делала это, чтобы защитить «свои старые кости» от пронизывающего холода, исходившего от каменного пола. Все было под рукой: и четыре медные вазы, и корзинка, полная цветов, и лейка. Если бы миссис Венаблз поставила цветы в вазы дома, безжалостный юго-западный ветер уничтожил бы их, едва только она ступила бы на крыльцо.
– Ну что за непослушные создания! – пробормотала она, когда нарциссы рассыпались в стороны и беспомощно опустили головки. Слегка выпрямившись, миссис Венаблз оглядела результат своих трудов, а затем развернулась, услышав за спиной шаги.
В храм вошла рыжеволосая девочка лет пятнадцати, в черном платье. В руках она несла большую охапку нарциссов. Высокая, костлявая и нескладная, она, впрочем, обещала превратиться в настоящую красавицу.
– Вам нужны эти цветы, миссис Венаблз? Джонсон хотел принести аронник, но ветер такой сильный, что цветы могут сломаться, так что он решил привезти их в церковь на машине.
– Как это любезно, дорогая Хилари! Да, конечно, мне пригодятся любые белые цветы. Твои – прекрасны! А какой аромат! Просто чудо. Мне хотелось бы поставить несколько букетов на могилы аббата Томаса и Гауди. Однако в этом году я не стану… – Да, лицо миссис Венаблз приобрело весьма решительное выражение. – Я не стану украшать пучками зелени кафедру и купель. Это можно сделать на Рождество и праздник урожая, а во время Пасхи совершенно неуместно, так что теперь, когда старая мисс Мэллоу умерла, бедняжка, нет нужды поддерживать данную традицию.
– Терпеть не могу праздник урожая. Как можно закрывать такую красоту снопами пшеницы и ржи, кабачками и прочими овощами?
– Это нравится жителям деревни. Как говорит Теодор, это их праздник. Я считаю неправильным, что люди ценят этот праздник превыше церковных, но ничего не поделаешь. Когда мы сюда приехали, дела обстояли гораздо хуже. Это было еще до твоего рождения. Люди гвоздями прибивали к колоннам венки из зелени. Просто ужасно. Они совершенно не думали о последствиях. А на Рождество украшали церковь полотнами алой ткани с написанными на ней текстами. Отвратительно. В ризнице мы обнаружили целые рулоны этой ткани, в которых во множестве завелись моль и мыши. Мистер Венаблз решительно положил этому конец.
– Наверное, многие отреклись от англиканской церкви и перешли в другую веру?
– Нет, дорогая, только две семьи. Впоследствии одна из них вернулась в лоно нашей церкви. Ты их знаешь – это Уоллесы. У них возникли какие-то разногласия с католическим священником по поводу обеда в честь Страстной пятницы. Я уже не помню, в чем именно там было дело. Миссис Уоллес – весьма своеобразная женщина. Очень легко обижается. Но как бы то ни было… – миссис Венаблз постучала по дереву, – …мы неплохо поладили с ней во время работы в «Женском институте». Не могла бы ты немного отойти и посмотреть, симметрично ли я расположила букеты?
– Можно добавить нарциссов на южную часть клироса, миссис Венаблз.
– Сюда? Спасибо, дорогая. Так лучше? Ну, думаю, этого хватит. Ох, мои старые косточки! Зато теперь не хуже, чем у других. А вот и Хинкинс с аспидистрами. Люди могут говорить про эти цветы все что угодно, но все равно их выращивают и добавляют в букеты. Правильно, Хинкинс. Шесть на эту могилу и шесть – на противоположную. Вы принесли большие кувшины? В них можно поставить нарциссы, а аспидистры немного замаскируют их непривлекательные бока. Еще можно взять немного плюща. Хинкинс, будьте так любезны, наполните мою лейку водой. Как себя чувствует твой папа, Хилари? Надеюсь, лучше?
