banner banner banner
Акамедия
Акамедия
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Акамедия

скачать книгу бесплатно


Экипаж воспринимал это как судьбу, от которой, как известно, не уйдешь, и по поводу происходящего не сильно переживал, особенно после того как катер пару раз выбрасывало на берег.

Руководивший промером на БГК Петрович все время ожидал от МГК неприятностей, он был в состоянии приговоренного к казни – знал, что она неизбежна, но не знал, когда произойдет. Честно говоря, в случае с Петровичем тоже присутствовала мистика. Звали его Валера, и отчество он имел Михайлович, а почему его называли Петрович, загадка.

Рано утром, как обычно, начали работать. В 6.30 МГК подошел к берегу и высадил группу теодолитного поста. В 6.50 определили поправку магнитного компаса и взяли курс в район промерных работ. Примерно через час приступили к промеру. Командир МГК-666 Скакун сделал запись в журнале: «7.43 Начали промерные работы. Курс и скорость катеру задает инженер Тараканов».

В документах званий не указывали, всех записывали инженерами, техниками или просто специалистами. Доложили на БГК, что приступили к работе, старший лейтенант Петрович потихоньку перекрестился, начали – уже хорошо.

Лейтенант Ильдар Тараканов стоял на прокладке и отдавал команды на руль, удерживая катер на промерном галсе. На катер он попал случайно, на подмену, и был уверен, что один раз ничего страшного, пронесет.

Благодать длилась недолго, при заходе на очередной галс отработали реверс, двигатель шумнул и остановился, катер потерял ход. Из машинного отделения выглянул моторист и безо всяких эмоций, как само собой разумеющееся, доложил:

– Трубу водомета разорвало, машинное отделение затапливает.

Скакун повернулся к мотористу.

– Сильно топит?

– Нормально.

– Аварийная тревога!!!

Сколько учебных тревог ни играй, а к фактическому происшествию все равно готов не будешь. По крайней мере, морально.

Тараканов оторвался от прокладки.

– Что случилось?

Скакун доставал из рундука красные ракеты.

– Что случилось, что случилось! А что всегда случается, дали бы катеру нормальный номер, к примеру, 777, как у портвейна, и горя б не знали.

Он выстрелил три красные ракеты и связался по рации с теодолитным постом и БГК-889. Выслушав доклад, Петрович дал команду идти на помощь и облегченно выдохнул – все, сегодня больше ничего не случится.

Недооценил он возможностей МГК-666. Несмотря на развернувшуюся борьбу за живучесть, катер утоп. Плотно сел кормой на грунт, сволочь, из воды торчал только нос.

Вскоре на полных парах подошел БГК, перед Петровичем во всей красе открылась картина Репина «Приплыли». На торчащем из воды пятачке, как перепуганные птички, сидели четыре гидрографа.

Доложив в Массауа о случившемся, Петрович организовал эвакуацию людей, документов и аппаратуры. Сделать это было непросто, Красное море кишело опасными обитателями. Если в Черном море самая большая неприятность – это писающий рядом с тобой в море отдыхающий из Житомира, то в Красном выбор был богат – от кровожадных акул до смертельно жалящих моллюсков.

Как раз в это время у родственника медузы – португальского кораблика, он же физалия, шел брачный период, и эти существа во множестве собирались у побережья. Удивительно красивое творение природы, но боже упаси любоваться им вблизи. Над поверхностью воды гребешок величиной с ладошку, напоминающий парус, серебрится и переливается голубым, фиолетовым и пурпурным цветом, а на глубину уходят щупальца-нитки длиной больше десяти метров. Жалил португальский кораблик страшно, и это знали все.

Добровольно лезть в воду никто не хотел. Петрович нервно жевал кончик уса.

– Не снимем аппаратуру, начальник нам головы поснимает.

Справедливо посчитав, что гнев начальника будет пострашнее стрекательных клеток физалии, моряки полезли в воду. Досталось всем, багровые шрамы на теле горели огнем, не спасала даже обработка уксусом.

Сколько с «Кайрой» ни возились, а придать ей положительную плавучесть так и не смогли. Три шестерки – это тебе не чих.

Посовещавшись, решили выбросить катер на мель у мыса Рас-Алоб. И это тоже было непросто, нужно было протащить его на буксире через язык застывшей лавы с малыми глубинами над ней.

Петрович лично промерил со шлюпки безопасный проход для БГК.

В конце концов после долгих мучений утопленник плотно сидел на мели, а БГК стоял рядом на якоре. Нервно затягиваясь сигаретным дымом, Ильдар Тараканов жалился Петровичу:

– Ни хрена себе на подмену сходил.

Утром подошло гидрографическое судно с начальником экспедиции на борту. Осмотрев МГК-666, приняли решение буксировать его на остров Нокру для ремонта.

