Иначе

– Ну чего, пездюки, с новым годом!

Передо мной стоят трое пацанят, возрастом не старше лет двенадцати.

– Извините, пожалуйста, мы не знали, что вы здесь, – говорит один из них, но звучит это не очень правдоподобно. Что удивительно, они даже не пытаются бежать.

– Да ладно пиздеть, не знали вы! Дошли почти до самой крыши, нихера не взрывая, и тут решили хлопнуть!

Свет старого строительного прожектора хорошо освещает лестничный пролет. Еще один есть с другой стороны, но в нем, по всей видимости, накрылась лампа.

– Дяденька, отпустите нас!

Смотрю на малька, который стоит посередине, вглядываюсь в его лицо. Хера себе, вот так встреча!

– Ты же в тридцать втором доме живешь?

– Да, – отвечает он, – откуда вы знаете?

Мои догадки подтвердились. Пезденыш сверху со своими корешками.

– Короче, кто из вас кинул петарду?

Пацанята переглядываются несколько секунд. Никто ни на кого не указывает. Молодцы, зачетно. Сосед сверху опускает голову вниз и тихо произносит

– Это я, извините.

У одной мелюзги начинает звонить телефон. Он поворачивает мобилу дисплеем вверх, фонарик продолжает светить.

– Можно я возьму трубку? Мама звонит.

По всей видимости, пацаны поняли, что имеют дело не с бомжом или наркоманом, а сынок врачихи с освидетельствования из-под лобья взглядом пытается окончательно убедиться в том, что знает меня. Интересно, с учетом наших с ним взаимоотношений, рад он, что я – это я. В том смысле, врубается ли его тупая головенка в то, что на моем месте запросто мог оказаться какой-нибудь урод, который бы и бровью не повел, забирая у уродца его модный телефон, или сделав что-нибудь пожестче.

– Бери, – отвечаю я корешку своего соседа.

Он тыкает пальцем в экран и подносит аппарат к уху

– Але, мам?! Я тебя не слышу, подожди!

По ходу у него глючит динамик, и он включает громкую связь, которая сразу же оповещает мальков о том, что этот год начался для них не совсем радужно, и не только по той причине, что они попались мне.

– Артем, слышишь меня?! Вы что на стройке?!

В трубке дублируются хлопки салютов.

– Мам, нет, мы…

– Сейчас же спускайтесь оттуда! Даю вам три минуты, иначе все отцу расскажу твоему!

– Мам, нет, мы все, идем!

Но то ли связь прерывается от перегруза сетки, то ли мать опездола вешает трубку, но пацан говорит уже в никуда. Расклад предельно ясен. Дополнительный подарок в виде порции пездюляторов им уже обеспечен, но просто так их отпускать нельзя.

– Есть еще петарды? – спрашиваю у них.

Тот, который говорил по телефону, достает из кармана упаковку с мелкими, размером ненамного толще спички, шутихами, и две штуки побольше, примерно с мизинец. Беру у него и те, и другие.

– Такую хлопнули? – спрашиваю, акцентируя внимание на жирных петардах

– Да, извините, – выдавливает еще раз из себя соседский червь

– Так, еще-то есть одна такая?

– Нет, мы честно все отдали, больше нету ничего! – отвечает тот, который базарил с маткой по телефону

– Ладно, тогда давайте решать по-взрослому! А ну-ка, хуярьте в камень-ножницы-бумагу!

Пездюки, видимо, не врубаются, к чему я веду и подтупливают, не решаясь начать выяснять, кто из них сегодня удачливее.

– Чего стоите? Не слышали, что мать сказала?! Уверен, о вашем походе не только его батя узнает! – киваю я головой в направлении парня, стоящего слева.

Мое напоминание о неизбежных, в результате промедления, отметках на задницах козлят от пряжки ремня, делает их активнее. Хотя какой там ремень? Вот от сети их на время каникул отключить – это будет по весомее для представителей нынешнего поколения деток. Первый кон не выявляет ни победителя, ни проигравших. Во второй заход отваливается тот, который отдал мне пороховые картонки, со своими ножницами, затупившимися об пару камней. Смотрю на него, он смиренно поджимает губы. Остаются сосед и молчаливый паренек в шапке Dsquared.

– Раз, два, три! – в голос произносят мальки.

