Японская война. 1904

– Думаете, мы можем проиграть? Конечно, Япония удачно начала. Внезапная атака на Чемульпо, Порт-Артур, но что дальше? Решающего преимущества на море у нее нет даже сейчас. Скоро придет эскадра Вирениуса, и перевес будет на нашей стороне. А уж на суше… Что могут азиаты против нормальной армии?

Шереметев ждал, что же ответит полковник.

– Вы кое-что упустили, – Макаров вздохнул и отложил свой блокнот, взявшись за разговор всерьез. – Японцы не просто уничтожили «Варяга» и «Корейца», они провели операцию сразу на нескольких уровнях. Вы же знаете, что такое совет стационеров?

Шереметев кивнул. Дипломатия канонерок, как это называлось, сводилась к тому, что в портах нейтральных стран часто стояли корабли великих держав. Как напоминание об их силе и необходимости учета их интересов. Так, в Чемульпо за Кореей присматривали «канонерки» не только России, но еще Англии, Франции, Германии и Соединенных Штатов. Их капитаны как раз и составляли тот самый совет стационеров, где председателем обычно выбирали старшего по званию и по классу корабля.

И тут полковник был прав: англичане провернули интересную комбинацию. Незадолго до нападения они перевели в Чемульпо свой крейсер первого ранга, тем самым перехватив лидерство и возможность выдвигать вопросы на совет стационеров. Наши среагировали, срочно перегнав в Чемульпо «Варяг» с каперангом Рудневым на борту. У Англии не было времени менять корабли, но они поступили хитрее – просто повысили своего капитана. И когда японский транспорт начал высадку десанта в порту Чемульпо, тот как лидер стоянки не дал согласия на наведение порядка.

Возможно, кто-то другой смог бы нарушить правила, которыми столь явно играли наши враги, но капитан «Варяга» предпочел действовать благородно и поплатился. 9 февраля его заперли в порту – японцы привели на наши два корабля свои 8 миноносцев и 6 крейсеров, из которых один был броненосным… И опять же хитрость. Если бы Корея оставалась нейтральной, то другие стационеры должны были бы поддержать «Варяг». Вот только высаженный ранее десант, захватив город, объявил Корею японской территорией. И все другие капитаны дружно согласились, что теперь не имеют права принимать участие в этом исключительно русско-японском конфликте.

«Варяг» все равно попытался прорваться, не сумел и был затоплен. Красивая история, которую превратили в подвиг, что обычно так нужен в начале войны, но… Шереметев задумчиво слушал своего собеседника, который рассказывал ему примерно то, о чем он и сам думал. Но как? Шереметев-то знал все детали благодаря связям семьи, а этот откуда в курсе? Или русских офицеров неожиданно стали лучше учить?

– Что же касается Порт-Артура, – продолжал полковник, – то я понимаю, почему адмирал Старк не захотел держать корабли на внутреннем рейде. Боялся, что хватит одного удачно затопленного в фарватере брандера, и их запрут. Но подготовиться к минной атаке можно было и лучше.

– Я слышал, наши корабли использовали прожекторы, чтобы раньше заметить врага, – Шереметев неожиданно снова ощутил себя в столице, когда ты не только рассказываешь и объясняешь новости, но и можешь услышать что-то интересное.

– Ага, подсветили себя, чтобы японцы точно не промазали, – полковник даже выругался. – Неужели автору этой светлой идеи не пришла в голову мысль хоть раз выйти в море и проверить, как это смотрится со стороны? Впрочем, не скажу, что наши совсем ничего не делали. Идея патрулировать дальние подходы малыми кораблями была неплоха… Если бы наши миноносцы не были медленнее японцев! А то ведь они даже почти столкнулись и все равно пропустили 8 кораблей из 10.

Шереметев только кивнул, про такие подробности он даже не слышал.

– И как думаете, что будет дальше?

– Учитывая споры между Старком и адмиралом Макаровым о том, как правильно оборонять Порт-Артур, разве есть сомнения? Пост получит Степан Осипович. Вот только справится ли он?

– У вас есть сомнения?

– А у адмирала есть практический опыт сражений?

– Он командовал эскадрой.

– В мирное время.

– У нас будет прикрытие с земли, возможность обеспечить, пусть и не сразу, численное превосходство. Разве это не тупик для японского флота?

