скачать книгу бесплатно
– Второй, я первый, какие будут предложения? Прием.
В экстремальной ситуации, когда приходит понимание, что наказание становится неотвратимо, как старость, мозг включает скрытые резервы.
– Первый, первый, я второй, мы установим передние знаки, вы выйдете на внешний рейд и будете ходить вдоль мерной линии, а мы задними знаками подгоним длину под скорость судна. Прием.
Уже через час судно весело бегало вдоль побережья, а измотанные матросы с плавмастерской под руководством Морева перемещали задние створные знаки. К вечеру управились.
По возвращении на базу первым делом довели ситуацию до капитана МВТ-23. Тот отнесся с пониманием. С этого момента начинал действовать основной принцип сицилийской мафии – омерта, по-нашему круговая порука.
Краснея и нервничая, Лукичев отправил на эскадру донесение о том, что приказ выполнен и мерная линия готова к эксплуатации. Зам, как мог, его успокаивал.
– Чего так убиваться-то, как смогли, так и выполнили. Главное, уложились в срок.
Рано утром МВТ-23 вышел из бухты Губейт-Мус-Нефит, для отвода глаз пару раз пробежал вдоль мерной линии и убыл пополнять запасы воды и продовольствия.
Ближе к обеду сияющий мичман Дроцюк принес шифрограмму, в которой начальник штаба эскадры объявлял командиру благодарность и отмечал высокий профессионализм и выучку.
Лукичев связался с начальником экспедиции в Массауа и, как мог, эзоповым языком довел до него обстановку и настойчиво просил срочно прислать топографов исправить навороченное. Начальник проникся и заверил, что через трое суток группа будет на Нокре.
Тут же передали навигационное предупреждение о том, что мерная линия острова Нокра закрыта на профилактику на трое суток.
Напряжение спало, поблагодарив командира базы за помощь, Лукичев сыграл тревогу и вышел в море продолжать промерные работы.
Через трое суток группа топографов сделала свою работу и передала командиру базы красочно оформленный формуляр мерной линии.
Эта странная война
Вот уже минут десять Морев с интересом наблюдал, как большая зеленая эфиопская муха с тупым упрямством бьется головой о стекло иллюминатора. Соседний иллюминатор был открыт настежь, и ничто не мешало ей спокойно вылететь на волю, но она продолжала методично набивать мозоль на голове. Невольно напрашивалась аналогия со службой.
Морев вышел на шлюпочную палубу, подходил к концу второй день скучной стоянки в порту Асэб. Рядом неуклюже швартовался эфиопский десантный корабль. На причал въехали военные грузовики, и с десантного корабля начали выгружать погибших и раненых. Такие моменты напоминали о том, что в стране идет война. По трапу на причал выносили убитых и выводили раненых, бинты на их черных телах казались неестественно белыми. Сильного чувства сопереживания Морев не испытывал, чужие они были, не наши. Ну то есть совсем не наши. Это как по кладбищу ходишь среди незнакомых могил, и, кроме любопытства, никаких чувств.
Странная это была война, шла она уже шесть лет, шла вяло и явных победителей не выявляла. А главное, конца ей не было видно.
Правительственные войска бились с Фронтом освобождения Эритреи, и в случае поражения Эфиопия могла потерять выход к морю. Это была гражданская война, и выражение «брат пошел на брата» имело множество примеров. Командир военно-морской базы Массауа и начальник контрразведки сепаратистов были родными братьями.
Военные советники постоянно отбивались от неудобных вопросов эфиопских офицеров: «Почему сепаратисты из Эритреи воюют тем же оружием, что и эфиопская армия?» И как им было объяснить, что при императоре Хайле Селассие I Советский Союз поддерживал справедливую борьбу эритрейского народа за независимость, а после прихода к власти полковника Менгисту сделал ставку на него, а эритрейцев объявил врагами и сепаратистами?
В Эфиопии трудилось немало наших военных советников вместе с кубинскими и даже израильскими, которые готовили эфиопский спецназ.
Дел у советников было много, они должны были обучить эфиопов всем военным премудростям – от планирования и ведения боя до военного делопроизводства, и ни одна мало-мальски значимая операция не проходила без участия наших спецов.
