скачать книгу бесплатно
– Понятно, – Люр заметил крепкие сигареты и понял, насколько все печально, – в скорую звонил?
– Пока нет, домой звонил, спрашивал – что делать?
Дима вызвал скорую, Люр достал бутылку воды из машины и стал брызгать на мужика. Нашли тряпку, подложили под голову, расстегнули рубашку. Мужик был тяжелый, поэтому парни просто заслонили собой палящее солнце. В ожидании скорой время тянулось… Вскоре мужчина пришел в себя и глядя Люра и Димку снизу–вверх слабым голосом спросил: "Парни, а вы кто такие?" Надо сказать, что сорочки у парней были белые и штаны светлых тонов.
– Ангелы мы твои, дядька. Все хорошо теперь будет, – Люр улыбался, представляя, как это выглядит в глазах мужика.
– Здорово, что ты очнулся, – Димка тоже посветлел, – ты ж это…
Напоили водой, дождались скорую, попрощались и продолжили путь домой
уже молча.
***
Настоящее лето заступило на дежурство ближе к середине июля. Жарило солнце, народ активно купался, поедал мороженое, выпивал кубометры квасосодержащего напитка и пива, катался на всем, что было доступно, и поджаривал бока на пляжах. Родители укатили на море, оставив дюжину указаний по уходу за квартирой и еды на полгода.
По плану сегодня была поездка на объект, а завтра – неотвратимое возвращение руководителя и заместителя управления по зарубежным проектам. В тот же день необходимо было закрыть месяц по посещаемости персонала, большая часть которого находилась под Краснодаром, что несколько усложняло процесс, и сдать за отсутствующих коллег несколько отчетов разным важным женам ответственных сотрудников управления.
Ухов и Люр сидели в станции управления, лениво обмениваясь уточнениями по рации с персоналом и следя за графиками. Тишиной в станции можно было насладиться только тогда, когда руководство было в командировке, а фактически двух инженеров было вполне достаточно. Третьим был водитель станции, который лениво подкручивал обороты насосных установок. Операция шла в штатном режиме.
– Товарищ Ухов, скажи мне, как адекватный человек адекватному, что у нас по дню грядущему? Трутни приедут, а у нас дел по горло, да и на послезавтра еще один объект подбросили. Я физически только бегом успею все сделать. От тебя прошу лишь оградить меня от них, дабы не расстреливали никому не нужными распоряжениями.
– Я сам не знаю. Буду пытаться перенести, но это вряд ли. А этих – только терпеть. Отправим на объект коллегу твоего. Он меня знатно задолбал на предыдущей вахте, алкаш–мозгоклюй хренов. Больше ничего не могу. Ты по месту отбрыкаешься, месяц закроешь, пока они мозги на место поставят после синего марафона. Так устраивает?
– Вполне.
Тут дверь внезапно распахнулась и в станцию ввалилось полтора метра элитного кавказского очарования с жутким амбре и краснодарским загаром.
– Пириуэт, балбесы. Скучали без меня? Товарищ Ухов, давай рацию, щаc я все закачаю в лучшем виде.
– Ротозеуищ! Здорова! Ты с поезда сразу на бал? Мужчина! – для Люра это было дико.
– Ротозеевич, Махмудов ты сын, у тебя есть 10 секунд, чтобы исчезнуть с глаз моих, пока я тебе не помог, – товарищу Ухову происходящее совсем не нравилось, – ты вообще какого здесь делаешь?
– Анатолий Бендэрович сказал, что я себя плохо вел, потому отправил сюда прямо с поезда. Сказал, что проверит, – обиженным голосом буркнул 23–летний бородатый пацан. Сомневаться не приходилось. Проверка происходила за один звонок.
– Пошли покурим, Люр?
Отношения с этим балбесом были дружескими, чего стоил только тот сочувственный взгляд…
После совместного распития бутылки коньяка под ужин в знойном Газомыкске Люр признался, что никогда не имел дел со шлюхами. И даже не хотел. Ротозеевич был очень удивлен и обескуражен или, по–русски говоря, в шоке. В тот же вечер он потащил Люра в баню: "Да она уже наших поименно знает, некоторые с поезда сразу к ней побежали, знатный у нее станок. Да не ссы, ты же уже пьяный!"
