Алое небо над Гавайями

Большая вывеска анонсировала закупку новых самолетов и смену названия компании: «Островные авиалинии» теперь назывались «Гавайскими». Лана поставила на пол чемодан и обратилась к сотруднику за стойкой:

– Мне нужен билет на ближайший рейс до Хило.

Он покосился на ее чемодан:

– Вы бронировали заранее?

– Нет.

– Сегодня свободных мест нет. Простите, мадам. – Он пожал плечами.

– Я готова доплатить, если нужно; очень нужно попасть в Хило сегодня. Мой отец в больнице.

В груди всколыхнулось нетерпение. Столько лет она практически не виделась с отцом, причем по своему выбору, а теперь ей почему-то казалось, что она обязана его увидеть как можно скорее.

– Будь у вас все деньги мира, я ничем не могу помочь, раз нет мест, – раздраженно ответил сотрудник авиакомпании.

К ним подошел один из мужчин в костюмах.

– Простите, что вмешиваюсь, но я случайно услышал, что вам нужно на рейс.

– Очень нужно, – выпалила Лана, уже готовая заплакать.

– Вон там, в ангаре, есть малый по имени Барон; у него маленький чартерный самолет. Я несколько раз с ним летал, когда не было мест. Помашите у него перед носом парой баксов, и он вас хоть на Северный полюс отвезет, – с дружелюбной улыбкой произнес мужчина.

Ей нужно было попасть в Хило во что бы то ни стало.

– Барон?

Мужчина в костюме рассмеялся.

– Клянусь богом, так его зовут.

– И ему можно доверять?

– Ну, летать он может хоть с завязанными глазами, если вы об этом.

Зачем она спросила? Видимо, из-за своего недоверия к самолетам в принципе – не нравилась ей перспектива болтаться в небе в тяжелой металлической махине.

В ангаре стояли три самолета: два побольше, а один совсем крошечный, как автомобиль с крыльями. В радиоприемнике надрывались сестры Эндрюс [9].

Она остановилась в дверях.

– Есть кто? – позвала она.

Из-за одного из самолетов вышел юноша с папкой. Рубашки на нем не было, и на вид ему было не больше семнадцати лет. Впрочем, несмотря на юный возраст, он был широкоплеч, скуласт и, пожалуй, слишком хорош собой.

– Чем могу служить? – спросил он.

– Мне сказали, что здесь можно зафрахтовать самолет до Хило.

– Правильно сказали. Вылет через десять минут, – деловито сообщил юноша.

– А сколько стоит билет? – спросила она, оглядевшись в поисках других пассажиров или пилота.

– А сколько у вас есть?

Что это за авиакомпания такая?

– Если вас не затруднит, можете позвать свое начальство или пилота?

Не ответив, парень подошел к стулу, взял висевшую на нем рубашку и не торопясь надел ее. Лана не знала, куда деть глаза, и сделала вид, что роется в сумочке и ищет кошелек. Когда он застегнул рубашку, она увидела на кармане вышитое красной ниткой имя: Барон.

Парень рассмеялся:

– Сегодня ваш счастливый день, леди: перед вами начальство и пилот в одном лице!

Теперь ее план уже не казался таким удачным. Она подумала было вернуться к стойке «Гавайских авиалиний» и попросить кого-то из сотрудников плантации поменяться с ней местами; с трудом верилось, что в компании Барона она доберется в Хило в целости и сохранности.

Она кивнула, указывая на маленький самолет.

– На этом самолете полетим?

– Нет, возьмем «Сикорский» [10]. По пути заправимся в Калопапа [11].

Лана стояла и пыталась утихомирить разыгравшееся воображение, а он, должно быть, почувствовал, что она боится.

– Я начал возиться с самолетами раньше, чем ходить; вы в хороших руках, миссис…

– Хичкок. Лана Хичкок. А это вам. – Она вручила ему коробку с маласадас.

Фамилия Хичкок на Гавайях всегда вызывала интерес, но Барон никак не отреагировал. Тот самый Хичкок из фирмы «Дж. Хичкок и Ко» был отцом Бака, и Бак должен был последовать по его стопам. Вот только умом он вдвое уступал отцу, а ленью вдвое его превосходил. Лана, увы, удостоверилась в этом на своем опыте. Природа определенно отдыхала на детях богачей.

