Девушка с ароматом жасмина

– Что будешь делать? – спросил я Полину.

– Поеду во Францию, у меня там есть домик в Бургундии.

– Круто! Просто домик?

– Не совсем, это усадьба. У меня есть свои виноградники, и даже своя марка вина.

– Ты не перестаешь меня удивлять! А я останусь в дождливой Шотландии.

– Хочешь, поехали со мной, – как бы между делом сказала Полина.

– Конечно хочу! Я еще никогда не был в частной усадьбе, и на виноградниках тоже.

– А тебя жена отпустит?

– С этим я разберусь.

Фионе я сказал, что уезжаю уже работать, и пока будут павильонные съемки. Вполне возможно, что жена не была бы против того, чтобы я погостил у Полины, но я соврал на всякий случай. У детей уже начался учебный год, Глен пошел в первый класс, и у Фионы появилось время на себя. Она подумывала вернуться на сцену.

Из Эдинбурга нас забрал личный самолет Полины. Это был не просто частный самолет, это был огромный «Боинг». Она много путешествовала и любила делать это с комфортом. Наличие именно такого самолета она объясняла тем, что часто летала из Москвы в Рио-де-Жанейро, путь неблизкий, а она не любила остановки в других аэропортах для дозаправки.

Это был не самолет, а сказка! На борту располагались две спальни с душем, гостиная, кухня, столовая и рабочая зона. Стюардесс не было, только два пилота, сейчас на борту был один. Лететь предстояло около трех часов, и, войдя в самолет, Полина тут же плюхнулась на диван.

– Тебе плохо? – спросил я.

– Да. Мне всегда плохо. Ничего, мы скоро прилетим в нормальный климат, и все наладится. Я люблю Рио, там я чувствую себя лучше всего.

– Какие страны тебе еще нравятся?

– Каждая по-своему интересна и уникальна, я люблю весь мир. Но, если выбирать, то мне больше нравится Латинская Америка, там совсем другие люди. Они очень самобытны, и делают то, что хотят, там гораздо меньше рамок, и люди счастливее.

Мы прилетели в аэропорт города Дижон. Самолет заехал в ангар, в нем находился автомобиль и еще один самолет, маленький. Полина удивилась наличию второго самолета и спросила что-то у пилота по-русски.

– Мы будем не одни, – сказала она мне, – в усадьбе моя мама. Вообще она должна была еще вчера улететь в Москву, но появилось дело в Рио, и она ждет этот самолет. Завтра утром они улетят.

Пилот сел за руль автомобиля, и мы направились к усадьбе. Вообще со всем своим персоналом Полина обращалась по-дружески. Пилот до завтра оставался в усадьбе, там его ждал второй пилот.

Мы ехали чуть больше часа. Погода была хорошая, было тепло для октября, светило солнце. Мы ехали среди полей, было очень красиво. Я никогда не был в этой части Франции, мне хотелось посмотреть на виноградники и винодельню.

Мы подъехали к дому, он был очень красивый, белый с черепицей кирпичного цвета, по одной из стен дома до самой крыши плелся дикий виноград, листья его были уже красноватыми.

Нас встречали три женщины. Все они были очень разные. Первой была тетя Соня, она была еврейкой преклонного возраста, худенькая, маленького роста, со слегка крючковатым носом, и черными кудрями, собранными в пучок. Они с мужем жили здесь до того, как Полина купила усадьбу. Они занимались виноградниками.

Второй была Беатрис. Габаритная женщина за сорок, высокая и полная, на ней был фартук темного цвета, на голове платок, рукава засучены, от нее пахло молоком. Глаза у нее были живые и добрые. Беатрис всем тут управляла. Она так же жила здесь до появления Полины.

Вообще здесь жили почти все, кто работал и жил тут до Полины. Она купила усадьбу у одного обанкротившегося француза. Помимо дома тут было много гектаров земли, на которых выращивали овощи и фрукты для продажи, здесь же была небольшая ферма, коровы, овцы, козы, ну и, конечно, виноградники. Все без исключения продукты были своими, и от этого ужин, которым нас кормили был просто волшебным.

Третьей женщиной была мама Полины Татьяна. Мама была обычной советской женщиной, с золотыми зубами. По-английски из них говорили тетя Соня и мама Полины. С остальными Полина разговаривала по-французски.