– Буду рад, если вы окажетесь правы, а пока… Армия генерала Куроки осваивает Корею. Сколько их будет к концу месяца с учетом пополнений? Тысяч сорок? А сколько у нас? Тысяч двадцать? Меньше. Даже с учетом того, что японцам придется потратиться на гарнизоны, соотношение будет в их пользу.

– То есть вы из тех, кто считает, что лучше было бы договориться с Японией о разделе сфер влияния? – Шереметев неожиданно осознал, на каких позициях стоит полковник. Мирный план, слухи о его медицинских талантах – портрет начал складываться.

– А вы думаете, что это не имеет смысла?

– А я уж было решил, что вы разбираетесь не только во флотских делах, но и в политике, – Шереметев не удержался от легкого укола, а потом поделился с полковником своими соображениями по ситуации. Возможно, в Санкт-Петербурге он бы не решился говорить столь откровенно, но здесь, на границе мира, почему бы и нет.

* * *

Я всегда думал, что Русско-японская война – это война между Россией и Японией. Подполковник Шереметев же мне на пальцах объяснил, что это всего лишь фон. Так, японцы действительно с 1903 года предлагали поделить сферы интересов и были готовы признать нашу Маньчжурию, но… Для новой войны они уже взяли в кредит больше двух своих годовых бюджетов. Нищая Корея никогда не смогла бы окупить эти деньги, так что война была неизбежна. Различались только стартовые условия: нужно ли было крутить всевозможные хитрости, чтобы высадить десант на континент, или же мы бы сами открыли им дорогу.

После этого Шереметев начал было говорить что-то о конфликте царя и министров, но быстро осекся и откланялся. Кажется, даже на сопках Маньчжурии были темы, о которых стоит молчать… После этого я еще долго сидел в тишине, прокручивая в голове все, что услышал. Война, под которую набрали кредитов и которой нельзя было избежать. И ведь пока японцы будут побеждать, им будут давать их еще и еще. А если мы сумеем их тут сдержать? Хотя бы раз. Дело ведь даже не в победе как таковой, а в поражении, которое само по себе может перекрыть кран финансовой подпитки.

Вот только я не настоящий офицер и даже медик ненастоящий. Но ничего, какие-то идеи я набросал, какие-то еще набросаю – и уже завтра начнем делать наш полк лучше. Чтобы армия Куроки, или кто там еще придет, только и смогла, что обломать о нас зубы.

Глава 5

Стою, мысленно матерюсь, слушая, как тут устроена медицинская служба, и сравниваю с тем, как все изменилось за последующий век. Проснувшись, я решил начать с того, в чем получше разбираюсь, и вот… Начал на свою голову.

– Таким образом, у нас есть четыре передовых перевязочных пункта, которые идут вместе с ротами, и где будут работать мои коллеги, – старший полковой доктор Игорь Иванович Слащев кивнул на своих более молодых товарищей, а потом гордо пошевелил длинными седыми усами. – Помимо них уже почти подготовили один главный перевязочный пункт, где буду находиться я сам. И как глава вашей медицинской службы хочу сразу сказать, что привезенное вами оборудование избыточно. Будет правильнее переправить его в дивизионные передвижные госпитали, а лучше в госпиталь корпуса. Поверьте, там по-настоящему опытные врачи, и они найдут всему этому применение гораздо разумнее, чем вы или даже я.

– То есть вы предлагаете отдать машины для дезинфекции и льда, рентген, а заодно и все наши полевые повозки в тыл? – я на всякий случай все же переспросил.

– Именно.

– Мне не доверяете? Или сами так боитесь ответственности? А может, просто пользоваться не умеете? – От моего вопроса доктор, уже уверившийся в легкой победе, даже замер.

– Это… Все не так!

– Если не умеете, я вас научу. Это не сложно.

– Да умею я!

– Тогда оборудование останется у нас, – я отмел все возражения.

– А что насчет медицинских препаратов? – старший аптекарь, Филипп Иванович Корф, неожиданно встрепенулся. – У нас с собой есть полковой запас бинтов, одежды для раненых, да и лекарств тоже. Это немало, но вдруг не хватит. Может, заберем хотя бы часть нашей доли с дивизионного склада?

