Запретная. Моя

Под тяжестью его тела тяжело дышать, но я даже не пытаюсь этого сделать.

Он сказал не двигаться, и я делаю как он велит. Машинально. На автомате. Просто потому что всегда слушала его наставления.

Где—то неподалеку раздаётся хруст веток.

– Рус, что у тебя? – сквозь ночную темноту доносится голос одного из его дружков.

– Пусто, – кричит Руслан, а я зажмуриваюсь. – Наверное в сторону трамвайных путей двинула. Ищите там, я на всякий случай еще здесь пройдусь.

– Вот сука, – летит со злостью в ответ. – Найду, пальцы переломаю и камеру ей о башку разобью.

Сквозь оглушающий пульс прислушиваюсь к удаляющимся шагам. С каждой секундой становится всё тише. Только сверчки разрезают тишину и кваканье лягушек из пруда, что расположен недалеко отсюда.

Я внутренне дрожу от пережитого адреналина, меня знобит, в колено больно вонзился камень, но сделать даже малейшее движение, чтобы отодвинуться, я не решаюсь.

Только когда с моего рта исчезает ладонь, а тело больше не впечатывается в землю под давлением веса Руслана, судорожно втягиваю сквозь приоткрытые губы воздух.

Оперевшись на деревянные руки, привстаю и оборачиваюсь.

Руслан садится на землю, сложив ноги в коленях и кладет на них локти.

Я тоже усаживаюсь. В лесу темень, но благодаря проглядывающей сквозь ветки деревьев полной луне я вижу очертания его ожесточенного лица.

Он смотрит на меня исподлобья. Желваки заострились, челюсть сжата.

– Тебе стало скучно жить? – спрашивает, пока я отряхиваю от осенней листвы джинсы и куртку.

Поднимаю с земли камеру и осматриваю. Надо же, чудом не разбилась.

– Да. Именно поэтому я решила развлечься за ваш счет, – буркаю, поглядывая на него с опаской. – Подумала, поеду, поснимаю, а потом приму участие в ночном марафоне. Не спать же мне спокойно в своей кровати, в самом деле.

– Спала бы. Тебя никто не заставлял сюда ехать.

– Ты заставил.

Руслан вопросительно заламывает бровь.

И ведь не понимает, что я из—за него здесь. Даже не догадывается.

– Как тебя угораздило вообще в это всё вляпаться? – произношу на эмоциях, но негромко, потому что всё еще остерегаюсь быть услышанной.

Вдруг мне только показалось, что его подельники уехали. Вдруг они затаились и только и ждут, чтобы поймать меня.

– Не твоё дело, – отвечает сухо.

– Ошибаешься, Руслан. Если бы было не мое, я бы не подвергала себя опасности.

– Разве тебя об этом просили?

Его взгляд царапающий. Колючий. Но я и так вся исцарапалась пока бежала, поэтому сейчас меня им не испугать. Ведь в конце концов он сделал то, на что я рассчитывала.

Спас меня. Не сдал.

А это значит, что глубоко внутри Руслан все тот же, кого я когда—то полюбила. И я больше его не боюсь. Ведь того Руслана я не боялась. Тот Руслан всегда был рядом, если мне нужна была помощь. Рисковал собой, несмотря ни на что.

А сейчас моя очередь быть рядом с ним.

– А ты когда о ком—то переживаешь тоже спрашиваешь разрешения им помочь? – жадно всматриваюсь в когда—то родное лицо.

Уголок его губ искривляется в циничной усмешке.

– Обо мне не нужно переживать.

– Слава тоже так сказал, но я другого мнения.

Усмешка, вдруг застыв, превращается в маску, а потом и вовсе стекает с его лица.

Руслан неожиданно встает, отряхивает одежду, а потом кивает мне.

– Идем.

– Куда? – недоверчиво смотрю на него, не спеша покидать свое убежище на земле.