Вечером командир пригласил на судно недавно прибывшего из Союза советника командира дивизии полковника Бороду. Так уж повелось, что офицеры флота относились к своим сухопутным коллегам с некоторым снисхождением, ведь взялись же откуда-то расхожие выражения «морской волк» и «береговая крыса». Борода стереотипы ломал.
Высокий мужик, по-скульптурному монументальный, со стальным взглядом – это был человек-скала. Одним своим видом он внушал уважение. К таким, как он, даже смерть приходит с их разрешения.
Детдомовец, окончивший Суворовское училище, жизнь вне армии не представлял. Успевший повоевать везде, где только возможно, он прибыл в очередную горячую точку.
За столом Бороду в основном донимали расспросами про Афган, больная была тема. Полковник делился воспоминаниями без прикрас и удовольствия.
– За речкой, на…, я ДШБ командовал, духи, на…, уважали. Знаете, что такое ДШБ, на…?
Расшифровать аббревиатуру присутствующие, конечно, могли – десантно-штурмовой батальон, но не более. Борода много чего рассказал про ту войну, про подвиги, но ему никто не завидовал. Это была его война. Борода плавно перешел к Эфиопии.
– Ничего, на…, и здесь порядок наведем! Правда, на…, дохлые они какие-то, повозиться придется, на…
Крепко выпив, полковник забожился, что спуску эфиопцам не даст и войну скоро и победоносно закончит.
Оказался Борода человеком слова и на следующий день ни свет ни заря поднял дивизию по тревоге. После осмотра техники и оружия полковник отправил личный состав в абиссинскую пустыню на марш-бросок с полной выкладкой и командой «Газы!».
К обеду нестройные ряды истерзанного жарой и физически измотанного личного эфиопского состава доплелись до расположения части. Вернулись не все, злые языки нашептывали, что потери превысили боевые.
Как и положено заботливому отцу-командиру, после приема пищи Борода организовал досуг личного состава. Что тут скажешь – суворовская школа.
Венцом подвижных игр стала эстафета по прыжкам в мешках. Проходила она под песню Лебедева-Кумача «Закаляйся», которую полковник лично исполнял на расстроенном в хлам аккордеоне. На эфиопов без слез смотреть было невозможно, видимо, это состязание напомнило им самые горькие годы рабства.
Берег – это хорошо, но работа у моряка в море. Судно вышло из порта закрывать белые пятна Красного моря.
С полковником встреч больше не было, но слухи доходили, что пошел Борода резко в гору.
Черно-белая любовь
Рано утром большой гидрографический катер с «Кайрой» на буксире вошел в порт Массауа, их встречал заместитель начальника экспедиции по материально-техническому обеспечению.
Натерпелись мужики, и техника натерпелась. Тяжелее было только береговикам, разбросанным по островам, обеспечивавшим координацию промера и развивавшим геодезическую сеть.
Месяц работали в районе острова Ховейт, а теперь неделя в Массауа – почитай, курорт.
Семь дней на планово-предупредительный ремонт, сдачу материалов и отдых – получить почту, отмыться, отоспаться на чистых простынях да в баре «Мадам Меллоти» погулять.
На флоте существовали разные виды ремонтов – аварийный, капитальный, навигационный, текущий, а еще планово-предупредительный осмотр и планово-предупредительный ремонт, который, как и водится на флоте, существовал в виде певучей аббревиатуры ППО и ППР.
ППО и ППР для моряка – это как для священнослужителя «спаси и сохрани», произносится так же часто, и смысл сокрыт глубочайший. Это настолько важное мероприятие, что даже нашло отражение в корабельном уставе Военно-морского флота. ППО и ППР – это вам не просто так, это комплекс организационно-технических мероприятий, которые имеют план, ответственных и исполнителей.
Вот для проведения такого серьезнейшего мероприятия и прибыли катера.
Первым делом выгрузили два здоровых ящика, закрытые на скобы-зажимы. На одном была надпись «Нач. экспедиции», на другом – «Нач. ПО». Наивный человек мог подумать, что в ящиках находятся тела вышеупомянутых начальников, геройски сгинувших на чужбине при исполнении интернационального долга, но матерый снабженец точно знал – в ящиках ракушки, кораллы и прочие дары моря, и грузил их в уазик с особой осторожностью.
