скачать книгу бесплатно
Она оперлась о мою ладонь и с трудом встала, начала отряхивать пальто.
Поколебавшись, я наклонился, поднял и подал ей шапку, положил в сумку вылетевший из нее пакет с батоном и половинкой ржаного, распрямился, протягивая женщине сумку.
– Если вы были столь любезны, спасти мне жизнь, может, поможете добраться до дома? Для моего возраста такие стрессы слишком сильное ощущение. Если признаться, коленки дрожат, – вместо того, чтобы забрать у меня сумку, она крепко взяла меня под руку.
Я не поддался панике, которая готова была начаться от такого близкого контакта с посторонним человеком, я убедил себя, что от женщины опасности пока не исходит. Мы медленно побрели в сторону дома.
Когда я уверенно свернул к подъезду, она удивленно спросила:
– Вы знаете, где я живу?
Я был поглощен анализом создавшийся ситуации, отвечал автоматически:
– Вы живете на девятом, надо мной, через один этаж.
– Откуда вы знаете, вы же обычно ходите, опустив голову, ни на кого не смотрите, не здороваетесь. Вы меня узнали?
– Я узнал вашу походку. Я ее слышу дома. У вас домашняя обувь на жесткой подошве и, по-моему, на каблуке.
– Вы слышите через этаж?
– Да, даже дальше.
– Удивительно. Удивительная способность. Я слышу только дрели у соседей. Действительно, хожу всегда на невысоком каблуке, так привыкла, иначе начинают ноги болеть. Вас зовут Вадим? – спросила она, когда мы уже подходили к лифту.
Я вздрогнул, как она это узнала?
– Не пугайтесь. Я знаю многих в этом доме, очень давно живу здесь, хорошо знала и Елену Павловну, она же ваша бабушка?
– Да, – я был напряжен, но пока еще сигнала об опасности не поступало, надо было пройти еще одно испытание – проехать в тесной кабине в непосредственной близости с посторонним человеком.
Обычно, если я к лифту подходил одновременно с кем-либо, то уходил по лестнице, вниз всегда ходил пешком, потому что кабина могла остановиться на любом этаже, где нажата кнопка.
Мы доехали до девятого, я дождался, пока она открыла свою дверь, отдал ей сумку и устремился по лестнице вниз.
– Всего хорошего, Вадим. И еще раз спасибо за подаренную жизнь! – голос ее звучал весело, будто она улыбалась или даже смеялась.
– До свидания, – прошептал я в ответ.
На следующий день была ночная смена, поэтому днем я был дома.
Сходил в магазин, разложил продукты в холодильнике, сел перед беззвучным телевизором, смотрел фигурное катание, наслаждаясь подбиранием мелодии под кружение по льду очередной пары.
День был будней, в доме было относительно тихо, все на работе или на учебе, поэтому я легко слышал, как моя вчерашняя попутчица топталась на своей кухне, потом, не переобуваясь, вышла на лестницу, но лифт не вызвала, медленно начала спускаться по лестнице, пока не остановилась у моей двери.
Она нажимала на кнопку отключенного дверного звонка, я слышал, как отсоединенный контакт царапает по корпусу звонка. Она нажимала несколько раз, а потом постучала.
– Вадим, откройте, я знаю, что вы дома. Я видела вас в окно.
С тех пор, как умерла Баба Лена, никто посторонний не бывал в моей квартире. Иногда пытались звонить и стучать в дверь какие-то люди, которые ходили и по соседним квартирам, наверное, представители каких-то служб, но я не открывал. Но ни разу не было, что бы кто-то начинал поднимать шум у моей квартиры.
Это меня напрягало, нервировало, это привлекало внимание к моему жилищу.
Опять раздался стук и уже совсем громкий голос:
– Вадим, у вас все нормально?
Пришлось открыть дверь.
Попутчица стояла передо мной, держа в руке тарелку с румяными пирожками, от которых поднимался пар.
– Здравствуйте, Вадим, я помешала?
– Нет, – выдавил я из себя.