Ничего хорошего от этой затеи Люр не ждал. Коньяк вышел с потом в парилке, а когда явилась во всей красе та самая Стелла в пушистых туфлях на высоких каблуках, подчеркивающих основной рабочий инструмент и, сходу определив новичка, одной фразой развеяла все сомнения Люра о целесообразности заполнения пробела в его биографии.
– Господи, она разговаривает! Философствует. Да она еще жизни меня сейчас научит! – его чуть не стошнило.
Время быстро истекло, все попытки соблазна провалились. Расстроенный Ротозеевич подумывал о том, чтобы хотя бы самому получить удовольствие.
– Ну вы приходите! Что эти два дагестанца – плюнут по полраза, через 2 часа буду свободна, – она небрежным жестом руки пригласила мнущихся у входа бродяг в свои владения. Люру не показалось. У нее были предпочтения и симпатия в голосе. А денег стало жалко.
Они зашли за станцию, где было потише, закурили, и Ротозеевич вывалил все, что узнал: что Люра давно уже пытаются поймать на чем–нибудь, но поводов как–то нет; что человек от заместителя управления по зарубежке давно уже взят в службу рабочим и тайком вникает во все дела.
Последний паззл занял свое место в картине. Он вспомнил человека, который то и дело мелькал возле компьютеров с его коллегами по должности. Голос из рации оповестил об успешном окончании закачки.
– Последняя, – Люр достал еще одну сигарету.
На следующий день, вручив каждой из дам лично в руки по требуемому документу, Люр просматривал новостные ленты, с уже присутствующим в кабинете физически, но все еще "бескаркасным" руководителем службы. Мужики убежали с отчетами, предварительно засвидетельствовав свое почтение за предоставленную возможность заработать, коллеги растворились в отгулах и по делам. Только товарищ Ухов умышленно громко мешал сахар в чае, жевал печеньку и ждал начала спектакля.
– Как пишется "несоответствие"? Вместе? – стучать по клавиатуре было очень трудным занятием, но ему было надо, – а "несвоевременность"?
– Думаю, да, – Люр уже распечатал заявление сегодняшней датой, молчал и улыбался. В этой пьесе он был на коне. – Слуга двух господ, – не сдержал он смешок от проскочившей мысли.
Надо сказать, что алкоголиков Люр переносил очень плохо. Особенно, когда те пытались его учить и командовать. Горящие глаза и застывшая на лице улыбка не несли ничего хорошего. Это была одна из таких ситуаций.
– Ты же пожизненный ответственный за тестирование оборудования, чего сидишь? – отхлебнул чайку Ухов.
– Я уже сходил. Ребята еще канистры с соляркой не попрятали. Все хорошо, вчера все работало, не переживай. У них претензий нет.
– Значит… Значит. Завтра я хочу, чтобы ты присутствовал на объекте, – никак не получалось включиться у руководителя.
– Надо бы помочь человеку, – подумал Люр, почему–то прорычав слова про себя.
– Не было такого уговора. Едет коллега, он в курсе. Без вас уже все порешали, – сказал он вслух, сбиваясь на хрипящий голос. Последнее слово стало красной тряпкой для мутно–желтых глаз Бендэровича. Ухов молчал. Он сдержал свое слово. Звонил и вводил в курс дел.
– Сейчас идешь на тестирование, затем на основании моей докладной пишешь две объяснительные, готовишь акт о готовности оборудования, акт о вчерашнем объекте, месяц, соответственно, тоже за тобой. Я пока в журнале распоряжений уведомлю тебя официально. Завтра едешь на объект.
– О как! А где журнальчик–то? – прохрипел Люр и бросил взгляд на свалку документов на шкафу. Последнее волеизъявление в этом журнале было записано год назад, когда накосячила целая бригада рабочих. – Вам поискать? Еще раз повторяю – едет коллега.
Заявление легло под клавиатуру, так как очень хотелось почитать. Он вынул докладную руководителя из принтера и вежливо передал на "подмахнуть".
Журнал где–то надежно пропал, и искать его тоже почему–то получалось слабо, но Анатолий потел и искал. Мысленно проржавшись после прочтения, Люр написал две объяснительных и отнес в приемную, прикрепив к докладной–шедевру. Ее потом переписывали коллективно. Да и в объяснительных было по одной строчке.
Никуда Люр так и не поехал, а провел выходные, как планировал ранее. Мороженое, квас, прыжки в воду с понтона с друзьями, костер на берегу Сожа со Светкой в 40 километрах от города.
