скачать книгу бесплатно
За окном электрички мелькали желто-красные деревья и потемневшие деревеньки. Я снова возвращалась в Вятанск. Проверив с утра все сообщения, и не обнаружив хоть каких-нибудь намеков от работодателей, что моя личность им интересна, к обеду я сдала номер и отправилась на вокзал. Снимать квартиру в городе мечты было еще рано. Но расставаться с ним, пусть и на время, оказалось трудно. Я решила дойти до вокзала пешком и еще раз вобрать в себя городскую ауру в осенней дымке – причудливость зданий и клумб, шум транспорта и людей.
Шла по центральным улицам, где очарование города особенно ощущалось, и заглядывала в большие и маленькие окна бесчисленных кафе, на подоконниках которых уютно пестрели подушечки, мишки, олени, а за столиками сидели довольные улыбающиеся люди и пили кофе. Теплый приглушенный свет окутывал их, и мне они казались небожителями, которые спустились туда прямо с Олимпа. Я же стеснялась открыть стеклянную дверь под ”вкусной” вывеской, пройти уверенной походкой к столику и сделать заказ. Мне казалось, что “боги” рассердятся и “покарают” меня презрительными взглядами. И я, вздыхая, проходила мимо.
И только в электричке догадалась, как могла бы обмануть свое застенчивое “я”. Стоило представить, что это – журналистское задание, как всю нерешительность сдуло бы ветром. Когда я обнаружила в себе эту особенность на заре карьеры, то обрадовалась и немного испугалась. Я видела перед собой только задание и ощущала азарт, даже если впереди маячила опасность, так что иногда лучше было бы притормозить, но бывало уже поздно…
Я едва успевала рассмотреть дома за окном, они сливались в одно большое серое пятно, исчезающее со скоростью ветра. И как люди живут в маленьких деревеньках, затерянных среди полей и лесов? Куда ходят? Что делают? Где-то, среди такого же ландшафта, стоял дом моей прабабушки и ждал, что хоть кто-то переступит его скрипучий порог. И я поняла, для чего возвращаюсь в Вятанск – собраться в поездку на край света и увидеть наконец-то дом той, которая подарила мне такую фамилию, ведь не зря она привиделась во время лунного затмения. Я невольно поежилась от холода, хотя в электричке было тепло, но проснувшийся во мне журналист не почувствовал в этом никакой опасности.
“Хочешь угадаю? Ты гуляешь по городу!” – на экране телефона высветилось сообщение от Савелия.
“Не угадал! Смотрю в окно электрички” – написала я и добавила смайлик с выпученными глазами и высунутым языком.
“Сбегаешь…”
“Только если от самой себя, а от тебя, как я поняла, не сбежишь…”
“Правильно понимаешь… Тут такое дело… Флешку твою не могу найти…”
Я почувствовала внезапное облегчение. А то мандраж уже начал навещать меня при мысли, что Савелий прочтет то, что я и сама с трудом решилась бы перечитать. Ничего такого, конечно, там не было. Просто жизненные ошибки, которые не исправишь, как двойку в ученическом дневнике.
“Ты ведь записи, надеюсь, в гугл-доках сохранила? Можешь ссылку кинуть? Пока есть время, почитаю”.
“Ты еще в пути?”
“Нет, уже в Москве”.
“Ничего себе! Ты телепортировался?”
“Ну да, на самолете”.
Вот хитрец! Говорил, что срочные дела, а время для дневника откуда-то нашлось. Записи, я конечно, сохранила в гугл-доках, только знать Савелию об этом не обязательно. Довольная собой и внезапными обстоятельствами, я ответила, что как раз-таки нет, надо добраться до дома, поискать в ноутбуке, а сама открыла файл в телефоне.
Чтение давалось трудно. Но, как сказала психолог, у которой я однажды брала интервью, если прошлое цепляется, как репей, надо доставать колючки, возможно, по одной, то есть проживать ситуацию столько раз, пока не почувствуешь, что отпустило. Адская техника, конечно. Однако я решила попробовать, потому что прошлое действительно не отпускало. Но теперь я могла посмотреть на него со стороны и прочитать, словно книгу.
Глава 8. Он точно с Юпитера
Лето, Коромысловка, начало 90-х годов XX века
О нашей любви можно было написать роман, так говорили. Но мне казалось, что у нас как-то все неправильно. Хотя разве любовь может быть неправильной? Оказалось, что может. Он делал все не так. Долго думал. Молчал, когда я ждала ответа. И совсем-совсем меня не понимал.
