Рыжее наказание для опера

У дома заставляю почистить обувь.

– Вот так, об траву сначала. Потом об тротуар соскребаете. И снова по траве, чтобы сбоку счистить.

– Деревенские лайфхаки… – Повторяет за моими движениями. С любопытством рассматривает дом. – Это ваш?

– Нет. Моего здесь ничего нет.

Молчит, ожидая продолжения.

Но мы договорились только на горячий чай. Мои откровения в эту услугу не входят.

Север тянется к калитке.

– Подождите. Тут своя система.

Стучу по забору. Цуцик молчит, значит, гулять упёрся.

Приподнимаю калитку, проворачиваю вертушку. Захожу.

Север идёт следом. Трясёт хлипенький забор, проверяя на прочность. Заглядывает в палисадник под окном. Суёт свой нос в бочки, стоящие под дождевым желобом, сделанным из пластиковых бутылок.

И мне отчего-то жутко неловко это всё…

Когда-то у меня был другой дом. Три этажа, огромная парадная лестница, как во дворце. Целый штат работающих на мужа людей: от повара до горничных.

Такой дом можно было показывать с гордостью, только вот я ненавидела то место. И с содроганием сейчас вспоминаю нашу с Максом общую спальню.

– Снимайте ботинки на крыльце. – Командую я.

Север послушно выполняет.

Там же, на крыльце, стоят калоши баб Таси. Значит, нагоняя за незваных гостей избежать не удастся. Надеюсь лишь, ей хватит порядочности, чтобы сделать это потом, когда Север уйдёт.

– Баб Тася, я дома! – Кричу с веранды, чего никогда не делаю. – У нас гости!

Баба Тася сидит за столом на кухне, разгадывает кроссворд. Отложив ручку, с интересом рассматривает Севера.

Я показываю ей знаками, чтобы молчала. Но это же баба Тася, она никогда не молчит…

– А говорила, мужиков не любишь. – Сухо бросает она.

– Ему надо электричку в город дождаться.

– А на вокзале место закончилось, иль шо?

– Это я напросился, не ругайся, хозяйка. – Выступает вперёд Север.

Баба Тася цепким взглядом проходится по его стильной кожаной куртке, брюкам, модной причёске, и делает какие-то свои выводы, судя по сдержанному смешку.

– Где ты находишь только их, непутёвая? – Поднимается с кряхтением из-за стола. – Гость, как звать-то тебя?

– Север.

– Север. – Бубнит под нос. – Ты из этих чтоль?

– Из каких?

– Которые по утрам полтора часа марафет наводят перед зеркалом.

Север смеётся.

– Нет, бабушка, я из обычных.

– Мм. А то морда больно симпатишная. Лета, сходь за водой, в баке закончилася.

– Давайте я, бабушка. – Поворачивается ко мне. – Показывайте, что делать.

– А ты, Север из обычных, за стол. – Баб Тася тычет скрюченным пальцем на своё место. – Садись, неча ей мешать. Она девка хоть и с придурью, но руки откудава надо растут. Сама справится, не впервой.

Север задумчиво топчется на месте.

Молча киваю ему на стул, потому что с бабой Тасей спорить – себе дороже. Да и не просто так она меня сплавить пытается… Устроит сейчас несчастному майору допрос с пристрастием. Покажет, как работает настоящая разведка.

Ну ничего. Пусть пообщаются. Может поймёт, что не стоит напрашиваться в гости, когда ты понятия не имеешь о людях, к которым собрался на чай.

Ухожу за водой.

Не тороплюсь, чтобы дать баб Тасе побольше времени. Чтобы развернулась она во всю мощь своей пытливой натуры.

Надеюсь, к моему возвращению Севера и след простынет. Ну, или хотя бы сотрётся с его лица эта непроходящая полуулыбка, а то он как блаженный с тех самых пор, как в деревню приехал.

Минут через тридцать с канистрой воды вхожу в дом, и ещё с веранды слышу хохот.

Баб Тася заливается смехом так, что воздуха не хватает, и она ойкает, машет руками и хватается за бок.

Не припомню, чтобы на мои шутки она хотя бы улыбалась… А может, я просто не шутила никогда при ней?

Но я, отчего-то, чувствую укол ревности.

Это даже не моя бабушка. Это просто женщина, которая приютила меня взамен на помощь по хозяйству. Мы не обязаны любить друг друга или даже нравиться друг другу. Достаточно того, что мы уживаемся вместе худо-бедно.

Но я всё равно ревную, как маленькая неразумная девочка.

С грохотом ставлю канистру на пол.