Нужно было поторапливаться, ветер усиливался, появились барашки. Под борта катера завели большие пневмокранцы, которые удерживали его на плаву, и в таком виде отбуксировали на Нокру. Там подсобили морпехи, танком вытащили катер на берег.

Геройские действия гидрографов не остались без внимания, наказаны были все.

Додик и Зина

Заканчивался четвертый месяц экспедиционного похода, время нахождения в Красном море перевалило далеко за экватор, и теперь считались дни до возвращения домой. Почему-то, когда хочется ускорить время, оно начинает течь медленней. Накопившаяся усталость давала о себе знать, не помогали даже разгрузочные дни. Опытный командир ситуацию чуял и устраивал их теперь каждую неделю. Но даже купание, рыбалка, сбор ракушек и кораллов стали делом обыденным, чтоб встряхнуть экипаж, требовалась новая сильная эмоция.

Боцманята по случаю за два куска хозяйственного мыла выменяли у местных контрабандистов обезьяну. Можно сказать, высвободили из плена, бедная макака была у тех навроде цепной собаки – охраняла товар. Выглядела она ужасно – кровоточащая борозда на шее от веревки, жалкий затравленный взгляд, торчащие ребра и облезлый хвост.

Обезьяну посадили на палубу, вокруг собралась толпа, бедняга, не видевшая от людей ничего хорошего, затравленно озиралась и скалилась. Особый интерес проявил Додик, выросший за это время в крепкого шустрого кобелька, он вытягивал морду и осторожно вдыхал незнакомый запах. Кто-то внес предложение:

– Надо бы кличку ей дать, а то не по-людски как-то.

И это было правильно, обезьяна без клички – все равно что матрос без боевого номера. Электромеханик Мосеев, выпятив пивной животик, уверенно произнес:

– Зина!

– А почему именно Зина?

– Тещу мою так зовут.

Тут не на шутку возмутился кок:

– Моя теща что, хуже?! Давайте назовем в честь моей! А главное, гляньте – скалится, зараза, так же!

Назревал нешуточный конфликт, зам прекрасно понимал, что претензии к тещам есть у многих, и решил загасить его в зародыше.

– А ну прекратить! Сказано Зина, значит, Зина!

Подумав, все согласились, во-первых, из уважения к мосеевскому горю, а во-вторых, потому что иначе это и не назовешь.

Мосеев выглядел именинником.

Зам внимательно разглядывал трясущееся доходяжное тельце.

– Это что же получается, товарищи? Это же представитель беднейших слоев населения, и мы, как коммунисты, должны оказать эту, как ее, помощь.

Мосеев ехидно уточнил:

– Братскую?

Зам пропустил это мимо ушей.

– К докторше отнесите ее, пустобрехи, вишь, вшивая вся.

Докторша была немолода, но и до климакса еще не дослужилась, находилась она в том возрасте, который принято именовать бальзаковским. Как известно, женщину трудно вогнать в эту пору, а выгнать оттуда просто невозможно, так вот она в этом самом возрасте последние лет десять и находилась.

С личной жизнью были проблемы, и она пошла врачевать на гидрографическое судно, понимая, что то, что на берегу третий сорт, то в море лакшери.

Каждый раз, уходя в экспедиционный поход, она присматривала себе жертву из командного состава и уже через неделю жила почти семейной жизнью, благо помещения амбулатории позволяли.

За Зину она взялась с энтузиазмом, пичкала таблетками и витаминами, а рану на шее жирно мазала каким-то бальзамом. Вообще она животных любила, исключением был только Додик, но это уже было личное. Не могла она поделить с ним второго механика, с которым строила временную семейно-судовую жизнь.

Дело в том, что Додик возмужал и не знал, куда приткнуть свое хозяйство. Сук в прямом и переносном смысле по понятным причинам на судне не было, и он присмотрел себе правую ногу второго механика.

Додик подкарауливал его на юте и, обхватив лапами правую ногу, совершал развратно-поступательные движения. Природа пустоты не терпит.

Докторша по-бабски его ревновала и по этой причине кобелька недолюбливала.

Лекарства, почти материнская забота и всеобщая любовь делали свое дело. Зина расцвела и похорошела. Рана на шее зарубцевалась, оскал стал больше похож на улыбку, а задница налилась и стала похожа на перезревший помидор сорта бычье сердце.

Территорию она изучала осторожно, ненадолго спрыгивая с рук докторши и обратно туда забираясь. Свободно и безбоязненно Зина чувствовала себя только на юте. Любила запрыгнуть на шпиль и наблюдать за происходящим вокруг.

Додик поглядывал на нее с интересом и недоверием и близко не подходил.

Кузьминична переживала, раньше все внимание было Додику, а теперь все крутятся вокруг этой бесстыжей Зинки. Кузьминична энергично провернула чумичку в лагуне с борщом и зацепила здоровенного мосла с брендюхами и разваренным мясом. Поправив поварской колпак, она вышла из камбуза на шкафут.