– Отсюда идем. Или ты собираешься здесь всю ночь просидеть?

– Нет.

– Значит, вставай и иди за мной.

– А твои друзья? Если они там?

– Нет их там.

– Уверен?

– Даша, слишком много вопросов. Или ты идешь за мной, или жди рассвета и добирайся сама.

Руслан разворачивается, а я тороплюсь положить камеру в сумку, вскочить и пойти следом. Одной в лесопосадке оставаться точно не вариант.

Колено пульсирует. Кажется, я пробила камнем джинсы и расцарапала его. А может это вовсе и не камень был. Но рассматривать повреждение не самое подходящее время.

Идем мы молча. Руслан впереди, я плетусь сзади. Между нами несколько шагов, а ощущение будто целая пропасть и преодолеть ее сложнее, чем я думала. Она как будто бесконечная, а мне так хочется проложить дорожку и найти к нему дорогу. Как раньше.

Когда мы выходим на дорогу я инстинктивно оглядываюсь. На улицах пусто. Только в редких окнах домов горит свет.

Спустя минут десять нашей прогулки мы доходим до гаражей. Руслан подходит к мотоциклу, что стоит около одного из них, и перекидывает через него ногу.

– Садись, – снимает его с подножки.

Я обвожу заревевшую махину скептическим взглядом.

Мотоцикл старый, доверия совсем не внушает. Но почувствовав на себе пристальный взгляд Руслана я сказать что—либо не решаюсь. Выбора у меня все равно нет.

Осторожно перекинув ногу, сажусь на твердое сиденье и кладу руки на крепкую талию.

– Мы домой? – уточняю на всякий случай.

– У тебя есть другие предложения? – бросает мне серьезно.

– Нет.

Хоть мотоцикл и не новый, а едет довольно быстро. Настолько, что мне приходится вцепиться в Руслана крепче, а потом и вовсе обхватить его торс руками.

Сердце от вскипевшего по новой адреналина, врезается в ребра. Волосы треплет ветер, я утыкаюсь носом в напряженное плечо Руслана, молясь только о том, чтобы мы доехали. Внутренности сковывает страх, но даже он не может затмить щемящий трепет, стремительно заполнивший живот, когда я влипла в спину Руслана.

Осознание, что вот он, совсем рядом, заставило и так сошедшее с рельс сердце скользить вперед без тормозов.

Я чувствую его, вдыхаю, и все остальное уходит на второй план. Оказывается, я не просто скучала. Сейчас, когда мое тело вспоминает его запах, оно будто оживает и жадно впитывает его, боясь снова лишиться в ближайшем будущем.

Неосознанно впиваюсь в него еще крепче. Я не хочу его лишаться. Я хочу быть с ним. Как всегда хотела. И за четыре года это желание не испарилось, не стало меньше. Оно выросло, как выросла и я. И приобрело совсем другие окраски и тона.

Зажмурившись от вихря эмоций, вжимаюсь носом в широкую спину. И впервые за последнее время чувствую себя там, где должна быть. На этом хлипком мотоцикле. Глупо, знаю, ведь сам Руслан за все это время мной не интересовался, но сердцу этого я объяснить не могу. Оно радуется, как ненормальное. Тому, что не все потеряно. Он не монстр и не чудовище. Он всё тот же, просто где—то очень глубоко.

За своими мыслями я не замечаю, как мы приезжаем. Открываю глаза, когда стихает рев мотоцикла.

Руслан останавливается снаружи моего дома, не въезжая в арку. Чтобы не разбудить никого, догадываюсь я.

Расцепив руки, нехотя слезаю на землю.

– Руслан…– останавливаюсь напротив.

Наши взгляды встречаются. Мне столько всего хочется ему сказать и спросить, но он меня опережает.

– Кассету дай, – требовательно протягивает вперед руку.

И весь мой поток не озвученных вопросов будто вонзается в невидимую стену и с грохотом разбивается о нее.