– Боюсь, ему ничуть не лучше, миссис Венаблз. Доктор Бейнз боится, что он не справится с болезнью. Бедный мой отец!
– О, моя дорогая! Мне ужасно жаль. Тяжелые у тебя времена. Потрясение от столь неожиданного ухода твоей матери оказалось слишком сильным.
Девочка кивнула.
– Будем надеяться и молиться. Возможно, все не так уж плохо, как считает доктор. Он на все смотрит слишком пессимистично. Полагаю, именно поэтому доктор довольствуется практикой в сельской местности. А ведь он умный человек. Почему вы не хотите выслушать еще одно мнение?
– Мы как раз собираемся это сделать. Во вторник к нам приедет некий Хорделл. Доктор Бейнз пытался вызвать его сегодня, но тот уехал на Пасху.
– Врачам не следует отлучаться, – неодобрительно покачала головой миссис Венаблз. Священник никогда не уезжал из дома по большим праздникам, да и в другое время тоже, поэтому его жена не понимала, что может быть иначе.
Хилари Торп печально усмехнулась:
– Я тоже так считаю. Но, как говорят, он лучший из лучших. К тому же каких-то два дня ничего не изменят.
– Господи, разумеется, нет. Я очень на это надеюсь, – всплеснула руками миссис Венаблз. – Это Джонсон? Нет, Джек Годфри. По-моему, он собирался смазать колокола.
– Правда? Хочу посмотреть. Можно я поднимусь на колокольню, миссис Венаблз?
– Да, дорогая. Но будь осторожна. Всегда считала эти высокие лестницы ненадежными.
– А меня они совсем не страшат. К тому же я люблю смотреть на колокола.
Хилари поспешила наверх и перехватила Джека Годфри как раз в тот момент, когда он поднялся по винтовой лестнице в комнату звонарей.
– Я пришла, чтобы посмотреть, как вы смазываете колокола, мистер Годфри. Я вам не помешаю?
– Нет, мисс Хилари. Буду рад, если вы составите мне компанию. Поднимайтесь по лестнице впереди меня, чтобы я мог вас поддержать, если вы оступитесь.
– Не оступлюсь, – насмешливо возразила Хилари.
Она быстро зашагала по полустертым ступеням в помещение на втором этаже колокольни. Здесь не было ничего, кроме отделения, где располагался механизм часов, и восьми веревок, спускающихся вниз через специальные отверстия и устремляющихся вверх через точно такие же. Джек Годфри, с банкой смазки и ветошью в руках, неторопливо двигался следом за девочкой.
– Глядите под ноги, мисс Хилари, – предупредил он. – Пол неровный.
Хилари кивнула. Ей нравилось это пустое, залитое солнцем помещение, стены которого практически полностью состояли из окон. Комната была похожа на стеклянный замок на вершине скалы. Тени от витражей падали на пол, отчего он напоминал резную кованую решетку. Хилари поглядела в мутное окно. Повсюду простиралась зелень болот.
– Мне бы хотелось подняться на самую высоту, мистер Годфри.
– Хорошо, мисс Хилари. Я провожу вас. Только вот закончу с колоколами.
Люк, который вел в помещение с колоколами, был заперт на замок. Прикрепленная к нему цепочка спускалась вниз и исчезала в деревянном ящичке на стене. Выбрав из связки ключ, Годфри отпер замок, высвободил противовес, потянул за него, и люк открылся.
– Почему эту дверь держат запертой, мистер Годфри?
– Звонари забывали закрывать ее, и наш священник сказал, что это небезопасно. Видите ли, мисс Хилари, сюда может забрести Дурачок Пик или какой-нибудь местный озорник. Забравшись на самый верх, они могут упасть вниз и пораниться, поэтому святой отец попросил сделать замок, чтобы посторонние не сумели открыть дверь.
– Ясно. – Хилари еле заметно улыбнулась. «Пораниться…» Это мягко сказано, учитывая, что падать придется с высоты сто двадцать футов.