Эти двое устремляют на меня свои взгляды.

– Летушка, ты чего так быстро?

Летушка? – Едва заметно дёргаю бровями.

Чего этот майор баб Тасе подсыпал?

Потому что обычно я «непутёвая», «бестолочь» или «горе луковое».

– Весело вам, смотрю.

– Данил мне рассказал, как вы познакомились. – Говорит баб Тася, а я застываю от напряжения.

Потому что познакомились-то мы на мосту, и эту историю просто невозможно рассказать в позитивном ключе. Нет там ничего забавного.

– Бабушке было очень любопытно, и я рассказал, как мы пакеты перепутали, а потом я за вами мчался через пол города. – Поясняет Север.

Благодарно моргаю ему за опущенный первый акт нашего знакомства.

– Пойдём, Данечка, я тебе покажу, где у нас дровяник. Ты только переоденься. В красивом своём не ходи. – Баб Тася гладит Севера по плечу, словно смахивает невидимую пыль.

Что. Вообще. Происходит?

Север встаёт.

– Вы куда?

– Данил предложил дров нам наколоть. Данечка, вон там, в комнате, шкаф стоит. Иди себе присмотри чего.

– Я сама могу!

– Сама, сама. – Ворчит моя кикимора, подходя ближе. – Раз в сто лет мужик в доме появился. Пользуйся, непутёвая!

– Вот и живите тогда с ним. – Шиплю в ответ.

– Ай, Лета! Не разбираешься ты в людях!

– Вы с ним пол часа знакомы.

– За свою жысть плохих от хороших отличать научилась.

– Ну и замечательно. Я к Шуре пошла. Отнесу пончики.

– Возьмите эклеры, Лета. – Выходит из моей комнаты Север. – Вы же за ними в город ездили?

Он в вязаном чёрном свитере с высоким горлом.

Свитер плотно облегает широкие плечи и мощный торс. Подчёркивает тёмные волосы и оттеняет светло-голубые глаза.

И чтоб мне провалиться, но я не могу оторвать глаз от него. Шарю взглядом по выпирающим грудным мышцам, а внутри сердце отстукивает: «предательница».

Потому что я себе пообещала, что больше никогда и ни за что. Не поверю, не доверюсь. Не влюблюсь. И уж точно не поведусь на красивую картинку.

Хватаю пакет с эклерами и ухожу к Шуре.

Надеюсь, дорогу на вокзал этот майор запомнил…

Глава 7

Север.

Деревня Мирная своё название заслужила. Здесь…хорошо.

Просто хорошо.

Пахнет дымом, прелой листвой. Воздух такой чистый, что голова кружится и клонит в сон. У меня кислородный передоз.

Домик у баб Таси типичный, деревенский, на двух хозяев. Только во второй половине никто уже не живёт – перебралась семья оттуда в город, как и многие другие.

Уютно здесь, по-домашнему. Обои цветастенькие. Старый телек в зале, напротив двух огромных старомодных кресел. Большой православный календарь на стене. Печка, на которой греется чайник.

Сама баб Тася – это улёт по всем фронтам. Юморная старушка с боевым характером. И Лету опекает очень, словно внучку. Только отчего-то холодно между ними. Да и не внучка ей Лета.

Но тогда кто?

Имя я узнал, и по возвращению в город пробью. Пробил бы хоть сейчас, но на телефоне одна палка связи, да и та периодически пропадает. И судя по тому, что мне за всё время здесь никто не звонил, эта палка чисто номинальная. А у меня уже всё чешется изнутри от предвкушения нырнуть в чужую тайну.

Топор рассекает чурку пополам. По спине струится пот, а мышцы рук и плеч постепенно забиваются.

Останавливаюсь, чтобы отдышаться.

Тут ещё целая гора дров, и за полтора часа, что у меня до обратной электрички осталось, мне всё это не переработать.

Но я уже принял решение, что вернусь. И получил официальное разрешение на это от хозяйки.

Забор покосился, во дворе сгнил тротуар. Надо менять доски. Крыша у баньки прохудилась, там только шифер перестилать. Лета, а тем более баб Тася, с этим не справятся.

Хочется помочь. Просто по-человечески. Только мне бы подкрепление, в одного здесь возиться буду долго.

Я хотел знак – я его получил. Вот, зачем Лета появилась в моей жизни. Она привела меня туда, где я могу быть действительно полезен. Правда, сама Лета от этого явно не в восторге. Я её раздражаю.

А она…

Она красивая. И загадочная.

И я не знаю, от чего из этого меня больше торкает.

