Странник

Вдоль стен стояли фигуры. Неподвижные, в масках, в длинных плащах.

– Ты вовремя, – сказал чей-то голос, и от стены отделился человек в полосатом костюме и цилиндре. Он улыбался слишком широко.

– А если бы опоздал? – спросил Странник.

– Тогда тебя бы встретили они, – он махнул рукой в сторону неподвижных фигур. – А они не умеют улыбаться.

Человек в цилиндре подошёл ближе.

– Тут есть правила. Нарушишь – останешься.

– Какие?

– Первое: не смотри вверх. Второе: не считай шаги. Третье: если кто-то предложит тебе своё имя – откажись.

– Зачем все эти правила?

– Чтобы ты мог уйти.

Он хлопнул в ладоши, и неподвижные фигуры ожили. Они начали медленно двигаться, расставляя по залу столы и стулья, словно готовили пир.

– Это ужин? – спросил Странник.

– Это проверка. Здесь все угощения – выбор. Съешь одно – получишь ответ. Съешь другое – останешься без вопросов.

На столах появились блюда: дымящиеся котлы, тарелки с фруктами, которые меняли цвет, и бокалы, наполненные жидкостью, в которой плавали маленькие серебряные ключи.

Странник прошёл мимо, не притрагиваясь.

– Мудро, – заметил человек в цилиндре. – Но она всё равно найдёт тебя.

Дальше зал сужался в коридор. Там было светлее, а стены покрыты рисунками – детскими, грубыми, но каждая сцена была жутковата: люди без лиц, дома с глазами, мосты, ведущие в пустоту.

Вдруг впереди показалась компания. Четверо мужчин и женщина, одетые как уличные торговцы, но каждый держал в руках не товар, а… предмет, который явно им не принадлежал.

– Что ищешь, путник? – спросила женщина с волосами, заплетёнными в семь кос.

– Прохожу.

– Тут никто не «просто проходит», – усмехнулся один из мужчин, держа в руках птичью клетку без дверцы. – Всё, что мы продаём, – память. Может, твоя у нас.

– Не думаю.

– А если проверим? – сказала женщина и достала из кармана маленький деревянный солдатик. – Знакомо?

Странник на секунду замер. В голове мелькнула картинка – комната, солнечный свет, детский смех.

– Нет, – сказал он.

– Лжёшь. Здесь все лгут. И это – нормально.

Они пропустили его, но один шепнул на ухо:

– Она ждёт тебя в конце. Но не та, о которой ты думаешь.

Коридор вывел его в маленький двор. Стены здесь были выше, чем дом, и всё пространство занимал фонтан. Вода в нём была чёрной, но на поверхности плавали белые цветы.

Возле фонтана сидела старушка, вяжущая длинный шарф.

– Не трогай воду, – сказала она, не глядя. – Она возвращает.

– Куда?

– Туда, где ты ещё не был.

Он прошёл мимо, и старушка добавила:

– Если встретишь его, скажи, что я всё ещё жду.

Дальше снова был коридор. На полу – следы, уходящие вперёд. Человеческие, но слишком большие.

И тут он увидел её. Тень.

Она стояла, облокотившись о стену, словно скучала.

– Ты идёшь слишком медленно, – сказала она. Голос был не шёпотом, а обычным, почти ленивым.

– А ты слишком много бегаешь.

Она усмехнулась – или это показалось.

– Здесь ты не сможешь меня тронуть. Здесь всё моё.

– Посмотрим.

Она пошла дальше, и он – за ней. Коридор вёл к огромным воротам с замком, но ключа нигде не было.

– Как откроешь? – спросила она.

– Найду способ.

– Я могу открыть. Но за цену.

– Я не торгуюсь.

Тень сделала шаг назад и растворилась, а из тени стен вышли двое в масках. У одного в руках был серебряный молоток, у другого – цепь.

– Ты не откроешь без нас, – сказал тот, что с молотком. – Но если мы откроем, ты должен будешь остаться.

– И что тогда?

– Тогда ты станешь дверью для кого-то другого.

Странник сделал шаг вперёд.

– Значит, открою сам.

Он достал нож, подошёл к замку и… услышал за спиной лёгкий смех. Оглянувшись, он увидел мальчика с мелом, который просто стоял и рисовал круги прямо на каменном полу.

– Ты всё делаешь сложно, – сказал мальчик. – Иногда дверь открывается, когда ты просто идёшь.

