скачать книгу бесплатно
– Не проходит! Насколько я понимаю, в широких массах «любовники» ассоциируются с внебрачными связями. Извини, накладываю вето. Продолжим? Что у нас еще? «Дьяковы». Это, наверное, самое правильное. Но пока я на сцене, Фокина звучит весомее. Михаил Фокин в хореографии личность достойнейшая! «Семья». Тоже хорошо. Но в этом названии чего-то не хватает. Папуля, что здесь не хватает?
– Ремня хорошего тебе не хватает.
– Поздно, папочка, поздно. Ответ неправильный. Внучат для дедушки Васи. Будем форсировать этот вопрос? Ну что ты взгляд отводишь? Еще один вариант долой. «Сожители». Сути вопроса соответствует. Но ты, папа, прав. Звучит несколько пошло.
– Как пишут в стенограммах: «Список исчерпан», – внес свой вклад Санька.
– Нет. Еще что-то было.
– «Молодые», – напомнил «папа Вася», который и сам не мог понять, раздражает его или, наоборот, восхищает Варькина лихость.
– «Молодые». Безобидно, свежо. Если «по науке», то «молодые» – совсем ненадолго. Медовый месяц… и пионерский привет! Или я ошибаюсь?
– Нисколечко, – поспешил вставить Санин отец. Ему Варя в этой роли нравилась без оговорок.
– Санечка, подтверди, что мы этому молодому состоянию лет пять еще запросто можем соответствовать. А нам и годика два, что называется, «с головкой»…
Ночевать «молодые» опять уехали на спортбазу.
Атаманов, Брюллов. Осень 1964
Санька не бросался словами, когда год назад сказал Юре: «С меня причитается». Свое обещание он не забыл. Но чем достойно ответить другу, пока не находил. И вдруг такая возможность появилась.
Вернувшийся в спорт Брюллов устойчиво входил в сборную области, занимая вторые-третьи места. На первом же месте непоколебимо царил молодой талант. Именно с ним Юра безуспешно сражался в этот момент.
Приготовившись подавать, Юра увидел подходящего к их столу Саньку. С ним оживленно что-то обсуждал молодой, но уже основательный мужчина в железнодорожной форме с большими звездами на петлицах.
Завершив партию, соперники, окруженные менее именитыми теннисистами, еще несколько минут обсуждали тонкости завершенной игры. Гости подошли поближе.
– Директор, полковник тяги, НОД-4 Атаманов Николай Петрович. Будущий инженер, звезда настольного тенниса Брюллов Юрий Владимирович, – представил их друг другу Санька.
– Ладно, не пыли, – осадил его Атаманов. – Звания и погоны с нас сняли. Петлицы, правда, оставили. Юрий, я к тебе, как говорится, с серьезными намерениями, – продолжил Атаманов. – Нас, железнодорожников, по совнархозам не растащили, но по их примеру решено централизовать некоторые уральские ремонтные службы. Через два года мы запустим свой металлургический центр: литейка, сварка, ковка-штамповка, термообработка. Выбирай на любой вкус. Но не буду хитрить. Прежде всего ты нас интересуешь как теннисист. Если согласишься, то с порога оформляем «заводским стипендиатом». Пожелаешь вести секцию в «Локомотиве» – не обидим. Ну, как? По рукам? Или еще подумаешь?
Он посмотрел по сторонам и повернулся к Саньке:
– Дьяков, а может, мы и парня, который Юрия наказал, тоже соблазним?
– Не получится, Николай Петрович. Хороша Маша, да не ваша. Он с детских лет в «Динамо». Как двадцать лет исполнится, так на следующий день появится новый «лейтенант внутренней службы».
Быть тренером Юра отказался, а договор на распределение в распоряжение МПС подписал.
Дьяков. 1965
Человек «с улицы», по делу или случайно оказавшийся в шестидесятые годы в Камском университете, в перерыве между занятиями мог услышать несчетное число глаголов, означающих действие или просьбу в сочетании с именем Жора.
– Спроси у Жоры.
– Согласуй с Жорой.
– Возьми у Жоры.
– Только не говори Жоре!
И даже:
– Да пошел он, знаешь куда, твой Жора.
Услышав подобное, редкий студент или преподаватель не был в курсе, что речь идет о председателе студенческого профсоюза Жоре (Георгии) Трофимове.
