Двести второй

Было много разных версий, гулявших в народе о причинах падения гроба при его опускании в могилу. Приведу лишь две основные версии:

Первая версия. Для опускания гроба в могилу были использованы шелковые ленты, с которых гроб с телом и соскользнул.

Вторая версия. Могила была вырыта впритык, и при опускании гроба с телом, гроб зацепился за край могилы и сорвался.

У меня тогда появилась своя версия произошедшего, которую я никогда и никому не озвучивал. Все знают расхожее выражение «хлопнуть дверью напоследок», которое означает демонстративно, с возмущением удалиться, а напоследок так долбануть дверью, чтобы штукатурка посыпалась с косяка и потолка, а по стенам пошли трещины.

Вот и у меня тогда промелькнула безумная мысль, что дорогой Леонид Ильич – хлопнул крышкой своего гроба, как дверью на прощание, как-бы ставя окончательную точку в истории СССР, а меньше, чем через десять лет Советский Союз и правда посыпался, как штукатурка с косяка, и окончательно развалился.

Глава 16

Здравствуй, дурка в облаках, санитары в колпаках…

Солдатская переделка – «Здравствуй, небо в облаках»

C «Жаржавеллло» мы познакомились в санчасти сразу после учебки. Тогда он был еще просто Жоркой. В санчасть я попал с температурой.

В тот день Взводный устроил нам марш-бросок на БТРах на озеро с водными процедурами. Это было поощрение за то, что наш взвод на стрельбах показал лучшие результаты в отряде.

На улице жара +40 градусов, а меня колотило, как голого долбоежика на морозе. Мне реально было холодно. Увидев, как меня «колбасит», взводный отправил меня в санчасть.

В санчасти санитар спросил меня, на что я жалуюсь, измерил мне температуру, глянул на градусник, присвистнул и ушел советоваться с лейтенантом.

Меня разместили в отдельной палате, в которой стояла двухъярусная кровать.

Жорка появился на третий день вместе с другими «дристунами», жертвами «ротавирусной инфекции», свирепствующей в отряде.

Всем поступившим в тот день выдали банки для сдачи анализов. Жорке банки не досталось.

Санитар, к которому Жорка обратился с просьбой дать ему банку, раздраженно ответил:

– Ну, нет у меня банки, закончились они. Я тебе че, рожу ее что ли?

– Найди сам что-нибудь.

– Анализы надо сдать!

– Ну, надо так надо! – Жорка дождался своей очереди в туалет.

Из туалета он вышел с развернутой в два слоя газетой, держа ее обеими руками перед собой.

В середине газеты колыхалось «жидкое дерьмо».

Жорка нашел глазами санитара и уверенно направился к нему.

Санитар, увидев Жоркину ношу, сначала попятился от него, а потом развернулся и попытался спастись бегством.

Но в этот момент окончательно размокшая газета порвалась пополам, и дерьмо плюхнулось на пол, забрызгивая все вокруг.

Кому-то попало на сапоги, кому-то на Хэбэшку, у кого-то на лице вдруг появились коричневые веснушки.

Но больше всего досталось новому белоснежному халату санитара, которым он так гордился. Спину санитара в халате по диагонали снизу-вверх перечеркнула жирная пунктирная строчка. Как будто по убегающему санитару полоснули очередью из пулемета, стреляющего разрывными, шоколадными пулями.

Жорка так и замер с круглыми от изумления глазами, держа в руках половинки размокшей, порванной пополам газеты.

Смеялись все, кроме санитара, который разразился в адрес Жорки таким смачным и длинно-заковыристым матом, что все сбежавшиеся на шум зрители невольно заслушались, с уважением внимая удивительно сложным по своему строению нецензурным речевым конструкциям, изрекаемым талантливым санитаром, у которого даже предлоги были нецензурными!

Если трехэтажный мат состоит из трех следующих друг за другом нецензурных слов, а семиэтажный мат состоит из семи следующих друг за другом нецензурных выражений, то мат санитара был просто многоэтажным, как небоскребы в Нью-Йорке! Начинался он так:

–Ах, ты, пиздоголовый, хуерылый, пиздогрыз…

В общем, если бы этот самородок со своим нецензурным монологом попал на телевидение, где принято ненормативную лексику запикивать звуковым сигналом, то его сольное выступление выглядело бы примерно так.