Мы были с разных планет. И даже не с Марса и Венеры, нет. Пожалуй, он был с Юпитера – такой же большой и газообразный. Опереться на него было невозможно. А я была с Меркурия – маленькой юркой планеты, самой близкой к Солнцу. Она похожа на Луну, только внутри – большое и железное ядро. Перепады температуры на планете самые жестокие – от минус ста девяносто до плюс четырехсот градусов по Цельсию. В таком же диапазоне прыгали мои эмоции. Только успевай, оборачивайся. И он не успевал. Плыл по жизни – большой, спокойный и далекий от меня в своем газообразном состоянии. Какая уж тут любовь, тем более для книги. Проза жизни. И эта проза затягивала.
Его звали Гордей. Мы познакомились на деревенской дискотеке. Потом долго бродили по деревенским улицам. Потом оказалось, что это любовь. Он приходил, а чаще приезжал за мной в любую погоду. И это он постучал в окно бабушкиного дома тем дождливым вечером, когда я сидела на подоконнике. Много лет спустя я все так же ясно представляла эту картинку, будто пересматривала старый немой фильм с субтитрами.
Тогда мы впервые оказались вместе на старом кожаном диване со смешными откидными валиками под мелодию бешено популярной группы «Ласковый май». Небольшой квадратный магнитофон “Романтика” Гордей принес с собой под курткой, как запретный плод. Мы слушали его на самой низкой громкости, чтобы не разбудить бабушку. Но она ворочалась за стенкой и периодически покашливала. Эти звуки означали, что я сгорю в гиене огненной, ведь приличной девушке должно быть стыдно сидеть с парнем на диване. В ее представлении – это прямой путь, ведущий ко греху. Бабушка зря волновалась. Дальше несмелых поцелуев под страдальческий голос Юры Шатунова дело не шло. Пока мягкие губы Гордея касались моей щеки, а нестерпимые мурашки бежали до пяток, я не выдерживала и начинала его о чем-нибудь расспрашивать.
– Почему у тебя такое странное имя? – шептала я.
– У тебя тоже, особенно для городской девчонки, – отвечал он, досадливо отстраняясь, – Так у нас бабушек кличут.
Я пожимала плечами. Не знаю, о чем думали мои родители, выбирая мне имя. Они ждали мальчика. А родилась я – Анисья. Сразу с темной завитушкой на лбу и длинными ресницами. Акушерка еще в роддоме объявила меня красавицей. Но я так не считала, и каждый раз вздыхала, глядя в зеркало, пытаясь исправить восточный разрез глаз с помощью теней. О причудливых вопросах крови неплохо было бы спросить мою прабабушку, но она оставила без объяснений даже свою фамилию – Тернавская. Только сказала трем дочерям: “Девки, по возможности фамилию не меняйте!” Одна дочь, внучка и правнучка пожелание исполнили. Хотя мне и в голову не приходило изменить такую фамилию. Она, как крутой номер машины, сразу всем запоминалась.
А у Гордея была обычная фамилия – Савельев. Зато сам он казался необычным. Не красавец. Но что-то в его внешности завораживало и не отпускало. Возможно, большие печальные глаза в обрамлении длинных выгоревших ресниц. Лишь иногда в его взгляде мелькала радостная искринка, особенно, когда он смотрел на меня.
Место, где Гордей впервые меня разглядел, было в Коромысловке культовым. Сначала там стояла церковь. Большая и белая. С крестами, которые отражались на гладкой поверхности озера. Бабушка, когда была маленькой, мечтала в этой церкви венчаться. А в 30-е годы прошлого века купола разрушили. Много лет спустя пристроили помещения – получился сельский клуб с большим холлом для дискотеки, кинозалом и библиотекой. По вечерам возле главных дверей клуба происходило все самое интересное – подъезжали парни на мотоциклах и производили неизгладимое впечатление на девчонок. А они в свою очередь сражали парней сиреневыми тенями, розовыми лосинами и челками, взбитыми и уложенными, как конский хвост. У меня не было таких бомбических средств. Зато я умела танцевать и показывать характер.
– Что сегодня с музыкой? Ничего путного! – как-то крикнула я в сторону диджейского «пульта» – парты и магнитофона «Романтика», подключенного к двум мощным колонкам.
– А что ты хочешь? – спросил высокий белобрысый парень.
– Ну хотя бы Си Си Кетч или Сабрину!
– Щас сделаем! – спокойно ответил он.
И я тут же забыла о нем под оглушительные ритмы всемирно известного хита «Boys», мигающие цветные огоньки сотворяли свою Вселенную, и я была где-то там, за горизонтом, пока не нарисовалось лицо белобрысого. Из-за громкой музыки пришлось читать по губам:
– Провожу тебя потом?