В университет Жора поступил после трех лет службы в армии, из которых два года прослужил освобожденным комсоргом. На втором курсе он был избран студенческим профсоюзным боссом и уже шестой год тянул эту лямку. Два последних года он числился аспирантом, но грызть гранит науки так и не начал. К профсоюзной работе Жора относился, как к жене, с которой в согласии прожито два, а то и три десятка лет. Это когда в любви давно не объясняешься, но существовать без нее не можешь.
В свои двадцать восемь он выглядел на тридцать с солидным хвостиком. Неудивительно, что с каждым годом для посторонних неизменное обращение к нему – Жора – казалось все более неуместным.
Последний раз таким «посторонним» оказался секретарь горкома по пропаганде, приехавший разъяснять студентам политику партии и правительства на новом этапе. Старым «этапом» был смещенный в конце прошлого года Никита Сергеевич Хрущев. Вместе с комсомольским секретарем Жора толково вел эту встречу. Чувствовалось, что для студентов он, что называется, «свой человек». Даже вопросы они почему-то адресовали не докладчику, а ему. К этому секретарь горкома отнесся нормально. Но его раздражало, что вполне зрелого и солидного мужика какие-то «сопляки», «тыкая», называли Жорой.
В итоге руководству университета было сделано внушение за «неуместный консерватизм в кадровой работе», а Георгию (!) Николаевичу (!) Трофимову была предложена должность инструктора орготдела горкома.
Пока Жора руководил университетской «школой коммунизма», к нему относились хорошо, но не более того. Истинная его ценность стала очевидной, когда он покинул свою «альма-матер».
Студенческий профсоюз являлся скорее хозяйственной, чем идеологической организацией. Его председатель решал, кому жить в общежитии, кому нет. Бдел, чтобы студентам было тепло и весело в университетском доме отдыха, в летних лагерях, в профилактории. Он был родным отцом студенческого спорта и искусства.
Много лет неброско, но уверенно он исполнял все эти роли. Да так, что даже создавалось впечатление, что это может делать любой. Увы, его заместитель, назначенный «исполняющим обязанности», уже через две недели оказался вовлеченным в скандал с распределением мест в общежитиях и вынужден был вообще покинуть университет. Брошенный на «отстающий участок» заместитель секретаря комсомола был отличным парнем. Он немедленно подтвердил справедливость старой поговорки: «Хороший человек – это не профессия», продемонстрировав полную беспомощность в хозяйственных вопросах.
– Считали Жору «середнячком», а он, оказывается, незаменимый, – полушутя-полусерьезно посетовал секретарь парткома ректору.
Ректор юмора не оценил.
– Считали, что Сталин незаменимый, а ничего, третью пятилетку без него перебиваемся. Не там и не тех ищете! Кто там у вас в кандидатах?
Секретарь парткома протянул тонкую папочку.
– Опять одни ораторы да идеологи. Дорогой мой, попробуйте с другой стороны подойти. На этом поприще нужен скорее неформальный, чем формальный лидер. Это раз. Не склочник. Это два. Способный угомонить буйных и, подобно Трофимову, освободить нас от такой неуютной миссии, как распределение студентов по сельхозработам. Это три. К тому же он должен быть хозяйственником, который не даст себя обмануть всякому жулью вроде ремонтников и строителей. По менталитету из тех, кого на арго называют «деловой». Знаете, кто мне представляется близким к нарисованному нами портрету?
– Нарисованному вами, Петр Павлович, – подкорректировал секретарь, – хотя я с этим обликом полностью согласен. Так кого вы видите на этом портрете?
– Семичева – комиссара строительных отрядов. Почему бы его не посмотреть?
– Да, Володя действительно «вписывается в образ». Но он завершает четвертый курс и у нас не останется. На него госбезопасность «глаз положила». Уговорили и зачислили в свой резерв. А брать его на один год не имеет смысла, да и они просили, чтобы без крайней необходимости он не светился. Петр Павлович, вы сказали, что кандидат должен соответствовать почетному званию «деловой». А вы в курсе, кого ребята так называют?
– Не осведомлен.
– Нашего спортивного «Perpetuum Mobile» – Сашу Дьякова.