–Ах, ты пи-пи-пи-пипи-пи-пииииииииии…

Глава 17

Я иду по взлетной полосе. Гермошлем застегнут на ремне. Мой Фантом, как пуля, быстрый, в небе голубом и чистом, с ревом набирает высоту…

Песни Советских улиц – «Фантом», автор неизвестен

В следующий раз судьба свела нас Жоркой в Приаргунске (Приаргунский пограничный отряд). В Приаргунске в то время формировали команды для отправки в Афганистан. Сначала мы были в разных командах, затем произошла какая-то ротация, и нас объединили в одну команду, которую отправили на военный аэродром в Читу.

На аэродроме мы грузились в военно-транспортный самолет ИЛ-76ТД.

Упаковали нас в Приаргунске (Приаргунский погранотряд) перед отправкой по первому классу.

Выдали все новое: от сапог Х/Б и П/Ша до белоснежных армейских полушубков и валенок. Позднее в Керках (Керкинский погранотряд), перед тем как наша колонна перейдет государственную границу, пойдет колонной на Андхой (город на севере Афганистана, примерно в 32 километрах от границы). Все наши армейские обновки заменят на видавшие виды старье, и мы, одетые как попало, будем больше похожи на белорусских партизан, вышедших с тяжелыми боями из окружения, чем на регулярное воинское формирование вооруженных сил великой страны – Союза Советских Социалистических Республик.

В таком прикиде нам можно было смело ломиться в любую деревенскую хату в той же Белоруссии с классическим вопросом:

–Дед, немцы в деревне есть?

И никто бы в деревне и не удивился.

Чему удивляться то?!

Видно же что это партизаны!

Ну, а пока мы грузим в самолет наше новехонькое обмундирование, армейский сухпай, вооружение нашей команды, упакованное в опломбированные деревянные ящики зеленого цвета, и радуемся, как школьники, которым только что выдали новенькие, пахнущие типографской краской учебники.

На аэродроме дует холодный пронизывающий ветер, температура -40С, и несмотря на то, что на месте мы не стоим, к концу погрузки все пацаны – «змерзли як мамонты».

Как всегда на монотонной работе, когда думать особо не надо, только – беги, хватай, тащи и складывай, и снова беги и тащи – мысли поплыли куда вдаль или, как пел Давид Тухманов:

– По волнам моей памяти,

– Исчезая в этих волнах…

(Песня «По волнам моей памяти» Давид Тухманов, 1976 год)

Вспомнился почему-то «мамонтенок Дима», которого в 1977году откопали на Колыме – сохранность его была 100%.

Ученые, исследовав мамонтенка, определили, что замерз он мгновенно! У него во рту и в желудке была найдена СВЕЖАЯ зеленая трава!

Вот только что мамонтенок спокойно пасся на лугу, жуя зеленую травку, и вдруг – мамонтенок падает на землю замороженной тушкой, превратившись в ледяную глыбу. Как будто Саб-Зиро из «Mortal Kombat» кинул в него свою «заморозку».

Однако, чтобы заморозить мамонтенка мгновенно, нужна температура минимум минус 185 градусов по Цельсию.

А самая низкая температура, когда-либо зафиксированная на земле – это минус 88 градусов по Цельсию.

Мамонтенок же был заморожен практически мгновенно – в короткий промежуток времени продолжительностью менее часа. На это указывают маленькие кристаллики льда в его крови, если бы промежуток времени был больше, то кристаллы льда были бы намного больше.

К примеру, если тушу слона поместить в мощный промышленный морозильник, то за 24 часа его туша промерзнет не более чем на 30 сантиметров, и внутри замерзшей оболочки сырое, не промерзшее мясо начнет гнить.

Как-то не верится, что температура на земле могла мгновенно опуститься до минус 185 градусов по Цельсию.

У меня, как у сапера, приходит на ум только одно рациональное объяснение:

– Мамонтенок подорвался на взрывном устройстве (ВУ), в котором, в отличие от традиционных и известных нам взрывных устройств, поражающим элементом были, к примеру, газы, которые при смешивании давали эффект мгновенной заморозки.

Есть же боеприпасы объемного взрыва (БОВ), или объемно-детонирующие боеприпасы (ОДБ), использующие распыление горючего вещества в виде аэрозоля и подрыв полученного газового облака. Тогда логично предположить есть вещества, которые при взаимодествии дают эффект мгновенной заморозки.