Внутри дом был просто волшебный, в прованском стиле. Светлые стены и деревянный светло-серый пол. Светлые диваны и кресла, белые подушки на них, с вышитыми пионами и сиренью. Бордовые открытые стеллажи с книгами, камин, труба которого была выложена плиткой с изображением лаванды. Большие окна, и французские окна с выходом на балконы и веранду. Столовая с деревянной мебелью натурального цвета, много всяких декоративных шкафчиков, намеренно состаренных, все выглядело очень колоритно. Цветы, конечно, везде были цветы. На столах, на полках, на полу огромные фикусы, много цветов, везде цветы. Дом был очень светлый и легкий, он был как бы отражением своей хозяйки.

Беатрис тепло обнимала Полину, и целовала ее в щеки. Они не были похожи на работника и работодателя, они больше походили на семью. Это было удивительно, здесь было так тепло, так комфортно, что мне захотелось остаться тут навсегда с этими замечательными людьми.

Тетя Соня проводила меня в отведенную мне комнату. Комната не отличалась от всего дома, она была такой же светлой и уютной.

Был вечер, и мы ужинали в столовой. С нами была мама Полины и тетя Соня с мужем. Беатрис уехала куда-то по делам.

– Ганс! – прикрикнула тетя Соня на мужа, – это не то вино, принеси того, не жадничай!

Удивительно, но тетя Соня была еврейкой, а Ганс, ее муж, был чистокровным немцем. Им обоим было за семьдесят, и когда они поженились, в памяти еще очень живо стояла Вторая мировая война и холокост. Но сердцу не прикажешь, случалось и такое. Родители Ганса не поддерживали Гитлера, и долго скитались по Европе, потом переехали в Америку, там прожили пятнадцать лет, после чего вернулись на родину. Молодой Ганс уехал во Францию учиться виноделию, здесь он познакомился с тетей Соней.

– Она была такой красавицей, что у меня челюсть отвалилась, когда я впервые увидел ее, – рассказывал Ганс. – Она работала под Марселем, на лавандовом поле. Господи, как давно это было, но я помню это как сейчас. Я боялся говорить ей, что я немец, и выдумал себе французское имя, но сильный акцент выдавал меня.

Я рассматривал маму Полины, они были совсем не похожи. Татьяна была слегка зажатой. Она расспрашивала меня о моей жизни, зачем я сюда приехал и так далее.

– Мама считает, что у нас с тобой роман, – с улыбкой шепнула мне Полина, – я ей сказала, что это не так, но она вероятно не поверила.

– А я и думаю, почему она так настороженно на меня смотрит! И так спокойно рассказываю про жену и детей!

Мы смеялись, эта ситуация казалась абсурдной. Казалась или была?

Следующим утром Полина повела меня на виноградники. Татьяна уехала еще засветло, так что завтракали мы в гордом одиночестве. В этом доме никто не жил, Беатрис, тетя Соня, и все остальные жили в других домах, которые были недалеко от основного дома.

Мы с Полиной шли среди полей, и мне было так хорошо и спокойно. Мне нравилось все вокруг, хотя красоты уже никакой не было. Все уборочные работы были закончены, и поля стояли в основном пусты. Но здесь был какой-то особый шарм, он витал в воздухе.

У Полины зазвонил телефон. Она говорила по-французски, я ничего не понимал. Полина свободно говорила на пяти языках, не считая родного русского, она знала английский, французский, португальский, испанский и итальянский. Вообще она была очень образованной.

– Завтра мне нужно будет уехать где-то на полдня. Не будешь скучать? – сказала Полина.

– Я найду, чем заняться. А куда ты едешь?

– В Лион. Я построила там одну социальную клинику, и завтра она открывается. Я приехала сейчас во Францию именно по этой причине.

– Что за клиника? Расскажи, мне очень интересно. Я вообще впечатлен твоей деятельностью и благотворительностью.

В лице Полины что-то изменилось, она вся как будто стала меньше. Она улыбалась, но уже не так, как обычно.

– Это клиника по реабилитации, для людей с ограниченными возможностями после несчастных случаев.

– Я вижу, что для тебя это имеет особое значение.

– Да. Двенадцать лет назад я попала в автокатастрофу. У меня был сломан позвоночник в четырех местах, и мне сказали, что я никогда не смогу ходить. Почти год я лежала в больнице, и еще два училась заново ходить. Это было чудо, все врачи говорили, что сделать ничего нельзя, но я смогла. Так что да, это имеет для меня особое значение.

Я был ошеломлен. В интернете об этом не было никакой информации. Я не представляю, какая должна быть сила воли, чтобы превозмочь болезнь. Она практически совершила подвиг, свой личный подвиг.