Непросто было гидрографам с добром расставаться, зато теперь была уверенность, что материалы промера примут без замечаний.
Расположились в гостинице «Красное море», где базировался штаб экспедиции. Первым делом получили почту, после троекратного прочтения писем дружно отмокали под душем.
Когда после месяца антисанитарии ты помыт, побрит, подстрижен, да еще сбрызнут одеколончиком, в четырех стенах гостиницы становится тесно.
После сдачи материалов промера на камеральную обработку группа из трех молодых офицеров решительно направилась в бар «Мадам Меллоти».
В течение месяца они испытывали целый ряд трудностей, связанных с бытом, работой и погодными условиями, на которые реагировали с пониманием и как-то с ними справлялись. Но была одна проблема, в отрыве от берега неразрешимая, – это отсутствие женщин. Правда, одна особь женского пола у них была – кошка Нюрка, но она проблему не решала.
Жизнь без девочек была грустна, как стихи Есенина. Даже Господь, видя безутешность Адама, стершего ладошки в кровь, сотворил ему Еву.
Обо всем заботилось начальство, а о половом минимуме нет. Во-первых, в СССР секса не было, а во-вторых, это шло вразрез с положениями Морального кодекса строителя коммунизма. Так моряк всю жизнь и маялся, разрываясь между любовью к морю и любовью к женщине.
Пехоте было проще, вернулся с маршброска, скинул портянки – и к Машке под бочок. А в море где ее возьмешь, Машку эту?
В баре первым делом заказали пиво. В знойной Африке холодное пиво – это как валидол для сердечника, освежает и повышает тонус. Не затягивая, заказали бутылочку джина, на этикетке которой красовался вепрь с веточкой можжевела на клыках. Закуска была по-африкански простой и скудной, какие-то орешки и сухофрукты, что, несомненно, ускорило созревание клиентов.
В тот момент, когда они уже заговорили о службе, к ним с грациозностью черной пантеры подсела эфиопка явно призывного возраста, но не в том смысле, что в армию пора, а с ударением на второй слог.
Честно говоря, определить возраст негритянки так же сложно, как и возраст китаянки. С уверенностью можно назвать только периоды до двадцати и после пятидесяти лет.
Абиссинка была настолько по-туземному привлекательна, что хочешь не хочешь, а захочешь!
Мозг у всех троих заработал, пьяные-пьяные, а извилинки похотливо зашевелились. Пробудились нейроны, которые начали передавать электрические импульсы в область междуножья, где они и генерировались, многократно усиливаясь.
Это между начальником и подчиненным команды проходят простым орально-слуховым путем, а в человеческом организме все куда как сложнее.
В момент, когда в междуножье накапливалась критическая масса, это самое междуножье обратной командой отключало мозг. Это как на корабле – «Принимаю командование на себя!» С этой минуты их действиями руководил не мозг, а главный первичный половой признак.
Их уже ничто не могло остановить – ни то, что они ее совершенно не понимали, ни липкий смрад ее парфюма, ни даже ее сходство с Анжелой Дэвис. Более того, их совершенно не интересовала ее партийная принадлежность, отношение к революции и степень поддержки товарища Менгисту, что было немаловажно в воюющей стране. Она интересовала их исключительно как набор отверстий.
Суетясь, наступая друг другу на пятки, они семенили вслед за сексуальной шоколадкой в апартаменты. Грех созревал, как яблоко в саду Эдема, – красные шторы, красное покрывало, красная лампа под потолком и доступная черная женщина.
Жрица любви оказалась настоящей профессионалкой-многостаночницей и с дикой африканской страстью поимела всю троицу, ощутимо облегчив их кошельки и тестикулы.
Утро выдалось тяжелым, похмелье лечили холодным, густо заваренным каркадэ. Допив трехлитровый бутыль с живительным напитком, они привели себя в порядок и спустились на завтрак. Для молодых людей самое главное в сексе – это рассказать о нем товарищам. Что они за завтраком и сделали. Передаваемый из уст в уста рассказ о половых достижениях трех богатырей обрастал все новыми подробностями. Во время обеда они уже ловили на себе взгляды зависти и восхищения.