– Ты думаешь, я смогла бы ее использовать против тебя? – выдыхаю в шоке.

– Я ничего не думаю, – холодно режет он. – Я предугадываю возможные варианты.

– Серьезно? – ошарашено мотаю головой. – Перестань себя вести так, будто ты меня не знаешь! Я никогда бы не подставила тебя. Даже несмотря на то, чем ты занимаешься. Это же я, Руслан! – ступаю к нему ближе.

Нас разделяет только руль, металл которого я ощущаю на коже рук. Дышу глубоко и часто, а Руслан выглядит закрытым, как и всегда.

– И что, что ты? – замораживает меня своим холодом.

– Я… это я… – шепчу одними губами, надеясь увидеть в глазах хотя бы намек на те чувства, что у него были ко мне раньше.

Пусть они там будут. Пожалуйста. Неужели развеялись?

– Ты это просто ты. Ничего особенного в тебе нет.

В груди вспыхивает болезненный огонь, я давлю появившийся в горле ком.

Сжав зубы, рывком достаю из сумки камеру.

– На. – впихиваю ему в руку злосчастную кассету, которую я и так собиралась уничтожить. – Гробь свою жизнь дальше. Но если хочешь знать моё мнение….

Собираюсь сказать, что он выше всего этого. Он достоин лучшего. Самого лучшего. Но Руслан меня перебивает.

– Не хочу. Оставь его при себе. – прячет кассету во внутренний карман куртки, и снова берется за руль, – Забудь всё, что ты видела Даша. Ради твоей же безопасности.

– То есть тебе не все равно? – с надеждой ловлю его взгляд.

Но он, оставив мой вопрос висеть в воздухе, объезжает меня и с оглушительным ревем уезжает.

Свалившаяся на плечи тишина заползает в уши, окутывает собой, как смола, забивает легкие.

Стираю со щек выступившие слезы и запрокидываю голову назад, всматриваясь в необъятное небо. Звёзд так много, больших и маленьких, ярких и не очень. Но ни одна из них не сравнится с единственной, которая была важна для меня. С той, что теперь одиноко валяется где—то в кустах посадки.

Глава 5

– Руслан, быстрее!

– Несу.

Захожу на кухню и ставлю на пол пустые ведра.

– Эти забирай, – отец кивает мне на те, из которых уже льется наружу.

Беру и выношу их во двор. Выливаю дождевую воду.

Чёртов ливень. Откуда только взялся такой сильный?!

Возвращаюсь обратно в дом. Мама уже на полу, коленками в лужах, мечется с тряпками.

– Марина, дай сюда, – отец забирает у неё их. – Уйди, здесь мокро.

– Ох, нас так скоро совсем затопит, – сетует мама, вставая с колен.

Морщится, когда выпрямляется, и прикладывает руку к правой стороне живота.

В последнее время её тревожит кишечник.

– Мам, отец прав. Не хватало еще ноги застудить на мокром полу. Иди в комнату, – подталкиваю её за локоть к выходу.

– Так убрать же надо.

– Уберём.

Когда мне удаётся её выпровадить в коридор, присоединяюсь к отцу. Положение действительно хреновое. С крыши течет уже не просто капелью. В некоторых местах вода струится безостановочно.

У нас на полу уже все кастрюли в обиходе и тазики, а все—равно не хватает.

– Федь, крышу менять надо, – стоя в проходе, волнуется мама.

– Да знаю я. Не вижу что ли? – бросает отец, выжимая тряпку в раковину. – Денег только где взять?

Я молча смотрю на потолок.

Хоть бы до утра простояло. А то если даст в проводку – потом вообще погорим.

– Сколько надо? Тысяч десять? – опускаю взгляд на отца.

– Можно и в семь уложиться, если постараться. Я знаю кто подешевле может материалы достать. Но это ж не только шифер надо. Доски, гвозди, плёнку, мастику, подкладочный ковёр…

Мама удрученно охает.