– Я даже не знаю, что сказать, – пораженно ответил я.

– И не надо ничего говорить.

Она снова улыбалась своей волшебной улыбкой. Мне хотелось расспросить ее подробнее обо всем этом, но я видел, что она не любит об этом говорить.

– А почему эта клиника именно во Франции?

– У меня есть четыре такие клиники в России. А здесь климат очень благоволит выздоровлению.

– Если можно, я хотел бы поехать с тобой. К тому же это может привлечь дополнительные инвестиции.

– Да, с этой точки зрения ты был бы там полезен. Я не слежу за шоу бизнесом, и не знаю, как зовут даже знаменитых актеров и певцов, но о тебе читала в интернете, ты у нас оказывается суперзвезда, – сказала она с улыбкой, – так что твое нахождение там было бы полезно и для пациентов. Ты готов к такому благотворительному акту?

– Готов. Я никогда не занимался благотворительностью, и это было бы полезно для меня самого. Если хочешь, я могу пригласить свою подругу, Ирен Бойл, она актриса, и тоже довольно знаменита, сейчас я покажу тебе фото, ты ее сразу узнаешь. У нее сейчас как раз перерыв в съемках.

– Да, конечно хочу. Она согласится?

– Уверен, что согласится. Она как раз любит таким заниматься, она часто ездит в Африку.

Я достал телефон и нашел фото Ирен. Полина ее сразу узнала.

– Сейчас я ей позвоню, она в Барселоне, у нее там дом.

– Скажи, что если она согласится, то я отправлю за ней самолет.

Ирен с радостью согласилась. Как я и говорил, она любила заниматься такими вещами, но больше ей хотелось познакомиться с той самой Полиной, посмотреть на женщину, которая свела меня с ума.

На следующий день рано утром мы поехали в Леон, Ирен уже была там, как и обещала Полина, она отправила за ней самолет. Так как нам было по пути, мы заехали в аэропорт и забрали Ирен. Конечно она влюбилась в Полину с первого взгляда.

– Я с ней еще особо не общалась, но понимаю, что тебя в ней так привлекло, – шепнула мне подруга, когда мы сели в машину.

Клиника была под Леоном. Она занимала большую территорию. Там было очень красиво, это не было похоже на больницу, больше на пансионат. Было много прессы как французской, так и русской. Никто не знал, что мы с Ирен тоже там будем, и на нас налетели журналисты.

Полина разрезала красную ленту, и мы вошли внутрь, там мы много общались с пациентами. В клинике были люди со всей Европы, но только те, кто не мог себе позволить такого дорогостоящего лечения. Пациентами были и дети и взрослые, Полина с удовольствием общалась со всеми. Она рассказывала свою историю излечения, говорила, что ни в коем случае нельзя отчаиваться, даже когда все вокруг говорят, что уже ничего не поможет. Я смотрел на нее как завороженный. Я никогда раньше не встречал таких людей как она.

– Ты влюбился, ты в курсе? – спросила меня Ирен.

– Нет, я просто ею восхищаюсь, – неуверенно ответил я.

– Нет, ты по уши влюбился. Ты бы видел себя со стороны. Уж я-то знаю, как смотрят влюбленные мужики. Женщины всегда это видят. Я уверена, что она тоже это заметила.

Я испуганно глянул на Ирен. Я ведь считал, что ни чем не выдаю своего отношения к Полине.

– Расслабься, ты ей тоже небезразличен. Со стороны все очень хорошо видно. Что ты намерен делать? Что если между вами что-то возникнет? Если у вас завяжется роман?

– Я не думаю, что до этого может дойти.

– А я бы на твоем месте подумала. Если бы у тебя не было семьи, вы бы уже давно кувыркались в постели. Но ты ведь не рассказывал ей о том, какая на самом деле у тебя семья?

– Нет, конечно, незачем кого-то посвящать в мои личные дела.

Полина пригласила Ирен к себе в усадьбу, и та с удовольствием согласилась. Моей подруге усадьба понравилось, да и как она может не понравиться? Вся усадьба это прямое отражение Полины, я и не думал, что место может так отражать своего хозяина.

Вечером пришли тетя Соня с Гансом, они принесли вино.

– Помнишь, я говорил тебе о новом купаже? – спросил Ганс Полину.

– Да, вкусненькие изюмные сорта.

– Я взял тебе бутылку на пробу. Соня, неси бокалы.

Вино и правда было очень вкусным.