Время шло, ППР заканчивался, и они уже готовились через пару дней уйти в море, как вдруг, а это всегда бывает вдруг, они почувствовали симптомы нехорошей болезни.
Доктора искали недолго. Он целыми днями пропадал на свалке за городской бойней, где собирал огромные рога буйволов, из которых делал сувениры. Майор медицинской службы Липучко готовился к выходу на пенсион и командировку в Эфиопию рассматривал как поощрительный приз за безупречную службу на флоте, как возможность заработать на безбедную старость и служебными делами старался себя не обременять.
– Товарищ майор, нам бы это.
– Что это?
– Ну это, провериться нужно, а то скоро в море и вообще.
– Что, всех троих?!
Молодежь дружно закивала головами.
– Ну вы даете, етить-косить!
В санчасти доктор отработанным движением взял мазки и сел у микроскопа. Прелюбодеи, переминаясь, ждали приговора, в душе надеясь на чудо.
Липучко повернулся, радостно потирая руки.
– Ну что ж, етить-косить, трипперок – он и в Африке трипперок.
Надежда на чудо рухнула, троица в полуобморочном состоянии готова была молиться на доктора.
– Да не тряситесь вы так! Я вас, етить-косить, быстро на ноги поставлю.
И, не затягивая в долгий ящик, вкатил каждому в зад добрую порцию бицилина.
Экспедиция работала как часы – плавсредства бороздили, эхолоты стрекотали, снабженцы подворовывали, а стукачи стучали. Естественно, такой яркий эпизод не мог пройти мимо особиста. Донос – любимый советский литературный жанр, синтез слова и дела государева.
Припертые к стенке неопровержимостью доказательств, греховодники-неудачники во всем сознались. Далее события развивались стремительно, уже вечером состоялся разбор полетов у начальника экспедиции. Кроме начальника присутствовали начальник политотдела, особист и доктор. Трое лейтенантов стояли по стойке смирно.
Начальник экспедиции на всякий случай решил уточнить детали.
– Майор Липучко, а у них точно триппер?
– Куда уж точней, етить-косить.
Начальник тяжело вздохнул, жалко ему было молодежь.
– Да, триппер – это вам не фунт изюма.
Все согласно закивали. Тут ведь какое дело, если бы они просто на бабе попались – это, конечно, нехорошо и даже наказуемо, но не более. С триппером дело обстояло гораздо сложнее.
К болезням на флоте относились по-разному, к примеру, против желтой лихорадки или желтухи командование ничего не имело, и заболевших даже жалели, чего нельзя сказать о триппере и других родственных болезнях. А уж триппер за границей – это уже того, это уже граничит с изменой Родине.
Доктор дал запоздалый совет:
– Хоть бы презервативами пользовались, что ли, етить-косить.
Начпо жалости к провинившимся не ведал и поставил жирную точку:
– Нравственность, товарищи, надежнее презервативов!
Особист чувствовал себя героем, не зря свой хлеб жевал, теперь можно ждать поощрения от начальства. Начальнику экспедиции все это радости не доставляло, хорошие ведь ребята, а теперь на карьере жирный крест.
– Вот тебе и черно-белая любовь, дружба народов, мать ее.
Участь их была незавидна, с учетом дерзости произошедшего, социальной опасности и отягчающих обстоятельств было принято решение вернуть их в Союз первым же самолетом.
Теперь они ловили на себе взгляды, полные сочувствия.
Ничего хорошего их дома не ждало, но, с другой стороны, не расстреляют же, а кто еще сможет похвастать эфиопским триппером? Будет что внукам рассказать!
МГК-666
Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.
Откровения св. Иоанна Богослова 13:18
«Кайра» была обречена, причем обречена еще на стапеле. Обречена в тот самый момент, когда какой-то чудодей, не читавший Библию, не знавший, кто такой Иоанн Богослов, и не слышавший о числе дьявола, набил трафаретом на борту «Кайры» – МГК-666.
Большой гидрографический катер БГК-889 в паре с малым гидрографическим катером МГК-666 работал в прибрежной зоне архипелага. Это была не работа, а мучение, с МГК-666 все время что-нибудь случалось – выходило из строя оборудование, колдыбасил двигатель.