– Что ж, миссис Хичкок, позвольте взять ваш чемодан и давайте отправляться. Я предпочитаю вылетать ровно в восемь. – Барон попытался поднять чемодан и сделал это с трудом. – Ого, что у вас там? Миллиард в золотых слитках?

Впервые за день Лана улыбнулась.

– Книги. По мне, так это лучше золотых слитков. И кстати, раз уж мы заговорили о слитках – разве я не должна вам заплатить?

Он подмигнул.

– Заплатите, когда прилетим.

Что это значило? Войдя в самолет, она первым делом подумала: да как эта махина взлетит? Вся хвостовая часть восьмиместного самолета была завалена коробками и ящиками. Чего там только не было: гигантские мешки с рисом, банки с маринованными огурцами, канистры масла для фритюра, колоды игральных карт и туалетная бумага, армейские одеяла, свернутые плотными валиками. Если бы Барон не шел сзади, она бы выбежала и сказала, что передумала лететь.

– Баржа приходит в Калопапа всего раз в год – вот мы и подвозим им припасы. Сердце разрывается, когда смотрю на бедных прокаженных, – проговорил он.

– А вы слышали, что изобрели новое лекарство от проказы? Чудодейственное, так говорят, правда, лечение очень болезненное.

Он кивнул на одну из коробок.

– Я потому и лечу. Когда в прошлый раз был там, видел мальчишек, которые играли в футбол; выглядели они как обычные дети, а потом… Знаете, их же с семьями разлучают. Представляете?

Лана никогда не была в колонии – там действовал строгий карантин, – но слышала невероятные истории. На Молокаи отправляли проверяющих, и те искали заболевших. Семьи прятались в глубине острова, в долинах Вайпио и Калалау, чтобы детей с родителями не разлучили. Да, она могла представить, каково это, и это было печальнее всего. И если Барон, добрая душа, летает им помогать, значит, ему можно доверять.

Вскоре после взлета они взяли курс вправо и направились к вулкану Даймонд-Хед. Над островом, как часто бывало по утрам, сгустились дождевые облака, закрыв собой хребет Коолау, но вдоль берегов Вайкики небо расчистилось и плескался теплый бирюзовый океан. Ряды кокосовых пальм змейкой уходили вглубь острова. От такой красоты она на миг забыла о страхе; тревоги об отце отступили.

Барон положил на колени коробку с маласадас. Два он уже съел, вытер сахар с губ и крикнул, заглушая шум мотора:

– Красота, а?

С высоты пейзаж казался еще более сказочным.

– Как картина.

Выросшая в Хило, где песок был цвета черной лавы, Лана не сразу привыкла к белоснежным песчаным пляжам Гонолулу. Цвет воды здесь тоже отличался, был более насыщенным и пронзительно-синим. Впрочем, она больше не проводила много времени у океана. Ее жизнь превратилась в бесконечную череду приемов и ужинов, состязаний по поло, обедов, чаепитий и гостей. Все это входило в обязанности миссис Хичкок.

– Видели воскресные заголовки «Хило Трибьюн Геральд»? – спросил Барон.

Сейчас только и разговоров было, что про японцев.

– Муж принес газету. Страшно.

В выходные японцы могут нанести удар.

– Волосы дыбом от этих новостей, особенно учитывая, как близко мы к Пёрл-Харбору [12]. Я в последнее время летаю и высматриваю что-нибудь подозрительное.

– Но их, кажется, больше интересуют Филиппины или острова Ост-Индии, – заметила Лана. Она наслушалась разговоров Бака и его армейских товарищей; те до поздней ночи спорили, как поступит Япония, и пытались предвосхитить ее следующий шаг.

– Не будьте так уверены.

– Почему вы так думаете?

Он пожал плечами.

– Да просто здравый смысл. Взгляните на наше расположение на карте. Прямиком посреди Тихого океана, на полпути между Токио и Америкой. Идеальная стратегическая база. А поскольку Рузвельт в том году вывел отсюда весь Тихоокеанский флот, мы стали легкой мишенью.

– Да только дурак сюда сунется, – пробормотала она, вспомнив внушительную флотилию линкоров в гавани.

– Или смельчак.

Ей и так причин для беспокойства хватало, а еще японское вторжение – нет уж, не будет она сейчас об этом думать. Она вновь залюбовалась раскинувшимся внизу пейзажем. Они миновали кратер Коко-Хед и теперь летели над проливом Каиви. Океан внизу покрылся белыми барашками; ветер усиливался. Лана потуже затянула на бедрах ремень. Все равно белое платье уже безнадежно помялось.