– Ммм, то что надо! – сказала Полина, – а почему ты раньше молчал? Ведь ты его в прошлом году сделал, сейчас еще даже сбор урожая не начался.

– Я же не буду поить тебя молодняком! Вино должно полежать хотя бы год, ты ничего не понимаешь в виноделии.

– Зато я люблю пить вино, – с улыбкой сказала Полина.

– Добавь чуть-чуть лавандового меда, – сказала тетя Соня, – тебе понравится вкус.

– Соня! Зачем ты предлагаешь такие вещи? – возмутился Ганс, – так пьют вино только дилетанты!

– Не бурчи, – отвечала она, – пусть девочка попробует, это очень вкусно.

– Вы когда-нибудь прекратите ругаться? – с улыбкой спросила Полина.

– А кто ругается? – ответила тетя Соня, – мы с этим стариком поссорились только один раз в жизни много лет назад. Даже не разговаривали друг с другом целый день. Помнишь? – обратилась она к Гансу, и посмотрела на него с такой нежностью. – Мы были молоды, и ни один из нас не хотел признавать свою ошибку, мы показывали свою гордость. А потом легли в постель, я как сейчас это помню. Я лежала, и мне так хотелось обнять его, сказать, что я не права, извиниться, но мое эго не давало мне этого сделать. Я думала о том, как же это глупо, ведь мы женаты, и из-за такого пустяка не разведемся. Мы потеряли целый день на обиду, вместо того, чтобы потратить его на любовь. А потом Ганс сам обнял меня, и я ему все это сказала. Он чувствовал то же самое.

Больше мы никогда не ссорились. Конечно были разные проблемы, но мы сразу их решали, садились и разговаривали, и не уходили пока не решим проблему. Нас часто спрашивают, в чем секрет нашего семейного счастья, так вот он в этом. Нужно просто научиться разговаривать друг с другом, и слышать друг друга, не просто слушать, а и слышать тоже.

Я переваривал все сказанное тетей Соней, и понимал, как же мы с Фионой далеки друг от друга. Мы не разговаривали, мы все держали в себе. Я часто не знал что на сердце у Фионы, а когда спрашивал, она говорила, что это личное. Вероятно, она считала мои чувства тоже моим личным, и никогда не спрашивала о них. Для нас это стало нормой. Мы были почти чужими. Сейчас я очень отчетливо это понял.

Пришла Беатрис и разожгла камин. Ирен с Полиной увлеченно о чем-то разговаривали, а я смотрел на Полину, на ее волосы, они горели в свете камина, ее улыбка озаряла все вокруг. Мне хотелось прикоснуться к ней, просто взять в руку ее ладонь, ощутить ее мягкость. Ни к одной женщине я не испытывал таких чувств. Нормальное желание мужчины забраться к ней под юбку перевешивало что-то другое, новое и от того непонятное для меня.

Что, если между нами и правда что-то возникнет? Что это может быть? Секс? А что еще? Что бы я хотел от нее получить? Понятно, я хотел окунуться в ее счастье, в эту безумную энергию жизни. Но что еще? Ведь с Фионой у нас все тоже начиналось очень романтично и бурно. Если бы мне тогда сказали, каким будет наш брак через четырнадцать лет, я бы никогда не поверил, тогда это показалось бы мне просто смешным.

Стоп! Я что думаю о будущем с Полиной? А что она вообще думает об отношениях? Почему она не замужем? Ей тридцать шесть лет, она красива и умна, обаятельна. Почему у нее нет мужчины? А может есть? Во мне кольнула ревность. Вдруг у нее есть мужчина? Она же с кем-то спит? Как будто услышав мои мысли Ирен спросила Полину, почему та не замужем.

– У меня сложное отношение к мужчинам, я их не очень люблю, – ответила Полина.

– Может, ты любишь девочек? – уточнила Ирен.

– Нет, я строго гетеро. Ничего не имею против геев, но в сексуальном плане я люблю мужчин. Но не хочу иметь с ними ничего серьезного.

– Почему? Извини, если я задаю слишком личный вопрос.

– Он не то чтобы личный, просто ответ может быть для тебя непонятным.

– Все же мне интересно его услышать, – не сдавалась Ирен.