Девочка направилась ко второй лестнице.
В отличие от предыдущей светлой и радостной комнаты, здесь, наверху, было мрачно и даже жутковато. Свет проникал сюда лишь сквозь узкие решетки, расположенные над высокими тусклыми окнами. Слабым солнечным лучам, падающим на стены бледными золотистыми пятнами, не под силу было прогнать мрак и холод. Зато они отбрасывали причудливые тени на огромные колеса, приводившие в движение колокола.
Весело и беззаботно оглядев своих старых знакомых, мистер Годфри взял прислоненную к стене лестницу и осторожно приставил ее к одной из поперечных балок.
– Позвольте мне подняться первой, а то я не увижу, как вы работаете.
Мистер Годфри остановился и почесал затылок. Эта затея казалась ему рискованной, и он попытался возразить, однако девочка упорствовала:
– Со мной все будет в порядке. Просто сяду на балку. Я нисколечко не боюсь высоты. И в спортивном зале делаю успехи.
Дочь сэра Генри не привыкла, чтобы ей отказывали, поэтому и на сей раз получила желаемое, хотя и с условием, что будет держаться крепко и не свалится вниз. После этого Джек помог ей подняться по лестнице и устроиться на балке. Сам же он, весело насвистывая себе под нос, разложил рядом все необходимое и принялся за работу. Джек тщательно смазал штифты, цапфы и ворот, проверил, насколько хорошо двигается ползун между блоками, а потом внимательно осмотрел веревку на предмет потертостей в тех местах, где она проходила по колесу и вороту.
– Никогда не видела Тейлора Пола так близко. Он такой огромный.
– Вы совершенно правы, – одобрительно кивнул Джек Годфри, дружески похлопывая колокол по бронзовому плечу. Солнечный луч скользнул по внутренней поверхности колокола, осветив надпись, которую Хилари прекрасно знала: «Девять погребальных ударов напоминают, что смерть пришла с Адамом. 1614».
– В свое время старина Тейлор Пол поработал на славу. Сколько радостных перезвонов подарил он округе и скольких людей проводил в последний путь. Вместе с Гауде он звонил во время налета дирижаблей, чтобы предупредить жителей окрестностей об опасности. Священник говорит, что скоро придется его ремонтировать, но я не уверен. Полагаю, он прослужит еще долго. Его звук достаточно чистый.
– Вы должны звонить по каждому умершему в нашем приходе, верно? Кем бы он ни был?
– Да, по каждому покойнику независимо от его вероисповедания. Эту традицию завел старый сэр Мартин Торп, ваш прапрадедушка, когда оставил деньги на изготовление колокола. «По каждой христианской душе» – так значилось в его завещании. Однажды мы даже звонили по усопшей женщине, принадлежавшей к Римско-католической церкви. И это расстроило старика Эзекайю. «Что? Звонить в колокол по католичке? – воскликнул он. – Мы ведь не станем совершать обряд так же, как по всем остальным, а, святой отец?» – «Послушай, Эзекайя, – произнес священник. – Все мы когда-то исповедовали католическую веру. Даже нашу церковь построили католики». Но Эзекайя не хотел ничего слушать. Он ведь не слишком хорошо образован. А теперь, мисс Хилари, думаю, что с Тейлором Полом я закончил. Дайте мне свою руку, чтобы я помог вам спуститься.
После этого настал черед Гауде, Саваофа, Джона, Иерихона, Джубили и Димити. Джек тщательно проверил и смазал механизм каждого из них. Однако когда пришло время заняться Бетти Томасом, мистер Годфри неожиданно проявил упрямство.
– Я не возьму вас к этому колоколу, мисс Хилари. Он несчастливый. У него свои странности, и я не хочу рисковать.
– Что это значит?