– А не заблудишься? – подтрунила я.
Он усмехнулся и исчез. А после дискотеки вынырнул из толпы и молча пошел рядом. Мы обменялись нашими странными именами и отправились навстречу звездному небу по дороге, где вместо асфальта лежала пыль тысячелетий.
Почти каждый вечер он приезжал за мной на красном мотоцикле ИЖ «Юпитер-5». И когда мы мчались по дороге, деревенской или полевой, мое сердце замирало от восторга и страха. Ночной прохладный ветер трепал волосы, забирался под куртку, и я пряталась за широкой спиной Гордея, смыкая руки на твердом прессе. Звезды неслись за нами, и, казалось, еще много и мы полетим, как влюбленные на картине Марка Шагала…
Глава 9. Конфетти
В тот день мы молча сидели на диване. Гордей чуть приобнял меня, и я положила голову ему на плечо.
– Я скоро уеду. Будешь писать?
– Буду, – кивнул он. – Думать о тебе тоже буду.
– А что будешь думать?
– Что ты Принцесса дождя… – он улыбнулся одними глазами, большими и грустными. И опять замолчал.
«Ну вот и все, не нужно мне с тобою быть и день и ночь…», – пел Юра и казалось, предсказывал исход наших отношений. За стеной все громче ворочалась бабушка. А я думала, как меня угораздило влюбиться в деревенского увальня, из которого слова надо вытаскивать щипцами. Или мне просто нравилось, что он в меня влюблен? Хотя и в этом я была не очень уверена. Нам по 16 лет. Мы жили за 160 километров друг от друга. Что хорошего из этого могло получиться? В начале 90-х годов XX века Советский Союз разваливался, а мы строили планы на вечную любовь, не подозревая, что стоим на палубе “Титаника”.
В письмах Гордей оказался более красноречивым. В корявых синих строчках между рассказами о спортзале, куда он ходил почти каждый вечер, я иногда находила нежные слова. Я их перечитывала и коллекционировала – Русалочка, Незабудка, Принцесса дождя, Королева сердца – в моей шкатулке скопилось не так много бусин. Гордей редко писал письма.
Замирая, я подходила к железному почтовому ящику на двери квартиры, а сквозь дырочки на меня смотрела пустота. Иногда мне снилось, что из ящика в руки высыпался ворох писем, подписанных его корявым почерком. Оказывается, они просто застряли где-то на почте! В реальности же Гордей занимался чем-то другим. Ему было не до писем.
На коротких осенних каникулах я мчалась в Коромысловку. Он как ни чем не бывало приходил, стучал в окно. И смотрел большими грустными глазами.
– Почему ты так редко пишешь? – спрашивала я, надеясь услышать, что он хотя бы спасал Землю от инопланетян, а не проводил время с друзьями.
– Я часто думаю о тебе, – невозмутимо отвечал герой моих навязчивых мыслей.
– Как я могу это проверить? – не унималась я.
– Никак. Только поверить.
И я верила. А на самом деле выдумала собственный мир, где деревенский парень выглядел как принц на красном «Юпитере». И даже готов был рисковать, сбегая из дома поздно вечером ради городской девчонки. Я же хотела, чтобы он чаще писал письма.
И он написал. Два письма подряд. Одно длинное, с неземными, звездными чувствами и фразой, что жизнь – лишь миг для настоящей любви. А другое – короткое, с одним абзацем, где синим по белому написал – ему теперь не до отношений…
Я читала это письмо в прихожей, на круглой клетчатой банкетке. Слезы мешали разглядеть его почерк, и на минутку даже показалось, что это написал не он. Я перечитывала строки уже десятый раз и не понимала их смысла, который рассыпался на отдельные слова и никак не складывался в понятные фразы.
– Ася, не плачь! – услышала я голос мамы. Она стояла за спиной и, похоже, уже давно все поняла. Она взяла из моих рук листок в клеточку, на котором корявый почерк был крупнее, чем обычно, и разорвала на конфетти.
– Будем считать, что его не было, – сказала она решительно.
– Гордея или письма? – еще раз всхлипнула я.
– И того, и другого.
