скачать книгу бесплатно
– В первый.
«Я во второй. С нами в комнате живут два идиота», – он кивнул на две не застеленные кровати.
– Они в твоем классе?
«В четвертом».
– Ты научишь меня слушать музыку?
«Для этого надо ее долго слушать на самом деле».
– Это как?
«Пластинки, приемник, телевизор».
– А ты где слушал?
«У меня родители были музыкантами».
– А где они?
«Они уехали в счастливую страну».
– Где это?
«Не знаю».
– А идиоты страшные?
«Нет. Как остальные».
– Почему они не психи?
«Они просто дураки».
– А мы?
«Мы психи. Мы не такие, как остальные. Идиоты, как остальные. Но глупые. Ничего понять не могут».
Пришло первое сентября. Мне выдали серую форму и белую рубашку. Меня посадили за вторую парту, а со мной рядом усадили Соню – девочку с белокурыми локонами и большими голубыми глазами – как Мальвина из сказки про деревянных кукол.
Вечером Веня, как местный старожил, ввел меня в курс дела:
«Она – псих. Она летает».
– Как?
«Как птица».
Я в этом удостоверился на третий день знакомства.
Соня стояла на перемене в коридоре и, медленно раскачивая головой, сгибала и разгибала пальцы, веки опущены.
Я притронулся к ее плечу:
– Ты чего?
Распахнув свои огромные глаза, она широко улыбнулась, взяла меня за руку:
– Полетай со мной, ты такой красивый!
Я смотрел в ее глаза, а потом с ужасом на свои ноги – они не касались пола, меня укачивало, сердце уходило в пятки. Я растопырил руки, пытался схватиться за стену, дергал ногами, чтобы коснуться пола, но все было тщетно, пока Соня не опустила веки, и я почти упал на паркет, чудом устояв на непослушных ногах.
Она опять открыла глаза и спокойно спросила:
– Здорово?
– Да! – выдохнул я. – Как ты это делаешь?
– Так принято в моей стране.
– А где твоя страна?
Она молча взяла мою руку и приложила к своей груди. И без этого мой слух отчетливо улавливал бешенный ритм ее сердца.
Идиотов в нашей комнате звали Леша и Саша. Они были намного крупнее нас с Веней и обладали еще одним огромным преимуществом – у них были родители, которые забирали их на выходные домой.
Они гоняли нас за чаем в столовую, отнимали печение, которое полагалось на ужин, рисовали в блокноте Вени противные картинки, не пускали нас подолгу в туалет, когда очень хотелось, смеялись, а Саша еще и сильно брызгал слюной, когда говорил.
У Леши был маленький приемник на батарейках. Я отдавал ему и печенье, и яблоко, которое выдавали на обед, даже компот и слушал по приемнику музыку, чтобы научиться слышать ее, как Веня.
В середине первого класса ко мне стала приходить высокая женщина в шубе, просила, чтобы я называл ее «Бабой Леной», приносила мне пироги и фрукты, подолгу беседовала с директором, нося ему какие-то бумаги.
Ее пироги обеспечивали мне почти круглосуточное прослушивание музыки.
В один из приходов она сказала:
– Я все равно тебя заберу! Чтобы мне это не стоило.
Потом еще выяснилось, что моя память хранит много полезных знаний. Я начал помогать Леше делать домашнее задание, у него появились хорошие оценки. Однажды он мне сказал:
– Ты мой друг. Слушай приемник, сколько хочешь.
Ближе к весне, ночью с субботы на воскресенье, к нам в комнату пришла Соня. Она была в длинной белой ночной рубашке. Шаги ее босых ног я услышал еще задолго до того, как она появилась в дверях.
Она молча прошла к моей кровати и забралась под одеяло, прижавшись ко мне:
– Полетаем?
Я уже привык к этому вопросу, мы летали почти каждый день.
– Ночью? – с испугом спросил я.
– Да. Ты улетишь в мою страну. Закрой глаза. Давай руку.
Я сжал ее ладошку и зажмурился.
Внизу неслись яркие фонари, дворцы, озера, леса, звучала прекрасная музыка, взлетали в небо фейерверки, на огромной площадке кружились пары одетые в красочные старинные одежды, как в книгах со сказками. Мы летели с Соней, взявшись за руки, потому опустились у одного из дворцов. Она взяла меня под руку, и мы стали подниматься по широкой белой лестнице с красивыми перилами, нам навстречу шли такие же пары детей в париках, камзолах и широких платьях. Мы вышли на площадку перед оркестром и закружились в танце, с неба падали конфетти, над головой кружили цветастые попугаи. Танцуя, я видел Буратино, Мальвину, черного пуделя, девочку в красной шапочке, осыпая нас инеем, над головой пролетели сани Снежной Королевы, Оловянные Солдатики стояли у входа, все было так чудесно, что не хотелось открывать глаза, не хотелось…
Я впервые побывал в ее стране, мне не хотелось оттуда возвращаться.
Но все окончилось, Соня тихо спала на моем плече, а Веня стоял над нами, протягивая блокнот:
«Возьмите меня с собой!»
– Я не умею, Веня, – у меня наворачивались слезы, хотелось обнять всех, весь мир, очень хотелось, чтобы всем стало также хорошо, как было мне. Впервые в жизни я ощутил желание поделиться своим счастьем. – Попросим ее, когда проснется.
«Хорошо» – написал он и ушел к своей кровати.
Когда я утром проснулся, Сони рядом не было.
Ее появления у нас в комнате по ночам в выходные дни, когда идиотов забирали домой, стало традицией.