И он шагнул вперёд – прямо в замок. Тот растворился, как дым.

Ворота распахнулись.

За воротами не было улицы.

Сначала – тишина. Потом медленный гул, как будто кто-то огромный дышал под землёй.

Туман стелился по полу, цепляясь за ноги. Дальше, в серой дымке, вырисовывались силуэты домов, которые наклонились друг к другу, как старики, шепчущиеся о соседях.

В центре площади стояла Тень. Теперь она была выше, чем раньше, почти касалась верхних этажей. Лицо всё так же скрывала дымная пустота, но из неё тянулись десятки нитей – и каждая уходила куда-то в город: в окна, в двери, в людей.

Странник понял: эти нити – то, что держит город в страхе.

– Ты мог уйти, – сказала она, не оборачиваясь. – Но решил остаться.

– Я не люблю недоделанную работу.

По краям площади начали появляться жители. Те самые, которых он видел днём:

мужчина с картошкой;

девушка из кофейни;

продавец ножей;

старуха с пирожками и загадками;

мальчик с мелом.

Каждый держал в руках что-то своё – и каждый смотрел на Тень.

– Мы тебе поможем, – сказал мужчина с картошкой. – Но только один раз. Второй раз ты уже сам.

– Не подходите! – крикнул Странник. – Она цепляется за страх, а вы…

– А мы привыкли, – отозвалась старуха. – Это наш город. Мы тут живём, и бояться нам некогда.

Тень дёрнула нитями. Несколько жителей пошатнулись, словно их что-то потянуло вперёд.

– Она заберёт вас, – сказал он.

– Пусть попробует, – хмыкнул продавец ножей, вытащив лезвие с датой «завтра». – Вроде мой день.

Странник шагнул вперёд. Достал костяной нож.

– Отрежем нити, – сказал он. – Остальное – моё дело.

Мужчина с картошкой кивнул, закинул мешок на плечо и бросил его в сторону Тени. Мешок разлетелся, и клубы пара от горячей картошки закружились вокруг нитей, делая их видимыми.

– Вижу! – крикнула девушка из кофейни и швырнула в нити ковш кипятка. Там, где вода коснулась, дым пошёл рваный, как ткань, которую рвут руками.

Странник бросился вперёд. Нож резал нити с сухим звуком, будто лопались старые канаты. С каждой перерезанной нитью Тень вздрагивала.

– Ты не сможешь, – прошипела она. – У меня их сотни.

– А у меня – упрямство, – ответил он.

К нему присоединился мальчик с мелом: он чертил круги прямо на полу, и в них падали оборванные нити, исчезая, словно в воду.

– Держи её в центре! – крикнул он. – Если выйдет за круги, всё зря!

Тень метнулась к краю площади, но тут дорогу ей перегородили жители. Кто-то кидал в неё камни, кто-то – горящие тряпки, кто-то просто стоял, но так, что она не могла пройти.

Старуха с пирожками подошла совсем близко.

– Угостись, милая, – сказала она, протягивая пирожок с капустой. – Может, перестанешь голодать.

Тень замерла на секунду – и Странник перерезал последние нити.

Она закричала. Крик был низкий, рвущийся, как вой ветра в заброшенных домах. Её тело начало распадаться на дым и пепел.

– Это ещё не конец! – прошептала она, исчезая.

– Никогда и не бывает, – ответил он.

Когда туман рассеялся, город был другим. Дома выпрямились, свет в окнах стал теплее, фонари перестали мигать. Люди стояли в молчании, глядя на Странника.

– Ну, что, останешься? – спросил мужчина с картошкой.

– Нет. У меня ещё дороги.

– Тогда приходи, если что, – сказала девушка из кофейни. – Кофе – за мой счёт.

Мальчик с мелом подбежал и сунул ему в карман кусок мела.

– На случай, если опять придётся рисовать круги.

Странник кивнул, натянул капюшон и пошёл к выходу из площади.

Город шумел, жил, разговаривал – и на этот раз уже не шёпотом страха, а ровным голосом.

Он знал: ненадолго. Но пока – достаточно.

Город зеркал

Ласт встретил его скупым светом фонарей и тихим постукиванием капель, падающих с ржавых водостоков. Табличка у вокзала гласила:

"Добро пожаловать в Ласт – город, где ты встретишь себя."