Откуда взялось это устройство, уже не так важно. Может, осталось от более ранних и более развитых цивилизаций, следы которых ученые периодически находят.

В Афганистане я видел, как севшая на растяжку мины ОЗМ-72 ворона после взрыва превратилась в «облачко перьев», а ишак, задевший мордой такую же растяжку – после взрыва продолжал невозмутимо жевать зеленую травку, как ни в чем не бывало.

Отогрелись мы только на высоте, где-то минут через тридцать полета.

Бойцы улеглись на поддонах с обмундированием. Намерзлись при погрузке, а когда согрелись, то провалились в сон с головой, как в бездонный вязкий омут.

Расположившиеся на поддонах, в своих белых полушубках, они белоснежными сугробами белели в полутьме грузового отсека самолета. Уставшие солдаты спали крепким, здоровым сном, под мерный гул самолетных турбин на высоте 10 000 тысяч метров. Им предстояло преодолеть по воздуху почти 4000 километров своей огромной страны на тяжелом военном транспортнике с ласковым названием «Богатырь Илюша».

Разметавшиеся во сне тела спящих пацанов, застывшие в причудливых позах, были практически неподвижны – хоть мелом обводи.

Проснулись мы только тогда – когда наш самолет приземлился и покатился по бетонке взлетно-посадочной полосы Душанбинского аэродрома, а затем, после легкого толчка, остановился.

Когда медленно опустилась грузовая рампа, вместо ледяной читинской стужи нам в лицо ударила волна теплого летнего воздуха. Глаза ослепило яркое южное солнце, лазурная синева неба, не тронутого облаками, и сочная зелень травы.

Из заснеженной, морозной, занесенной высокими сугробами холодной Читы за каких-то четыре с половиной часа мы переместились в южный, по-летнему теплый Душанбинский ярко-зеленый пейзаж.

Из Забайкалья с его минус сорок – в Таджикистан с его плюс двадцать!

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек.

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно дышит человек.

(Поэт Василий Лебедев-Кумач и композитор Исаак Дунаевский, 1936 год).

Куда все делось? Проклятый уральский алкаш, он же, мать его – «Гарант Конституции» со своим дьявольским лозунгом:

– Берите столько суверенитета – сколько сможете проглотить!

Надеюсь, он сейчас в аду, и черти каждый день топят его в крови русских людей, которая пролилась после его слов в «братских советских республиках», где русских вырезали целыми семьями, а возможно, он в преисподней дирижирует оркестром чертей, подпрыгивая на раскаленной сковородке.

Вообще о периоде правления первого всенародно избранного Президента России можно много рассуждать и долго спорить, но вот признание академика Татьяны Заславской, входившей в те времена в администрацию президента Ельцина, о том, что только за три года «шоковой терапии» в России одних мужчин среднего возраста ушло из жизни 12 миллионов человек.

Напомню, безвозвратные потери ограниченного контингента советских войск в Афганистане составили 15 051 человек.

Показательна также история последнего гражданина СССР – космонавта Сергея Крикалева, которого «забыли» в космосе.

Сергей Крикалев стал, поневоле, последним гражданином СССР. Пока он был в космосе, его великая страна развалилась, и он, сам того не желая, установил мировой рекорд по пребыванию в космосе.

У новой страны не было денег, чтобы вернуть его на землю. Ему просто отказали в возвращении на землю. С земли ему сообщили, что страна, которая отправила его в космос – больше не существует. Пока в Москве шел переворот, станция «МИР» продолжала вращаться вокруг Земли вместе с последним гражданином Советского Союза, который оставался последним осколком когда-то великой страны СССР.

18 мая 1991 года СССР отправил в космос своего космонавта с советского космодрома Байконур. Его миссия была рассчитана на пять месяцев, на большее его не готовили. Развал страны нанес огромный удар по космической отрасли.

ЦУП сообщил космонавту, что для возврата его на землю у новой страны нет денег, и попросил его продержаться как можно дольше.

Его смогли заменить только после того, как место на станции за 24 миллиона долларов для своего бортинженера выкупила Германия.

Советский космонавт Сергей Крикалев вернулся домой 25 марта 1992 года. После посадки капсулы, четыре человека помогли ему сойти на землю.