Непонятное – понять, необъяснимое – объяснить, загадочное – разгадать. Точка.

А если её тайна тебе даст такое, что не унесёшь, Север? Чо делать будешь?

Да как не унесу? Вон, какие ручищи. Топором машут, дрова колят. Я этими ручищами и Лету и все её тайны могу подхватить и утащить, куда захочу.

А куда хочу..?

Куда хочу – туда пока нельзя. Она ж трясётся от любого прикосновения, словно чихуахуа. Сломано что-то. А как исправить?

Я вот забор могу. Крышу – тоже. Собрать мебель из дерева – запросто. Спасибо отцу, он меня этому обучил.

А вот как человека чинить я не знаю.

Я сам как неотёсанное полено во всём, что касается тонких организаций.

Понимаю только, что нельзя давить. Надо нежно. Типа, доверие выстроить. Хотя бы коммуницировать научиться нормально, а потом уже всякое остальное.

В голове неожиданно рождается картинка, как я беру Лету на руки. Сжимаю тонкую талию грубыми ладонями, и она почти невесомая в моих объятиях. Как бабочка.

Нет, стоп. Какая нахрен она бабочка? Она ведьма. Горячая, как огонь.

И теперь перед глазами стоит другой образ: рыжие волосы, струящиеся по обнажённой спине и падающие на хрупкие плечики. А там, дальше, вне зоны видимости, вздымается полная грудь. Её кожа – это атлас, гладкий и сияющий. И когда я веду пальцами по груди, её маленькие розовые соски напрягаются, превращаясь в бусинки. А когда я загибаю её в откровенную позу, она мурлычет, и её густые ресницы порхают над бледными щеками, скрывая поплывший взгляд.

В паху зудит. Перед глазами мутно.

Бля…

В приливе тестостерона хватаюсь за топор, чтобы хоть как-то из себя эту порнушку выбить, но оно не уходит. С каждым ударом по полену манящий образ только сильней впечатывается в мозг.

Уйди, ведьма! Приворожила, да? Иначе как это объяснить?

У меня обычно всё просто с женщинами. Выбираю тех, кто заведомо согласен. Никаких плясок вокруг. Чисто секс и все довольны.

И меня это устраивало. До той самой ночи на мосту.

После – как отрубило. Ведьма мне разве что не снится, но чую, это временно.

– Данечка, бросай работу! – Кричит баб Тася с крыльца. – Иди покушай, голубчик.

– Сейчас, бабуль.

Складываю дрова в дровянике штабелем. Отряхиваю одежду от щепок и пыли. Захожу в дом.

– Садись сюды. Кушай.

Баб Тася ставит передо мной тяжелую чугунную сковороду. Там картошечка, грибы, всё с лучком и сметаной. Блестит от масла. На дощечке нарезано сало с чесноком. Чёрный хлеб ломтями. Солёные грузди в блюдце, огурчики, помидорчики. Кайфы!

– Бабушка, да вы что! Я столько не съем!

– Съешь! – Хмурит брови. – Ты вон какой большой. Тебе исть много надо, а то ноги не унесут.

Вручает вилку и двигает сковороду поближе.

Здесь всё по-простому. Без изысков, без пафосной сервировки, где по пять столовых приборов под каждой рукой, и хрен разгадаешь, за какой хвататься, чтобы не выглядеть дурачком.

Тут общая сковорода – и наяривай, сколько влезет.

– А Лета?

– Не придёт Лета.

– Мм. Ладно.

Меня это неожиданно и очень глубоко цепляет. Хочется ещё раз на неё взглянуть. Попасть под удар полыхающего взгляда.

– Да и не жрет она ничего. Кусочек хлеба с колбасой утащит в комнату и жуёт там впотьмах.

– А сейчас она где?

– Шурку развлекает. – Фыркает баб Тася. – Та вечно больной делается, лишь бы Лета почаще приходила.

– Доброе у неё сердце.

– Хорошо ли это, голубчик? Такую девку обидеть не трудно. Горе луковое.

– Кто её обидел? – Жую хрустящие грузди. Отвал башки…

– Та был один. – Баб Тася понижает голос и подаётся корпусом вперёд. – Но я тебе, голубчик, этого не говорила. Не любит Лета, когда я в её прошлое нос сую. И ты не суй.

– Договорились. – Согласно киваю, хотя уже знаю, что сделаю по-своему.

