Карманное солнце

Я откидываю руку и тянусь к плинтусу. Хочу вырвать его из основания, хочу разрушить эту комнату.

Пляски невидимых теней, я наблюдаю их с десятка ракурсов, они сливаются с абсолютной тьмой и прекращаются.

Ползу к выходу, стена и, соответственно, окно удаляются от меня, и я вижу уже светлое, чуть прозрачное небо. Темный дым, летящий и сносящий все вокруг себя. Но его края светлеют и выдают яркий цвет – предвестника солнца…

Заворожен и не вижу разваливающейся вокруг меня комнаты. Пыль, грохот и боль – весь фундамент оседает вместе со мной…

Дым стал оранжевым…

Еще мгновение…

И я увижу краешек солнца и его первый и самый чистый луч…

Наступит утро.

Автобус

Меня кто-то толкает, и я просыпаюсь. Глаза слипаются, я оглядываюсь и вижу, что сижу в полном автобусе.

Я пока туго соображаю. Рядом со мной сидит женщина, с таким видом, что я догадываюсь, что она что-то секунду назад сказала. Она смотрит на меня, и, по-видимому, ждет от меня ответа. А я молчу и думаю, что, может, это она меня разбудила.

Автобус забит людьми. Здесь так тесно, что я думаю даже пройти к выходу, чтобы вовремя успеть выйти. Сзади раздается голос: «Вам пока рано выходить, я вам скажу». С чего это он решает, где мне выходить, а где нет? Я оборачиваюсь к нему, чтобы высказать ему это.

Слова застревают у меня в горле. Передо мной темный силуэт, только формой напоминающий человека. И чем дольше я смотрел на него, тем темнее становилось вокруг. Свет исчез из этого мира, а я не мог оторваться от густой тьмы, составляющей его. Меня дернули за плечо, и я очнулся.

– Ты еще привыкнешь. Не волнуйся, поспи. Легче станет.

Я забываюсь. Просыпаюсь, не чувствуя, сколько проспал. Моя соседка робко прощается со мной кивком головы и встает со своего места. Мне показалось, или у нее в глазах стоят слезы? Люди расступаются, и черная тень нажимает кнопку связи с водителем, расположенную возле места, где обычно сидит кондуктор. Дверь открывается. Она вышла.

На место возле меня села молодая девушка, спросив:

– Ничего что я с вами? И потупила взгляд.

Я повнимательнее посмотрел на нее. На ней было платье из цветов. И васильковые глаза. А она посмотрела в мои и улыбнулась. Как же хорошо так ехать, чувствуя ее тепло. Краем глаза я видел, что за окном что-то меняется, но не мог не смотреть на свою спутницу.

Не знаю сколько мы так сидели, но скоро автобус снова остановился, вышло несколько человек. Тень также сопровождала их, но я был слишком погружен в созерцание своего счастья. И все же, говоря обо всем на свете, я решился спросить у нее что это за автобус и куда мы едем?

– Не все ли равно, ведь так хорошо нам с тобой, смотреть друг на друга и одновременно смотреть в себя. Не умней ли просто наслаждаться этим мгновением?

– Конечно, ты права, но ведь все выходят куда-то, а значит и нам нужно будет выйти на одной из остановок. Только когда? Не на конечной же?

– Послушай. Не думай об этом, тебе не придется выходить, а что до конечной, то я знаю, что ее нет!

И ее лицо приняло такое серьезное выражение, а глаза так сердито посмотрели на меня, что я не решился ей возразить.

Но как быстро автобус доезжает от одной остановки до другой. Они сменялись одна за другой, а я все смотрел ей в глаза, в самый центр этого мира. Она сказала что-то. Ее вопрос вытащил меня из оцепенения. Глаза напротив вопросительно смотрели на меня. Я спросил – что случилось? Она грустно улыбнулась мне и, не сказав ни слова, встала со своего места и пошла к выходу. Хотел выйти с ней, но тяжелая рука, а точнее ее контур лег мне на плечо. Я не смог сдвинуться с места, в глазах потемнело, и я повалился на свое место.