Странник усмехнулся:

– Встретишь, да не узнаешь.

Он прошёл мимо щербатого шлагбаума, под которым скреблась лапами серая собака с одним глазом и биркой на ухе. Пёс зарычал и скрылся в переулке, словно знал, что Странник принесёт в город что-то, от чего не убежать.

Ласт был городом зеркал. Не в прямом смысле, но всё отражало: витрины, стеклянные остановки, даже лужи на асфальте. Он заметил это почти сразу. Его отражение иногда запаздывало… а иногда – опережало.

Прохожие улыбались, но губы при этом не двигались. Светофоры мигали, даже когда машин не было. А главное – его отражение не всегда делало то же, что и он.

– Определённо, не хочу здесь задерживаться, – пробормотал он.

У вокзала толпились местные – странная смесь нарядов и выражений лиц.

Старик в клетчатом пальто предлагал всем подряд стеклянные бусы «от сглаза», но в отражении его руки были пустыми.

Девушка с косой продавала газету «Зеркальный вестник» – в ней страницы были чистыми, пока их не поднести к зеркалу.

Мальчик лет десяти, держащий под мышкой чёрную курицу, громко кричал:

– Не смотрите на воду в канале! Она вас запомнит!

Никто не реагировал.

Он снял комнату в дешёвом отеле. Стены – шелушащиеся, воздух – с запахом дешёвого моющего средства, как будто им пытались стереть нечто большее, чем пыль.

За стойкой дежурила женщина с волосами, похожими на слипшийся веник. Она протянула ключ, не глядя.

– Одиннадцатый номер. Не смотрите в зеркало. Оно капризное.

– Как и я, – буркнул Странник.

В номере было одно зеркало – овальное, с облезлой позолотой. Он накрыл его покрывалом.

– Не в этот раз.

Утро началось с визита в кафе на углу.

Бариста – бледная, как лист бумаги, – смотрела мимо него.

– Чёрный. Без демонов, если можно.

– Уже поздно, – пробормотала она. – Они внутри всех, кто сюда приезжает.

– Очаровательно. Может, ещё круассан с экзорцизмом?

Она не улыбнулась.

Он выпил, заплатил и вышел. На выходе столкнулся с парнем в клетчатом пальто, держащим карманное зеркало.

– У вас нет минутки, чтобы поговорить о себе самом? – весело спросил тот.

– Я уже в пути на собрание с внутренними демонами. Без меня.

– Жаль. Сегодня день открытых отражений.

Парень подмигнул и скрылся в переулке. Его отражение задержалось на секунду дольше.

В Ласте встречались персонажи, которые казались вырезанными из чужих снов.

Старик Грин продавал очки без стёкол, уверяя, что через них видно правду.

Художница Эмири рисовала мелом круги на тротуаре и шептала: «Не вставай внутрь, если не хочешь вспомнить лишнего».

На площади выступала беловолосая девушка Нэй, читая зеркальные пророчества – слова исчезали сразу после произнесения.

Они все смотрели на него. Один мальчишка бросил:

– Ты уже был здесь. Просто снова забыл.

В тот же день он встретил Тала – подростка с рыжими вихрами и потрёпанным плащом.

Тал появился, когда Странник присел у сухого фонтана.

– Выглядите как человек, который не хочет, чтобы к нему подходили. Отличный способ завести разговор, – сказал он и плюхнулся рядом.

– Не сегодня.

– Никто не говорит «сегодня». Но потом всё равно начинается хаос, беготня и зеркала, шепчущие про папу.

– Ты местный?

– Не совсем. Я… застрял. Помогаю таким, как вы. Пока не вспомнят, зачем пришли.

Тал проводил его до Улицы Молчания и остался ждать в тени.

После встречи с Талом он пошёл по главной улице. Ласт умел врать отражениями – и делал это вежливо, но настойчиво.

В витрине магазина одежды манекены стояли в обычных позах… но в отражении они поворачивали головы вслед за прохожими. Один манекен приподнял руку, как бы приветствуя Странника.

Дальше, на остановке, женщина в синем плаще поправляла причёску, глядя в стекло. Он заметил, что в отражении её лицо моложе лет на двадцать и улыбается куда шире, чем сама женщина.

На перекрёстке подростки катали мяч. Мяч отскочил к ногам Странника. Один из мальчишек сказал:

– Не отдавай. В отражении он – чёрный.