Вся бумажная история попала к Димке на "разобраться и по закону казнить". Димка, как человек ответственный, пробежался по всем кабинетам в поисках "значительного материального вреда, причиненного управлению". Однако жены ответственных сотрудников делали круглые глаза. И их мужья тоже. Он тянул три дня, но жесткий приказ начальника управления ускорил процесс…
Они возвращались домой чуть медленнее обычного. Теперь Люр был пассажиром и ерзал в предвкушении.
– Ты в курсе, что они хотели по докладной? – большое количество морщин Димки было заработано именно на этом месте работы.
– По переписанной или первоначальной?
– Ну да. Отрубить руки–ноги и премии на год лишить. Но по закону можно только хвост или премию.
Вот за премию обидно стало.
– Что в итоге? – катастрофический уровень бреда не интересовал Люра.
– В итоге только строгий выговор, потому, что ничего из предъявленного ты не делал. Я спросил у всех.
– А зачем?
– Затембль, не перебивай, – он поведал о диалогах с кабинетными царьками и королевнами. – Так что я все равно не понимаю, кому ты там дорогу перешел?
– Да все просто, Дим, – Люр спокойно пересказал полученную от Ротозеевича информацию.
В последний рабочий день Люр ничего не делал. Управление тихо переваривало новость. По очереди, кто как мог, выражали сочувствие заглядывающие коллеги. "Хороший ты парень, Наташка!", "Вот я бы не увольнял, перевел бы. А я ж лишь мелкая сошка, что я могу?", "Сильных не любят!", "Да все нормально, не ссы!", "А как же ты на улицу–то увольняешься, не верю! Нашел что–то, да? Ну колись!", "Я бы тебя к себе взял, да я тоже в немилости".
– Хоть ты рейтинг составляй, – Люр молчал и читал интернет. Он покидал место, где ему нравилось работать, где он пропадал ради карьерного роста и спасался от депрессий.
Открыв окна машины нараспашку и пожелав всем удачи, Люр включил тяжелый металл про пушистого белого зверька, нарочито медленно выехал на трассу, занял правую полосу и ехал 70. Сил не было. Мимо пролетали машины кабинетных – всем было нужно заглянуть Люру в глаза, но он быстро сменил линзованные очки на солнечные, которые лишили их такой возможности.
– Я больше ваших окаменелых лицемерных рож не увижу.
Он утром такой же, как и все: зарядка, кофе, по ящику новости.
Подругу отправит; короче, все то, что и с тобой бывает.
Потом двор, автобус, давка, на шее галстук, как петля–удавка.
Вот первый признак раздражения, он ищет цель для total поражения.
Позже, все позже: накатанный маршрут, как мороз по коже.
И вот оно из стекла и стали – работа, о которой вы, может быть, мечтали.
Где тебя весь день е*ут морально политикой для роста лестниц социальных.
И вот оно, второе раздражение, все, пи**ец, иду на цель и поражение.
ТТ’34 – Пи**ец
***
Светик смотрела на Люра и никак не могла его развеселить. Сдавшись, она предложила съездить к ней домой на пару дней: "Там воздух, озеро, природа, лес. Тебе надо перезагрузиться".
– Поехали, конечно, – уже неделю Люр не мог взять себя в руки.
Знакомство с бывшим мужем, что случайно вырулил под колеса на велосипеде, с родителями, долгая прогулка по лесу до сумерек, волчьи следы, лисьи следы, заячьи следы с "горошком" страха, отцовский самогон, шашлыки – все способствовало душевному выздоровлению.
Постоянное фотографирование природы, кустиков и цветочков раздражало Люра – у Светика во всех соцсетях уже была куча таких же фотографий, но юная фотограф упорно ходила по одним и тем же местам. Он терпеливо ждал, пока детский восторг от получившегося кадра прибежит к нему для оценки.
– Свет, давай камеру, когда–то у меня неплохо получалось, – Люр взял фотоаппарат и в следующий час просто фотографировал то, на что падал взгляд. Луковица ревниво разглядывала пока непонятные для нее ракурсы.
