Семь причин, чтобы жить

скачать книгу бесплатно


– Моя мать – психолог, так что я немного знаю обо всём этом. Если честно, такое себе удовольствие, подвергаться каждодневному анализу, зато я могу помогать тебе.

Они сидели в столовой и Николас поднял на неё взгляд только после того, как подруга окликнула его по имени.

– Я хочу помочь тебе. Тебе нужна помощь, понимаешь? Это ведь ненормально, отвратительно, а твоя мать – самая настоящая стерва, раз не видит твоего состояния.

Ник кивнул. Наверное, с ним и правда было что-то не так, раз Джун говорит. Джун ведь никогда не врёт, только прошибает горькой правдой, но всегда только потому, что это будет лучше для него. Джун знает и, раз обещает, то обязательно поможет. Может тогда он прекратит стараться заполнить странную, бездонную пропасть в груди с помощью сигарет и других пагубных привычек. Адреналин – штука, на которую подсаживаешься очень плотно. Добыть её можно разными способами, большая часть из которых грозит закончиться в полицейском участке. Джун, конечно, рядом и всегда придумает как выкрутиться, но ведь и своей головой нужно думать.

Он добровольно вручил ей в руки сердце. Не любил, даже влюблён не был, но испытывал по истине светлые чувства по отношению к девушке. Был готов на что угодно ради неё и её безопасности, часто огрызался, если слышал в адрес Джун нелестные комментарии и даже порывался бить морды, но она останавливала. Улыбалась и говорила, что они того не стоят.

У Джун было специфичное чувство юмора. Она стебала всё – себя, его, окружающих. Не всегда добро, часто шутки были очень злыми и тогда Николас вздрагивал, старательно улыбаясь. Он вбил себе в голову, что он просто неправильный, раз не понимает её подколов, да и о чём вообще можно говорить, когда тебе рассказывают, как чувствовать, что правильно, а что нет? Ник так и не мог определить наверняка боль это или злоба, обида или зависть, радость или грустная теплота. Джун сказала однажды, что у него есть зачатки манипуляторства – так много говорить о своих проблемах, да ещё и шутить над ними, вызывая намеренную жалость – просто немыслимо! Николас был не особо согласен, но всё равно сбавил обороты и рассказывал всё меньше и меньше, боясь иной раз даже заговорить о каких-то переживаниях.

Ему хотелось быть хорошим для неё.

В тот-самый-день, когда Ник пришёл в школу, то сразу же ощутил перемены в воздухе.

Раньше на него мало обращали внимания, а тут косились, начинали перешёптываться и посмеиваться. Он нервничал, но до обеда так и не смог найти подругу. На СМС она не отвечала, на звонки – тоже. Николас даже засомневался, что Джун сегодня пришла на занятия, потому что не мог найти её среди прочих в коридоре, не замечал возле тех кабинетов, где у девушки должны были быть уроки, а напряжение всё нарастало, грозилось сбить с ног и не за что было уцепиться. Перезагрузок тогда ещё не было, только редкая тревога и попытки анализировать своё состояние, которые не приводили ни к чему хорошему.

В столовой было шумно, как и обычно. Ник зашёл в неё, вытягивая шею и наконец зацепился взглядом за знакомую причёску каштановых волос. Джун Флауэрс сидела за столом с другими студентами и что-то оживлённо рассказывала.

– Джун!

О, нет, ему не стоило подходить. Ему не стоило окликать её, а тут же развернуться и уйти, потеряться в школьных коридорах и пообедать на школьном кампусе. Весна дышала жизнью, в тот день солнце не скрыли тучи.

– Тебе чего, болезный? – обернулся на него Бак Поуп.

Ник недоумённо моргнул, посмотрел на подругу, но та очень увлечённо разглядывала свой обед. Бак поднялся.

– Да ладно тебе, – протянула сидящая рядом девушка. – Такой ранимый, вдруг ещё вскроется из-за тебя.

С соседних столов, за которыми постепенно затихали разговоры, послышались смешки.

Ник понимал и не понимал. Неотрывно глядел на Джун и ждал, пока она встанет, возьмёт его за руку, уведёт прочь и всё объяснит. Разумеется, у Джун есть для этого объяснение.

– Не вскроется, он боли боится, не забыла? – противную рожу исказила не менее противная ухмылка. – Чё встал, болезный?

Почему?

– Я…

– Слушай, а ты на препаратах сидишь? – пригнувшись, Бак с силой хлопнул его по плечу. – Ну, колёса там, ещё чего? Может поделишься, по секрету?

Он говорил громко специально, слышала вся столовая. Ник обратился в горный хрусталь.

Почему?  

– Внимание! – теперь уже действительно крикнул он. – Если у кого-то депрессия или ломка – обращайтесь к Николасу Бэкорду!

Столовая грохнула. Мало кто сидел на своих местах тихо и смотрел на верзилу с неодобрением. Больше на Ника.