– И давно вы работаете пилотом? – спросила она, боясь услышать ответ. В то же время ей надо было знать.

– Девять лет.

Она отодвинулась, чтобы получше его рассмотреть.

– Погодите – а сколько же вам лет?

– Двадцать четыре. Выгляжу молодо, знаю, но лучше выглядеть моложе своих лет, чем старше, как считаете? – с вальяжной улыбкой ответил он.

Ее плечи расслабились, и она выдохнула, хотя сама не замечала, что задерживала дыхание. Барон протянул ей коробку с пончиками, и она взяла один. Утром у нее совсем не было аппетита, она не позавтракала, а теперь вдруг поняла, что сильно проголодалась.

Небо прояснилось, и теперь они летели навстречу утреннему солнцу, золотившему гребешки волн паутинкой прозрачных лучей. Она понимала, за что люди так любили Гавайи. Самолет шел ровно, пока они не подлетели к Калопапа; там началась болтанка. Она нервно покосилась на Барона.

Тот смотрел прямо перед собой и ничуть не волновался.

– Расслабьтесь, это так, ерунда, – бросил он.

Когда они подлетели близко к полоске земли, где располагалось поселение Калопапа, она заметила среди утесов извилистую ослиную тропу. Вдруг вспомнилось случившееся двадцать лет назад; тогда ее впервые охватило странное предчувствие, и воздух накалился, предвещая беду.

Однажды утром в третьем классе ее одноклассница, гавайка Меле, пришла к школу с розовым пятном на щеке. Ребята стали дразниться, а Лана испугалась. Все знали, что значило это пятно. Кто-то из учителей, должно быть, сообщил куда следует, и после обеда пришли двое мужчин в костюмах и увели Меле. Прошло несколько дней, потом недель; по утрам перед уроками Лана высматривала в толпе длинные толстые косы. Но Меле так и не вернулась.

У гавайцев отсутствовал иммунитет к проказе. А Лана была наполовину гавайкой и не сомневалась, что заболеет. Несколько раз в день она осматривала себя с ног до головы, а потом отец сказал, что ей не о чем волноваться; мол, гаоле, белая кровь, защищает от болезни. Но ужас на лице Меле навек отпечатался в ее памяти.

С высоты колония Калопапа казалась идиллической деревушкой. Дома с белыми оштукатуренными стенами, церквушки, каменные ограды и маяк. Потом она увидела взлетно-посадочную полосу. Чуть промахнешься – и сядешь в океан. Лана закрыла глаза и начала молиться.

Приземлились они благополучно; к ним тут же подбежали люди и стали помогать разгружаться. Это были рабочие, не пациенты. Лана отошла в сторонку; ветер трепал ее волосы. Воздух густо пропитался солью. На поле собралась толпа зевак: дети, подростки, мужчины, женщины. Кто-то стоял, а кто-то сидел в инвалидных колясках. Все махали руками, и Лана с Бароном помахали в ответ. Жители колонии кричали «алоха» [13] и «спасибо». Лана прищурилась, стараясь разглядеть их лица. Есть ли среди них Меле? А если есть, узнала бы она ее? Но глаза застилали слезы, мешая видеть.

Ее вдруг осенило, что все это время она жила неправильно. Отдалилась от отца и столько лет не была дома, и все по собственной воле. А эти люди здесь, на Калопапа, готовы были пожертвовать жизнью, лишь бы быть вместе с семьей, и многие так и сделали, последовав на Молокаи за любимыми и сами заразившись проказой. По спине пробежал холодок.

А вот она, возможно, опоздала.

* * *

На полпути между Мауи [14] и Большим островом [15] испортилась погода. Барон предупреждал, что ветра в проливе Аленуиахаха самые сильные, и оказался прав. Полет превратился в скачки на диком разъяренном жеребце. Хорошо, что они избавились от груза. Внизу бушевал океан белой пены, и Лана подумала, что на пароходе сейчас было бы не лучше, чем в летающей жестянке. Лишь в одном она не сомневалась: случись им добраться до Хило в целости и сохранности, она расцелует твердую землю под ногами.

– Держитесь. Там впереди облака, будет тряска, – сказал Барон.

– А это разве не тряска? – спросила она, чувствуя, как сердце забилось сильнее.

К северу от мыса Уполу перед ними выросла зловещая стена угольно-черных и темно-синих грозовых облаков. Капли дождя упали на стекло, а через несколько секунд по нему заструились маленькие водяные змейки.