Камни сегодня выигрывают. Я верю в приметы, и на их месте, если бы им еще хоть раз пришлось пользоваться старой, как мир игрой для решения каких бы то ни было споров, ни за что, по крайней мере, в ближайшие триста шестьдесят пять дней, не стал бы ставить блядские ножницы. На лице дуралея в модной шапке появляется лыба, и он тут же открывает свой рот, произнося писклявым голоском

– Ну что, я тогда пойду?!

Хуя себе! Пезденыш!

– С хуя ли?

– Ну, я же выиграл, – улыбка пропадает, и он остается стоять на месте, хотя еще секунду назад был на низком старте

– И что, блять? Типа жопа в сохранности, на друзей можно хер положить, так?!

Он смотрит на меня и не говорит ни слова.

– Черта с два ты выиграл! Будем считать, что победил, как тебя зовут? – обращаюсь к первому просравшему в битве пареньку

– Олег

– Вот Олег и выиграл, а вы двое, давайте открывайте рты! – говорю и, демонстративно доставая черный крикет, высекаю из кремня искры

– Не надо, дяденька, пожалуйста! – произносит соседский паренек

– Думать раньше надо было, – спокойно отвечаю я, – за поступки надо отвечать.

Вдруг тот, который хотел кинуть корешей, начинает хныкать. Блять, сосунок ебучий!

– Чего ты слюни распустил? Тебе сколько, блять, лет?

– Две…двенадцать будет шестого, – выдавливает из себя тот

– В яйцах дети уже пищат, а ты еще реветь не разучился!

Вижу, что мой спич относительно того, что он уже не мальчик, его не воодушевляет, да и другие пезденыши совсем не рады раскладам, которые старый хуй в красном пальто и с бородой приготовил им на этот новый год.

– Ладно, хер с вами! Пиздуйте отсюда, чтоб я вас больше не видел!

Пока они одупляют свалившееся на них счастье в виде моего снисхождения, я подхожу к соседу и засовываю ему в правый карман толстой пуховой куртки 2 большие петарды и коробку с маленькими.

– Спасибо большое! Мы честно больше не придем сюда!

Понятное, блять, дело.

Пацаны делают несколько шагов в сторону лестницы, но я останавливаю их.

– Подождите, забыл, вот еще парочка.

Опездолы поворачиваются ко мне лицом, я делаю движение в их сторону, чиркаю зажигалкой и левой рукой засовываю в противоположный карман малька, который доставил мне, в уже прошлом году, немало неприятных мгновений, две зажженные петарды. Не врубаюсь, заметил ли он, что его игрушки предательски шипят, но руку в карман, чтобы вытащить их, он не засовывает. Я смотрю на него, он на меня, а его кореша, явно заподозрившие неладное, разворачиваются и начинают бежать вниз по лестнице. Только опездол переводит взгляд в сторону своих дружков, как в его кармане происходит хлопок, и он, как по сигналу организатора соревнований начинает забег за своими пацанами, оставляя за собой лишь след из нескольких парящих в холодном воздухе перьев от куртки. Я начинаю ржать так, что аж захлебываюсь от истерики.

Мелкие идиоты, еще легко отделались. Пускай, блять, спасибо скажут за это. Максимум, штаны обсосанные постирают, да матка валенка сверху раскошелится и потратит одну свою долю с заноса какого-нибудь водилы, пойманного с выхлопом, на новую куртку для своего отродья, тем более к ней в первые дни наступившего года должна по традиции приплыть знатная прибыль. Стандартная история.