– Вот о нем я не подумал. Возможно, что зря. «Портретное сходство» явно имеется. Я вас попрошу, поговорите с теми, кто его знает поближе, посмотрите с разных ракурсов.
Смотрины выявили полное единодушие: Дьяков – то, что надо.
Три дня, данные ему на размышление, Санька употребил с максимальной пользой. Сначала сходил в горком посоветоваться с Жорой. Потом повстречался с профсоюзными вожаками политехнического и медицинского институтов, с которыми был знаком по спортивным делам. Мимоходом, по привычке поразмышлял вслух на эту тему с однокурсниками и футболистами.
Для принятия решения он должен был себе ответить на два главных вопроса. Способен ли он выиграть игру, которую на его глазах проиграли два его предшественника? Нужна ли она ему? Или, как будущему юристу, полезнее заняться чем-то иным?
Именно так он все и изложил своим «стратегическим консультантам» – Юре Брюллову и бывшему школьному физруку.
Василий Иванович был лаконичен:
– Что ты с этой работой справишься, я не сомневаюсь. Стоит ли тебе этим заниматься? Пост, который тебе предлагают, если я не ошибаюсь, номенклатурный и выборный. Помнишь, я тебе сулил, что будешь играть в футбол за сборную Верховного Совета? Сегодня тебе выписывают билет на поезд, который идет именно в этом направлении.
Юра первый вопрос даже не стал обсуждать. Когда Санька назвал фамилии своих неудачливых предшественников, Юра презрительно сморщил губы:
– Сравнил импотентов с развратником.
– Я что ли развратник? – с неподдельным интересом уточнил Санька.
– А кто еще? Ты типичный деловой развратник. Гоняешься одновременно за несколькими «юбками» и, как ни странно, у всех добиваешься успеха. Что касается «быть или не быть», то ответь мне честно, что тебе интереснее: вникать в тиши кабинета в юридические тонкости, выискивать в формулировках законов и указов противоречия и двойные толкования? Или преобразовывать бардак в порядок, а толпу в организованную колонну. При этом ездить не за рулем «Москвича», а на черной «Волге» рядом с персональным водителем? Мне представляется, что второе. Если это так, то соглашайся, низко кланяйся и благодари!
Дьяков, Брюллов. Февраль 1966
В приватном разговоре настоящий театрал не упустит возможности показать, что находится в курсе того, что происходит за кулисами. Знаток автомобильных двигателей расскажет не только о гидрокомпенсаторах клапанных зазоров, но и кем они создавались. Уважающий себя гурман поинтересуется не только тем, что подают на обед, но и кто сегодня стоит у плиты…
Через много лет, а точнее – в начале девяностых, слушая что-то подобное, Александр Игоревич Дьяков одобрительно кивал, а про себя снисходительно улыбался.
Если поверить на слово всем этим знатокам, то все системы, о которых они рассказывали, были двухэлементными: «зрительный зал»-«закулисье», «характеристика готового изделия» – «процесс его разработки», «обеденный зал» – «кухня».
В отличие от рассказчиков он точно знал, что любая из этих систем не может быть жизнеспособной без наличия еще одного элемента, называемого правильным распределением благ. В реальности существования «третьего элемента» и его чрезвычайной важности Дьяков убедился уже в первый месяц своей руководящей профсоюзной деятельности.
В СССР профсоюзных активистов полушутя-полусерьезно называли «защитниками прав трудящихся». У капиталистов (они же – эксплуататоры) в качестве нападающих в этом футболе выступали собственники. Но в связи с их отсутствием на одной шестой части суши получалось, что трудящихся следует защищать от единственного собственника – государства. Это было бы недопустимым перебором.
Однако гармония была найдена. Называлось все «по-настоящему», а фактически в любой организации профсоюз являлся подразделением по социальным вопросам и быту, а его руководитель – заместителем первого лица по исполнению соответствующих функций. Никого защищать ему не позволялось, а вот помогать и ходатайствовать – самое то.
Довольно быстро подремонтировав и смазав заржавевшую после ухода Жоры профсоюзную машину, Санька обнаружил, что даже в ухоженном виде ей не хватает чего-то очень важного. Прожорливый механизм работал не на бензине, не на солярке и даже не на дровах. Он работал на просьбах.