– Вам разве не нужно видеть скалы? – прокричала она.

До самого Хило береговая линия представляла собой глубокие долины и тысячеметровые отвесные утесы.

– Это было бы нелишним, – ответил Барон, снял солнцезащитные очки и пригладил волосы.

Они влетели в стену облаков, и через пять минут самолет ушел в свободное падение. Лана вскрикнула. Коробка с пончиками взлетела под потолок; сахар просыпался им на головы. Она взглянула на Барона; его лицо было непроницаемым. Он развернул самолет.

– Полечу над морем, так безопаснее, – сказал он.

Слово «безопасность» сейчас казалось неуместным. Лана совсем не чувствовала себя в безопасности.

– А может, повернем назад?

– Вам же надо в Хило?

– Да.

– Так зачем поворачивать назад?

Видимо, Барону при рождении досталась двойная порция уверенности, и за это она была ему благодарна. Отец всегда говорил, что уверенность заразительна. «Общайся с уверенными в себе людьми, – твердил он, – и сама перестанешь в себе сомневаться». Лана повторяла про себя, что надо верить. Но с первой вспышкой молнии и раскатом грома, заглушившим рев моторов, от ее стойкости не осталось и следа.

Внезапно самолет ушел в пике. Если бы она могла, то свернулась бы калачиком и крепко зажмурилась. Они ринулись навстречу океану, и у нее не было ни малейшего желания смотреть, как тот приближается. Но глаза отказывались повиноваться. Сквозь просветы в облаках она видела черные бушующие волны, грозившие поглотить их маленький самолет. Лицо Барона побелело как мел; одного взгляда на него хватило, чтобы получить ответы на все вопросы.

– Держитесь крепче, миссис Хичкок, – выпалил он и каким-то чудом выровнял самолет.

– Но океан… он мчится прямо на нас, – ответила она, и голос прозвучал тонко и незнакомо.

– Сейчас мы выровняемся.

Все волоски на ее теле встали дыбом. Вспыхнула молния. Самолет накренился влево и набрал высоту. Настал один из тех странных моментов, когда весь мир сужается до булавочной головки. Сердце бешено колотилось. Она судорожно хватала воздух ртом, точно они уже ушли под воду.

– А этот самолет будет держаться на воде? – спросила она.

Барон бросил на нее короткий взгляд.

– Я не проверял.

Впрочем, это казалось маловероятным. Сквозь щель в окне просачивалась дождевая вода; вся правая сторона ее платья промокла. А потом случилась странная вещь. В груди воцарился покой и разлился по всему телу, словно кто-то щелкнул выключателем в ее грудной клетке. Сердце перестало бешено колотиться. Расслабились вцепившиеся в подлокотники руки.

Теперь она знала. Вот она, трагедия, которую она предчувствовала все эти дни.

Смерть ее не пугала. Если и существовал рай, там ждала ее мать; наконец у них получится поговорить, как у матери с дочерью, ей этого всю жизнь не хватало. Отец, возможно, тоже скоро окажется там. Ей не придется переживать из-за Бака и его дурацкой Александры и сокрушаться из-за своей неудавшейся личной жизни. Впрочем, эти двое ее и так не заботили; ей просто было грустно оттого, что жизнь оказалась совсем не такой славной, как она себе представляла.

Но им повезло; облака рассеялись. Они летели примерно в километре от берега на безопасном расстоянии от скал, но все же довольно близко, что видели водопады, обрушивающиеся с утесов в океан. Болтанка прекратилась. Через десять минут на горизонте показался залив Хило. Лану накрыло волной облегчения: она ошиблась. Ее время еще не пришло.

Барон протяжно выдохнул.

– Как же я рад видеть этот берег!

Лана чуть не захлопала в ладоши.

– Это чудо!

Он ласково похлопал по приборной доске.

– Я верю в чудеса.

Дом

8 декабря 1941 года

Вулкан

Небо никак не могло разрешиться дождем. Примерно через каждые десять метров дождь то начинался, то переставал, и, отъехав на приличное расстояние от солдат, Лана остановилась и перечитала инструкции.

Езжай по дороге мимо лавки Кано (46 км). Сверни на первую боковую дорогу; там увидишь заросли тсуги. У второй рощи сворачивай направо на грунтовую дорогу и езжай около километра. На развилке сверни влево. Не угоди в трещину и берегись коз.

– Черт не разберет, – пробормотала Лана.