– Все считают, что пара это две половинки. Я же считаю себя одним целым. Если человек ищет вторую половинку, то и живет он только на эту половину, вторая же часть это пустота, а пустота, это одиночество. Вторым человеком мы затыкаем эту дыру, и нам кажется, что теперь мы одно целое. Но любой человек рано или поздно уходит из твоей жизни, и эта пустота возвращается. Люди ищут второго человека, чтобы заполнить им пустоту внутри себя. У меня же внутри нет пустоты. Все место внутри себя занимаю я сама. Я люблю себя, и не ищу подтверждения этому в любви другого человека. Если мне когда-нибудь встретится мужчина, такой же полный, как и я, мы сможем идти по жизни вместе, делить жизнь друг друга, а не заполнять собой чужую жизнь. Я не хочу, чтобы мною затыкали дыры, это очень большая ответственность, понимаешь?

– Кажется, что понимаю. Но, я думаю, что это очень сложно, обрести состояние целостности.

– Для этого нужно не иметь ничего, совершенно ничего, потерять все и быть на дне. Сложно это, а обретение целостности приходит само, оно вырастает из пустоты от потери.

– Слушай, – смеялась Ирен, – а она не только красивая, а еще и умная!

Полина улыбнулась своей волшебной улыбкой. А я сидел в прострации. Она только что убила меня своими словами. Я хотел именно того, о чем она сейчас сказала. Я хотел заткнуть ею дыру внутри себя, присосаться к ней как пиявка, и сосать из нее жизнь. Меня словно обухом по голове ударили.

Она правильно делает, что сторонится мужиков. Все мужчины больше всего на свете боятся одиночества, той самой дыры. Мы просто не способны быть одни. С детства мы привыкли к тому, что нас любит мама, и когда мы выходим во взрослую жизнь, нам безумно не хватает этой любви, и мы пытаемся добиться любви женщин. Чем больше нас любят, тем лучше мы себя чувствуем. Если женщина не отвечает взаимностью, мы особо не страдаем, мы бежим покорять новых женщин.

Это стремление к тому, чтобы нас любили, превращает мужчин в настоящих ловеласов и мастеров пикапа. Никто не хочет просто переспать, все хотят быть нужными, а если женщина пускает тебя в свою постель, значит ты не такой как все, ты особенный, и она может тебя полюбить.

Добейте меня кто-нибудь, иначе я сейчас пойду и брошусь с крыши!

4

Собака на сене

На следующий день Ирен улетела в Барселону, у нее были дела.

– Я очень рада, что познакомилась с тобой, – говорила она Полине.

– И я рада! Будет время, приезжай в гости, – отвечала та.

Ближе к вечеру и нас выдернули из блаженного ничегонеделанья, позвонил продюсер, и сказал, что все готово, и послезавтра начинаются съемки. Они начались в долине Луары.

Рано утром самолет доставил нас в аэропорт Орлеана, оттуда нас забрали и отвезли в съемные квартиры. Наши с Полиной дома были по соседству. Съемки остановили на том моменте, когда Генрих наконец-то переспит с Франческой.

– Мы порепетируем интимную сцену? – спросила меня Полина.

– Да, если тебе это нужно.

Вечером мы с Диего пришли к Полине на репетицию. Что творилось у меня внутри я даже описать не смогу. Меня успокаивало лишь то, что мы будем в одежде.

– Я думаю, что нам надо раздеться, – сказала Полина, – ведь в этом загвоздка.

Женщина! Ты сведешь меня с ума! Кричал во мне внутренний голос. Полина наотрез отказалась от дублеров, маскирующего белья и накладок. Ей казалось это неестественным. Я решил не отставать, если уж женщина, да еще не являющаяся актрисой, не боится раздеться, и того, что к ней будет прикасаться чужой мужчина, то мне это было бы совсем стыдно.

– Я взяла у костюмеров те рубашки, в которых мы будем, – сказала она мне.

По сценарию я оставался в рубашке, а она должна была остаться голой. Господи, зачем я на это подписался? Играл бы себе каких-нибудь супергероев или обдолбанных наркоманов! Нет же, захотелось сыграть короля, который без конца трахает свою фаворитку. Идиот!

– Полина, – сказал Диего, – у тебя уже начали появляться чувства к Генриху, но ты все равно не горишь желанием спать с ним. Ты его целуешь, но особо в процессе не участвуешь.

– Короче лежу как бревно, я поняла, – с улыбкой сказала Полина.

– Вспомни свой первый раз, это должно помочь.

– Ты шутишь? Это было сто лет назад.

– Я всегда считал, что девочки помнят этот момент, – удивился Диего.

– Нет, я помню, но не могу вспомнить, как это было, что я при этом чувствовала.

– Ну ты даешь! – с улыбкой сказал Диего, – даже я помню свой первый раз. Ладно, давайте начнем, а там, если что я поправлю.