После плотного обеда переодеваюсь «в своё красивое». И мне тоскливо думать о том, что сейчас придётся снова в город возвращаться. Не хочется…

– Ты, Данечка, в следующий раз на выходные приезжай. – Баб Тася поправляет мою куртку на плечах. – В баньке попаришься, я настойку из подполья достану. Хорошая настойка, на бруснике. Мягкая.

– Вы только Лете не рассказывайте о нашей договорённости.

– А чегой?

– Да она сбежит, если узнает, что я снова притащиться собрался.

– Дом мой, а значит, правила мои.

– Баб Тась.

– Ладно, голубчик. Будет нашим секретом. Ты токма возвращайся, мне всё веселей. Дорогу до вокзала помнишь, или проводить?

– Не надо, сам.

– Провожу. – Кивает баб Тася.

На вокзале тепло прощаемся. Из окна электрички машу рукой. И на сердце хорошо так, тепло. Будто в детство вернулся ненадолго.

За пару остановок до города оживает телефон. Стопятьсот пропущенных от Аристова.

Бляха. Надеюсь, жив он там. Я напрочь забыл про его волшебный карандаш.

Перезваниваю.

– Север, ну так друзья не делают… – Обиженно. – Ты где пропал?

– Да я, Саня, в деревне оказался. Случайно.

– В деревне. Ага. Слушай, ну если тебе впадлу было, так бы и сказал!

– Я тебе клянусь. Ну, не прикончила тебя Лика там?

– Да не! Нормально. – Полушёпотом. – Чо я, не мужик что ли? Я как по столу кулаком дал…

Возня, шорохи. Аристов кричит «помогите».

– Север, привет. – Лика перехватывает трубку. – Солнышко ты рисовал?

Ах ты ж гад! Всё-таки попытался задницу свою прикрыть.

– Лик, да ты что? Я только многочлены умею.

– Так и знала. – Вздыхает. – Север, ты на выходных не приезжай. Я для Саши придумаю какое-нибудь наказание.

– Да за что? – На фоне.

– За то, что не сознался.

Хм. Наказание?

– Может, к исправительным работам его приговорим?

– Есть идеи?

– Есть одна. Крайне благотворительная.

– Я только за. – Соглашается Лика.

Сбрасывает звонок.

Ну, вот и подкрепление нашлось!

Глава 8

Лета.

У бабы Шуры задерживаюсь допоздна. Во-первых, я не хочу лишний раз пересекаться с этим майором – мне внимание ему подобных ни к чему. Во-вторых, у Шуры скопилась целая куча работы по дому. Так что было, чем себя занять.

Руки щиплет теперь от моющего средства. Надо было работать в перчатках, но их у Шуры не оказалось. Кожу немного разъело, а ногти неприятно ломит.

Я совершенно к такому не привычна – убирать, мыть, готовить. Я вообще мало что умею, и практической пользы от меня не сказать, что много. Но я стараюсь. И с каждым днём получается всё лучше. Хотя по деревенским меркам я едва ли превосхожу по полезности кота.

Иду обратно по темноте. Немного жутко. Позади меня – лес. Густой и непроглядный. Полная луна – единственный источник света. Лают собаки. Вдалеке шумит речка, и колёса поезда отбивают мерный ритм.

Фонари здесь работают только на бетонке – центральной улице, выстланной неровными плитами. Да и там этих фонарей всего четыре штуки. Но мне туда ещё нужно добраться.

Ускоряю шаг.

Там, дальше, старый опустевший колодец. И на нём всегда висит шуба, которой, как мне сказали, раньше, по зиме, прикрывали короб, чтобы не попадал снег и не перемерзала вода. Колодец давно не функционирует, а шуба висит. И мне, в темноте, в ней всегда мерещится что-то страшное, одушевлённое.

Не монстр, нет. Я уже не маленькая девочка, и мифическими чудовищами меня не напугать. Но я прекрасно знаю, что существует другой вид нечисти.

Люди.

Конкретный человек. Мой личный монстр, одной мысли о котором достаточно, чтобы кровь застыла в жилах.

Этот страшный отрезок пути стараюсь пройти особенно быстро. Но не бегу, будто сама себе пытаюсь доказать, что не так уж и боюсь.

Я не жертва. Я не убегаю. Просто… Тороплюсь. Да.

Но в висках пульсирует кровь. А ноги тяжёлые и вязнут в грязи. С громким чавканьем сапоги утопают в жиже, и так же громко отлипают, едва не слетая с ног.

Ухает ночная птица.

Ветер перебирает сухие ветки деревьев.