Деньги на стабильные, постоянно повторяющиеся профсоюзные потребности выпрашивались в «плановом порядке». На это их более или менее хватало. Но иногда возникало «непредвиденное». Оно могло быть плохим и хорошим. Неожиданно плохой была ликвидация последствий затопления секции общежития. Хорошим сюрпризом оказалось попадание университетского эстрадного оркестра в финал всесоюзного смотра. Но и ремонт общежития, и покупка новых инструментов для оркестра требовали одного – денег. Много и срочно.
Тогда и приходилось идти с шапкой по кругу. Попрошайничать было не только унизительно. Это было еще и очень дорогим «удовольствием». Чем мог расплатиться ректор со строителями за цемент и краску? Гарантированным поступлением в университет «ребенка» главного инженера СМУ, хорошим распределением после окончания вуза и улаживанием текущих неприятностей во время учебы.
В эти комбинации приходилось вовлекать деканов, заведующих кафедрами, преподавателей. И после этого проявлять к ним требовательность?
Правда, уже в те годы появилась поросль ректоров, для которых эта система отношений с внешним миром не только не была в тягость, но и воспринималась как очень даже комфортная. Петр Павлович, ректор КамГУ, в нее не входил. Этот «бартер» его тяготил, поэтому по возможности он предпочитал обходиться без него.
Этими наблюдениями поздним февральским вечером Санька, поддерживая традицию, делился с Юрой Брюлловым. Общались они в небольшой комнате, на двери которой висела табличка:
ПРОФКОМ СТУДЕНТОВ
Начались зимние каникулы, иногородние студенты разъехались по домам, «городские», наоборот, из дома. Сейчас в этом редко пустующем кабинете, кроме них, никого не было.
– Как говорили интеллигенты, у тебя проблема «карманных денег»? Я правильно понял? – вступил в разговор Брюллов.
– Что «карманных денег», правильно, а вот что «у меня», так не совсем. Это наша общая проблема – ректората, комсомола, профсоюза. Карман-то, по сути дела, общий.
– Тогда я чего-то не понимаю. Куча вашего народа заколачивает трудовой рубль в стройотрядах. На доске объявлений твоего профкома размещена информация студенческого отдела кадров: «Сортировщики овощей на базе общепита! Касса работает по четным с 10.00 до 12.00». «Лабухи» из университета выступают на самых крутых танцплощадках. И все они «куют металл» не просто так, а под университетским флагом. Вы что-то с этого имеете?
– Стройотряды полностью под комсомолом. Вроде бы что-то ему от них перепадает. А все остальные – врассыпную. Каждый тащит в свою норку.
– Санька, это непорядок! Университет выводит их всех на покупателя, музыканты играют на ваших инструментах. Это все денег стоит. Поставь перед ректором вопрос о специальном фонде на оперативные нужды с правом использования всей вашей троицей. Думаю, что комсомол тебя поддержит. Только прежде чем к нему идти, не забудь об одном сюжете. Ты мне говорил, что ваш Петр Павлович дорожит своей репутацией. Прокачай, чтобы все в этой схеме было чисто. Впрочем, что я, технарь, учу юриста бдительности.
– Ты, Академик, не учишь, а напоминаешь. И не столько о бдительности, сколько о порядочности.
– Спасибо, что оценил…
Проект документа, представленный ректору, предписывал всем, кто оказывает услуги от имени КамГУ, в обязательном порядке заключать договор, в котором заказчик брал на себя обязательство от трех до пятнадцати процентов от суммы контракта перечислять на особый счет «оперативных расходов» университетского фонда социально-культурных мероприятий.
Там же были прописаны доли администрации, комсомола и профсоюза, конкретные распорядители средств и порядок отчета и контроля за их использованием.
Ректор внимательно, с красным карандашом в руках, прочитал проект и написал резолюцию:
«Принципиальный подход не только одобряю, но и приветствую.
Смирнову и Георгадзе (проректору и юристу):
Довести до кондиции, оформить приказом».
Листочек с резолюцией он прикрепил скрепкой к пояснительной записке и проекту положения, передав все это проректору.
– Одно обязательное условие, – добавил шеф, глядя на инициаторов проекта. – Чтобы исключить вероятность возникновения нездоровых хватательных рефлексов, никаких наличных расчетов в этой сфере быть не должно.
Не прошло и года, как идея фонда звонко выстрелила.