– Это мой колокол, – сказал он. – Я звоню в него почти пятнадцать лет и содержу в порядке около десяти лет, с тех самых пор, как Эзекайя стал слишком стар для того, чтобы лазить по лестницам. Мы с колоколом прекрасно знаем друг друга и не ссоримся. Но у него есть свои причуды. Поговаривают, будто он унаследовал свой характер от установившего его здесь человека. Мол, когда из аббатства начали выгонять монахов, Бетти Томас звонил целую ночь сам по себе. А когда Кромвель послал своих людей, чтобы разграбить церковь, один солдат поднялся на колокольню. Может, хотел уничтожить колокола. Другие солдаты, которые не знали о том, что их товарищ на колокольне, принялись дергать за веревки и тем самым привели колокола в движение. Когда же солдат наклонился, чтобы получше разглядеть колокола, Бетти Томас качнулся и убил его. Все это давно стало достоянием истории. Но наш священник любит рассказывать, как Бетти Томас спас церковь. Солдаты, насмерть перепугавшись, бросились прочь: они сочли смерть товарища наказанием, – а я полагаю, что это случилось по неосторожности. Правда, несчастье произошло еще с учеником звонаря. Он пытался раскачать Бетти Томаса. Веревка обмоталась вокруг его шеи и задушила. Ужасно, но я снова повторю, что виной всему неосторожность. Не следовало отпускать его на колокольню одного. Видите, мисс Хилари, Бетти Томас убил двух людей. И хотя в обоих случаях имела место неосмотрительность, мне не хотелось бы рисковать.
Мистер Годфри забрался вверх по лестнице и принялся смазывать механизм колокола в одиночестве. Такой поворот событий не обрадовал Хилари, но она знала, когда нужно отступить, и упрямиться не стала. Чтобы скоротать время, Хилари принялась бродить по колокольне, поднимая вековую пыль квадратными мысками своих школьных туфель и читая начертанные на стенах имена, оставленные здесь давно почившими обитателями этих мест. Внезапно в дальнем углу комнаты что-то забелело в лучах солнца. Девочка нагнулась и подняла странный предмет. Им оказался листок тонкой бумаги в клеточку не слишком хорошего качества. Этот листок напомнил Хилари письма, которые она порой получала от своей гувернантки-француженки. Разглядев листок получше, девочка увидела, что он исписан розовыми чернилами, которые опять же напомнили ей о мадемуазель. Письмо было написано аккуратным ровным почерком, только вот Хилари почему-то показалось, будто писал его не слишком образованный человек. Листок был сложен вчетверо и изрядно покрылся пылью.
– Мистер Годфри!
Голос Хилари прозвучал так неожиданно и взволнованно, что Джек вздрогнул и едва не свалился с лестницы, чем увеличил бы количество жертв своенравного колокола.
– Да, мисс Хилари?
– Я нашла кое-что интересное. Взгляните.
– Одну минуту, мисс Хилари.
Мистер Годфри закончил свою работу и спустился вниз. Хилари стояла в брызгах солнечного света, отражавшегося от бронзовых боков Тейлора Пола и осыпавшего ее подобно золотому дождю. В руках она держала листок бумаги.
– Я нашла это на полу. Только послушайте, что здесь написано. Нелепица какая-то. Как думаете, мог это написать Дурачок Пик?
Мистер Годфри покачал головой:
– Не знаю, мисс Хилари. Он довольно странный, наш Пик. И часто поднимался на колокольню, пока священник не приказал повесить на дверь замок. Но, по-моему, это не его почерк.
– Вероятно, это написал какой-то сумасшедший. Прочитайте. Очень странный текст. – Хилари смущенно захихикала.
