Полная версия:
Знак свыше. Современные были
Крыть было нечем. Как ни крути, Элисо кругом права – и про грехи, и про «контакт».
Правда жизни – штука сложная. И дальнейшие события откроют сестрам во Христе простую истину: безгрешных на свете нет, а сомнения иногда не такая плохая штука.
Но до этого еще надо было дожить…
Про иеговистку, чудотворную икону и блудные помыслы
Мы домогаемся не победы, а возвращения братьев, разлука с которыми терзает нас.
Свт. Григорий БогословАсфальтовая дорожка шла между корпусов-хрущевок: ни свернуть, ни скрыться от приближающегося торнадо у Варвары никак не получалось. Торнадо неминуемо приближался. Именовался он Анаидой. Раньше был человек как человек: боевой, веселый с вечной жаждой справедливости, а теперь все эти качества активно работали на неутомимую вербовщицу-иеговистку в деле привлечения новых членов.
«Все. Сейчас начнется», – только и успела тоскливо помыслить Варвара, как словесный вихрь обрушился на нее всей своей мощью:
– Как я рада тебя видеть! Что нового? Ты еще в этом мракобесии?! Все еще ходишь туда?! – сыпала вопросами Анаида, нервно поправляя черные волосы. – У меня ведь душа болит! Такой человек, как ты, гибнет в Православии!
– А что, у меня такой агонизирующий вид? – отбивалась Варвара, уже предчувствуя, что основного натиска ей не вынести.
И пошло, поехало. Анаида потащила свою жертву к перекладине, прибитой между двумя соснами местными аборигенами, раскрыла потрепанную Библию и, с ловкостью фокусника выдергивая оттуда нужные места, приступила к просветительской деятельности. Только и слышалось:
– Глава такая-то, стих такой-то.
Уж на что Варвара сама языкатая, а в эту трескотню еле-еле успевала свое вставлять.
– Вы, как язычники, идолам поклоняетесь… – гремела старая подруга, пугая Варвару хорошо поставленным голосом. – Вот на эту тему в Ветхом Завете…
– Ну, ты скажешь – «язычники»! – злилась Варвара, не зная, чем ее отбрить. – Вот, например, Владимирская икона Божией Матери во время нашествия татар…
– Не смеши меня этими бабушкиными сказками, – строчила Анаида, не вникая. – Все эти выдуманные чудеса от темных сил! – И тут же раскрыла соответствующее место.
Варвара со вздохом озиралась вокруг. Тошно-то как! И поблизости ничего подходящего, чтоб на светлую мысль натолкнуло. Только вон, алкаши у пивной будки трутся и недвусмысленные взгляды на них, двух раскричавшихся сорок, кидают.
Анаида всего этого не видела – заблудшую душу из омута догматизма спасала. Тут не до мелочей пейзажа.
– А ты говоришь – «иконы», – закончила она чтение очередного куска, возвращаясь к прозе жизни. – Вот с тобой лично какое-нибудь чудо от икон было? Только не надо рассказывать, что было при царе Горохе.
Варвара уж и рот разинула, чтоб постоять за двухтысячелетнюю Мать-Церковь, но почему-то медлила. Факт в защиту иконопочитания вертелся на языке, да только при пересказе мог весь эффект на ноль свести…
…Внешне это выглядело так. Все присутствующие в тот день на службе стояли молча. Хор пел Херувимскую песнь.
В углу, над Варварой, висел старый потемневший образ «Покров Божией Матери». А под черепушкой копошились мысли, совсем обратные тому, что в этот момент пелось. Если совсем точно, то Варвару опять мучили блудные помыслы. Вдруг от иконы раздался треск, будто дерево раскалывается. Все стали оборачиваться на шум. К Варваре подошла Элисо, догадавшаяся о ее мысленных потугах, и потребовала:
– Сейчас же пойди и исповедуйся! Не слышишь, икона трещит!
Треск в это время прекратился.
– Это не из-за меня, – слукавила Варвара.
И тут треск раздался снова. Перепуганная Варвара козой отскочила от облюбованного угла, и сразу все стихло.
Служба закончилась, а вопросы остались: что это было? Вот и отправилась Варвара к Елене за выяснением, может ли икона трещать сама по себе?
– Может, – последовал ответ без тени удивления и тут же – контрвопрос: – Что, «Покров Божьей Матери» трещал?