– Ну, Филипп Иванович, ну что вы опять начинаете свое плюшничество! – Слащев тем временем успокоился и принялся довольно отчитывать погрустневшего аптекаря. – Все же рассчитано. Как будет нужно, нам подвезут все необходимое. А если сейчас все взять, а нам придется резко куда-то выдвигаться, как это с собой возить?

Битва хомяка и перестраховщика – и в этом сражении я точно на стороне первого. Особенно учитывая, что нам действительно понадобятся все возможные запасы.

– Считайте, что каждый солдат в полку будет ранен, – решил я. – И пусть на каждого у вас будет в достаточном количестве и перевязочного материала, и всего остального.

Невольно вспомнил расчеты Первой мировой. Под ее конец французы, идя в наступление, разворачивали за каждой дивизией госпиталь, превышающий ее по количеству коек ровно в два раза. Потому что знали: к обеду этой дивизии не станет уже в полном составе, и на ее место придет новая. А им нужно будет лечить тех, кто выживет и в первую волну, и во все следующие. У нас, надеюсь, до такого ужаса не дойдет…

– И все же я считаю, что это лишняя трата ресурсов, – Слащев долго терпел, но в итоге не выдержал. – Когда я работал в Красном кресте в Южной Африке, мы себе такого не позволяли.

И тут я впервые взглянул на доктора как на профессионала. Доброволец на Англо-бурской – это хороший опыт. Вот только над умением делать выводы ему бы поработать.

– Прекрасно, – я кое-что вспомнил. – Мне тоже попадались документы по той войне. И англичане писали, что в среднем каждый их солдат за то время прошел через госпиталь. Если брать гражданскую войну в Америке, то там и того больше: каждый солдат был в госпитале в среднем три раза. А какой у вас опыт?

– Такие цифры я не изучал, – доктор опять растерялся.

– Тогда до новых вводных будем ориентироваться на них, а потом уже начнем вносить корректировки.

Слащев сдался, и мы перешли к обсуждению остальной работы медицинской службы. Если честно, мне уже давно хотелось сказать «стоп» и начать все менять, но… Я ведь тоже не специалист – сколько у меня опыта? Так что старался слушать, пытаться понять. Про инфекции было даже интересно. Оказалось, доктора тут успели провести целую спецоперацию по приучению солдат к чаю, и когда те перестали пользоваться сырой водой, удалось до минимума свести болезни желудка и холеру. А вот с чем не получалось справиться, так это с сифилисом. Местные им болели, рядовые, несмотря на все угрозы и разъяснения, к ним бегали, и результат налицо. Иногда в прямом смысле слова.

Здесь мне сложно было что-то сказать. Учись я в свое время на обычного доктора – возможно, было бы по-другому, но буду думать… А пока мы снова перешли к полевой медицине. Слащев с другими докторами принялись рассказывать, как у них организована сортировка, как они отслеживают типы ранений и определяют судьбу пострадавших… И я все-таки не выдержал.

– Простите, я правильно понял, что вы собрались измерять пульс прямо на поле боя?

– Без этого не поставить верный диагноз, – Слащев вскинул голову, на этот раз твердо уверенный, что сумеет поставить меня на место. – Вы не доктор, поэтому вам не понять, насколько точный диагноз важен для лечения.

– Я не доктор, – согласился я и закрутил головой, – поэтому мы проверим…

Рядом как раз проходил один из капитанов Мелехова, и я подозвал его, чтобы тот подобрал нужных людей. А сам тем временем рассказал нашим врачам и фельдшерам, что мы будем делать.

– Суть простая. Сейчас капитан Шульгин приведет нам два десятка смышленых рядовых и одну свинью. Свинью режем и с помощью ее крови имитируем попадания пуль, разрывы снарядов и другие приятные мелочи. Солдат я лично проинструктирую, что с ними случилось, ваша же задача – обработать этот поток раненых, словно мы на поле боя. Количество людей, что вы поставите на эту задачу – на ваше усмотрение. Я же со своей стороны буду оценивать, сколько времени займет сортировка, и сколько ошибок вы при этом совершите.

– Вячеслав Григорьевич, это неправильно… – доктор попытался поспорить.

– У вас есть где-то пятнадцать минут, чтобы подготовиться и на деле доказать мне свою правоту. – Я постучал по часам, а потом отошел в сторону к группе солдат, которых как раз привел капитан Шульгин.