Автобус поехал дальше. Я посмотрел в окно, ища ее, но за окном была беспросветная ночь. Обессилив, стал злобно смотреть на окружавших меня людей.

В салоне разливался бледный желтый свет. Автобус ехал, слегка подрагивая. Легкий скрип, вызываемый этим, вторгался в мои мысли, смешивая их. Я перестал слышать самого себя.

Время зациклилось для меня. Остановка, люди выходят. Я остаюсь. Автобус продолжает движение. Скрип возобновляется. Мне хочется выйти из автобуса, или хотя бы забыться на время сном. Безмолвные пассажиры, кто сидя, кто стоя, следуя движению автобуса, перемещаются при поворотах. Тр, кр, тр… Да неужели никто не слышит? Я резко встаю со своего места и пытаюсь выйти на ходу, но тяжесть наваливается на меня. Меня опутывает вязкий сон.

Мои глаза закрыты сейчас. Я в сознании и вижу, как свет пробивается через закрытые веки. Мне не хочется их открывать, вдруг я еще внутри. Я напрягаю все органы чувств. Слух?

Словно издалека мне слышатся уже знакомые звуки. Я нехотя открываю глаза. Все так же, как и до этого. Кр, тр, кр.… Но все поменялось. Это раздражает, но все, кажется, уже не таким мрачным. Утренний прозрачный воздух. Я смотрю в окно и наслаждаюсь видом. Рассвет.

Все прошло, кажется, что я устал, и нервы мои притупились. Или я привык. Стало заметно, что автобус стал быстрее доезжать от одной остановки до другой. Все быстрее и быстрее. Ко мне подсаживалось уже несколько человек, и все они вышли. Мы с ними разговаривали, но я уже не мог также спокойно сидеть и молчать с ними. Не мог почувствовать себя счастливым.

Очередной попутчик вышел. Я чувствовал себя взвинченным. За окном снова было темно, включился желтый свет в салоне. Я смотрел себе под ноги на пыльный пол ничего не понимающим взглядом.

Ко мне подсел очередной. Он молчал и проехал всего несколько остановок. Но перед выходом он подтолкнул меня и сказал:

– Зачем эта табличка, никудышная табличка здесь, какая ерунда.

Мне было все равно, и я даже не поднял головы, чтобы посмотреть.

Днем все повторилось. А я все еще сидел на своем месте.

Когда стемнело, я взглядом переходил от одного пассажира к другому. Все смотрели перед собой с таким расчетом, чтобы не пересечься с взглядом кого бы то ни было. Я здесь один. Шум снова вернулся. Стал еще острее резать меня внутри.

Я закричал, попытался заглушить все это. Не помня себя, встал и начал трясти первого попавшегося под руку, говоря что-то. Дальше все оборвалось.

Снова свет. Рядом сидят.

– Бунтуете?

Не смотря на явную иронию в вопросе, его лицо выражало безукоризненную серьезность. Я молчал. Мне было плохо.

– Вам не стоит этого делать. Поверьте, то, что ждет вас впереди стоит того, чтобы привыкнуть к этому месту.

Я собрался с силами и спросил:

– Куда мы едем?

– Я не отвечу вам, вы должны найти ответ самостоятельно.

Здесь даже некого спросить. Все смотрят перед собой и ничего не видят. Держатся за что-то, не понимая, что если отпустят, то ничего не изменится.

Так мало искренности, и от того она воспринимается как чудо. Возле выхода сидели двое. Хилый малыш бледными тонкими руками обнимал за шею отца. У сильного, полного энергии отца были виновато опущены глаза. Остановка, тень вывела мальчика, насилу оторвав его от отца. Мальчик плакал и звал папу. Отец пытался выйти, кричал и пытался прорваться к водителю, но все тщетно. Он вышел через несколько остановок.

Были и другие пассажиры. Старики, с пустыми, беззубыми ртами, едущие так долго, что уже не помнят самих себя, брызжущие слюной, потерявшие все.

Куда ты везешь нас?

На мое плечо легла тень.

– Пора.

Я столько думал об этом, и все же мне страшно. Ноги подкашиваются, когда я пытаюсь встать.