– Додик, Додик!

Тот не заставил себя ждать, подбежал, радостно помахивая хвостом, и уткнулся мордой Кузьминичне в коленки. Она бухнула мосол в собачью миску.

– Ешь, родненький, а вам всем вот!

Кузьминична энергично выставила перед собой дулю, видимо, имея в виду всех переметнувшихся к Зине.

Докторша с обезьяной на руках совершала променад по шлюпочной палубе. К ней подошел зам и попытался завести разговор:

– Так это, надо бы ей фруктов побольше, что ли.

Докторша на него и не взглянула.

– Сами разберемся.

Отношения у них были непростые, они все время выясняли, кто из них на судне нужнее. Дебаты, как правило, заканчивались с переменным успехом и всегда с переходом на личности.

– Ууу, дура целлюлитная! – угрожающе прошипел зам в спину гордо удаляющейся докторше, та негромко и беззлобно отправила его в пешее эротическое путешествие.

С каждым днем, преодолевая робость, Додик приближался к Зине ближе и ближе. И вот наконец наступил день, когда он смог подобраться к ней на расстояние вытянутого носа. Зина сидела на палубе, опершись на кнехт, и самозабвенно грызла голову только что пойманной рыбы. Додик осторожно подкрался по ватервейсу и высунул морду из-за кнехта. Зина вздрогнула, бросила рыбу с отгрызанной головой и заскочила на кнехт. Додик акулой кружил вокруг кнехта, поскуливая и пытаясь достать ее лапой, но обезьяна ловко уворачивалась.

После ужина обычно свободные от вахт собираются на юте покурить, потрепаться, забить козла, сыграть в шеш-беш или попытать удачу со спиннингом. Но завидев эту веселую карусель, занятия свои побросали – ни дать ни взять цирк бесплатный.

Неожиданно Зина прекратила игру и одним прыжком оказалась у собачьей морды. Она своими лапками-ручками теребила уши Додика и что-то, пощелкивая и потрескивая, говорила ему на своем обезьяньем языке. Додик, конечно, ничего не понимал, у него обильно текли слюни, он блаженствовал, ему чудились ангелы.

Видимо, решив, что клиент созрел, старая профурсетка грациозно развернулась, оперлась на локотки и задрала кверху зад, всем своим видом демонстрируя серьезность намерений. Додик, вытянувшись вперед, неестественно растопырив ноздри, похотливо вынюхивал Зинкину задницу, похожую на остывающий после извержения вулкан.

Бедный пес, имевший опыт интимных отношений только с правой ногой второго механика, растерялся. Окружившая их толпа подбадривала:

– Давай, Додик, давай!

Прелюдия затягивалась, тут вмешалась докторша:

– Вот же дураки здоровые! Они же несовместимые, собака – отряд хищников, обезьяна – приматов. Ничего у них получиться не может!

Многоопытный зам тут же возразил:

– Отряды-то разные, а семейство одно – млекопитающие.

И в ультимативной форме потребовал не мешать.

Кузьминична стояла к происходящему спиной и нервно теребила носовой платок, она переживала за питомца, как переживает мать за сына-неумеху в первую брачную ночь.

В толпе активно комментировали ситуацию.

– Закобелел наш Додик, гляди как за Зинкой ухлестывает!

– Да брось ты, еще сглазишь, опозоримся тогда перед эфиопами.

Но Додик не подкачал, как ни крути – морская косточка! Одним броском он взял начавшую скучать Зину в замок. Громкое дружное «ура!» еще долго сотрясало судно. Наверное, такое же «ура!» неслось над волнами при Чесме и Наварине.

Любовь была яркой, но короткой. Окая врастяжку, зам подвел итог:

– Это что ж получается? Это ж интернациональная свадьба, товарищи!

Он не без гордости подумал, что может записать это себе в актив, отразив в отчете.

Кузьминична к произошедшему подошла серьезно, она строила планы на будущее, для верности изучая гороскоп. После длинного и малопонятного текста курсивом был выделен вывод:

«Для того чтобы брак Собаки и Обезьяны был крепким и гармоничным, Собака должна проявить массу терпения к своей не в меру энергичной супруге, стараясь направить ее энергию и природный энтузиазм в нужное русло».

А невеста-то не фонтан, хотя другой все равно нет. Ее мечты бесцеремонно разбил появившийся командир.

– Через четыре дня последний заход в Массауа, Зинку-паскуду сдать нашим береговикам!

Строго зыркнул на готовых расплакаться докторшу с Кузьминичной и добавил:

– И чтоб без этого мне тут! Я ясно выражаюсь?!

Все, конечно, понимали – взять макаку в Союз нельзя, но все равно переживали. Кузьминична, тайком утирая слезы, хоронила свою мечту, нежданная беда даже примирила на время зама с докторшей.