Мой член уже был в полувозбужденном состоянии от одной мысли, что я сейчас прикоснусь к ее телу, к ее губам. Поцелуи у нас уже были на съемочной площадке, и даже некоторые ласки, но сейчас я раздену ее, буду ласкать ее обнаженное тело. Таблетки для потенции придумали, лучше бы придумали что-то от потенции!

Полина лежала в постели, под рубашкой у нее ничего не было, я якобы вошел в ее комнату, сел на кровать и запустил руку под одеяло. Моя рука коснулась ее ноги, и медленно поднималась вверх.

– Сегодня ночью ты станешь моей, – сказал Генрих, откинул с Полины одеяло и лег рядом.

Я поцеловал Полину, и она ответила, ее рука легла мне на шею, и пальцы погрузились в мою шевелюру.

– Полина, ты не трогаешь его, просто лежишь, – сказал Диего.

Полина убрала руку. Я развязал завязки у нее на рубашке и оголил ее грудь. Одна моя рука вцепилась в ее ягодицу. Мои губы медленно спускались от ее шеи к груди.

– Марк, не хватай ее так, Генрих не хочет спугнуть Франческу, он знает, что сейчас переспит с ней, но он не хочет, чтобы она боялась его. Понежнее.

Какие к черту нежности?! Я хочу сорвать с нее эту рубашку и впиться в ее тело как в последний раз. Я посмотрел Полине в глаза и видел в них желание. Я завязал на ней рубашку и вернулся к поцелую. Я чувствовал, как она подалась ко мне всем телом, чувствовал, как бьется ее сердце. Я развязал завязки на рубашке и нежно обнял ее одной рукой. Мои губы опять начали спускаться по шее к ее груди.

Я выучил сценарий наизусть, в нем описывалось каждое мое движение, и сейчас я должен был ласкать ее грудь. Я взял одну грудь в руку, мои губы сомкнулись вокруг ее соска. Я почувствовал, как она слегка изогнулась в спине, дыхание ее участилось.

– Полина, теперь ты можешь слегка обнять его за талию.

Рука Полины легла мне на спину, и чуть спустилась к талии. Я медленно задрал рубашку Полины и снял ее. И вот она лежала передо мной совершенно голая, в глазах ее горел огонь, хотя она и пыталась сделать спокойное выражение лица.

Моя рука гладила ногу Полины, губы коснулись живота, и из ее приоткрытого рта вырвался тихий стон. Боже, как же я ее хотел! Коленом я раздвинул ей ноги и лег сверху. Я целовал ее в губы, а потом сделал вид, что вошел в нее. Она, конечно, чувствовала мою эрекцию, хорошо, что я был в трусах. Я терся об ее промежность своим причинным местом изображая движения и целовал ее. Боже, я сейчас кончу! Нет, держись друг, ты сможешь! Подумай о политике. Да, помогло. Ты протянешь еще несколько минут.

– Полина, сделай вид, что тебе больно, – скомандовал Диего.

Она слегка скривила лицо, и пыталась придержать меня. Диего стоял прямо над нами, и рассматривал все наши мельчайшие действия. По сценарию я начал двигаться медленнее, и губами ласкал все доступные места ее тела, через несколько минут я должен кончить. Эта сцена не прерывалась, секс должен был быть снят от начала и до конца, все длилось ровно двенадцать минут. Диего засек время, и говорил, что и в какую минуту мы должны делать.

– Еще минута, – сказал Диего.

Эта минута длилась целую вечность.

– Все, Генрих кончает, и ложится рядом.

Я со звуком кончил, хорошо, что не на самом деле. У меня ломило всю нижнюю часть тела, мое желание было на пике, но я все же лег рядом. Полина прикрылась лежавшей рядом рубашкой, которую я с нее снял.

– Снято! – сказал Диего. – В общем, вы молодцы, если хотите, можем повторить со всеми правками.

У меня округлились глаза, Диего увидел это и улыбнулся.

– Я думаю достаточно, – сказала Полина.

Ты моя спасительница! Я поцеловал ей руку.

– Теперь я бы должен на тебе жениться, – с улыбкой сказал я.

Она улыбнулась и встала с кровати. Рядом лежал халат, и она сразу надела его. Одеваясь, я заметил мокрое пятно на своих трусах, но жидкость на них была не моя. Ее возбуждал весь этот процесс также как и меня. Отчего-то мне было радостно это осознавать. Все было как в первый раз. Я радовался тому, что могу возбудить женщину.