Тень ведет меня к выходу, поддерживая. Люди расступаются, и я замечаю у задней площадки, в самом конце автобуса творца. Он сидел в неудобной позе, прильнув к окну. Смотрел туда не отрываясь.

Ведь я сам, сам-то, проглядел перед собой, не видя главного.

Я неумолимо приближался к выходу. Это моя последняя возможность. За окном было уже темно, прошел дождь, и окно было инкрустировано каплями, светящимися всеми цветами. Переливающееся звездное небо – это последнее что я видел.

Линия

1.

Лес тихо шумел. Слабый ветер шевелил ветви вечнозеленых сосен. Их кора жадно впитывала предвечернее тепло. В воздухе распространилась легкая нега. Природа наслаждалась покоем. В такое время не хочется даже смотреть на этот никогда не утомляющий пейзаж. Только бы закрыть глаза и слушать, нет, лишь слышать этот тихий шелест. Ничто не нарушает мирного дыхания жизни в этой глуши. Кроме одного – несуразной металлической конструкции, тянущейся полярно, от одной невообразимой дали до другой. Строение технически идеально, а потому и кажется таким уродливым на фоне такого гармоничного в своей неповторимой ошибочности окружения. Это несколько вытянутых, словно струны музыкального инструмента сетчатых стен, параллельных друг другу.

Кто построил это сооружение? Люди. Более конкретного ответа нет, он потерян для истории. Как и причины создания. Можно предположить, что создатели хотели защитить себя. Эта линия защиты от неизвестного не закрывала другой стороны, и на расчерченный на квадраты мир можно было смотреть.

У этой разделительной линии стоял человек. Темно-зеленая форма придавала его виду подтянутость. В глазах этого человека нельзя было прочитать отношения к миру по другую сторону от линии. Этот не его мир. Не стоит смотреть на него так рассеянно. Вспомни то, чему тебя обучали. Но он и не забывал. Его подготовили безупречно. Поминутно расписанный день, лишения и трудности не пугали его тогда. Всем своим видом он излучал спокойную силу. Вынужденное долгое времяпрепровождение возле этого объекта не порождало скуку. Звуки леса, к которым скоро привыкаешь и уже не слышишь, солнце, ночи, полные звезд – все это подталкивало к размышлениям. Эта была бесценная возможность побыть наедине с собой. Работа особенная и могла нравиться только определенному типу людей, разорвавшим все ниточки прошлого. Но он не был таким, ведь это я и есть, и потому все помню отчетливо. Рискованная работа, опасная, но дающая призрачную возможность побыть в отрыве от чужих мнений и мыслей, всего того усредненного и простого. Этот грубый фильтр отсеивал весь мусор, оставляя только чуть замутненный раствор почти собственных мыслей, с которыми каждый справлялся по-своему.

2.

Он смотрел на циферблат часов. Минутная стрелка так же ровно проделывала свой путь. Тихо, да так, что слышно тиканье. Повернув их под другим углом, он увидел в отражении стекла ее. Она стояла у окна. Медленно отложил часы в сторону и повернулся к ней. Малейшее движение отдавало множеством разнообразных звуков в их комнате. Тихо позвал ее. Никакой реакции – она продолжала задумчиво смотреть в темноту за окном. Что ищешь ты там?

Как сказать тебе, что во мне нет жизни? Должна сказать, обязательно, но ведь без тебя, меня нет. Во мне ничего не осталось, я здесь, но… Скоро ты сам уйдешь.

Рассказывал что-то, пытаясь развеять ее задумчивость. Слушаешь ли ты меня – неужели так трудно повернуться, сказать хоть что-то. Худенькие плечи, под колючим зеленым свитером нервно задергались. Беззвучные рыдания не давали дышать. Он резко встал. В тот момент, когда он ее обнял, слезы наполнили все ее существо, и она громко зарыдала. Уткнувшись в его плечо, она тут же почувствовала себя легче. Самое темное время душной ночи поглотило их. Под утро снились цветные сны.