На земле выпрямившись во весь свой рост, стоял советский космонавт с красными буквами СССР на скафандре.

В руках он держал небольшой флаг Союза Советских Социалистических Республик.

В отчетах написали, что вид у него был крайне изможденный, кожа была бледного серого цвета. Через два года Сергею Крикалеву присвоили звание «Героя России».

Глава 18

Ух-ты, мы вышли из бухты… Ах-ты, мы вышли из шахты… Ох-ты, и если не лох ты, то поймешь, что подводник без лодки, что краб без воды.

Гальцев Юрий – песня конно-морской авиации

Представьте себе картину: из грузового отсека транспортного самолета на зеленый газон аэродрома вываливается толпа солдат в валенках, в белоснежных армейских полушубках и начинает подбрасывать вверх свои шапки-ушанки, при этом производя невообразимый шум.

Не удивительно, что какой-то «Саксаул» с козлячей бородкой и в ватном халате, кативший на своем видавшем виды велосипеде по бетонке аэродрома, увидав такое цирковое представление, испытал культурный шок и сверзился со своего транспортного средства. Почувствовав спинным мозгом, что с этой бандой сумасшедших «Дед Морозов», неизвестно откуда прилетевших в его родной город, ему лучше не пересекаться, он тут же попытался прикинуться частью местного пейзажа.

А когда он понял, что его заметили и что он сейчас может стать главным героем какого-нибудь внепланового экстремального циркового аттракциона, он начал быстро разворачивать свой двухколесный «драндулет» в другую сторону.

Первым его заметил Жорка-Жаржавелло и, указывая на аборигена пальцем, радостно закричал во все свое луженое горло:

– Пацаны, смотрите, Хоттабыч!

А затем, поняв, что тот пытается ретироваться, первым побежал к нему, с криком:

– Хоттабыч, стой!

– Хоттабыч, дай прокатиться!

Но абориген, несмотря на свою антикварную внешность, оказался шустрым малым.

Бешено крутя педали своего «вело-драндулета», он резво набирал скорость, отрываясь от преследовавшего его по пятам ускоглазого «Деда Мороза» в валенках и белоснежном полушубке, свистящего, как соловей-разбойник, и размахивающего у себя над головой своей зимней шапкой-ушанкой.

Когда это Хоттабыч на ходу оборачивался к Жорке, то глаза его мгновенно округлялись, как у охреневшего филина, который, сверзившись с дерева, напоролся жопой на сосульку, торчащую из сугроба.

В этот момент он скороговоркой произносил какую-то тарабарщину на своем тарабарском языке, из которой было понятно только одно слово:

– Шайта-а-а-а-н!!!

Летят десантники в самолете, выходит к ним офицер и говорит:

Парни, мы летим в Афганистан воевать.

Парни помрачнели.

Офицер, чтобы как-то поднять боевой дух, объявляет:

Бойцы, за голову каждого убитого Душмана будут выплачивать премию – 1000 долларов.

Самолет заходит на посадку, десантники кидаются врассыпную.

Офицер в одиночестве, растерянно стоит возле самолета.

Через 30 минут десантники возвращаются, таща в руках связки голов.

Офицер падает в обморок.

Летчики оторопело бормочут: «Ребята, вы че? Мы же в Ташкенте сели, для дозаправки…».

Когда Жорка вернулся к нам после своей неудачной попытки догнать Хоттабыча, кто-то из пацанов пошутил:

– Ну, что, Жорка ибн Алеша, не признал тебя твой Хоттабыч?

Что ответил Жорка, мы не услышали из-за грохнувшего дружного хохота пацанов.

В это время появились офицеры и, раздав всем пиздюлей щедрыми порциями, быстро организовали разгрузку самолета. Часть груза мы грузили, передавая по цепочке.

Тут-то и вспомнилась история соседа по коммуналке, ветерана Великой Отечественной, дяди Вани, рассказанная им за праздничным столом 9 мая.

– Берлин 1945 года. Мы в патруле идем по улице, и вдруг слышим какое-то шипение, скидываем с плеча ППШа (Пистолет-Пулемет Шпагина), поворачиваем за угол и невольно замираем, как вкопанные, опустив ППШа.