– У нас есть сбережения, но там буквально тысячи четыре, не больше, – прикладывает руку к груди, – остальное где взять?

Мысленно подсчитываю наличку. Три тысячи у меня должно быть. Я откладывал.

– Я добавлю остальные, – принимаюсь выливать из кастрюль воду в раковину.

– Ох, Руслан? А у тебя откуда столько—то? – чувствую взгляд матери на своих лопатках.

– Накопил. Я же работаю, – привычно вру, даже уже не испытывая угрызений совести.

Сначала не мог в глаза им смотреть, когда говорил, что помогаю на рынке. Чувствовал себя ничтожеством и предателем.

Но потом, когда в доме появилась техника, еда, мама смогла сменить гардероб, а отцу нашли «работу», на которой он уже год держится, совесть заткнулась.

Мать улыбаться хоть начала снова, как раньше. Перестала переживать о том, что завтра есть будет нечего. Преобразилась. На себя прежнюю стала похожа. Она у меня привлекательная, даже несмотря на возраст.

Батя тоже перестал пить. За место держится, боится, чтобы не уволили. Поэтому кому какая разница как именно я зарабатываю эти деньги, если эти двое наконец счастливы?

– Это же такая сумма. Неудобно у тебя её брать, – причитает мама, – Ты же для себя работаешь.

– Что там неудобного, мать? – встревает отец. – Сын предлагает, значит знает что делает. Вырастили нормального пацана, с руками и головой на плечах. Он себе еще заработает. А нам сейчас его деньги лишними не будут. Мы и нанимать никого не станем. Сами всё уложим, да?

– Конечно, – подтверждаю, возвращая кастрюли на пол. – Надо успеть перед следующим дождем, иначе точно поплывём.

Благо, лить перестаёт через час.

Я пересчитываю деньги, и вручаю отцу необходимую сумму. Пусть он сам всё купит, он в этом лучше сечёт. А у меня остаются копейки. Сегодня нужно забрать свою долю с последней ходки. Она оказалась неудачной из—за Дашки и заработали мы мало.

Не знаю, чем руководствовалась эта ненормальная, когда приперлась тогда ночью, но мозгов у неё явно не хватает.

«А ты когда о ком—то переживаешь тоже спрашиваешь разрешения им помочь?» – вспоминаются её слова, пока я переодеваюсь у себя в комнате.

Переживает она… Смешно.

За меня никто, кроме матери не переживает. Но ей положено по статусу. Родители на то и есть, чтобы переживать о своих детях.

О чем же переживает Шавелкина, я не в курсе.

И тем не менее меня в глубине её слова зацепили. И то, как она смотрела на меня своими глазищами.

Не то, чтобы я не видел её всё это время. Периодически попадалась мне на глаза. Я знал, что Дашка выросла, изменилась.

Из угловатой девчонки она превратилась в привлекательную девушку с выразительными чертами и округлыми формами.

Я давно заметил все эти изменения, но тем не менее, когда она оказалась в непосредственной близости, я оказался не готов. Думал смог покрыть пеплом воспоминания о ней. А хрен там. Ошибся.

Пока на мотоцикле ехали, и она вжималась в меня, звенел весь, как колокол. Хотелось отодрать от себя её руки и заставить идти пешком. За то, что расковыряла то, что давно было зашито нитками.

Как можно было додуматься ехать ночью на окраину? Куда только Белозёров смотрел?

Накидываю на голову капюшон и выхожу из дома.

Погода мерзкая. Под ногами грязь и лужи. С облысевших веток ветром сдувает воду.

Мне нет необходимости идти через улицу, на которой живет Даша, но я это делаю. Периодически прохожусь там. Зачем? Однозначного ответа у меня нет. Просто тянет время от времени. Я всегда убеждаю себя в том, что так сокращаю путь.