Они почти всегда молчали. Он всегда появлялся, как ему казалось из потустороннего мира, наполненного смутными образами ненастоящих людей, и облегченно начинал осматриваться вокруг, находя в каждой давно ему знакомой вещи что-то совершенно новое – блеск, трещинку, потертость. И каждый раз он находил, что она здесь рядом с ним, стоит у окна. Пытался вспомнить что-либо о себе, но все, что за пределами этой комнаты с одним единственным окном, было для него недоступно.

Зябкие пальцы ее руки искали тепла в его ладони. Выдумывая всевозможные небылицы, они проводили свои вечера, а после захода солнца она впадала во все большую задумчивость. Становилось холодно и неуютно.

Он и не помнит, как ее зовут. Вернее, он знал эту последовательность из нескольких букв, обозначавших имя, но, не находясь там, лишь вспоминая, он терял какое-либо представление о ней. Сейчас это имя ничего не отражает. И не хотелось лишний раз выуживать из памяти этот никому не нужный, покрытый пылью забвения факт.

Все самое важное в ощущениях. Было чувство, что он сопричастен чему-то тайному, неуловимому. Кто ты? Он задавал этот вопрос мысленно, обращаясь к ней идеальной, но от того неживой. Она не существовала за пределами этой комнаты. Ее мысли, желания и чувства – лишь часть этого места. Нет, не так, это воспоминание каждый раз изменяется, и он совсем запутался в нем. Но благодаря этим изменениям она и живет в его памяти как нечто реальное, хотя и утерянное. Их мир, в который всегда можно вернуться.

Но тогда ему нужно было все начать с начала. Он уехал.

Стрелки часов сломались, но они продолжают тикать. Сколько можно ходить вокруг да около? Как можно любить воспоминание, не зная, какова была реальность? Разве это трудно понять. Он был ненормален, но не понимал этого, или не хотел понять. Он не хотел снова и снова возвращаться к прошлому и вести этот немой диалог с ее отражением, пора забыть про это.

Мне его жаль… Но могу ли я это чувствовать, раз меня нет? Я плод фантазии, несуществующее и не существовавшее никогда явление. Я и ты – единая сущность, ограниченная рамками запомнившейся тебе обстановки. Воспоминание и реальность, которой уже нет. Нашел ли ты за этой дверью то, что искал? Это была твоя золотая клетка, но ты не должен возвращаться. Прости меня. Часы застыли на без двух минут восемь.

Дверь закрылась. Обернулся. В коридоре было пусто. Воспоминание изменялось. Ее глаза тлели сухостью. Лицо потемнело, кожа стала отвратительной на вид желтой мозаикой, неровные мазки цвета постепенно размылись, и он увидел увядающее создание, что мгновение назад было прекрасно, а теперь… Он – копия меня самого, исчез. Теперь есть только я.

На подоконнике стоял сухой, полуистлевший цветок. Через окно пустой комнаты лился солнечный свет.

3.

Должен наблюдать за той стороной. Меня там никогда не будет. Что там, я вижу ясно, но… Такая же природа. Сосны, трава, яркое цветение весной… Все как будто бы такое же, как и на этой стороне, внешне, по крайней мере. Слишком заманчиво, это обман. Помни об угрозе. Столько раз нам говорили о ней.

Образ, вырисовавшийся в воображении, был столь же смутен, как и ужасен, а объяснения не прибавляли ясности. Темная масса, безжизненная, но неумолимо приближающаяся. Это так неопределенно, что было неприятно поддаваться успокаивающей тишине этих мест. Ночь таит эту опасность, покрывает ее.

Закрой глаза и увидишь ее, среди тысяч ярких бликов, напоминающих кадры хроники совсем далеких, уже мифических событий. Этот страх – органичная часть всех нас, ждущая за закрытой пеленой глаз.

4.

Стал плохо спать. У меня назначено.

Проходите, присаживайтесь.

Меня беспокоят мои сны, вернее одна мысль, связанная с ними… Я расскажу.