– Да…
– Наверное, в этом твоя вина. Это чудотворная икона. На моей памяти она уже так трещала… Как-то во время службы около нее стояла одна раба Божия. Вдруг мы все услышали треск. Я каким-то образом почувствовала, что причина в ней, подошла и спросила, обратившись по имени: «Что ты наделала?» И она рассказала, что когда ее мужа посадили, ей пришлось очень туго материально, ну и согрешила, несчастная. Теперь она очень переживает и не находит в себе силы покаяться. Так икона придала ей смелости для исповеди, – закончила Елена, а для большей убедительности еще и процитировала по памяти: – Как преподобный Никита Стифат говорил: «Девство и брак не для всех, но целомудрие для всех»…
От воспоминаний Варваре еще хуже стало. Вот бы Елену сюда, уж она бы не растерялась. Быстро бы нашла, какой довод помощнее привести.
А свой личный опыт лучше не вспоминать. Анаида еще, чего доброго, жалостливую рожу скорчит и скажет:
– Ну вот, что и требовалось доказать. У тебя уже слуховые галлюцинации.
Анаида тем временем, не дождавшись личного Варвариного чуда, тактику поменяла и перешла в контрнаступление – уколола в самое больное.
– Вот скажи, – даже темп речи замедлила, как пантера перед прыжком, – а есть в вашей церкви любовь? Такая, как у первых христиан была?
Варвара только вздохнула. Крыть ей опять было нечем.
– А-а, то-то же… Нету! Вот приходи к нам, свидетелям Иеговы! Увидишь, у нас совершенная любовь! Нигде такого общества нет!
Варвара только хмыкнула недоверчиво:
– Не надо мне лапшу на уши вешать. Совершенного общества при Иисусе Христе не было. А вы кто такие?
Анаида бросилась было спорить, но потом устало сказала:
– Я ведь люблю тебя и о твоем спасении думаю. Такие, как ты, в будущем веке обречены.
И Варвара уцепилась за эти слова, как за соломинку.
– Главное, чтоб мы друг друга любили, а там пусть нас Господь рассудит, кто прав.
На том и разошлись. Жаль, что в церквях специальных молебнов не служат об отошедших от Православия. Варвара бы длиннющий список подала. А то спорить, переубеждать – ни красноречия, ни теологической подкованности не хватает.
А может, кто из единоверцев прочтет и воззовет ко Господу:
– Открой, Господи, рабе твоей Анаиде и всем, кто с ней, красоту Православия, чудотворные иконы и Пасхальную радость.
Без того ведь и жизнь не жизнь. Тем более, что по иеговистскому учению душа после смерти умирает.
Вот в таком мрачном настроении отправилась Варвара к отцу Павлу – рассказать о своем фиаско. Тот, как обычно, с третьего слова ухватил суть дела.
– Иеговистка? Библию наизусть шпарит, а ты и сплоховала…
Потом с трудом поднялся с лавки, зашел в алтарь и вынес оттуда через какое-то время ксерокопированное дореволюционное издание с «ятями». На обложке значилось: «Доброе исповедание»14.
– На, изучи и действуй по обстоятельствам.
Варвара составила для себя конспект раритета, так как денег на ксерокс не было, и стала таскать с собой рукописание, дабы испытать его действенность на практике.
Шанс представился довольно быстро.
– Не хотите ли узнать имя Бога? – с такой заученной фразой подошли к Варваре в парке две приятные девушки, уже на ходу доставая одинаковые книжки в черных обложках.
Варвара, совсем как в американских вестернах при встрече двух враждующих группировок, выхватила свою сшитую тетрадку с «Добрым исповеданием» и пошла в атаку, вычитывая остолбеневшим девицам, откуда взялся крест, почему апостолы держали пост и зачем нужна святая вода. Только и слышалось:
– Глава такая, стих такой-то…
Иеговистки замялись.
– В этом контексте у нас на собраниях эти строки не рассматривались. Дайте срок, мы уточним.
И тут же сделали ход конем:
– А у вас негодные священники, которые нарушают заповеди! – И посыпались картечью какие-то факты с перечнем фамилий: тот пьяным служит, а этот за крещение деньги вымогает.