В мое время за их поступок можно было гораздо более плачевные последствия получить как итог. Я хорошо помню, мы пацанами частенько наведывались в заброшенную деревушку, если ее можно так назвать, которая находилась на берегу речки рядом с территорией деревообрабатывающего завода. Сейчас завод уже не пашет, точнее работает, но совсем в другом формате, да и на месте так называемой деревни призраков, которая представляла из себя ни что иное, как банальный самозахват земель народом, в попытке хоть что-то вырастить, чтоб прокормить себя и семью в те сраные годы безденежья, а во времена наших похождений – прибежищем для бомжей, уже залита огромная бетонная площадка для какой-то стройки. В ту местность ходил только лишь один бас, из серии таких, советских, похожих на батоны желтого цвета. Как сейчас помню, по этому маршруту почему-то исключительно белый ездил. Мы всегда издали его замечали на автобусном кольце. Знали, что если он там, нам не придется пиздовать пешком добрые минут сорок. Движение, естественно, было строго регламентировано расписанием и заточено, как раз-таки, под работников той самой лесопилки. По будням чаще, а по выходным, вообще, раза два в день в каждую сторону. В тот раз мы просрали обратный маршрут и хуярили пешком по дороге в сторону дома. Около завода была огромная гора синей глины. До сих пор не знаю, действительно ли та поебота так называлась, либо это просто вошло в наш лексикон, как и устрашающее обозначение дощатых строений на берегу черной, как ебучие углища, речки, но факт остается фактом – куча голубого цвета дерьмища была. И нельзя не сказать, что она помогала нам отмазываться от часто доебывающихся охранников с завода и прочих ебланов, постоянно желающих прогнать нас с закрытой территории. «Нам на биологию в школу попросили принести» – ссали мы в уши уебкам, когда те интересовались, какого хуя мы ползаем там. Вот и тогда, набрав синей глины, мы шли по проезжей части и наминали мягкую массу в руках, подобно долбанному пластилину. Телегу на той дороге в те дни встретить можно было так же редко, как нашего физрука в трезвом состоянии во внешкольное, да и в рабочее для него, надо сказать, время. Не помню уж точно, что за расклад, но когда мимо нас пронеслась какая-то тачка, кто-то, но точно не я, решил повыпендриваться и замахнулся, эмитируя бросок куска глины в сторону машины. Что самое интересное, просто продемонстрировал, нихуя не кинул. А, точно, Олег был. Ему частенько везло на прилипоны различного рода из-за своего распиздяйства. Смотрел все на брата старшего, который терся с кем-то из общества так называемых братков в то время, но потом отвалился из криминального мира, к которому он имел весьма косвенное отношение, и теперь доживает свои деньки в родительской хате, ежедневно заливая ебальник дешевой беленькой. Так вот, хуй, который сидел за рулем телеги, заметив это, резко дал по тормозам и начал сдавать назад. Помню хорошо, как я тогда прихуел, увидев, что, на ходу выскакивающий с пассажирского жирный черт, направляет в нашу сторону пистолет. Когда я понял, что к чему, наши парни уже включили тапки. Я тоже стартанул, и так как бегал быстрее всех в школе, через пару секунд уже был наравне с ребятами. В тот момент, когда я догнал их, раздался первый выстрел, потом еще два. Выцеливал пидор. Не буду пиздеть, какое расстояние на момент нажатия на курок было между нами и тем гондоном, но когда все утихло, и мы с парнями вылезли из придорожной канавы, помимо расцарапанных ветками ебальников, на спине у хлюпающего носом Нео, был обнаружен невъебенного размера синяк с темными кровоподтеками. Как сказал потом легавый из отдела, куда Леху потащила его мамка, узнав о случившемся, это была оса. Так же мент добавил, что Нео и его родным стоит радоваться, так как, если бы стрелявшая мразота была ближе, все могло гораздо плачевнее закончиться. Такие дела.

Помимо этой истории, можно еще вспомнить, как наш одноклассник получал хороших пиздюлей, таких прямо взрослых, за то, что был самым длинным и выглядел старше пацанов, носившихся по подъезду и звонивших в двери. Это были не просто подзатыльники, а реальные синяки и сотрясение мозга. Все это с учетом, что нам на тот момент было примерно столько же, как этим пацанам, а конченым мудакам, исполнявшим такие штуки, в разы больше. Так что пусть с радостью и благодарностью празднуют свой чертов новый год, молокососы, мать их!

Возвращаюсь к месту, где оставил вискарь, беру бутыль с пола и за один заход допиваю оставшиеся сто пятьдесят – двести грамм. Теперь точно накрыло.

Парочку дней назад я вспомнил, что шестое не за горами и набрал Катю. Мысли, позвонить ей раньше, были, но у меня не хватило мотивации даже написать. Концовка старого и начало нового года, с некоторыми событиями и отсутствием какой-либо движухи, замазали меня в домашний режим. Повисло некое напряжение. Наступление очередного года даже у меня всегда сопровождался, хоть и небольшим, но все же, моральным подъемом. По аналогии со всей этой блажью, типа новой жизни с понедельника или следующего месяца. Естественно, первое января всегда стояло особняком в градации дат, открывающих дорогу в светлое будущее. Помнится мне, лет в восемнадцать, когда я решил стать зожником, даже уломал Нео с Ленкой отпраздновать новый год тридцатого числа. Смех. Тем более, что уже со второго на третье Леха, с еще одним типом с тусовки тащили меня обрубленного домой. Таким вот недолгим выдался этап моей новой жизни в годы юности. В этот раз ощущение каких-то перемен, если и чудилось мне, то лишь в тревожном свете.