С момента, когда я закрываю глаза, я некоторое время продолжаю думать о чем-то своем. Так проходит некоторое время. В тот момент, когда я уже чувствую, как проваливаюсь в сон, мысли мои отступают, и я остаюсь наедине с этой темнотой. Поневоле я вглядываюсь в эту темноту. Густая черная масса, в которой я сначала как будто вязну и мое виденье ее недостаточно четкое, что ощущается как будто я в самом центре всей этой темноты. После этого мой внутренний взгляд останавливается на одной точке, тьма передо мной сгущается, обретая плотность, становится яснее, и я вижу вдалеке от меня что-то материальное, подобие огромной стены. Но я чувствую расстояние между нами, я нахожусь не рядом с ней.

Не могу вспомнить следующее мгновение. Но именно в этот момент все и происходит. И результат всегда один – эта стена оказывается прямо передо мной, почти касаясь моего лица. И я просыпаюсь. Это повторяется не так давно, но все чаще и чаще.

Понимаю, действительно тяжело. Возможно, вы правы, и мне необходим отдых.

Вернусь ненадолго домой.

5.

Душно. Я прогуливаюсь по мощеным тропинкам старого городского парка. Солнце еще не зашло. Ходьба в такую погоду быстро надоедает, и я ищу спасения в тени. Нахожу лавочку, не занятую никем и сажусь. Идти мне некуда, я рассматриваю прохожих. Люди с лицами, выражающими сосредоточенность и серьезность, сменяются весельчаками и повесами, хмурость, радушие, озорство – в общем, мимо меня проходят не отдельные люди, а бескрайний караван человеческих эмоций и чувств.

Но восприятие этого требует от меня многого. Этот калейдоскоп задействует не только зрительные образы, но и запахи и звуки. Все сливается в единый поток, цвета смешиваются, звуки составляют нестройную гамму, запахи слились в одно… Голова начинает болеть. Все оборвалось также резко, как и началось.

Я обнаружил себя, сидящим на скамейке, уставившимся в одну точку. Постепенно мир возвращается ко мне. К моменту, когда я окончательно пришел в себя, уже стемнело. Бледно светили фонари. Людей на улице стало еще больше. И стало прохладнее.

Заметил, что на лавке напротив сидит человек. Это был мужчина ничем не примечательной внешности. Он оперся локтями на колени и смотрел себе под ноги. Мне нужно возвращаться. Посижу пару минут, и пойду. Сидящий напротив приподнял голову так, что мне стало видно его глаза. Глаза – выжженные глаза, в которых нельзя было уловить ни малейшей искорки заинтересованности происходящим. Он находился где-то за пределами обыденных переживаний, на неведомой высоте, на которой перестаешь различать очертания нашей такой ненадежной жизненной опоры.

Наши взгляды пересеклись. Я хотел поскорее уйти, убежать, забыть это, но ничего не мог поделать и продолжал смотреть. Сколько мы так просидели, я не знаю. Совсем стемнело, и я по-настоящему уже и не видел его глаз, но чувствовал их, оставаясь по-прежнему прикованным к своему месту. Эти глаза стояли передо мной, и память безжалостно запомнила этот момент в мельчайших деталях.

Может, мне показалось или нет? Мне представилось что, я могу и сам стать таким, что это сидит будущий я. Мой двойник. Ведь все к этому и идет.

Это, конечно же, выдумка, моя фантазия и уставший случайный прохожий. Но что меняется от того, фантазия это или нет?

Пора уходить, завтра я отправляюсь. Последний вечер дома. Встаю со скамьи. Иду по пути, обозначенному бесчисленным числом фонарей, и растворяюсь в ночной прохладе. Билет куплен на утро. Нужно хорошо выспаться.

6.

Я лежал с открытыми глазами в темноте комнаты. Спать не хотелось. Музыка тихо наполняла меня. Не знаю, как долго я так лежал, но постепенно мои мысли улеглись, и голова опустела, я почувствовал, как все мои проблемы отступают перед чем-то новым, пока только зарождающимся. Обездвиженный, инертный, я осязал полное отсутствие мыслей в голове.