Расположенный недалеко от университета завод бензопил готовился к празднованию полувекового юбилея. Кроме всего прочего, решили обновить занавес сцены заводского Дворца культуры. Производство занавеса было штучным, изделие супер дефицитным. Снабженцы для перестраховки заказали его двум фабрикам. И обе заказ выполнили. Зрительные залы заводского Дворца культуры и двух студенческих клубов, университета и мединститута, строились на основе одного типового проекта. По размерам занавес подходил всем. Машиностроители демократично сделали предложение и медикам, и университету. Медики бросились в министерство просить деньги и на полгода увязли в согласованиях. Университет «распечатал» свой «спецфонд» и через две недели перечислил требуемую сумму.
Потом, правда, ревизоры что-то накопали. Было вынесено несколько выговоров, ректору и главному бухгалтеру даже сделали денежный начет, но новый занавес, сразу преобразивший зал, уже висел на положенном ему месте, радовал глаз и наглядно демонстрировал приоритет больших свершений по отношению к сиюминутным неприятностям.
В «личном листке по учету кадров» Александра Игоревича Дьякова 1966 год оставил заметный след, отметившись трижды.
В апреле Дьяков, завершив кандидатский стаж, стал полноправным членом КПСС.
Спустя два месяца на правом лацкане его пиджака засиял университетский «ромбик», что нашло развернутое отражение в строчке № 6: «Образование».
В четырнадцатом пункте, между отношением к воинской обязанности и домашним адресом, теперь значилось: «Семейное положение в момент заполнения личного листка» – женат.
… Хотя в шестидесятые годы в СССР появилось уже второе поколение отечественных ЭВМ, используемых для прогнозирования, Варя Фокина не имела к ним ни малейшего отношения. Тем не менее, ее личный прогноз, сделанный еще в шестьдесят четвертом, полностью оправдался. На улаживание их с Саней совместных «частных вопросов» потребовалось два года. Он окончил университет, она – училище. В их паспортах появились штампики ЗАГСа. Но все это шло непросто, порой даже «через не могу».
Обсуждение Саниного будущего, неожиданно для них, вышло за рамки семейного круга. В феврале в университете начинала работу комиссия по распределению молодых специалистов. Накануне ее заседания Дьякова пригласил к себе ректор. Кроме него в кабинете присутствовали второй секретарь райкома партии и заместитель председателя облпрофсовета[16 - Областной совет профсоюзов.].
Ректор представил своих гостей и поблагодарил Саню «за энергичную и творческую работу». После чего сообщил, что в этом году министерство выделило юристам места только в пределах области. К выпускнику Дьякову проявляют интерес кадровики прокуратуры и МВД.
– Если вас, Александр, интересует мое личное мнение, то я бы предложил вам два, максимум три года продолжать возглавлять студенческий профсоюз. Я понимаю, что мое мнение не может быть объективным, но это тот самый случай, когда мое личное желание продолжить работать с вами совпадает с общественной пользой. Попытаюсь аргументировать привлекательность университетского предложения и для вас. Если перевести все на воинские звания, то прокуроры и МВД предложат вам лейтенантскую должность. У нас, по гражданскому ведомству, вы уже как минимум капитан. Через два года работы в профкоме для вас возможны следующие варианты трудоустройства: освобожденный заместитель секретаря нашего парткома, инструктор райкома, заведующий отделом облпрофсовета и даже заместитель председателя райисполкома. То, что это не пустые слова, подтвердят присутствующие здесь товарищи. Вы уже втянулись в режим заочной учебы. Чтобы не терять форму, я рекомендую поступить в заочную аспирантуру. И последнее. Я ценю вашу деликатность: два года распределяя комнаты в аспирантском общежитии, вы ни разу не заикнулись, что живете с родителями. Чтобы не ставить вас в неловкое положение, я распорядился выделить вам блок из ректорского резерва. Перебираться можете хоть сегодня. На первое время этого хватит, а при необходимости за квартирой дело не станет. С нашими гостями мы этот вопрос также согласовали. Да, раз уж об этом зашла речь, изменения в семейном положении не предвидятся?
– Предвидятся, Петр Павлович. Если бы не они, то я сразу бы на ваше предложение ответил «да». А сейчас прошу дать мне несколько дней для совета с причиной этих «изменений».