Тут, признаюсь, я немного недооценил задачу – пришлось потратить почти полчаса, чтобы объяснить рядовым, что именно от них требуется. Они до последнего не хотели верить, что господин полковник задумал именно такое невиданное дело. Зато сам капитан и присоединившийся к нему поручик Славский включились с настоящим интересом. И когда я дал сигнал начинать, так и вовсе отыграли самое настоящее представление.

Поручик тряс своей залитой свиной кровью рукой и завывал, словно самый настоящий волк, перетягивая на себя почти все внимание десятка фельдшеров, выделенных на дело Слащевым. Сам доктор хмурился, краснел и держался почти минуту, но потом не выдержал и криком напомнил своим, что, вообще-то, у них тут не один поручик на излечении. В итоге осмотр и сортировка с описанием, что делать дальше, заняли почти пятнадцать минут. Честно, даже быстрее, чем я ожидал.

А вот доктор Слащев, кажется, был готов провалиться под землю от стыда.

– Не думал… Не думал, что будет такой хаос, – раз за разом повторял он.

– Солдаты вон регулярно занимаются упражнениями, – заметил я. – Если и вы будете своих орлов гонять, уверен, они тоже довольно быстро набьют руку. Тут ведь дело не только в скорости, – я шел мимо раненых и остановился рядом с довольным Славским. – Возьмем поручика – что вы у него нашли?

– Скользящее ранение руки, – тихо ответил один из фельдшеров.

– Требует ли оно срочного вмешательства врача?

– Нет.

– А каким вы его осмотрели?

– Первым, – фельдшер покраснел вслед за своим начальством.

– Дальше, – я подошел к еще одному раненому. – Это рядовой Семенов – что с ним?

– Мы подходили, – зачастил уже другой фельдшер. – Он тихо сидел в углу и отказался отвечать на наши вопросы. А это вообще нечестно!

– Рядовой Семенов, какие у вас были инструкции? – я повернулся к солдату.

– Сидеть молча, если не подойдут в течение десяти минут, – солдат смущенно вернул часы капитану Шульгину. – Если подойдут раньше, сказать, что рядом был взрыв, теперь тошнит и кружится голова.

– Что это? – я посмотрел на фельдшера.

– Не знаю.

– Это контузия! – рявкнул я в ответ, на мгновение задумавшись о том, что открытие большей части последствий от воздействия взрывов и оружейного огня еще впереди. Ну да что теперь делать, будем опережать время. – Ударная волна поражает головной мозг и его функции. От удара о черепную коробку возможен отек, но с этим мы ничего не сделаем. А вот помочь человеку не захлебнуться рвотой – положить его на бок в устойчивую позу с подтянутым повыше коленом – это нам уже по силам. Кажется, мелочь, но такая мелочь, если не обратить на нее внимание, в отличие от царапины может стоить жизни! И ваша… Нет, наша общая главная задача сделать так, чтобы мы правильно распределили ресурсы и помогли всем, на кого нам хватит времени и сил.

– Разрешите, господин полковник? – капитан Шульгин, внимательно слушавший мою речь, вытянулся, чтобы задать вопрос.

– Разрешаю.

– Почему вы говорите, что мы должны помочь тем, на кого хватит времени? Почему не всем?

– Потому что, – я вздохнул, – у нас недостаточно врачей на каждого раненого. Чем раньше мы это признаем, тем быстрее начнем искать решение, что с этим делать. Так же важно понимать, что раненые появляются не в тылу в больнице, а на переднем крае, где стреляют, где ни на что нет времени, и все, что можно и нельзя, нужно делать быстро и не высовываясь. Поэтому правильная сортировка – это одна из важнейших частей работы медицинской части. Ведь в чем ее суть? Мы делим раненых на группы. Черная – те, кому не помочь, и если мы будем тратить на них время, то украдем его у тех, кого еще можно спасти. Красная – те, кто может умереть в течение часа и кем нужно заниматься в первую очередь. Желтая – те, чьи жизни пока не находятся под угрозой и, как бы больно им ни было, они должны подождать, пока врачи, количество которых ограничено, будут спасать их товарищей. И наконец зеленая группа – легкие раненые. Легкие – это не значит, что их не нужно лечить, но значит, что до госпиталя они смогут добраться самостоятельно. Естественно, не одни, соберем их в группу, человек 10–20, поставим сопровождающего и вперед. А медицинский транспорт сохраним для тех, кто на самом деле не сможет без него обойтись.