Мистер Годфри бережно поставил на пол принадлежности для смазки, почесал затылок и начал читать вслух, водя по строчкам перепачканным пальцем:
– «Я надеялся отыскать в полях фей, но увидел лишь злобных слонов с черными спинами. О, какой благоговейный страх внушило мне это зрелище! Вокруг танцевали эльфы, и я отчетливо слышал их голоса. О, как же я надеялся их разглядеть, разогнать отвратительное облако, застилающее мой взор. Но ни одному смертному не позволено увидеть их. А потом пришли менестрели с золотыми трубами, арфами и барабанами. Они играли очень громко и разрушили чары. Видение исчезло, и я вознес хвалу Господу! Я пролил немало слез, прежде чем взошел на небе тонкий месяц, хрупкий и бледный, точно изогнутая соломинка. И пусть чародей скрежещет зубами. Он все равно вернется с наступлением весны. О, несчастный! Земля разверзлась, и взору открылся Эреб. Смерть ждет меня в конце пути». М-да, – протянул мистер Годфри. – Очень странно. Только вот мне кажется, это писал не Пик. А тут упоминается о каком-то Эребе. Что это, как вы думаете?
– Одно из названий ада, – ответила Хилари.
– Ясно. У человека, написавшего это, похоже, ад в голове. Феи, слоны… Не знаю. По мне, так это похоже на шутку. А может… – Глаза мужчины вспыхнули, когда его вдруг осенило. – Может, кто-то просто скопировал отрывок из старинной книги? Не удивлюсь, если так оно и есть. Только вот как этот листок попал сюда? На вашем месте, мисс Хилари, я бы показал его святому отцу. Он прочитал множество книг и наверняка знает, откуда этот отрывок.
– Неплохая идея. Именно так я и поступлю. И все же это загадочно, правда? И страшно. А теперь мы можем подняться еще выше, мистер Годфри?
Джек не возражал, и вместе они принялись карабкаться по последней, самой длинной лестнице, ведущей на крышу. Ветер был таким сильным, что о него можно было облокотиться как о стену. Хилари сняла шляпку, позволив порывам ветра играть со своими густыми, коротко подстриженными волосами и став похожей на одного из ангелов, изображенных на куполе церкви. Но скудное воображение мистера Годфри не позволило заметить сходства. Заостренные черты лица и прямые волосы мисс Хилари казались ему не слишком привлекательными, но он, конечно, не подал виду и лишь посоветовал девочке крепче держаться за железный шест, на котором вертелся флюгер. Однако Хилари не обратила внимания на его слова. Она подошла к зубчатому парапету и принялась обозревать болота. Далеко внизу располагалось церковное кладбище, и какая-то крошечная фигурка, похожая на жука, спустилась с крыльца и быстро пошла по тропинке. Вероятно, миссис Венаблз решила отправиться домой на ланч. Хилари наблюдала, как женщина сражалась с ветром за право открыть калитку и войти в сад. Девочка развернулась на восток и посмотрела на остроконечные крыши нефа и алтаря. Потом ее взгляд упал на коричневое пятно, выделяющееся на фоне зелени церковного кладбища, и сердце едва не перевернулось в груди. Там, у северо-восточной стены церкви, была похоронена ее мать. Могила еще не успела зарасти травой и, казалось, готова была раскрыться и позволить мужу воссоединиться с женой.
– Господи, – в отчаянии прошептала Хилари. – Только не дай умереть моему отцу. Ты не можешь. Просто не можешь позволить этого.
За пределами кладбища расстилалось зеленое поле, в самой середине которого виднелось небольшое углубление. Девочка знала, что это такое. Углубление появилось здесь более трехсот лет назад. Время почти стерло его границы, однако не уничтожило окончательно. Именно тут, на этом поле, отлили три сотни лет назад колокол Тейлор Пол.
За спиной девочки раздался голос Джека Годфри:
– Пора спускаться вниз, мисс Хилари.
– Ах да. Извините. Я забыла. Завтра вы снова звоните?