Вот и сейчас прохожу мимо, ненароком через арку выхватывая взглядом окна её квартиры. В её спальне неизменно висят те самые белые гардины, которые там с момента их заселения. Я нахожу их уже безошибочно. Когда часто смотришь в одну и ту же точку, взгляд рефлекторно находит её сам.

На её окна я смотрел несметное количество раз до того, как запретил себе это делать. И вот сейчас меня снова тянет на эту тропинку.

Резко отворачиваюсь и беру направление к гаражам. Там байк, который я купил у знакомого мужика. Он собирался сдать его на металлолом, но я забрал, подлатал, заменил кое—что – и теперь этот старик с благодарностью возит меня по городу.

До места, где мы собираемся с пацанами ехать двадцать минут. Промзона расположена в другой части города. Там ни единой живой души.

Когда приезжаю, вижу припаркованные жигули недалеко от входа. Саня и Андрей уже здесь.

Мы условились на семь часов. Они должны были привезти деньги.

По гулу и эхо в здании догадываюсь, что они на втором этаже. Взбежав по ступеням вверх, нахожу пацанов курящими около баллюстрады.

– О, Рус, здоров, – жмут по очереди мне руку.

– Привет. Давно ждете?

– Минут десять. Но мы не скучали, – скалится Саня.

Шутки и интеллект никогда не были его сильными сторонами, поэтому я не придаю им значения. И то, что он имеет в виду под словами «не скучали» меня не интересует.

– Бабки привезли? – смотрю на него вопросительно.

– Да. Только там гроши. Тихий не доволен, – достает из внутреннего кармана ветровки тонкий конверт.

Открываю и пересчитываю. Мда. Я не на столько рассчитывал.

– Еще бы он был доволен. Ты объяснил ситуацию? – прячу деньги к себе.

– Да.

– И?

– Сказал убедиться, что та клуша никому ничего не скажет.

– Она не скажет, – звучу резче, чем должен был бы. – Я ей всё подробно объяснил.

На следующий день сказал этим двоим, что Дашку я поймал и хорошенько припугнул. В качестве доказательства предоставил кассету, которую мы впоследствии сожгли.

– Тихий сказал объяснить еще раз.

На вторую его довольную ухмылку реагирую уже иначе.

Машинально подбираюсь. Если Тихий сказал разобраться, значит так просто её не оставят. А разбираться он может разными способами.

Вдоль позвоночника пробегает холодок.

– Кому он это поручил? – смотрю на их ухмыляющиеся рожи и уже догадываюсь.

Им.

Это хорошо.

Лучше им, чем своим решалам.

– Сегодня повеселимся, – щерится Попов. – Да, детка? – выкрикивает, обращаясь в воздух.

Догадка приходит мгновенно.

Я резко оборачиваюсь, сканируя пустую площадку. Сердце громко бухает в груди.

– Где она? – выдавливаю сквозь зубы.

– Там, – ковком головы указывает Варшавин на отделенную стеной комнату. – Ты свой шанс договориться уже использовал, Шмель. Теперь наша очередь.

Разворачиваюсь, прекращая слушать еще на середине предложения и быстрым шагом отправляюсь в помещение.

Едва вхожу туда, как желудок сворачивается в камень. Около стены на стуле сидит связанная Даша. Во рту грязная тряпка, завязанная на затылке и натягивающая ее треснувшие губы. Под глазами черные размазанные следы туши. Взгляд загнанный и испуганный.

Смотрит на меня исподлобья, подбородок дрожит.

Я обтекаю.

Глава 6

В секунду оказываюсь рядом с Дашей. Подрагивающими от разлившейся в грудине черноты, развязываю повязку.

Присаживаюсь перед ней на корточки, жадно всматриваясь в заполненные слезами глаза.

– Что—то болит? – едва себя сдерживаю.

Отрицательно мотает головой.

– Я боялась, что так и останусь с ними одна. Они приехали, сказали, что ты меня ждешь, и я поехала с ними. Но тебя здесь не оказалось, – всхлипывает, всем телом потянувшись ко мне.