Знакомство с Кэйти только добавило переживаний в этот котел. Супец из известных, но чуждых мне, ингредиентов под названием «возможные отношения», в смеси с загадочными специями из волнения, не то, чтоб кипел, но был достаточно нагрет. Не припомню, чтоб подобные паранойи, если их так можно назвать, были частыми гостями у меня. Поэтому я списывал нынешнюю ситуацию на реакцию моего далеко не восемнадцатилетнего организма на смену образа жизни.

И вот теперь я сижу на переднем сидении новенького серебристого эксплорера, и мы вместе с Кэйти и еще тремя телочками движемся на юг от города в местный детский дом. Хорошо, расклад с Бармалеем обнулился, потому что остальные герои театральной постановки окислились. Сезон орви сыграл мне на руку. Я до последнего маялся по поводу того, что нужно будет нацеплять на себя маску, еще до кучи учить слова какие-нибудь. В итоге я принял решение, что если и стану героем сказки, то глухонемым. Или нахуй. Цирка мне и в жизни хватает. В итоге, все само разрулилось. Было бы лучше, конечно, если б трех пипеток сзади не было бы с нами. Я бы, определенно, чувствовал себя раскованней, и место бы для возможного секса освободилось. От этой говно-шутки даже самому не смешно. Все же хорошо, что мысли, в большинстве своем возникают раньше слов.

– Дань, ты же никогда раньше не волонтерствовал? – спрашивает меня одна из девок.

Я уже минут пятнадцать залипаю в мыслях о том, как охуенно выглядит Катя, в какую авантюру я вписался, насколько тяговит форд, и почему в салоне мужской ароматизатор, поэтому не сразу доходит, что от меня чего-то хотят

– А, да. Не доводилось прежде

– Ты сегодня какой-то загадочный. У тебя все в порядке? – интересуется моим состоянием Кейт

– Это все энергетик

– У тебя универсальное оправдание. Во всем кофеин виноват, – улыбается она, – хочешь, давай остановимся, купим тебе покушать?

– Спасибо за заботу, но это вряд ли поможет. К тому же, я в последнее время мало ем

– Смотри, как бы гардероб не пришлось обновлять. Хоть сейчас оверсайз в моде, не уверена, что тебе пойдет.

Голова у меня слегка вареная, от банки адреналина лучше не стало, поэтому оставляю слова Кати без комментария, лишь выдавливая из себя улыбку

– Мы уже почти на месте, сейчас освежишься

– Освежусь?

– Вот блин, я же не сказала тебе. Здесь источник известный есть, мы с Олей каждый раз в купели окунаемся

– Не переживай, даже если б я знал об этом, не взял бы с собой полотенце

– Не любишь острые ощущения?

– Температурного характера нет

– Тогда просто лицо умоешь и пару глотков сделаешь водички

– Она волшебная что ли там?

– Можно и так сказать

– Дань, тебе стоит попробовать, – это та самая Оля с заднего сидения предлагает мне перевоплотиться в моржа, – у меня есть, чем тебе вытереться

– И трусы мужские есть? Или ты мне предлагаешь голышом?

Девчонки начинают смеяться

– Нет, трусов не ношу с собой мужских

– Значит, не судьба. Я летом то редко в воду захожу

– Может, поэтому редко и заходишь, что зимой надо попробовать?

– Может, но сегодня явно не тот день, когда я готов на такие радикальные опыты

– Смотри, бодрее бы ты точно стал, – продолжает она уговоры

– Нет. Даже ради бодрости. На сегодня с меня экспериментов хватит.

Кэйти смеется

– Ты про нашу поездку?

– Ну да

– Если ее брать во внимание, день бы у тебя абсолютно выдающимся получился. Столько нового впервые бы попробовал!

Думаю, что даже если бы к событиям, впервые произошедшим в моей жизни, можно было бы приплюсовать теоретически возможный перепихон на заднем дорогого внедорожника с симпатичной девочкой, я бы не полез в ледяную воду. Или полез бы? Нет. Определенно, лучше просто вздрочнуть дома.

Мотаю головой, улыбаясь и, чтоб не вызвать лишних вопросов касательно своей реакции, спрашиваю

– Сколько там вода градусов? Наверное, пару?