– Да, мисс Хилари. Хотим попробовать перезвон Стедмана. Это нелегко, зато в результате получается очень красиво. Если, конечно, не делать ошибок. Берегите голову, мисс Хилари. Перезвон состоит из пяти тысяч сорока ударов и займет целых три часа. К счастью, Уильям Тодей выздоровел, ведь ни Том Теббат, ни юный Джордж Уайлдерспин не сильны в искусстве стедманского перезвона. Да и Уолли Пратта настоящим мастером тоже не назовешь. Подождите минуту, мисс Хилари. Я соберу свои вещи. По моему мнению, это самый интересный из всех методов, ведь удержать в голове последовательность ударов довольно непросто. А вот старику Эзекайе он совсем не по нраву, ему нравится звонить в свой тенор. Стедман его не привлекает, да это и неудивительно. Он уже стар и вряд ли выучит последовательность ударов. К тому же тенор почти в нем не участвует, а старик Эзекайя ни за что не оставит своего Тейлора Пола. Подождите, мисс Хилари, нужно закрепить противовес на замке. И все же если мне позволят участвовать в перезвоне Стедмана, то большего и не надо. До появления в приходе нынешнего священника об этом методе и не слышали. Святому отцу потребовалось немало времени, чтобы передать нам свои знания. Ох и намучились же мы! Старик Джон Тодей, покойный отец Уильяма, помню, твердил: «Я вам так скажу, парни: даже сам дьявол не разберется в этом проклятом методе». После этого святой отец присудил ему штраф в шесть пенни за сквернословие. Ведь именно этого требуют древние правила звонарей. Осторожнее, мисс Хилари, не оступитесь. Ступени изрядно стерты. Но все же мы выучили метод Стедмана, и он пришелся мне по душе. Что ж, хорошего вам утра, мисс Хилари.
* * *
Ранним утром Пасхального воскресенья звонари исполнили обещанные 5040 ударов перезвона. Хилари Торп слушала его из Красного дома, сидя у изголовья огромной старинной кровати с балдахином, так же как сидела утром Нового года. Тогда звон колоколов казался громким и чистым. Сегодня же он доносился со стороны церкви лишь время от времени, когда злобный ветер на мгновение менял направление.
– Хилари!
– Да, папа?
– Боюсь, что почти ничего не смогу оставить тебе после смерти, девочка моя.
– Мне безразлично, папа. Я беспокоюсь только о тебе. Но если уж случится непоправимое, со мной все будет в порядке.
– У меня достаточно средств, чтобы отправить тебя в Оксфорд. Обучение девочек там не слишком дорогое. Твой дядя об этом позаботится.
– Да. Я в любом случае хочу получить образование. А деньги мне не нужны. Я сама заработаю себе на жизнь. Мисс Боулер не уважает женщин, которые не могут позволить себе стать независимыми. – Эта учительница английского языка стала для Хилари настоящим идолом. – Я собираюсь стать писательницей. Мисс Боулер говорит, что совершенно не удивится, если у меня получится.
– Вот как? И что же ты собираешься писать? Стихи?
– Наверное. Но, по-моему, за стихи платят не слишком много. Буду сочинять романы, бестселлеры, которые раскупают как горячие пирожки. Но не глупые, а такие, как «Верная нимфа».
– Все это замечательно, девочка моя, но, прежде чем писать романы, тебе необходимо набраться опыта.
– Глупости, папа. Чтобы сочинять романы, опыт не нужен. С этим прекрасно справляются даже студенты Оксфорда. Описывают ужасные годы своей учебы.
– Понятно. Значит, окончив Оксфорд, ты опишешь свой печальный опыт пребывания в этом учебном заведении.
– А что? Это идея. Такое мне по силам.
– Что ж, дорогая, остается лишь надеяться, что это сработает. И все равно я чувствую себя ужасно из-за того, что оставляю тебе так мало. Если бы только это проклятое ожерелье нашлось! Я совершил глупость, выплатив Уилбрахам его стоимость. Но она обвинила отца в соучастии, вот я и…
– Папа, прошу, не вспоминай больше об этом ожерелье! Ты не мог поступить иначе. А мне деньги не нужны. К тому же ты пока не умираешь.