Варвара попыталась в противовес перечислить деяния хороших священников, но добилась лишь снисходительного:
– Да, есть и у вас приличные люди. Но их очень мало. – И добили ее оглушающим залпом: – Вот, посмотрите, что творится. Сколько курящих вокруг. Хотя по статистике Грузия входит в десятку самых верующих стран мира. А мы, свидетели Иеговы, не курим. Если на факте поймаем, тут же изгоняем. И абортов, кстати, не делаем.
В итоге пришлось Варваре сменить разговор на более нейтральную тему. А про себя вздохнуть: против фактов не попрешь.
Вот бы кто в церкви занялся делом – устроил что-то типа тренингов, как на такие вопросы отвечать. А прихожанам хорошо бы прочитать Закон Божий, почаще обращаться к святоотеческой литературе и советоваться с духовником. Тогда и вопросы такие возникать не будут, и ответы на них (если нужно) всегда под рукой окажутся.
Часть вторая
Из цикла «Современные были»
На Дезертирке
Дезертирский базар15 ярко освещен солнцем. Недалеко от входа на тротуаре возле небольшой мусорной кучи сидят с огромными красными тазами две азербайджанки, торгуют зеленью.
Одеты они типично: цветастые широкие турецкие кофты, длинные темные юбки, тапочки на босу ногу. На головах накручены всевозможными узлами платки. Выражение лиц такое же, как у всех людей, долгое время занятых крестьянским трудом независимо от того, где они живут: в сибирской деревне или в ауле под Кандагаром. Обе попеременно вяло выкрикивают на русском:
– Эй, иди, киндза, петрушка, рехан. Пара – пятнадцать! Куда идешь? За десять отдам…
К одной из них подходит немолодая женщина, одетая с претензией на вкус, и начинает долго торговаться.
Через пятнадцать минут, скупив почти задаром огромный мешок зелени, она уже собирается уходить, но вдруг, заметив на скамейке две-три шоколадные конфеты, только что приготовленные для чаепития, незаметно сует одну в карман.
Одна из азербайджанок что-то тихо говорит другой. Пострадавшая скользит ленивым взглядом по вороватой клиентке, смеется во весь рот, полный золотых зубов, и миролюбиво машет рукой:
– Ва-ай, Аллах…
Покупательница, ничего не заметив, вперевалку идет дальше. Торговки, поджав толстые ноги, садятся пить чай из пластмассовых стаканчиков, что-то весело обсуждая между собой.
…Даруй мне, Господи, их незлобие.
Сололакская Маро
Десять часов утра. Маршрутка лавирует по узким улицам Мтацминда, затем стремительно спускается вниз, к Сололаки. Пассажиры, трясясь, подпрыгивают на ухабах и рытвинах и вынужденно наслаждаются мелодичностью грузинской эстрады из авторадио. Кто-то, перекрикивая музыку, выясняет отношения по мобильнику, не стесняясь ненормативной лексики.
Через окно, крест-накрест заклеенное скотчем, видно, что маршрутка поравнялась с инвалидкой, вооруженной двумя костылями, которая восседала на стуле прямо на проезжей части.
Шофер резко тормозит, протягивает в открытую форточку горсть мелочи и весело кричит:
– Как поживаешь, тетя Маро?
В уличном шуме ответа не слышно, но видно, что просительница одаривает подателя беззубой улыбкой и, на секунду выпустив костыли, приветственно машет рукой.
Маршрутка тут же срывается с места. Через заднее стекло видно, что следующая машина так же тормозит у импровизированной таможни.
– Кто это? – спрашивает один из пассажиров, повернувшись назад.
– Сололакская Маро! – с оттенком уважения отвечает водила. – Уже два года здесь сидит. Даже менты ее не трогают. Нельзя… Все маршруточники ей при проезде подают. Знают: весь день будет барака16… У нее никого нет. Ноги почти не действуют, вот и сидит здесь целый день. Вечером соседи приходят, забирают домой…
– Что ты говоришь! – изумляется парень. – Ах, зачем раньше не сказал. Я бы тоже подал. На важное дело еду. Может, и мне бы помогло…
Шофер, пожав могучими плечами, прибавляет звук магнитофона. Маршрутка тем временем летит к мосту Бараташвили…
…Как известно из жития Ксении Петербургской, ямщики зазывали ее утром прокатиться в своем экипаже. Каждый из них знал, что такой утренний вояж гарантировал удачный день. Может, в этом популярность Сололакской Маро?
Необъяснимо, но факт
Первое волнующее повествование о подвигах Кати, прихожанки моего родного храма в Тбилиси, куда хожу много лет, я услышала от нецерковной подруги.