– Разве черти умеют читать? – спросила Коко.

Лана хотела было объяснить, что это просто выражение такое, но слишком устала. Они проехали мимо лавки Кано, которая выглядела заброшенной, хотя так выглядели все постройки, попадавшиеся им на пути: темные и наглухо заколоченные снаружи. А внутри вполне могли быть люди, сгрудившиеся вокруг радиоприемников в надежде услышать хоть какие-то новости. Но лавкой Кано владели японцы; их могли и увезти.

Коко сдвинулась на край сиденья и огляделась, водя из стороны в сторону маленьким носиком-кнопочкой.

– А куда все подевались?

– Люди осторожны.

– Тревожно тут пахнет.

Мари ткнула ее в бок.

– Вечно она принюхивается. Считает себя собакой, наверно.

Запаха Лана не учуяла, но на всем острове атмосфера была и правда тревожная. В Хило завывали сирены противовоздушной обороны, по улицам шли конвои и отряды вооруженных солдат. Вторжение казалось неизбежным, и островные жители сидели как на иголках. Но Коко была права – здесь, в густом тумане, тревога усиливалась.

– Нет, не считаю, – возразила Коко. – Здесь просто странно пахнет. Тухлятиной какой-то.

Лана поняла, в чем дело.

– Ах, это. Это сера. Тут недалеко Серные Берега – там вся земля в желтых кристаллах и газ сочится отовсюду. Интересное местечко, главное нос заткнуть или повязать платком.

– А мы туда съездим?

– Может быть, когда устроимся.

Они подъехали к повороту направо – возможно, это и была нужная дорога, но примерно в пятидесяти метрах по левую руку Мари заметила еще одно ответвление.

– Нам не туда?

В инструкциях на этот счет ничего не говорилось, но дорога, ведущая вправо, к Мауна-Лоа, выглядела более наезженной, и Лана свернула туда.

– Ищите тсуги, – велела она девочкам.

Они проехали мимо нескольких низких красных домиков, окруженных аккуратными овощными грядками за заборами, увитыми лозой. Сады были в идеальном порядке, листик к листику. На обочине стояли две толстые грязные свиньи [16] и смотрели на них в упор. Но людей нигде не было. Как и тсуг. В ясную погоду они увидели бы высокие сосны издалека, но не сегодня. Они направились на свет, меркнувший с каждой минутой. Как же ей хотелось скорее добраться до дома! От страха живот скрутился узлом.

Коко заметила мандариновое дерево.

– Остановись! Давай наберем мандаринов.

– Надо ехать. Прости, – сказала Лана.

За несколько минут прохлада сменилась ледяным холодом, и Лана тревожилась за пассажиров в кузове. Дальше будет хуже. Казаркам проще всего, но даже те привыкли к Хило и тамошнему теплому морскому воздуху.

Когда они проехали достаточное расстояние, а тсуги так и не появились, Лана развернула пикап и направилась обратно к главной дороге, тихо чертыхаясь себе под нос. Но девочки ее услышали.

– Мама бы сказала, что это плохие слова, – заявила Коко.

«Но мамы тут нет», – чуть не выпалила Лана, чье терпение висело на волоске. Вместо этого она произнесла:

– Твоя мама права. Извини. Я просто очень устала, а теперь еще и замерзла и проголодалась. – Она не стала добавлять, что вдобавок ко всему еще была напугана и мучилась от неопределенности и одиночества.

– Папа бы сказал «повезло так повезло», – заметила Мари.

Лана рассмеялась.

– Кажется, ваши родители хорошие люди, и знаете что?

– Что? – хором спросили девочки.

– Когда они вернутся, приготовим им роскошный приветственный ужин, и…

Коко завернулась в колючее одеяло и не дала ей договорить.

– Они не вернутся, – сказала она, словно знала о чем-то, о чем Лана не догадывалась.

«Значит, упоминать о родителях не стоит», – подумала Лана.

– Вы вернетесь домой, когда все устаканится. Обещаю. Надо просто потерпеть.

Опять пустые обещания. По правде говоря, она даже не знала, помогали ли Вагнеры немцам или нет. С родителями девочек они были едва знакомы. Скорее всего, те были невиновны, а значит, рано или поздно их должны были отпустить.

– Они ничего не сделали; не надо волноваться. Власти это выяснят, правда? – спросила Мари.

– Конечно.

– А власти – это кто? – спросила Коко.