Почему? 

– Или погоди-ка… – подал голос ещё один парень. – Мамочка же не записывала его к врачу, значит и таблеток нет. У него другое лекарство – слёзы!

Николас вздрогнул, попытался вдохнуть, но не смог. Ноги подкашивались, всё тело пронимала дрожь, а картинка мира размывалась. Он куда-то проваливался, взлетал, разбивался и всё в один миг.

– Нюня! – выкрикнул кто-то.

– Ню-ня! Ню-ня! – подхватили студенты. – Ню-ня!

Как это называется? Почему вода опять течёт из глаз против воли и почему так больно, сложно дышать? Ник смотрел на Джун и думал, что она сейчас поднимется и всё объяснит. Как обычно – вздохнёт, откинет кудрявую прядь волос с лица и спокойно заговорит. Развеет бурю внутри своим ураганом, но Джун не поднималась.

– Скажи им, Джуни! – Бак продолжал лыбиться. – А ты – имей в виду, мужики не плачут, только если не из этих! Или, Джуни, может, про его ориентацию ты всё-таки умолчала?!

У неё была причина. Она должна была быть. У Джун всегда есть причина, чтобы поступать так или иначе. Может – ей угрожали?

Звуки сливались в один монотонный, слышались будто издалека. Перед глазами маячила противная рожа Бака и подруга, ковыряющая вилкой брокколи.

– Эй, Джун, – охрипшим, замогильным голосом позвал всё же Николас. – Почему?

– Потому что, – у неё не дрожал голос, звучал режущей правдой и уверенностью в каждом своём слове, – Меня задолбало твоё нытьё, сраный ты абьюзер. Думал – привяжешь меня к себе своими проблемами и всё, можно экономить? Запишись к психотерапевту, вот кто тебе нужен! Я не спасатель, кретин!

Он смотрел в сощуренные карии глаза и прекратил понимать происходящее. Какой абьюз? Она же… сама…

– Рановато начал, – хихикнула блондинка рядом. – Даже бабу ещё не нашёл, хотя не завидую я твоей девушке. Или парню. Фиг тебя там знает…

На негнущихся ногах Николас развернулся и под шквал каких-то криков, фраз, мата, смеха вышел в коридор.

В тот день он раньше покинул школу. Его трясло вплоть до дома, изредка приходилось останавливаться и закрывать глаза. В голове вертелась куча мыслей, которая никак не желала укладываться в размеренные суждения и анализы. Он не мог объяснить себе, что испытывает. Наверное, она бы назвала это болью, но всякий раз, когда имя всплывало, резало хуже тупого ножа.

Почему?

За что?

Если ей хотелось прекратить дружбу, то почему нельзя сказать об этом хотя бы по переписке, если не в лицо? Зачем было выставлять его посмешищем на всю школу, раскрывая все секреты, которые знала только она? Ник же действительно боялся боли, а сейчас было настолько плевать, что он был готов стащить у отчима бритвенное лезвие…

Нет. Не то. Не так. Почему? Как же это… Николас жмурился, судорожно тянулся за сигаретами и было плевать, что может увидеть кто-то из знакомых предков. Плевать, если спалят в школе. На всё было плевать. Плыло, двоилось, давило.

Хотя… в какой-то мере Джун была права. Он ведь действительно ненормальный, который не сторчался только потому, что растёт в нормальном районе и понятия не имеет, где достать. Иногда мысль пропасть была заманчива.

Потом была агония. Он так и не признался матери, заставшей его в настоящей истерике, что с ним. Тихо скулил, боясь издать лишний звук и услышать в свой адрес какое-нибудь обвинение.

“Мужчины не плачут”. А что они тогда делают?! Как, в таком случае, выразить то, что не передать ни словами, ничем другим, кроме как плохо сдерживаемым криком, за которым не слышно звона разбитого?! Неужели он должен быть вечной скалой, к которой не прикопаться, не навредить?!

Полгода он жил на автомате. Обедал подальше от остальных, часто прогуливал и всё чаще стал получать неудовлетворительно. Отчим на говно исходил, мать не отставала, и только маленькая Сьюзен смотрела на него и не понимала, что происходит. Просто тянулась своими маленькими ручками, хотела обнять и говорила, искренне так:

– Ты зе будешь в полядке?

Но он не был “в полядке”. Ни в момент вопроса, ни через день, ни через неделю. Николас и не подозревал, что может быть настолько дерьмово. Состояние это никак описать не мог даже для себя. Бесконечные перепады настроения и настроев выматывали уже потом, когда он вылез из желания откинуться к чёртовой матери и начал цепляться за что-то светлое без разбору. Перерыл, наверное, все сериалы, которые советовали при упадке, читал книги, изучал историю героев и выдуманных вселенных. Цеплялся за любое несуществующее, шёл точно на маяк.