– Что творится в этой Александро-Невской! – захлебывалась от возмущения Римма на том конце провода. Она привыкла высказывать свои претензии к церкви в основном мне как ее представителю. Особенно доставалось неизвестным пьяным священникам на джипах, которые, по Римминым словам, попадались ей в день по пять штук подряд. Я же напрасно и тупо пыталась ей объяснить одну истину: каждый видит то, что хочет увидеть. Перебивать ее в такой ситуации не имело никакого смысла. Надо было слушать до конца.
– Это кого там держат, а? – не умолкала трубка, накаляясь от эмоций. – Да будь моя воля, я бы их всех в психушку отправила!
Попыхтев таким образом минут пять и сбросив весь запал справедливого гнева, Римма наконец-то перешла к самой что ни на есть возмутительной сути инцидента:
– Пошла, значит, Дина – ну, ты ее знаешь, моя одноклассница, вечно глаза подводит жирными стрелками, – в Александро-Невскую по важному делу. Понимаешь, залетела она совсем некстати. Тут бойфренд безработный, она сама в няньках кое-как перебивается, плюс почки плохо работают. Куда ей рожать в сорок лет! Итак, нацепила она юбку, косынку ради такого случая, чтоб эти мерзкие бабки не цеплялись, и прямым ходом к иконе Николая Чудотворца. И стала, в общем, просить, чтоб выкидыш получился. Где ей взять денег на аборт… Побубнила свое, свечку зажгла и вышла из церкви. Все так чинно, культурно. Вдруг на выходе кидается на нее одна озверелая бабка, начинает ее лупить и кричать на всю улицу: «Ах ты, скотина! Чего просить вздумала у Николая Чудотворца!»
А сама из себя страшная, как моя жизнь при лунном свете. Видно, давно бомжует.
Крик, шум. Дина от нее отбивается, как может, и вопит: «Помогите! Патруль вызывайте!»
Словом, кино и немцы. Еле Дина отвязалась от этой чокнутой…
– Нет, ты ответь мне, что за состав в этой церкви? – в голосе у Риммы послышалось непритворное возмущение и жажда возмездия. – Это… это… – Она запнулась, подыскивая точную формулировку. – Это представляет опасность для общества!
Я робко высказала предположение:
– Может, это Катя была?
– А это еще кто? – последовал настороженный вопрос.
Вместо ответа перед глазами тут же возникла картина… Пожилая, замотанная разноцветными шалями женщина с простоватым обветренным лицом поучала молодую мамашу с ребенком у входа в церковь:
– Первое дело – всегда записки о здравии подавай. И за упокой, конечно. На том свете сродникам твоим радость будет…
По мере объяснения она все больше и больше оживлялась. Потом выудила из глубин складок огрызок карандаша и стала выводить на бумажке что-то «мичуринскими» буквами, комментируя:
– Самое главное, сперва крест животворящий нарисуй. – И на бумаге появился жирный восьмиконечник.
Ее слушательница внимала науке писания записок, боясь пропустить хоть одно слово.
«Сразу видно, новичок, – дедуктировала я, разглядывая парочку исподтишка. – А эта и рада свободным ушам. Все-таки какая катастрофа эти всех поучающие бабки-всезнайки!»
Катя тут же сменила тему лекции:
– В церковь разные люди ходят. От некоторых подальше надо быть. Страшные вещи могут сделать. Колдовство, например…
«Сейчас начнется кошмар на улице Вязов», – подумала я и поспешила отойти.
Тем не менее рассказ Риммы сложился в некий образ. Да, есть при Александро-Невском храме какая-то легендарная личность. Одевается не по сезону, ведет себя более чем странно, «чудесит».
Однажды я видела, как один священник с Катей советовался, спрашивал, как ему поступить. Тема разговора со стороны не ясна, но видно было, как уважительно он слушал ее ответ. Вообще была та еще сцена! Жара, в тени тридцать пять градусов. Батюшка пот вытирает то и дело, а рядом Катя стоит в двух пальто, еще и теплым платком перевязанная, будто ее только что с Полярного круга к нам закинули, а назад возвращать не думают.
Потом из любопытства я все же поинтересовалась у прихожан, что за птица эта Катя?
Люди говорили разное.