За углом развалины какого-то большого кирпичного здания. На развалинах, выстроившись в длинную цепочку, десятка два немецких фрау (женщин) передают из рук в руки кирпичи разрушенного здания.

Каждая фрау, которая передавала кирпич, говорила: «Битте-Шон», а каждая фрау, которая принимала кирпич, произносила: «Данке-Шон».

Примечание: Битте-Шон – пожалуйста. Данке-Шон – спасибо.

Так и плыли эти кирпичи по цепочке, сопровождаемые затихающим вдали шипением: шон-шон-шон…

В нашей цепочке груз также перемещался, сопровождаемый звуком, затихающим в дали цепочки. Только звук этот был не шипящий, а скорее звенящий, как у серебряного колокольчика: бля-бля-бля…

Глава 19

Журавль по небу летит, корабль по морю идет, а кто меня, куда влекет по белу свету? И где награда для меня, и где засада на меня?

Гуляй, солдатик, ищи ответу…

Бумбараш – «Журавль по небу летит»

На «Керки» шли колонной, в которой были БТРы, личный состав ехал в тентованных Шишига (Газ-66), так что приходилось смотреть только назад. За нами шли БТРы, больше восьмидесяти километров в час они не разгонялись, так что шли в хвосте колонны.

В голове колонны шли Шишиги (Газ-66), в которых ехали мы и наш груз, выгруженный из самолета. Возглавляла колонну БРДМка (бронированная разведывательно-дозорная машина), в которой находился старший колонны, он же начальник колонны.

В дороге не было ничего интересного, кроме небольшого инцидента.

Один местный джигит на «Шохе» (ВАЗ-2106), возомнив себя то ли лихим пилотом Формулы-1, то ли «Заслуженным мастером СССР по автомобильному спорту», решил, что БТР – это вообще-то не машина и его можно легко подрезать.

– Ошибся, мля!

– Вазовская жестянка против десяти тонн брони – все равно что – «мордой об косяк, головой об стенку, хуем об коленку!»

БТР даже не качнуло, а «Шоху» же отбросило на «встречку», как пустую картонную коробку, только сильно помятую, как будто ею только что поиграли в футбол.

После пацаны с БРДМки, где находился старший колонны, рассказывали, что, когда ему доложили о происшествии, он только спросил по рации:

– Гляньте там, этот баран живой?!

Рация ответила:

– Жив, чудило! Скачет, как сайгак, ошпаренный – вокруг своей кучи металлолома!

На что старший колонны коротко рявкнул:

– Ну, и хуй на него!

– Колонна, продолжать движение!

И, уже отключившись, добавил:

– Нечего было лезть на хуй, как «бурый медведь» на рогатину!

–Тем более что хуй – бронированный!

В город Керки прибыли поздно ночью, нас разместили в палаточном городке на ПУЦу (ПУЦ – полевой учебный центр).

На следующий день началось формирование мотоманевренной группы, которая должна была выдвинуться в район города Андхой (провинция Фарьяб).

Потянулись похожие друг на друга дни, накладываясь друг на друга, как листы отрывного календаря, не оставляя в памяти никакого следа.

В советское время «отрывные календари» висели на стене, на самом видном месте в каждом доме. Листы календаря 8х11 см. скреплялись жестяным широким зажимом.

Утро нового дня советского человека начиналось с отрыва листочка – «отрывного календаря». Потому как оторвется листочек календаря, гадали – хороший и плохой будет наступивший день. Если листочек оторвется ровно – то и день будет хорошим!

Листочек не выбрасывался, все члены семьи в свободное время знакомились с информацией, размещенной на оборотной стороне. Тематическое содержание было интересным, полезным и познавательным. На лицевой стороне листка крупным шрифтом обозначался текущий день, месяц и год, здесь же указывалось время восхода и захода солнца, длительность дня и фазы Луны. Если день был связан с памятной датой, то это обязательно выделялось красным цветом и тематической картинкой. Праздничные дни и воскресенья также были выделены красным цветом. Помню, что в деревне, где я частенько гостил у бабушки с дедушкой, в конце дня листочек шел деду на самокрутку, если только бабушка не прибирала его, вычитав в нем новый оригинальный рецепт засолки огурцов или капусты.