– Полагаю, ФБР и армия США. Сейчас их главная забота – наша безопасность. А чтобы обеспечить безопасность в военное время, иногда надо сначала действовать и только потом задавать вопросы.

Они вернулись на главную дорогу. Лана проверила, нет ли машин, развернулась и поехала в другую сторону – вниз по склону вулкана.

– Юнга хотела пойти с ними, защитить их, но я попросила ее остаться с нами, – пробормотала Коко.

Колесо угодило в яму, и машина подскочила, а вместе с ней и все пассажиры.

– Какая добрая собака, – сказала Лана.

– Она любит меня больше всех, вот почему она так сделала.

– Не сомневаюсь.

Коко могла быть обаятельным и ласковым ребенком, а могла быть капризной, упрямой и непредсказуемой. Но как бы она ни капризничала, Лана несла за нее ответственность. Ей не верилось, что жизнь могла так быстро перевернуться. Совсем недавно она сидела в саду в Гонолулу, а вскоре уже тряслась в самолете до Хило; потом началась война с Японией. При одной только мысли об этом на лбу выступил пот.

Через минуту Коко запрыгала на сиденье.

– Смотрите, вот они, большие сосны!

И верно – впереди высилась роща тсуг. Сквозь щели в окнах просачивался густой хвойный запах. Они проехали мимо и принялись высматривать вторую рощу; вскоре они ее нашли. Но дорога в том месте не уходила вправо.

– В записке говорится, тут должен быть поворот направо? – Лана протянула записку Коко, а та показала ее Мари.

– Да.

Лана поехала задним ходом, стараясь не угодить в канаву, – дорогу сильно размыло. Еще не хватало застрять здесь в грязи; тогда у нее точно случится нервный срыв, а у нее на это не было времени.

– Смотрите в оба. Это должно быть где-то здесь, – велела Лана.

В этот раз она увидела узкий просвет в кустах чуть шире автомобиля; по обе стороны высились заросли имбиря, а сама тропа поросла высокой травой. У въезда кто-то положил два лавовых камня, почти преградив путь. Хотя вряд ли кому-то пришло бы в голову свернуть на эту дорогу, ведущую на склон действующего вулкана. Со всех сторон стремительно подкрадывалась тьма.

Мари тоже увидела поворот.

– Здесь?

– Больше негде. Можете сдвинуть камни?

К ее радости, девочки не стали спорить. Коко успокоила Юнгу:

– Скоро приедем, не волнуйся.

Лана развернула грузовик и нажала на газ. Камни можно вернуть на место потом. А можно и не возвращать. Отец всегда любил перестраховываться, и сейчас это сыграло им на руку. И хотя она надеялась, что дом станет для них подходящим укрытием, тоненький голосок в голове напомнил, что речь о Джеке Сполдинге. А от ее отца можно было ожидать чего угодно.

Казалось, не меньше часа они ехали сквозь густые заросли охиа и древесных папоротников высотой с жирафа и внезапно очутились на поляне. В темноте виднелись лишь низкорослые кусты охело [17] на черной вулканической почве. Лана остановилась.

– Приехали? – спросила Мари.

Никакого дома здесь не было. Не было и дороги, лишь черная застывшая лава. В этой части вулкана давние лавовые отложения соседствовали с новыми, и рядом с бесплодной каменной пустыней высился тропический лес.

– Может, это и есть развилка? – предположила Коко.

Лана вышла и заметила уходящую вправо старую грунтовую дорогу; впереди лава раскрошилась и высилась аху – маленькая пирамидка из камней, которой гавайцы размечали тропы на лаве. А она еще думала, что за трещины и козы упоминаются в письме. Теперь все встало на свои места.

– Думаю, нам туда, – сказала она. С каждым словом изо рта вырывались маленькие клубочки пара. – Как вы там, нормально? – окликнула она сидевших в кузове.

Те тихо пробормотали «да».

Пикап поскрипывал и постанывал, карабкаясь вверх по лавовой дороге. Коко сидела на самом краешке кресла.

– А зачем вы построили там дом? – спросила она.

Лана задавалась тем же вопросом. Все, у кого были дома на вулкане, строили их со стороны горы, мýка [18]. Земля там была плодородной, а ландшафт из-за дождей – сказочно богатым. Там росли рододендроны, ежевика, охело, сливы и земляника. В детстве Лана и ее лучшая подруга Роуз Уоллас сочиняли сказки о стайках фей, обитавших в этих местах.