– Верно. Зимой два – три, – отвечает Оля

– Ооооо

– Скажи, а почему ты решил с нами поехать? – спрашивает одна из девчонок, не помню имени, – пришел к тому, что ограничиваться взносами – мало?

– Какие взносы?

– Пожертвования

– Честно говоря, я и подобным никогда не занимался

– Извини за предположение. Не хотела тебя в неловкое положение поставить. Обычно в волонтеры приходят именно, когда понимают, что одними деньгами помочь невозможно

– Не извиняйся. Меня сложно поставить в неловкое положение.

Девчонки снова начинают смеяться, а я, чтоб не портить впечатление о себе, придумываю отмазку

– Я не доверяю всем этим постам в соцсетях, теткам с табличками в метро, фондам

– Сложно поспорить. Людей, желающих нажиться на сердобольности других, очень много, – соглашается третья телочка с рыжими волосами

– Да. Причем, помимо того, что они обманывают, так еще своими действиями мешают другим помогать, – говорит Оля

– Но есть много хороших, известных фондов. Хабенского или Шипулина, к примеру, – продолжает солнечноволосая

– Не знаю. Я не склонен доверять людям. Так уж вышло.

Слежу за реакцией Кати. Никакого возможного осуждения с ее стороны.

– Лучше все же доверять, – произносит Оля

– Согласна с тобой. Я вот лучше из десяти раз девять помогу тому, кому не так нужно, или лжецу, но один раз сделаю действительно доброе дело, – заключает одна из принцесс

– Вот это точно! – Кэйти улыбается, – только не подумай, Дань, что мы тут тебя хотим в чем-то укорить. Ты молодец и так

– Не подумаю, – отвечаю ей

– Кать, не проедь поворот, – говорит одна из подружек

– Все под контролем! – с уверенностью отвечает наш водитель, – навигатор уже заработал. Дань, у тебя же пятерка была, насколько я помню. Если ты не обновился

– Не обновился, – улыбаюсь в ответ

– Возьми мой телефон, поставь свой чехольчик чудесный, а то я забыла все. И зарядить ночью, и провод для батарейки взять. Пожалуйста! – тянет она и мило улыбается

– Только при условии, если после этого мероприятия мы с тобой прогуляемся где-нибудь. По возвращению, естественно, – говорю я на пол тона тише, чтоб телки сзади не услышали мое предложение

– Дань, сегодня никак, – отвечает она более сухо, чем мне бы хотелось

– Не проблема. В другой раз. Давай телефон, – не выдавая своего небольшого разочарования, хаваю я

Как сейчас, меня всегда зарубало спать после обеда, когда я сидел за баранкой. Бывало, я специально вставал на аварийке и давал себе двадцатиминутный тихий час. После лишения я стал частенько спать после обеда. Да что говорить, иногда я только вставал к полудню. Мой график бодрствования поменялся местами со сном. Ночью я серфил в сети в поисках более-менее правдоподобных прогнозов, а также делал рассылки адептам. Единственное, что сейчас не давало мне отправиться в мир грез – жесткий донельзя стул со спинкой чуть ли не в девяносто градусов. Ну и резкие громкие возгласы детей, которые были в восторге от происходящего на сцене. Нужно отдать должное, девчонки подготовились хорошо. Понятное дело, мне до лампочки подобные шоу, а вот для неискушенной чем-то подобным здешней мелюзги, событие грандиозное.

Сколько там времени? Беру телефон, нажимаю верхнюю кнопку, и в ту же секунду на айфон приходит оповещение «Хорошо, детка, в восемь в палках на Марата». Какой на хуй Костик? Какие палки на Марата? Хочу снять блок, но вижу перед собой запрос кода. Это же телефон Кэйти. Смотрю на гребаное сердечко в конце мессаджа и делаю глубокий вдох через нос, сжимая зубы. Смотрю в сторону сцены, где под аплодисменты начинается очередной номер. Она же ясно сказала, никакое, блять, не свидание. Благотворители, мать их! В ту же секунду понимаю, что сижу почти за сто километров от города, хуй пойми зачем. Ощущение того, что меня использовали, кинули, возникает в момент. Кажется, слишком дерьмовый план, но нужно верить своим глазам. Встаю со стула двигаю к выходу. Беру куртку с вешалки, накидываю на свою тупую голову шапку и, нажав кнопку на стене, открываю дверь. Делаю шаг наружу и уебываюсь об магнит доводчика. Шапка слегка смягчает удар, но на глазах тут же выступают слезы. Ебаный домофон! Со всей силы толкаю дверь в сторону открытия, механизм возврата слетает и уже в закрытое положение дверь возвращается с характерным железным грохотом. Тру макушку, чтобы перебить резкую боль.