Внутреннее чувство подсказало мне поднять ладонь кверху. Держал ее над собой. Долго. Свет был выключен, но в темноте я различал контур своей руки. И чувствовал легкое покалывание, затекающей руки. Музыка как будто зазвучала громче. Продолжал держать руку в таком положении, чувствуя, что сейчас должно все измениться, произойти. Контур стал изменяться. Стены комнаты, деревья за окном, чуть покачивающиеся от легкого ночного ветерка, ярко светящий из-за закрытых штор уличный фонарь – все стало мне видно и одновременно с этим все разрушилось. Увидел мир, ограниченный лишь силой моего воображения… Мириады сверкающих звезд. Покалывание в контуре моей руки слилось с мерцанием звезд. Я почувствовал себя частью всего…

7.

Вернулся рано утром. Мне нужно понять себя именно здесь.

На небосводе еще бледнели звезды.

Время. Столько лет здесь проведено и все как будто впустую. Это был не я, и только вчера я открыл себя нового.

Я слышу пение птиц, впервые слышу его по-настоящему. Слышу тонкий гул чуть пошатывающегося от ветра строения.

Вспомнились сломанные часы. Стрелки оставались, неподвижны, а время неумолимо шло. До прошлой ночи так и было, но теперь все изменится, я чувствую мир вокруг себя.

Я стоял возле линии. С той стороны находилась часть этого мира, но не познанная мной. И теперь не было страшно, темнота, страшная угроза – все стало обманом, придуманным очень давно ограничителем.

Позади меня совсем другой я. Оглядываюсь назад и вижу страх и боль разлук, одиночество, темноту, приближающуюся ко мне по ночам, моего двойника, с пустыми глазами. Будущее другого меня.

Отпустил все это. Новый мир ждет меня. Бросок вперед. Резкий звук, обрывающийся через мгновение.

Лес по-прежнему тихо шумел.

Рвота

Я болен. И сейчас тот редкий миг, когда я не валюсь в сон, и могу трезво мыслить. Только сейчас, в таком плачевном состоянии я открыл в себе желание описать всю свою жизнь. Это мне необходимо.

Меня кормили самой разнообразной пищей, и, хотя не все, что я съедал, мне нравилось, тем не менее, я развивал свой вкус. Видел самые разнообразные цвета, ощущал и пробовал всевозможные вкусы, зачастую совершенно не сочетающиеся друг с другом.

Противоречия. Одно прекрасно, и другое по-своему тоже, но вместе они дают отвратительную реакцию. Я берусь выяснить, в чем тут дело!

Ничего! Все без толку – ни различные порции, сложность составления компонентов, перестановки, все также отвратительно!

Но должен быть связующий элемент! Возможно все дело во мне, и я должен правильно воспринимать, должен подготовиться.

Я понял – этот элемент лежит не за пределами меня, а внутри. Это я, и я должен сам создать вкус. Только мой, не принадлежащий никому другому. Многое нужно соединить, это должно указать мне путь.

Внутри все ноет. Что-то начинает мешать мне, внутри как будто началось движение.

Я создал, но на поверку это оказалось лишь подделкой, смешением вкусов и цветов, только уничтожившее все хорошее, что было в первоначальных компонентах.

Бурление и газы – я буквально разрываюсь. Внутри меня происходят процессы, и я могу ощутить, насколько они губительны, судя по тому, что на выходе получается такое зловоние.

Я перестал чувствовать вкус.

Меня впервые вырвало. Это произошло так неожиданно, хотя я и предполагал, что это случится. И все же я не был готов.

Огромная масса, состоящая из всего того, что когда-либо было во мне. Но теперь это смесь, наполовину разложившаяся, пропитанная желудочным соком, издающая резкий запах…

Но мне стало немного легче…

Я стал меньше есть. Ничего уже не нравится, и не лезет. Сижу над ведром, вокруг темным-темно и изрыгаю время от времени из себя рвоту.

Виски стиснуты болью.

Я проснулся посреди ночи. Разрывает. Живот пуст, но внутри все жжёт огнем. Пот течет по моему лицу, склоняюсь над ведром – ничего. Я, бессмысленно открыв рот жду.

Приступ идет за приступом. Но в ведре не остается ничего. Оборвалось. Пустое ведро упало на пол.

Ночь закончилась. Наступил день.

Из моего рта вниз тянется нить. Она колеблется и готова в любой момент оборваться. Не двигаюсь. Ее прозрачная структура меняется, красными жилками моя кровь разливается в ней.