Но Веню нам не удавалось взять с собой.
– Я могу только тебя, – объясняла Соня. – Только ты это понимаешь. Моя страна не может открыться каждому.
Она была очень рассудительна, не по возрасту.
Летом у нас появился новый завхоз.
Полный, в очках, с потными руками, которые он постоянно обтирал об халат.
Тогда наши ночные полеты сменялись его приходами.
Он приходил уже под утро. Соня спала, и я накрывал ее одеялом с головой, чтобы Семен Палыч не заметил лишнего человека.
Он крался на цыпочках, но я просыпался, этот звук рождал во мне чувство опасности.
Завхоз заходил, некоторое время прислушивался, потом подкрадывался к постели Вени, вставал на колени, засовывал одну руку под халат, а второй начинал гладить тело мальчика, чуть слышно шепча:
– Какое прекрасное создание! Ты так прекрасен! Как же я тебя люблю! Это невыносимо!
Если бы не мой слух, то я бы никогда этих слов не услышал, они звучали, как дуновение ветерка. Гораздо четче было слышно, как ритмично одна из его рук движется под халатом. Через какое-то время его голос срывался на хрип и почти стон, он ронял голову на край кровати, тяжело дышал, потом с трудом вставал и удалялся.
Я так завидовал Вене – есть же человек, который так его любит!
Хотя Вениамин и писал мне:
«Я его боюсь. Не знаю почему, но мне страшно. Я лежу, боюсь пошевелиться».
Лешка недолго существовал в моем сознании, как друг.
Однажды пропал Венин блокнот, в котором были записаны его слова, которые не звучали, в том числе и внесенные туда в ночи выходных. Пока мы искали пропажу, Лешка, злорадно ухмыляясь, наблюдал за нами, а потом несколько раз бегал в комнату идиотов в конце коридора, возвращался довольный.
В ближайшие выходные, когда Соня ночью пришла к нам, я услышал поспешные шаги, следовавшие за ней, и вот в нашей комнате вспыхнул свет, на пороге стояла завуч младших классов Нина Васильевна – «Нива».
Наказание последовало в понедельник во время обеда дошкольников и учеников первых трех классов.
Меня и Соню раздели догола и выставили на общее обозрение. Раньше таким наказаниям подвергались только дошколята.
Идиоты смеялись, тыкали в нас пальцами, даже кое-кто из психов криво усмехался.
Мне казалось, что их взгляды забираются внутрь меня, шарят там, оставляя липкие, сильно вонявшие следы, смех и хихиканье, усиленные моим тонким слухом, колоколом звучали в голове, я начал дрожать, казалось, голова сейчас расколется от стоявшего в ней грохота.
Веня встал из-за стола, подошел к нам, снял форменный пиджак и накинул его на плечи Сони, запахнул, застегнул на пуговицы. Она, казалось, утонула в его одежде.
Мне он протянул тарелку, я прикрылся.
– Вениамин, хочешь присоединиться к ним? – грозно пронесся по залу столовой голос Нивы.
Она решительно двинулась в нашу сторону, сорвала с Сони пиджак и бросила его в Венькино лицо. Потом она схватилась за тарелку, потянула ее на себя. Я не отпускал. Она дернула еще раз, уже сильнее, я разжал пальцы, ее рука, не ожидая свободы, дернулась назад, тарелка ударилась об угол стола, осколки разлетелись по полу.
Я весь сжался, даже присел, но не избежал сильного подзатыльника, упал на четвереньки и заплакал. Сквозь слезы посмотрел на Соню – она стояла с блаженной улыбкой и закрытыми глазами – она была там, очень далеко, в своей сказочной стране.
Так меня предал друг.
Соня больше не приходила, зато все чаще стала на уроках прикрывать глаза, сгибать и разгибать пальцы рук.
Комнаты, где жили ученики младших классов, начали запирать на ночь, ключ от нашей был у завхоза.
В конце первой четверти второго класса Баба Лена забрала все же меня из интерната. Я переехал в ее двухкомнатную квартиру на седьмом этаже двенадцатиэтажного дома на углу Орбели и Пархоменко, из окон которой был виден парк Лесотехнической Академии.
Я пошел в обычную школу.
Я долго присматривался, но по квалификации интернатовской тети Клавы здесь не было идиотов и психов, все были обычными, но разными, я никак не мог поделить их на виды, поэтому опасался всех одинаково. На всякий случай сел за последнюю парту, чтобы у меня за спиной никого не было, на перемене забивался в угол коридора, слушая оттуда остальных.
Какое-то время на меня не обращали внимания, потом стали издеваться и задирать, я отступал, молчал, сжимался, и. в конце концов, на меня махнули рукой.
Дома я тоже был тише воды, ниже травы, не знал, зачем я здесь, что мне ждать от Бабы Лены.
Я снова учился спать в отдельной комнате, мне очень не хватало Вени и Сони, я тосковал без них, засыпая, мысленно разговаривал с ними, а потом видел их во сне.
– Ты бы там, Вадик, пропал, – говорила Баба Лена, – никому ты, кроме меня и не нужен.
Я не мог понять, зачем я нужен ей, кто она?
Только когда я учился в десятом, узнал от нее, что она мама первой жены моего папы. Ее дочка, которую звали Людмилой, умерла очень молодой, и папа женился на моей маме, но продолжал навещать бывшую тещу, по крайней мере, дважды в год – на день рождения и в день смерти первой жены, с которой прожил всего три года, не заведя детей.