* * *

Игорь Иванович Слащев думал, что сегодня ему как обычно придется ставить нового офицера на место. Уже не раз бывало, что мундиры пытались его строить, рассчитывая загнать медицину в свои тугие армейские рамки, но быстро убеждались, что на самом деле ничего в ней не понимают. И, к счастью, им обычно хватало понимания, что ради блага своего и солдат стоит отойти в сторону.

Сегодня доктор Слащев впервые почувствовал себя на их месте. Сначала странные слухи о том, что новый полковник провел в прямо в поезде операцию на артерии. И пусть Игорю Ивановичу доводилось читать о подобных опытах, но рассчитывать, что кто-то в России оказался на острие науки, было невероятно. Особенно невероятно, что этим кем-то оказался военный… Поэтому он просто предпочел не поверить в эти сплетни. Точнее, он не верил сначала, но когда полковник Макаров устроил ему разнос с сортировкой раненых, появились сомнения. И ведь как придумал – не просто накричал или объяснил словами, а показал на деле и ткнул носом.

Игорь Иванович так разозлился, что был готов взорваться из-за любой мелочи, но тут полковник рассказал своему капитану про суть сортировки и… Это было так необычно. Новые слова, термины, но при этом все так просто и понятно. А потом Макаров и вовсе предложил повторить эксперимент. Только теперь уже доктор будет готовить раненых, а он в свою очередь проинструктирует фельдшеров. Мысль о том, что это глупые игры, мелькнула лишь на мгновение, уже через секунду доктор думал только о том, как теперь уже он макнет полковника носом в грязь.

И он постарался. Снова привлек поручика Славского, придумал каждому солдату свой уникальный случай и добавил пару хитростей. Если не догадаться задать правильный вопрос, то причину болезни легко можно было перепутать. А еще… Тут Игорь Иванович признавался сам себе, что поступает не очень честно, но очень уж ему хотелось победить – в общем, он добавил пару случаев, с которыми точно еще никто из его команды не сталкивался. Так что победа теперь была ему гарантирована.

– Вы готовы? – спросил полковник.

– Готовы, – доктор оглядел созданное им поле раненых.

– Тогда начинаем… – ответил его противник, и вперед выступил один-единственный фельдшер.

Новенький Короленко – Слащев задумался, насколько тот может быть хорош, но только тряхнул головой. Все его ловушки тому точно не обойти. Доктор был уверен в себе, но все равно с волнением следил за происходящим.

Короленко подошел к первому больному. Вопрос – он его даже не расслышал на расстоянии – ответ.

– Красная группа.

Второй раненый. Вопрос-ответ.

– Зеленая группа.

Рядом начал прыгать поручик. Вопрос – тот попытался увести разговор в сторону. У Игоря Ивановича даже вспыхнула надежда, но…

– Зеленая группа, – припечатал Короленко и продолжил свой поход.

Всего сортировка раненых заняла чуть больше минуты, и ошибся фельдшер только один раз. Причем и сам Игорь Иванович, если не кривить душой, в том случае мог бы допустить оплошность, столько всего там накрутил. Теперь должен был начаться разбор, но тут к полковнику прибежал еще один новенький, капитан Хорунженков, и доложил, что кто-то устроил дебош у его палатки.

В общем, полковник Макаров ушел заниматься своими делами, а доктор Слащев остался со своими. И он не собирался терять ни секунды, чтобы разобраться, что же именно тут произошло.

– Как? – подошел он к Короленко. – Что вам сказал полковник, как вы сделали все так быстро? И так… безошибочно?

– Он… – фельдшер выглядел смущенным. – Он сказал, что это называется простая сортировка. Если человек не дышит и не двигается – черная зона…

– Но ведь можно ошибиться! – тут же воскликнул кто-то из толпы. – Наша задача – нести христианское милосердие, но как можно отворачиваться от кого-то так быстро, даже не попытавшись ничего сделать?

– Я сказал полковнику примерно так же, – Короленко покраснел. – А он сказал, что это чушь.

– Что? – доктор Слащев открыл рот от удивления.