Он бросил мяч обратно. В луже рядом мяч действительно был чёрным.

Рынок Ласта шумел тихо, как библиотека. Торговцы говорили вполголоса, а отражения на их прилавках продавали что-то совсем другое.

Один продавал яблоки. В отражении – те же яблоки, но надкусанные.

Женщина торговала перчатками, а её отражение – перчатками с когтями.

Старик в фартуке предлагал ножи, каждый с датой на клинке.

Тал догнал его у прилавка с книгами.

– Не берите ничего, что в отражении выглядит лучше, чем в реальности. Это не скидка, это ловушка.

В переулке он увидел Эмири, рисующую новый круг.

– Для кого этот? – спросил он.

– Для тебя, возможно. Но ты в него всё равно встанешь.

– А если не встану?

– Тогда он догонит.

Он усмехнулся, но не стал спорить.

Вечером они с Талом зашли в закусочную, о которой тот упоминал. Официантки действительно «читали по взгляду» – одна посмотрела на Странника и принесла кофе без спроса.

– Почему? – спросил он.

– У вас взгляд на того, кто пьёт горькое, но хочет, чтобы горечь была честной.

Тал ел картошку и наблюдал.

– Видите вон того? – кивнул он на мужчину у окна. – В отражении он – ребёнок. Если он допьёт чай, всё поменяется местами.

Мужчина допил. И в отражении за стеклом на его месте сидел мальчик лет восьми.

На следующий день город стал ещё более настойчивым. Отражение в луже подмигнуло. В витрине пустого магазина он увидел себя – но с ножом в руке.

Утром он снова встретил Грина. Старик сказал:

– Сегодня вы увидите то, что хотели забыть. Лучше бы вы купили очки.

Днём Тал привёл его к каналу. Вода была чёрной, но отражала яркое голубое небо.

– Здесь проще всего потеряться, – сказал Тал. – Взглянешь на своё отражение – и не заметишь, как останешься по ту сторону.

– Ты пробовал?

– Оказалось, что мне нечего там искать.

Они молчали, пока по мосту не прошла процессия – три человека в чёрных плащах, с зеркалами вместо лиц.

– Это они, – тихо сказал Тал. – Те, что будут на Улице Молчания.

Странник только кивнул.

Когда солнце стало садиться, город словно притих. Отражения в витринах замирали, даже если люди двигались. Вода в лужах становилась тёмнее.

Тал сказал:

– Сегодня в 23:00. Но до этого… Ласт ещё попробует с тобой поговорить.

Чем ближе к ночи, тем беспокойнее становился Ласт.

Отражения перестали быть просто странными – теперь они действовали на упреждение.

У витрины магазина посуды он заметил женщину, выбирающую чайник. В отражении она уже держала нож, прижатый к горлу мужчины за спиной. Женщина в реальности улыбалась продавцу, как ни в чём не бывало.

– Здесь вещи знают, куда ты смотришь, – тихо сказал Тал. – И иногда делают шаг первыми.

На автобусной остановке мужчина с чемоданом стоял неподвижно, глядя в стекло. В отражении он сидел на полу, уткнувшись лбом в колени, и тихо раскачивался.

– Ему лучше не трогать чемодан, – добавил Тал. – Я видел, как из такого достают не одежду, а руки.

У булочной на углу стоял старик, продававший зеркальца в деревянных рамках.

– Одно бесплатно, – сказал он, подсовывая одно Страннику. – Только глянь.

– Нет.

– Боитесь увидеть правду?

– Боюсь тратить время на рекламщиков.

Старик усмехнулся, но в отражении в зеркальце Странник заметил – губы старика не двигались, хотя смех был слышен.

В переулке у бара «Два Солнца» трое подростков перекрыли дорогу. У всех – одинаковые очки с треснутыми линзами.

– Ты из тех, кто ночью идёт на Молчание, – сказал один.

– И что?

– Не все возвращаются. Мы хотим, чтобы ты знал, как это – остаться.

Они отошли в сторону, показывая стену. На ней было зеркало, растрескавшееся по центру. В нём отражались не они трое, а десятки людей, стоящих в пустоте. Лица у всех были бледные, глаза – без зрачков.

– Это те, кто не вернулся, – сказал другой. – Они всё ещё смотрят.

На главной улице он снова увидел Грина.

– Вы ускорились, – сказал старик. – Это значит, что она тоже ускорится.