Удерживаю её, чтобы не упала. Доверчивость в ее взгляде меня убивает. Смотрит так, будто только и ждала, когда я приеду.

И хоть она сама виновата в том, что сейчас здесь сидит, но злиться на неё у меня не получается.

Протягиваю руку и тщетно пытаюсь стереть черные следы с заплаканного лица. Убить скотов мало за её слезы.

– Давно ты здесь?

– Нет.

– Они тебе что—то сделали?

Снова качает головой.

Встаю, чтоб развязать ей руки, а когда захожу за спину, замечаю на предплечьях бордовые пятна.

По мне удушающая волна проходит.

– Это они тебя? – провожу по будущим синякам пальцем.

Даша вздрагивает.

– Это я сопротивлялась, – отводит плечи.

Пиздец…

Шумно выдыхаю.

Рывком дергаю веревку, скидываю её на пол.

Даша тут же вскакивает, но сделав шаг вперед, тормозит и отшатывается назад.

Это потому что Варшавин с Поповым вразвалочку входят в помещение.

Инстинктивно задвигаю ее к себе за спину.

– Я же говорил, что нифига он не запугивал её, – оценивает ситуацию Сашка. – Видно же было, что вы близко знакомы.

– Она бы никому ничего не сказала, – чеканю по слогам. Внутри закручивается шторм из потребности сломать его гребанные пальцы. Завожу ладонь за спину и дождавшись, пока Даша вложит в неё свою, шагаю вперед. – Отойди, – встаю перед Варшавиным.

Эти двое загородили выход.

Попов обводит взглядом наши сплетенные пальцы.

– Рус, у нас задание. А ты как никто в курсе, что задания Тихого надо выполнять.

Тонкая рука вздрагивает в моей.

– Скажете, что выполнили.

– Если бы мы выполнили, я был бы доволен, – хмыкает Варшавин. – Поразвлекаться с такой малышкой это же кайф чистой воды.

На автомате крепче сжимаю пальцы перепуганной насмерть Даши. Она вжимается в меня, и мне по коже передаётся её крупная дрожь.

– Развлекаться будешь с теми, кто тебе по зубам. А если очкуешь перед Тихим, то скажи ему, что я её забрал. Потом сам с ним перетру.

– Шмель, из—за неё у нас сорвалась ходка. Мы почти ничего не принесли, второй раз сунуться в ту точку уже не получится, а значит мы её просрали. Из—за неё, – демонстративно тычет в Дашу грязным пальцем. – Если заберешь её, Тихий этого не поймет.

Факт.

Такие люди как Валера Тихий не разбираются в обстоятельствах. Он знает одно: Дашка сорвала дело. Видела нас, а значит может написать заявление в милицию. Не то, чтобы Валера не мог решить этого вопроса, но лишний раз высовываться он не любит. И идти на контакт с ментами тоже. Это же надо кому—то приплачивать, чтобы отмазать. Вкладывать деньги. Много лишней суеты из—за левой девчонки, сунувшей свой нос в чужое дело.

Вот только проблема в том, что Даша не левая. И хрен я отдам её этим упырям. Этим, или каким—либо другим. Даже если приказ отдал сам Тихий.

Я знаю, как они «ведут беседы». Знаю, как умеют ломать и втолковывать нужные понятия.

– Рус, ты по сути сейчас выбираешь: она или мы, – вкрадчиво говорит Андрей.

И это тоже факт. Если я сейчас пойду против слова Тихого, мне этого так просто с рук не спустят. Как минимум, позовут на разговор, а как максимум … об этом лучше не думать.

Одно знаю точно, в жизнь, которой я живу последние годы мне дорога будет закрыта.

– Подумай хорошо. Стоит она всего того, что у тебя есть?

Даша застывает, изо всех сил сжимая мои пальцы. Мне в предплечье яростно отдается биение её сердца, настолько сильно она влипла в меня.