Дед Филипп (по линии матери) курил самосад. Садил он своем огороде на махорку под названием «Лимониха». Аромат ее фруктово-цветочный, слегка пряный, был таким приятным, что даже категорически некурящие люди с наслаждением втягивали ее аромат, энергично шевеля своими носами, как выхухоль хоботом, и блаженно щурясь от удовольствия. Курил дед и «моршанскую» махорку, в которую для вкуса и аромата обязательно добавлял Донник. Многие думают, что махорка – это просто дешевый сорт табака. На самом деле это самостоятельное растение, хотя и близкий родственник табака. В отличие от табака и картошки, махорка вначале попала в Россию и лишь спустя сто лет распространилась в Восточной и Центральной Европе.

На четвертый день у меня разболелся зуб, начался воспалительный процесс, и подскочила температура. На Шишиге (ГАЗ-66) меня отправили в отрядную санчасть. При санчасти был стоматологический кабинет, в который, как я понял из разговора с «Мамлеем» (Мамлей – сокращения от звания младший лейтенант), обращались за медицинской помощью даже местные жители.

После осмотра он спросил меня:

– Ну, как зуб удалять будем с «заморозкой» или потерпишь?

На мой ответ:

–Лучше с «заморозкой», – он понимающе улыбнулся и рассказал, что местным аборигенам по три зуба за один прием удаляет без всякой «заморозки», и ничего благодарят, и даже фруктами отдариваются.

Зуб, который мне удалили «мамлей», был как раз тем, который мне перед армией лечила «Бабища» с золотыми кольцами на каждом пальце.

В тот день меня от военкомата направили в стоматологическую поликлинику на так называемую «санацию полости рта».

Помню, что эта «Бабища» сразу мне не понравилась, и отчество у нее еще было какое-то собачье – Гав-Гав…

– Точно – Гавриловна!

После того, как она на этот зуб поставила пломбу, я ее спросил:

– Надеюсь, на два года пломбы хватит?

На что она, гремя какими-то инструментами в металлическом поддоне, весело ответила:

– Это вряд ли, солдатик.

Затем, с жалостью посмотрев на меня, она ободряюще улыбнулась мне своей лучезарной улыбкой Иуды.

– Ну, вот и накаркала «Манда Ивановна», вернее, Гав-Гав-риловна.

– Эх, насрать бы тебе в твои «золотые руки» – чудо-баба-эскулап! – промелькнула у меня шальная мысль, когда мой зуб, глухо звякнув, упал в чашу из нержавеющей стали для сбора медицинских отходов.

Наутро я уже был «бодрячком», как солдат девятой роты, тридцать первого полка, у которого всегда торчком и до потолка.

Глава 20

И там мне выдали винтовку – трехлинейку, трехдюймовку. Без приклада, без патронов, без прицела, чтоб по противнику стрелять, не попадать, на всякий случай…

Песни Советских улиц – «Бежит по полю санитарка», автор неизвестен

В тот день нас всех, выстроив на ПУЦу (ПУЦ – полевой учебный центр), распределяли по подразделениям.

Мы с Жоркой попали в саперный взвод: он водителем-механиком, я наводчиком-оператором КПВТ и ПКТ бронетранспортера.

Затем экипажам приказали построиться отдельно, и Зампотех повел нас на площадку, где стояла боевая техника. Сверяясь со своим списком, он выкрикивал номера боевой техники и фамилии членов экипажа. Услышав свои фамилии, экипажи выходили из строя и приступали к осмотру и приему вверенной им боевой техники, а остальные шли дальше за Зампотехом. Пока нас не осталось только двое – я и Жорка.

Сказать, что мы сильно огорчились, когда увидели свой БТР, приданный нашему взводу – это ничего не сказать.

– Мы просто охуели!

Это был БТР-60ПБ. То, что это ПБ (ПБ – Плавающий Башенный), можно было понять сразу по волноотражательному щитку на нижнем лобовом листе корпуса и по уплотнительным резинкам на открытых люках.

Глядя на него, в голове почему-то начинал дребезжать противный голос «Ослика ИА» из мультфильма «Винни-Пух»:

– Жалкое зрелище!

– Душераздирающее зрелище!

Часть передних колес были спущены, и поэтому БТР стоял, накренившись на одну сторону. Со стороны казалось, что его только что подбили. Не хватало только языков пламени и черного дыма из моторного отсека, и хоть картину маслом пиши – «Слава павшим героям!».