– Кто «она»?

– Ты и сам знаешь.

Грин отошёл, а на его месте в отражении витрины появилась Айла – женщина в белом, молча глядящая прямо на него. Когда он моргнул, её уже не было.

Тал шёл рядом, но молчал. Лишь у самого конца улицы сказал:

– Если зеркала начнут двигаться первыми – не пытайся победить. Уходи.

– Почему?

– Потому что это значит, что они уже выбрали, кого впустить.

– А кого?

– Тебя.

За полчаса до назначенного времени город будто затаил дыхание.

Лужи почернели, отражая только темноту.

Фонари перестали мигать – горели ровно, слишком ровно.

Витрины опустели: в них не было ни манекенов, ни мебели, только зеркальная гладь.

И тогда он увидел их – троих в чёрных плащах, с зеркалами вместо лиц. Они шли по улице, и отражения в стекле шли за ними, но чуть быстрее, будто торопясь добраться первыми.

Тал сжал плечо Странника:

– Если сейчас пойдёшь за ними – дойдёшь. Если подождёшь – они придут за тобой.

Странник усмехнулся:

– Тогда я выберу дорогу сам.

Они пошли.

Путь к Улице Молчания начинался с брусчатой арки, заросшей мхом. На кирпичах проступали тёмные пятна, похожие на отпечатки ладоней.

– Ещё можно повернуть, – сказал Тал, идя чуть сзади.

– Ты сам вернёшься?

– Я умный. Но не настолько, чтобы идти туда, куда мне не звали.

Первый переулок встретил его тишиной. Даже звук шагов здесь глушился, будто стены пили его.

В окнах домов виднелись силуэты людей – в точности повторяющие его движения. Один поднял руку, и в реальности Странник её не поднимал.

Он ускорил шаг.

На углу стояла лавка «Зеркальные услуги». За прилавком женщина с серыми волосами.

– Хочешь, я закрою твои отражения? – спросила она. – Чтобы они не вернулись за тобой.

– Сколько стоит?

– Полдня твоей памяти.

– Я сам справлюсь.

В отражении витрины женщина уже тянулась к его лицу, хотя он стоял в двух шагах.

Дальше улица сужалась, и пришлось идти между двумя стеклянными стенами. В них – он. Десятки его. Но каждый – с разным выражением лица: испуг, усталость, злость, радость, которую он не чувствовал.

На полпути один из «отражённых» версий повернулся к нему всем корпусом и ударил кулаком в стекло. Треснула паутина.

У второй арки сидела старуха с плетёной корзиной.

– Возьми, – протянула она небольшой медальон. – Если зеркала позовут по имени, ты не ответишь.

– А если не возьму?

– Тогда ты пойдёшь к ним сам.

Он взял медальон, но не надел.

С каждой улицей становилось темнее, хотя до ночи было ещё далеко.

На площади с фонтаном вода стояла неподвижно, как стекло. Он глянул – и увидел там не себя, а пустой Ласт. Без людей. Без света.

– Не задерживайся, – сказал кто-то за спиной. Он обернулся – там стоял мужчина в длинном плаще и с лицом, скрытым под зеркальной маской.

Странник инстинктивно положил руку на рукоять ножа.

– Ты из них?

– Мы все из них.

Маска отразила его – но в отражении за его спиной стояла Айла, молча глядящая прямо в глаза.

– Скажи ей, что я жду, – сказал масочник и ушёл, растворившись в тени.

Остался последний поворот. Улица перед ним была пуста, но по обочинам стояли зеркала в старых рамах, как выставка под открытым небом. В каждом – он, но в разном возрасте: подросток, мальчик, старик.

Когда он шёл, отражения шевелились на долю секунды раньше, чем он.

В конце улицы показалась вывеска: «Молчание. Вход без слов.»

Он шагнул под неё.

Первый шаг на Улицу Молчания дался неожиданно тяжело.

Камни мостовой были гладкие, словно их веками полировали не ногами, а взглядами.

Здесь не было звуков. Даже дыхание казалось громким, и Странник поймал себя на том, что задерживает его, идя всё быстрее.

Дома стояли высоко, окна были забиты изнутри, но в каждом отражалась улица… идущая в обратную сторону. В этих «зеркальных» улицах люди шли навстречу ему, и у всех были его глаза.