– У одной женщины болела рука, не разгибалась, – рассказала Лика, медсестра в прошлом, сиделка в настоящем. – Она стояла перед иконой и молилась. Катя подошла сзади да ка-а-ак стукнет по больной руке: «Зачем ты столько молишься?» И пошла себе дальше. На другой день рука прошла сама собой.
– Болящий человек, что тут сказать, – подхватила вторая. – Как по мне, так не может блаженный человек материться. Особенно когда идет служба.
– Катюша – большая умничка, много чего знает, – вступила в разговор третья. – А еще она мне два раза предсказала, что будет со мной. Она неразговорчивая, подходит только к тем, кто ей нравится или надо кому-то что-то сказать. Я год не могла забеременеть. Очень переживала по этому поводу. Как-то она подошла ко мне и руками будто ребенка качает. Я ее спрашиваю: «Катюш, что ты делаешь?» Она смотрит и говорит, мне на живот показывая: «Вот там у тебя девочка!» И правда, через восемь с половиной месяцев у меня дочка родилась. А в остальном – иногда поздоровается, а иногда может пройти мимо и сделать вид, что не знает. Берет денежку, но не от всех, говорит, грязные деньги. Это то, что я знаю. Хожу в эту церковь уже двадцать семь лет, а она ко мне всего два раза подошла. Второй-то раз неожиданно так появилась рядом и спрашивает: «Откуда это все?» – показывая наверх. И учтите, ей нельзя задавать вопросы: она не любит, когда к ней пристают, сама подходит.
– Один парень раньше торговал цветами, и он рассказывал, что у Кати была дочка. Что-то с ней случилось, – вновь подключилась к разговору Лика. – Парень сейчас в монастырь ушел. Она не любит, когда на маленького ребенка «шумят», ругают его. Сама тогда кричит и ругается.
Иногда просит деньги, покупает что-то модное, несколько часов поносит и отдает сидящим около ворот церкви нищим. Может и ударить, если под горячую руку к ней попадете. Сама может дать денежку, угостить.
– Она очень любила моих детей, когда они были маленькими. Часто давала им деньги, – продолжала рассказ медсестра. – Именно в тот момент, когда они были нужны. Один раз, лет восемь тому назад, у меня зимой отключили свет. Часть денег я внесла, но не хватало сорок лари. Именно в этот день она дала моему сыну ровно сорок лари. Или как-то газа не было у меня, и она опять дала десять лари – как раз столько, чтоб баллон заправить. Когда ситуация у меня выправилась, она и деньги перестала давать. А до этого бегала за моими детьми и монетки им совала в карманы. Я ей очень благодарна, хотя она меня не любит, все время ругает и кидается на меня. Не знаю, блаженная она или юродивая, но после смерти отца Виталия она в этой церкви живет.
И еще я помню такой случай – хотите верьте, хотите нет. Однажды, в Чистый четверг, когда читали Евангелие, я с детьми была целый день в церкви. Начал собираться дождь. Катя стояла, смотрела на небо и пальцем крутила так, будто лассо закидывала, разгоняла тучи. Может быть, совпадение, но по всему городу в тот день был страшный ливень, а мы спокойно добрались до дома.
– Я брала Катю к себе домой ночевать, – подключилась к нашему разговору еще одна женщина. – Она очень своеобразная. Каждую ночь в три часа она вставала и начинала читать Псалтирь. Моя дочка спала рядом, и ей это мешало. Как-то она подумала: «Дать бы тебе по голове этой книжкой!» И подумала на грузинском языке! А Катя ей по-русски отвечает: «Это не мне, а тебе по голове книгой надо дать!» У Кати нет авторитетов. При случае может и священников обругать…
Я Катю знаю давно, так как живу рядом. Она ищет свою дочь – не знаю, где потерянную. Может постучать в дверь, и долго стучать. Если откроешь, будет ругаться: «Впусти, там моя дочь». Очень агрессивно может наорать, плюнуть и так далее. Но что странно: сама она чистоплотная, ходит в баню. Молочко сама себе покупает, в магазин специально для нее привозят то, которое она любит. Честно сказать, я ее не люблю, так как пугала она меня не раз.