Бросаю лишь один короткий взгляд на злополучный колодец, но этого хватает, чтобы ужас сковал по рукам и ногам. Застываю, как всегда застывала в минуты страха. Смотрю на неподвижно замершую шубу, пытаясь различить в ней признаки жизни. И мои глаза показывают то, что я хочу видеть. Она словно медленно двигается, перемещаясь в пространстве выше…ближе…левее…и ближе…

Прихожу в себя. Срываюсь на бег.

А за спиной отчётливо слышу чужие шаги. Быстрые. Мощные. И шумное, тяжёлое дыхание.

Что-то грузное валится на меня сверху. Давит на поясницу. Поскальзываюсь. Теряю равновесие и, с коротким вскриком, распластываюсь в грязи.

Нашел…

А в голове стучит тонко молоточком, что это последняя капля… Теперь он точно меня убьёт, как и обещал.

– Не трогай меня! Пожалуйста, я буду послушной! Я не…

Вес чужого тела исчезает, а в лицо мне тычется мокрый нос. Облизывает гладким языком щёки.

– Дыма! – Не поднимаясь, переворачиваюсь на спину.

Страх отступает, забирая с собой мою и без того слабую способность себя контролировать.

Молча и беззвучно рыдаю, глядя на звёзды. Судорожно сжимаю пальцами длинную шерсть Дымка. Грязными руками размазываю по лицу слёзы. Мне щиплет ранки на костяшках.

Он всё ещё в моей голове. Он там, и никуда не делся, хотя я думала, что здесь, на окраине мира, я могу чувствовать себя в безопасности. Но даже если Макса здесь нет, его тень, его призрак ходит за мной по пятам. Гоняет меня, как мышку.

Дыма ластится и с упоением катается в луже. Чешет спину о затвердевшие грязевые края.

Господи, хоть бы баб Тася спала… Она ведь нас сожрёт, если в таком виде застанет.

Поднимаюсь и отряхиваюсь, но это совершенно бесполезно.

Готовлюсь на всякий случай к схватке с баб Тасей. Скажу, что упала… С кем не бывает?

В компании Дымка мне уже не так страшно. Он радостно шлёпает рядом по лужам и размахивает пушистым хвостом. Облизывает украдкой мои ладони.

В доме свет горит лишь на веранде. Значит, спит кикимора.

Цуцик традиционно облаивает меня, но быстро замолкает, когда в ограду входит Дыма. Выношу с предбанника собакам еду. Там же, в предбаннике, снимаю грязную одежду. Замачиваю в тазу. В другом мою холодной водой волосы. И, обернувшись полотенцем, бегу в дом.

В комнате переодеваюсь, хватаю ноутбук и снова выхожу на улицу. Сбоку приставлена лестница, которая ведёт на чердак. И только оттуда можно поймать сносную связь, которой хватит для выхода в сеть.

Надо немного поработать сегодня. Раздать клиентам то, что задолжала. У меня почти готовы два дизайн-проекта.

Но прежде, чем открыть свою программу для дизайна, я лезу в браузер.

Ввожу в поисковике имя мужа.

По запросу «Максим Стоцкий» он выдаёт мне целую кучу статей и новостных пабликов.

«Безутешный супруг не оставляет надежд отыскать жену. За любую информацию о её местонахождении объявлено щедрое вознаграждение».

«Летиция Стоцкая-Дюпре, жена золотого магната Максима Стоцкого, до сих пор не найдена».

Заголовки один краше другого. В них очень много обо мне.

Щелкаю по вкладкам. Нахожу какое-то интервью.

Макс похудевший. Серый. Немного поникший, но всё такой же красивый. Только я знаю, что красота эта обманчива. Со скорбным лицом он рассказывает респонденту о том, как тяжело ему справиться с мыслью о моём исчезновении.

– И конечно, я не верю в то, что она ушла сама. – Говорит он и складывает губы в жёсткую линию.

– Вы подозреваете, что она может быть похищена?

– Именно! Речь идёт именно о похищении!

– Но разве похитители не выдвинули бы требования? Насколько мне известно, следствие настаивает на иной версии.

– Они не знают мою жену. Лета никогда бы не сбежала. – Чеканит он с металлом в голосе.

Видео зависает. В центре экрана крутится колесо загрузки.

Конечно, Макс просто не может публично признаться в том, что жизнь с ним может хоть на грамм кого-то не устраивать. Это подпортит безупречный имидж в глазах его почитателей и партнёров.

Ведь ни одна женщина не сбежит из семьи, в которой ей хорошо и безопасно.

Картинка для Макса – главное. Всё должно быть глянцево, отшлифовано. Идеально. Поэтому он с таким тщанием занимался моим перевоспитанием.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.