– Я к вам в гости с благодарственным угощением. Позволите, – она шагнула через порог, я непроизвольно отступил назад, выглядело, будто я ее приглашаю, пропускаю внутрь моего укрытия. – Угостите чаем?
Она прошла в комнату, поставила тарелку на стол.
В этот раз я ее разглядел: женщина далеко за шестьдесят, коротко остриженные, редкие, седые волосы, морщины не глубокие, но частые, на носу роговые очки, фигура плотная, синие платье с пояском было явно мало, видимо, из старых запасов, босоножки на невысоком каблуке без задников.
– Это собственного приготовления, – она кивнула на пирожки, – у вас есть чай?
– Да, – я ушел на кухню, включил газ под чайником и вернулся.
Гостья сидела на стуле за столом, с любопытством осматривая комнату:
– Вы тоже играете? – она кивнула на пианино.
– Да, – я присел на краешек стула напротив нее.
– Меня зовут Надежда Петровна. Мы с тобой давно знакомы. Ты же учился в пятьсот тридцать четвертой?
– Да.
– Ты выпуска девяностого?
– Да.
– Я много лет работала в этой школе. Я преподавала математику в старших. В вашем классе я не работала, несколько раз только замещала Валю, когда ты был в восьмом. Я тебя хорошо помню, ты меня тогда просто поразил.
Я молчал, я не помнил ее, или она изменилась за двадцать лет. Нашу математичку несколько раз замещали, один раз даже приглашали учителя из соседней школы.
– Ты меня просто «убил» однажды своим выступлением у доски. Ты отвечал, потом что-то случилось, ты отвлекся, сбился и начал рассказывать нам про интегралы, системы дифференциальных уравнений, выдавая такие вещи, которые и в институте не каждый сможет. Откуда ты это знал? Ты увлекался математикой?
Действительно, у меня было такое свойство. Если при ответе на уроке я слышал какой-то посторонний звук, вызывающий ощущение опасности, то я отвлекался на его анализ, просчет возможных последствий, но при этом продолжал говорить, потому что так полагалось, но уже не мог полностью контролировать, что говорю.
– Нет, не увлекался.
– Откуда же ты это знал?
– Я много читал книг по математике, когда был маленький. Они от папы остались. Я их читал и запоминал, но я не понимал значения того, что читал. Это было очень давно, но я все это помню.
Она внимательно смотрела на меня, мерно постукивая пальцами по столу, и в этот момент я ее узнал.
– Я вас узнал. Вы так стучали по журналу, когда слушали чей-нибудь ответ, – я указал на ее руку, лежавшую на столе. – Если ученик начинал отвечать неправильно, вы сжимали кулак, выставляли указательный палец, сгибали его и начинали стучать только им.
Она сдвинула очки на кончик носа, с удивлением глядя на меня:
– Ты это помнишь?
– Да, еще вы, когда что-нибудь объясняли, то выделяли важные слова, ударяя указкой себя вдоль ноги. А в конце предложения стукали носком правой туфли об пол. Это было очень тихо, но я помню. Я слышал. Еще у вас был кожаный пиджак, который скрипел, когда вы писали мелом на доске.
– Вот это да! – она покачала головой. – Ты все помнишь через звуки!
– Многое, но многое и через глаза. Но через звуки проще, их можно больше запомнить, чем картинок, они меньше занимают места в памяти, – я устал, я давно так много не говорил.
Услышал, как в чайнике начали подниматься со дна пузырьки, скоро закипит вода, ушел на кухню за пакетиками с чаем и чашками.
Когда вернулся, Надежда Петровна пыталась включить звук телевизора, но это было невозможно, он был отключен навсегда.
– Сломался? – спросила она.
– Да.
Мы пили чай с пирожками, было очень вкусно, как я больше всего любил – с капустой, как когда-то у моей мамы.
– Ты, наверное, в сухомятку питаешься, давай буду тебе борщ варить.
Я напрягся, отодвинул тарелку с недоеденным пирожком:
– Спасибо, я наелся.