В момент, когда теряешь надежду, когда последний луч прощальным всполохом покидает тебя, искать утешения приходится в чём-то другом. Он пересматривал пять раз “Реквием по мечте”, находя в фильме не просто четыре истории о загубивших себя наркоманах, а нечто более возвышенное и прекрасное, не поддающееся никаким словам. С головой пробовал уходить в атмосферу твиттера и по-настоящему смеялся с некоторых постов. Интернет-сетка стала ему вторым домом, но настоящих друзей он там так и не завёл. Не смог. Вёл переписку с парой ребят, но пугался малейшего проявления интереса к его состоянию и забрасывал общение. Не мог на вопрос – “Как ты” – ответить, что в порядке и не мог сказать правду.

Потому что. Он. Сраный. Абьюзер.

Эта мысль настолько плотно въелась в его сознание, что однажды он смирился с этим. Понял – мир полон дерьма, кишит дерьмовыми людьми и если для того, чтобы оградить себя от него, нужно стать полной сволочью, то он станет. Будет ухмыляться и посылать на все обидные слова, летящие в его сторону. Он законопатит себя в коконе из злобы и сарказма, выстроит такую стену, через которую не сможет перелезть ни одна живая душа. И пусть, пусть будет сжиматься комком на кровати и орать от боли, не издавая ни звука, зато никто больше не увидит его слабости. Никогда.

Если она хотела монстра – то получила.

Пусть вся школа считает его психически нестабильным шизофреником, которому в радость поныть о своих переживаниях и получить сочувствующе вздохи. Репутация всё равно спущена на самое дно, с которого если и выбираться, то только расталкивая всех локтями, брызжа ядом, излучая чистую ненависть ко всему сущему.

И Николас пополз.

Нацепил маску, расправил с трудом плечи и впервые сказал себе – назло.

– Ты будешь это делать, – убежал себя парень перед зеркалом. – Мне срать, как ты себя ненавидишь, как боишься, чего хочешь и жаждешь. Ты им покажешь, этим засранцам, что им не удалось тебя сломать и никогда не удастся. Не поддавайся на провокации. Не смей. Если ты будешь реагировать – им будет интересно и дальше тебя травить. Ты сволочь, запомни. И всегда ею был.

Он и сам поверил этим словам настолько, что начал чувствовать себя уверенно в этом образе. Ника несколько раз зажимали по углам, пытались поднять на смех, но после потока нецензурных ответов, одной сломанной челюсти, месяца, в общей сложности, отстранения от занятий и заработанной всем этим славы отбитого на всю голову урода, от парня отстали. Какой ценой далась ему эта ломка себя же – неважно. Так же и не важно, сколько раз у Николаса дрожали руки и рвался наружу крик. Орудия работали исправно, себя собственного он отстоял и это главное.

Глава 5

Ник так и не понял спал он или просто моргнул на несколько часов. Эффект был примерно одинаков.

На этот раз демоны не скрывались – он застал за кухонным столом красноволосую, придирчиво разглядывающую яблоко.

– А ты…?

– Гордыня, – не поворачивая головы в его сторону напомнила она.

– Ага.

На этом диалог закончился. Ник ещё отметил, что глаза у неё такие же, как и волосы, разве что слабо светятся вдобавок, и принялся за утренний ритуал. Кофе, остатки ещё вчерашней яичницы, сигарета и затем выход в свет.

Было паршиво. В груди опять зияла пустота, тянула и давила на лёгкие – дышалось нормально через раз. Николас не хотел, но всё равно вспоминал, прокручивал в голове вчерашний поздний вечер и никак не мог определиться, как относится к этому. Злится? Раздосадован? Первое определённо было. Он уже не тот мальчик-хрусталь, который выл, собирая себя по осколкам на собственном дне отчаяния. Чтобы никуда не проваливаться, Ник принялся анализировать и даже понимал, что значительно вырос над тем собой за это время. По крайней мере теперь он не искал для неё оправданий, но всё ещё боялся даже малейшей перспективы встречи. Ноги наливались ватной слабостью, как только парень представлял, как замечает Джун через дорогу, даже просто идущую куда-то.

Одно дело видеть её в школе, полностью игнорирующую его существование, а другое – увидеть сейчас, после вчерашнего звонка. Потому что она его не забыла и, по какой-то причине, уверена в остатках дружеских чувств.

– Знаешь, если ты продолжишь слушать эту музыку, то лучше не станет, – заявил Джеймс, незаметно подошедший со спины на прямой дороге до школьных дверей. – Может тебе подсказать чего, а?

– Отвали, – не сдержавшись, огрызнулся Николас. – Сам решу, что мне слушать.

– MCR и Linkin Park – попса, – хмыкнул проповедник.

– Сказал же, сам разберусь…

Нет, от него так просто не отвязаться. Парень скрипнул зубами, бессильно опуская плечи. А на тотальную грубость был сейчас не способен – всплыло старое. Послать бы его…

“Ты же просто хочешь, чтобы тебя пожалели”