– Да! – с вызовом ответил Короленко. – Сказал, что милосердие он оставит господу богу, а наша задача – сделать так, чтобы как можно больше раненых выздоровели и как можно быстрее вернулись в строй.

В толпе тут же началось обсуждение этой крамольной мысли, и доктор Слащев должен был признать, что звучит она на диво разумно. Чувствовалась в ней, конечно, армейская грубость и прямота, но… Возможно – тут доктор чуть не подавился на вдохе от этой мысли – чего-то такого и не хватало на самом деле всей медицинской службе империи. А то любят в том же Красном кресте поговорить об абстрактном милосердии, а как до дела доходит – кто в лес, кто по дрова. Нет цели, а значит, нет и возможности договориться: а что не так, а что можно сделать лучше.

– Оставим споры. Что там дальше было в этой простой сортировке?

– Если дышит, но не может говорить или двигаться, то красная зона.

– Дальше.

– Если двигается, говорит, но не может ходить, то желтая…

– А почему такой акцент именно на возможности ходить?

– Потому что если может двигаться и ходить, то это зеленая. Этот пойдет дальше своим ходом, – победно улыбнулся Короленко. Похоже, он сам задал тот же вопрос в свое время и теперь доволен, что и другие попались в эту ловушку.

Фельдшеры начали бурно обсуждать услышанное, другие врачи, стараясь сохранить репутацию, держались в стороне, но и они нет-нет, да и вставляли слово-другое. Сам же Игорь Иванович твердо решил, что будет внедрять эту новую методику у себя. Да, в ней было немало дыр, особенно в сортировке желтых и красных больных, и тут фельдшерам на местах будет помогать только их опыт и насмотренность. Но уж больно убедительной получилась разница: 15 минут и 10 фельдшеров в одном случае, и 2 минуты и 1 фельдшер в другом. Небо и земля. Да и сам доктор, хоть и был весьма упрям, пользу дела всегда ставил на первое место.

Возможно, и остальные идеи полковника будут иметь смысл… По крайней мере, когда он освободится, нужно обязательно еще поговорить.

* * *

Я икнул прямо на ходу, замедлился, чтобы восстановить дыхание, а потом уже спокойно вышел к своей палатке, рядом с которой гарцевали и переругивались одиннадцать казаков. Их старший выделялся не только погонами. Сам вытянутый, голова тоже, словно старалась успеть за телом, и иссиня-черные щегольские усы. Вот, кажется, я и познакомился с начальником переведенной ко мне кавалерийской сотни.

Петр Николаевич Врангель или, покороче, фон Врангель. Фон – потому что барон, и сейчас с этим баронским апломбом мне и придется разбираться. Еще бы понять, чего он так взбеленился!

– Господин полковник! – один из ближайших казаков неожиданно бросил мне укороченную для кавалерийских частей мосинку. – Давайте стреляться! За то, что в грош не ставите русскую кавалерию!

В памяти неожиданно всплыло. Свои командиры, свои интенданты, даже свои инспекторы – кавалерия, как и флот, в это время была словно государство в государстве. И, кажется, когда Засулич предложил выделить мне личную сотню, это было не столько подачкой, сколько подставой.

– Ну что, господин полковник? Или боитесь? – Казак начал картинно поднимать свой карабин, и меня изнутри снова наполнила ледяная уверенность.

Как тогда с интендантом в поезде…

Ладонь, до этого сжимавшая шейку приклада словно дубинку, сменила хват: пальцы заняли каждый свое привычное и единственно правильное место. Мизинец полностью расслабился, чтобы не ходил локоть. Указательный лег на спусковой крючок точно краем первой фаланги, чтобы при нажатии винтовка даже не подумала шелохнуться… И откуда я все это знаю? Ни я сам, ни бывший Макаров никогда не были хорошими стрелками.

Откуда, черт побери?!

Глава 6

Стою, карабин смотрит чуть вперед, врангелевцы передо мной замерли. Кажется, никто не ожидал, что я пойду на обострение? Ну, побузили казаки, и что такого? А вот не дождетесь, я пойду до конца, потому что без нормальной кавалерии сожрут меня тут японцы, а вот с ней – появилась у меня пара идей, пока спал.

– Не шутите так, полковник! Мы сегодня на дело ходили, по нам корейцы стреляли, мы до крови жадные… – Казак, бросивший мне мосинку, поднял свой карабин немного повыше.