Вечером, сидя у Светкиной разведенной подружки–ровесницы, Люр слушал кухонный задушевный разговор под шампанское из пластиковых бокалов. Он понятия не имел, почему его притащили сюда, а не оставили на растерзание родителям, поэтому лениво тянул домашнее вино из кружки. Его прорвало не на том моменте, когда Светке стали рассказывать про зависть и шепот по всей деревне о парне на черной машине и красивую месть бывшему мужу, и не тогда, когда Света фальшиво отнекивалась, мол, не в этом "шчасце", а тогда, когда подружка пьяно–обиженной интонацией обратилась к нему: "Вот почему вы такие козлы? Я же хорошая… и она тоже, а попадаются вот такие. Я его уже 5 лет жду, сыночек растет. Он приедет с заработков, посмотрит – и в запой, а я ж люблю его – дурака".
Хмыкнув, Люр отметил, что такого еще не испытывал: лечить на кухне двух девушек–колхозниц, которым просто не повезло родиться в деревне. Что такое полноценная жизнь, они видели только в кино, а так не бывает, как им казалось. Хотелось промолчать. Он сжал кружку.
– А за 5 лет ты что–то пробовала сделать для себя? Мама–пенсионерка же тоже здесь, значит сын досмотрен. Город же недалеко – меньше часа ехать. Автобусы и маршрутки ходят. Ты же сидишь, изображаешь передовика производства, в двенадцатом часу ночи заполняя бумажки по комбикорму и отгруженному навозу, на которых слезы и конфеты с шампанским. Когда ты книжку читала последний раз? Не Леньке на ночь, а для себя? Тебе очень нравится быть жертвой, несчастной и брошенной. Не хочешь ты его обратно, а альтернативы выдумать не можешь или не хочешь, опять же. Без надуманной драмы и неврозов очень скучно жить – непонятно чем заниматься. Красиво страдать – ваше все, а жизнеутверждающего примера взять негде. Вокруг одна и та же история. Возьми и позволь себе быть…
Светка не дала договорить – отобрала кружку с вином, сделала глоток и засуетилась, прибирая со стола.
Возвращаясь домой они не обсуждали эту тему и молча брели по проселочной дороге. У нее было все прекрасно в глазах односельчан. Да и сама она старательно закрывала глаза на зияющую дыру между ними.
Перед отъездом в город, они остановились в поле неподалеку от трассы и подурели возле стогов сена, сделав несколько прекрасных кадров. Светик нарвала полевых цветов и наслаждалась их запахом на пассажирском сидении.
– Дай порулить? – она искрилась и сияла в лучах почти закатившегося солнца, – мне Олежка давал, когда мы на речку ездили, я даже никуда не въехала.
– Даже не надейся. Вон тот знак что означает?
– Ой, да какая разница? Лучше понюхай, как пахнут!
Букет возник перед носом Люра, заслоняя весь обзор.
Она ждала пока он оценит. Их скорость была чуть за сто, на узкой дороге навстречу летели два бензовоза, сзади кто–то догонял. Сгущались сумерки, что значительно сказывалось на посаженном зрении и общем обзоре, в частности. Он дернулся, инстинктивно убрал ногу с педали газа, сообразил, что было перед глазами еще секунду назад и плавно тормозил.
– Ой, а чей–та мы?
Остановившись на обочине, он снял очки, бросил их на панель и вышел из машины. Орать на нее смысла не было. Очень хотелось достать ее сумку с салом, закатками, "иычками" и выбросить в поле.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? Те фоточки в поле, полные радости и счастья в наших глазах, могли стать последними. Я же вижу хреново в потемках, через очки встречные фары создают, – сдерживая гнев объяснял Люр.
– Да я помню, ты говорил.
– Ну так какого хрена, Светлана?! Дура!!!
Он вернулся в машину.
– Извини, я не подумала.
– Надо что–то делать с глазами, – подумал Люр.
***
Просыпаться было тяжело. Люр позавтракал, вспомнил жестокое, хоть и приятное для нее, полуночное наказание Светика, улыбнулся и занялся поиском клиники. На Солнечной не так давно появилась необходимая.
– Да, приезжайте, обследуем, и, если все хорошо, завтра сделаем операцию.
– Ур–р–р–я–я–я!
После обследования оказалось, что необходимого диаметра линз под "ясны астигматизны" очи у них нет.
– И куда мне ехать теперь? – Люр никогда не задумывался о неочевидных причинно–следственных связях и ангелах–хранителях.
– Езжайте в Минск, там принимают всех, но придется сделать диагностику еще раз, – устало постучал ручкой по столу доктор.
– Подождите, у вас же оборудование такое же, с ваших слов. Зачем? – где–то запахло знакомым бредом.