Оказываясь на улице, вдыхаю колкий зимний воздух с примесью из вонючего комбикорма. Толи от него, толи от удара головой становится слега тошно. Сжимаю в очередной раз челюсть, и вместе с ней кулаки. Долбаный Костик. Поганый домофон. Ебучая дыра. Как отсюда выбираться теперь? Эксплорер выглядит тарелкой нло, среди окружающей угрюмой совдепии. Еще раз тру репу пальцами и, опуская руку, вижу под ногтями красные следы. Снимаю шапку, так и есть. Если не сечка, то ссадина точно есть. Да и хуй с ней. Надо перекурить. В двух шагах стоит скамейка. Рядом с ней перекладина и брусья. Подхожу к турнику, подпрыгиваю и хватаюсь за холодную железную планку. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Пытаюсь вытянуть седьмой рывком и понимаю, что потянул мышцу на шее. Отпускаю руки и думаю, каким же сказочно везучим долбоебом я являюсь. Сука.

– Не особо много. Наверное, курите?

Рядом с хозблоком стоит пацаненок и наблюдает за тем, как я пытаюсь восстановить дыхание.

– Как раз этим и планирую заняться, – отвечаю ему, присаживаясь на скамейку рядом с брусьями, но лишь только опустив задницу на доску с облупившейся желтой краской, встаю обратно, – сраный морозильник!

– Дайте сигарету, – произносит, подошедший ближе паренек и добавляет в конце, – пожалуйста.

Это тот молчаливый опездол, которого запрягли мне помогать таскать поебень для выступления и доски для декораций.

– А тебе можно курить?

Он смотрит на меня, как на дурака, и через секунду начинает ржать.

– Ебанутый что ли? Не знал, что у вас тут вперемешку нормальные с отсталыми.

Уже убираю пачку в карман, как он прекращает свой хохот и со всей серьезностью заявляет

– А вы посмотрите вокруг. Это мой дом. Как думаете, можно мне курить?

Оставляю сигарету незажжённой

– Вроде как, у вас там вполне сносно внутри.

Пацан подходит к турнику, который чуть ниже того, на котором висел я, и делает десять подтягиваний

– Да, внутри ничего. В прошлом было гораздо хуже. Но, какая разница? Это же детдом, понимаете? Не дадите?

Смотрю на малька и протягиваю ему никотиновую палку. Тот кивает головой в знак благодарности.

– Чего представление не смотришь? Вырос? – спрашиваю у него, постепенно чувствуя, что боль отходит на второй план

– Нет, не вырос, – отвечает он, забирая у меня из рук зажигалку

– Обычно в твоем возрасте все считают себя взрослыми. Сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать?

– Не знаю, у кого как. Я думаю, что стану взрослым, когда пойму, как можно бросить своего сына.

Парень раскуривает сигарету. Я смотрю на него, и в голове никак не складывается соответствие того, что слова произносит именно этот опездол-девятиклассник.

– Если тебе интересно, я тоже без родителей рос

– В интернате?

– Нет, не в интернате

– Тогда неинтересно

– А что тебе интересно?

– Оружие интересно. Автоматы. Как восемнадцать исполнится, сразу воевать поеду

– Чего, ты, бля, на войне забыл?

Он, затягиваясь, и протяжно выпуская изо рта смесь пара и дыма, отвечает

– Мне кажется, там нет одиночества. Вам бывает одиноко?

Моя подружка не предупреждала меня, что помимо умения пользоваться шуруповертом, тут необходимы будут знания, применяемые в детской психологии. Или взрослой.

– У тебя что, друзей нет?

– Мои друзья сбежали отсюда

– Сбежали? Значит, не особо и друзья были, раз тебя тут оставили

– Я тоже сбежал с ними, но меня менты поймали.

Пацан кидает окурок в снег и делает еще пять подтягиваний. Садится на скамейку и морщится.

– На хуй ты туда после сигареты полез?

– Вы не ответили на мой вопрос

– Наверное, бывает, моментами. Я не задумываюсь об этом и тебе бы не советовал. В твоем-то возрасте, я точно не думал о подобном дерьме