Боится, что не стоит?

Зря. Она всегда стоила всего, что у меня было. Я поэтому её и оставил. Потому что того, что я имел было недостаточно.

– Отойдите, – повторяю, ступая к ним вплотную.

Варшавин ловит меня в фокус. Сощуривается, понимая, что я свой выбор сделал. А потом качает головой.

– Зря, Рус. Она не оценит.

– Всё я ценю, в отличии от вас, – доносится воинственно надломленно из—за моей спины.

– А ты рот закрой, сучка, – не успевает Варшавин договорить, как тут же шипит от боли, потому что я заламываю его руку с такой силой, что вот—вот раздастся хруст пальцев. – Блядь, Шмель, пусти, урод. Больно, сукаааа.

– Научись разговаривать сначала.

Даша испуганно вцепляется мне в руку холодными пальцами.

– Не надо, Руслан, пожалуйста.

– Пустииии.

– Рус, отпусти его, – нервно дергается Попов.

– Кто ей вот это оставил? – киваю на красные пятна, которые теперь вижу и на бледной руке.

Взгляд Андрея мечется на корчащегося от боли Варшавина.

Избежать хруста не получается. Он противным звуком разносится по помещению, а Варшавин взвывает.

Только после этого отпускаю его и тащу за собой едва передвигающуюся Дашу.

Внутри клокочет, вены горят.

Мы спускаемся по ступеням, выходим на улицу. Около мотоцикла отпускаю её, мимолетом оценивая состояние. Даша выглядит так, будто находится в состоянии шока. Зрачки расширены, бледная. Дышит часто и неглубоко.

Молча взбирается на байк и обхватывает меня дрожащими руками.

У меня самого внутри тряска. Во—первых, от осознания, что мог сегодня не приехать, а эти двое хер бы сказали об указании Тихого и тогда завтра бы той Дашки, что я знаю не существовало бы. А во—вторых от того, какой грядёт пиздец и как его правильно вырулить.

Если бы Дашка не полезла со своей камерой, ничего бы не случилось. А теперь…

Крепче стиснув руль, срываюсь с места. Ехать быстро не получается. Машин много в это время, все едут по домам. А вот куда вести Дашу я не знаю. Ей нужно успокоиться. И мне тоже, иначе я сам её убью.

В какой—то момент, когда мы снова тормозим на светофоре, она отрывается от меня и тычет в сторону посадки, в которой совсем недавно я намеренно устроил кошки—мышки.

Пытался запугать, чтобы пыль в глаза Варшавина пустить, а ему эта идея на удивление зашла. Решил догнать и поразвлекаться. Мудак.

– Остановись здесь, – Даша просит отрывисто, будто задыхается.

Рывком оборачиваюсь, всматриваясь в полные слёз глаза.

– Плохо тебе?

Откатываю байк к тротуару. Не успеваю его припарковать, как Даша соскакивает, и нырнув в кусты, исчезает из поля зрения.

Я сжимаю зубы.

Поставив мотоцикл на подножку, иду за ней.

Впереди мелькает растрепанный хвост.

Думал, её выворачивать будет, а она согнувшись напополам откидывает откуда—то взявшейся палкой листья на земле.

Подхожу, наблюдая за её странными действиями.

– Что ты делаешь?

Даша не отвечает. Напряженно раскидывает сухую листву в разные стороны и передвигается дальше.

– Даша!

– Ищу! – отвечает резко.

– Что ты ищешь?

– Одну вещь!

Блядь…

Беру ее за руку и разворачиваю к себе. Крепко сжимаю плечи.

Только когда она оказывается ко мне лицом, понимаю, что она еле держится. Её трясет, грудь вздрагивает, в глазах стоят слезы.

Мысленно возвращаюсь в промзону и доламываю остальные пальцы Варшавина. Это её состояние как серпом мне по одному месту.