Через несколько шагов он понял, что за ним идут. Обернувшись, он никого не увидел – но в отражении витрины за спиной стоял силуэт в плаще. Ближе, чем хотелось бы.

На первом перекрёстке стояли двое в чёрных плащах, с зеркалами вместо лиц. Они не двигались, пока он не приблизился.

Один поднял руку, и в зеркале вспыхнул свет – в нём он увидел сам себя, но с ножом, занесённым над кем-то лежащим.

– Это не я, – сказал он тихо.

– Это ты, который уже сделал выбор, – прозвучало в ответ из зеркала.

Дальше улица сузилась, и по обе стороны стояли старые рамы, в которых отражений быть не должно. Но они были – и каждое отражение делало чуть больше шагов, чем он сам.

На одном из «зеркал» он увидел Тала.

– Поверни назад, – сказал Тал в отражении. – Здесь всё ложь.

– Ты и в реальности это говоришь.

– В реальности я уже ушёл.

Странник моргнул – и Тал исчез.

На повороте его встретила Эмири, та самая, что рисовала круги. Она сидела прямо на мостовой и выводила мелом белый овал.

– Пройди через, и останешься собой, – сказала она.

– А если обойду?

– Тогда останешься им.

Он обошёл.

Чем глубже он шёл, тем сильнее улица напоминала коридор. Дома сближались, тени сгущались, и в отражениях он всё чаще видел фигуру женщины в белом.

Она не двигалась, но казалось, что расстояние между ними уменьшается.

В конце улицы виднелось что-то вроде площади. На ней – вихрь из осколков стекла, кружащихся в воздухе. Вокруг стояли трое в плащах.

– Ты пришёл, – сказали они хором.

– У меня плохая привычка – приходить, куда не звали.

Они разошлись, открывая проход к вихрю.

– Смотри.

Стекло начало складываться в поверхность, и в ней отразилось то, что он видел раньше: мальчик, женщина в белом и силуэт в тени, с глазами, в которых нет ни света, ни тьмы – только власть.

– Кто он? – спросил Странник.

– Тот, кого ты вырезал из своей памяти. И тот, к кому всё равно вернёшься.

Вихрь дрогнул, и из него шагнула фигура – его собственное отражение, но искривлённое, с улыбкой, растянутой до ушей.

– Наконец-то, – сказало отражение. – Давай решим, кто из нас настоящий.

Отражение двинулось первым.

Оно двигалось так, как он мог бы – быстро, точно, без колебаний. Каждый удар ножа отражение парировало… потому что знало, когда он нанесёт его.

– Ты не сможешь победить себя, – произнесло оно с насмешкой, уводя клинок в сторону. – Я быстрее, честнее и… свободнее.

Странник отступил на шаг. Позади – стенка из зеркал, и в каждом отражении он проигрывал.

И тогда город вмешался.

Фонари на Улице Молчания вспыхнули ярче, осколки вихря взвились в воздух, и в отражениях мелькнули лица жителей:

Грин протягивал ему очки;

Эмири рисовала круг, в который падали осколки;

Нэй читала что-то, и буквы осыпались, превращаясь в острые стеклянные стрелы.

– Не один ты умеешь повторять мои движения, – бросил он отражению.

Отражение попыталось обойти его, но прямо из витрины вышел Тал. Он был чуть бледнее обычного, но глаза – живые.

– Я знаю твой ритм, – сказал он отражению. – И я умею сбивать шаг.

Тал бросил под ноги отражению мяч – тот самый, который был чёрным в луже. Мяч коснулся мостовой и взорвался облаком чёрного дыма, заслонив обзор.

Странник воспользовался моментом, перерезав одну из «зеркальных нитей», тянущихся от отражения в дома. С треском лопнула целая витрина, и в её отражении теперь был только он один.

Отражение зашипело.

– Думаешь, отрезав нити, ты избавишься от меня? Я в каждом окне, в каждой луже!

Но город уже был на его стороне.

Жители, вышедшие на улицу, делали странные вещи, но это работало:

Старик с ножами втыкал клинки прямо в зеркала, и те трескались;

Девушка из кофейни выливала кипяток на мостовую, и там, где падала вода, отражения отступали;

Старуха с пирожками бросала их в окна, и за стеклом гас свет.

Каждое разбитое или погашенное отражение ослабляло его двойника.

– Ласт, выбирай! – крикнул Странник, и впервые в жизни почувствовал, что говорит с городом как с живым.