Я сжался, что это? Попытка стать очередным «взрослым» в моей жизни? Я никогда теперь уже не позволю кому-либо сделать меня зависимым от него. От гостьи повеяло опасностью, я отодвинулся, мне захотелось выйти, но выйти было некуда – это было мое жилище.
Она, кажется, сразу почувствовала мое состояние, растерянно молчала, пауза затягивалась, она была смущена, как человек, который хочет добиться одного, а натыкался совершенно на другое, неожиданное для него, не понятное.
Она занервничала, убрала руки со стола, разгладила подол платья на коленях, мне даже стало жалко ее.
– Ты часто играешь? – она явно искала другую тему, понимая, что чем-то смутила, напугала собеседника, мы – психи – очень чутко чувствуем состояние собеседников.
– Каждый день, – я решил поддержать разговор, чтобы совсем не загонять ее в угол.
Она встала, подошла к пианино, открыла крышку:
– Сыграй что-нибудь, пожалуйста, а то я слушаю только свое исполнение, а это совсем другое дело, – она нажала на клавишу, которая ответила ей полной тишиной, не поверив, нажала еще на несколько, тот же эффект, хотя я услышал «ми».
Она решительно подняла верхнюю крышку, заглянув внутрь пианино, прошептала:
– Нда! – потом уже громко: – Сыграешь?
«Может она все же псих?» – пронеслась в мозгу шальная мысль, но этого не могло быть, своих я чувствовал сразу, она была «обычной», которая зачем-то хочет стать для меня «взрослой».
Я встал, подошел к инструменту, уселся на крутящийся стул, задумался и начал играть.
Надежда Петровна стояла тихо рядом, внимательно смотря на мои руки.
Я взял последний аккорд.
– Тоже люблю «Сарабанду» Генделя, – сказала она. – Но тебе надо научиться пользоваться правой педалью. Она позволяет длиться звуку, когда ты уже отпустил клавишу. Иначе появляются непроизвольные паузы, мелодия прерывается.
Я ошарашено смотрел на гостью.
– Ты мысленно тянешь звучание ноты, но в реальности она прерывается без педали.
– Вы слышали? – я был подавлен. – Вы псих?
Она расхохоталась:
– Конечно псих! Какой нормальный человек выдержит почти сорок лет в школе? – потом серьезно продолжила: – Нет, я не слышала, я видела, я же тоже играю, поэтому вижу, что ты исполнял.
– Я знаю, что вы играете.
– Ах, да, извини, забыла, что от тебя ничего не скрыть.
– Вы иногда играете очень красивую вещь, я не знаю названия, она такая медленно-тягучая.
– Понимаю. Уступи-ка место.
Я встал, она села, вздохнула и начала играть. Да, это была та прекрасная мелодия, которой я заслушивался через плиты перекрытия, теперь же она звучала в моей квартире, рядом, исполнительница раскачивалась в такт, откинув голову и закрыв глаза.
– Здорово! – искренне воскликнул я, когда отзвучало эхо последней ноты.
Она встала и театрально поклонилась, схватившись после этого за поясницу, сморщилась, распрямилась и сказала:
– Хочешь, приходи, научу.
Я опять напрягся:
– Я сам выучу, если ноты дадите.
– Дам, – тяжело вздохнула она, будто изучая, глядя мне в глаза, – если придешь.
– Мне на работу в ночь. Может, бросите мне в почтовый ящик, – я терялся, мне было не по себе.
– Знаешь, Вадим, у меня к тебе будет одна просьба. Мне, после вчерашнего падения, тяжело ходить. Ты бы не мог мне завтра купить хлеба? Магазин далеко, скользко на улице. Лет-то мне уже порядочно, – она говорила без пауз, будто боялась дать мне слово. – Я опасаюсь после вчерашнего выходить. Я денег тебе дам. Ко мне часто приходят ученики, помогают, но я же не знаю, когда опять придут…
– Хорошо, куплю. Деньги есть. Вам какой?