– Жаль ее, больной человек, – возразила стоявшая поблизости прихожанка. – Вот вы тут чудеса о ней складываете, а я ничего подобного за ней не наблюдала. Она мне ребенка однажды так напугала, что он еще на подходе к церкви начинал плакать и отказывался входить. А еще я была свидетелем, как сочинялись ее предсказания и пророчества. Однажды она скандал устроила или приступ у нее был, не знаю, но она кричала всем и вся в церкви: «Все сдохнете, все сдохнете!» И через несколько дней в этой церкви умирает батюшка. И что я потом слышу? Якобы Катя во время литургии предсказала ему точный день и час смерти. Хотят люди верить в чудеса, что тут поделаешь… Еще учтите, что в магазине продукты она покупает без всяких фокусов, деньги считает. Так что Катю блаженной я бы не назвала… Больную и экзальтированную женщину считать блаженной… Ну и ну!
Воспоминания собеседниц незаметно повернули в другую сторону:
– Маму мою как-то по голове стукнула. А потом священник, узнав об инциденте, успокоил: «Значит, было за что!» А так видела недавно, как рабочие в церкви ремонт делали и как она их матом крыла…
И все же совсем недавно нашла я очередное свидетельство. Прочитала в интернете:
«Хочу поведать историю, которая случилась со мной несколько лет назад. Я тогда еще работал в море, и для смены экипажа мне приходилось много летать на самолетах. Часто я вылетал из Тбилисского аэропорта, так было и в тот раз. Мать меня проводила до стойки регистрации и, подождав, когда я пойду на посадку, отправилась в храм святого Александра Невского в Тбилиси, чтобы помолиться обо мне и вернуться в наш родной Батуми.
В этой известной церкви есть прозорливая юродивая Екатерина. Когда моя мать зашла в храм, матушка Екатерина (говорят, она схимонахиня) подбежала к ней и стала причитать и ужасаться, сказала о том, что со мной должно что-то случиться. Потом стала юродствовать и убежала.
Мать, ошеломленная и в слезах, зашла в церковь, где у Смоленской иконы Богородицы молился архимандрит Антоний (Гулиашвили). Именно у этой иконы старец Виталий заповедал всем молиться и говорил, что она чудотворная. Рыдающая мать подошла к батюшке и рассказала о произошедшем, тот сразу начал служить молебен и горячо молиться обо мне.
Я же тем временем долетел из Тбилиси в Цюрих и сел в следующий самолет, чтобы лететь в Южную Америку. Самолет уже начал разгоняться, и тут у одного из пассажиров случился эпилептический припадок. Воздушное судно остановили. Пока больному оказывали первую помощь и эвакуировали из самолета, прошло минут сорок.
Лайнер стал разгоняться снова и почти уже оторвался от земли, как вдруг заглохли двигатели и погас свет!
Капитан объявил пассажирам, что случилась серьезная поломка в электрической части самолета. Мы вылетели примерно через час-полтора, и, как выяснилось потом, если бы не припадок пассажира, то поломка произошла бы уже в воздухе. Так бедный эпилептик, сам того не подозревая, спас всех от гибели.
Когда я через несколько месяцев вернулся домой и рассказал матери об истории с самолетом, она вдруг стала плакать и поведала свою историю с юродивой.
Самое поразительное: мы с матерью сравнили время этих событий – молебен обо мне служили именно тогда, когда я был в том злосчастном самолете…»
И подпись: Роман К.
Вот такие истории. Разное говорят люди. А для Катерины что хула, что хвала – все едино. Она просто живет себе среди нас…
Обет
Он прошел мимо меня на базаре. В глаза бросились босые ноги внушительного размера, а потом уже выцветшее черное одеяние и деревянный крест в руке.
«Ох, уже эти фанатики! – мелькнула мысль. – Не знают, как к себе внимание привлечь. Одна авторучки на груди носит, как газыри17 (была такая личность, ходила собирала милостыню в метро в девяностых годах и вещала про надвигающееся царство антихриста), другой – с огромным крестом, в белых сапогах летом, а этот – босиком. Уж ботинки достать – точно не проблема. Вон, цыгане стоят, умоляют кеды по десять лар купить».
Пронеслось так и забылось.
Через несколько дней наткнулась в фейсбуке на фото того самого босоногого прохожего, а под ним очень теплые комментарии и маленькая заметка:
«Восемнадцать лет назад сын этого человека тяжело заболел. Отец водил его по врачам, пытался лечить разными народными средствами, но здоровье больного не улучшалось. В конце концов несчастный дал обет: “Господи, если сын поправится, я всю оставшуюся жизнь буду ходить босиком”.