Эх, мама! А как забыть душистый ветер и Млечный путь над головой, который мы рассматривали в поле? Таких ярких звезд в городе не бывает. И таких молчаливых увальней тоже. Здесь, в городе, вообще все по-другому. Мой мир рухнул, хоть и был воображаемым. От него остались только конфетти…
…Электричка летела вперед, а мне вдруг захотелось выйти на какой-нибудь станции, лишь бы не возвращаться туда, где разбились мои мечты, где вместо счастливого семейного гнезда стоял пустой дом. Если бы тогда, когда пришло то злополучное письмо, в моей голове проросли хоть микроскопические ростки разума, я вычеркнула бы Гордея раз и навсегда из своей жизни. Но юношеские чувства и разум несовместимы. Это сейчас, почти в сорок, я поумнела. Хотя, судя по комментариям Сони, я себе льщу. Так чего же требую от себя шестнадцатилетней? Хм, адская техника работает. И я, скользнув по экрану пальцем, перелистнула страничку дневника…
Глава 10. Письмецо в конверте
Через два года от него пришло еще одно письмо. Я долго смотрела на конверт, потом осторожно вскрыла его. И на меня, как звездопад с августовского темного неба, посыпались знакомые корявые буквы.
Это единственное письмо, которое я сохранила. Там была другая реальность. Беззвездные темные ночи. И если где-то мелькали огоньки, то смертельные. По утрам в дымке прорисовывался контур снежных горных шапок, а весной у подножия появилась “зеленка” – на многие километры. Я часто перечитывала письмо на скучных парах и представляла, как Гордей в камуфляжной форме сидит на БТРе и держит в руках автомат. Взгляд – грустный и суровый. Я почти уже смирилась с тем, что наша история закончилась. Его письмо было неожиданным, как метеорит с неба. И я его удивленно разглядывала, узнавая знакомые корявые строчки.
“Здесь зимой сыро и холодно, представляешь, минус один, а будто минус двадцать. Весной потрясающе красиво, особенно, когда появляются зеленые листья и небо такое бесконечное… Прости, что тревожу тебя, но я выполняю обещание. Загадал, что если выберемся из этого проклятого здания, то обязательно напишу тебе. Три ночи без света и сигарет, только сухой паек, холодная вода и мысли о тебе. Вдруг так стало страшно, что никогда больше не увижу тебя… Ты, наверное, сидишь в светлой аудитории, пишешь что-то в тетрадке, я ведь знаю, что ты поступила. Представляю твой завиток на шее и взгляд, от которого мурашки по коже… Что уж и говорить, какой я был дурак тогда…”
В письме Гордей ни о чем не просил, никуда не звал, ничего не обещал. Только я знала, что обязательно приеду к нему, где бы он ни жил к тому времени, как я закончу институт. Лишь бы он вернулся. Вместо ответа я выслала ему несколько фотографий, на которых улыбалась, пусть будет на память.
Он вернулся. Но прежде похоронил трех сослуживцев в Тольятти. К Новому году от него пришла открытка из Вятанска, где он решил обосноваться.
Его письмо и мои фотографии хранились в одном потрепанном конверте в коробке из-под шоколадных конфет. Я ее купила, когда уезжала в неведомый Вятанск. Тогда там лежали аппетитные пирамидки, посыпанные вкусной крошкой. Коробка была такая красивая – с морем и парусником, что я решила ее приспособить для милых сердцу вещей. Первой там оказалась свадебная фотография родителей, я украдкой прихватила ее с собой. Папа в черном костюме, тщательно причесанный, одевал массивное обручальное кольцо улыбающейся маме. Невеста – в белом гипюровом платье до колена и пышной короткой фате, которую я всегда мечтала примерить на себя. Но как-то все обошлось без нее…
Письмо от Гордея я хранила еще по одной причине. Я обвела эти строчки красным кружочком. “Как-то на миг, когда выстрелы в очередной раз затихли, я закрыл глаза и увидел девочку с темными глазами и светлыми кудряшками, и она так была похожа на тебя…”
Несколько лет спустя в этом конверте с письмом появилась еще одна фотография маленькой девочки с темными восточными глазами и двумя светлыми хвостиками. Звали девочку Ева…
Сентябрь 2018 года, Вятанск
…От вокзала до дома я добиралась на такси. Вятанск встретил меня угрюмыми улицами. Осень забросала их ржавой листвой, которую никто не убирал с тротуаров. А во дворе пожухлые цветы с упреком смотрели на хозяйку, которая намеревалась сбежать в большой город. На секунду мне показалось, что по каменной дорожке, ведущей от калитки к двери, кто-то прошел – в листве местами виднелись плешивые островки. Я остановилась. Непонятная волна то ли страха, то ли волнения прокатилась по телу. Неужели Гордей вернулся?
– Привет, соседка! – из-за забора выглянуло круглое лицо Леры, живущей рядом. – Что-то не видать тебя в последнее время!
Я кивнула ей и ничего не ответила. Дошла до двери, прислушалась, в доме было тихо. Через несколько секунд надо мной зажегся автоматический фонарь – незаметно материализовались осенние сумерки. Почему-то я всегда медлила, прежде чем повернуть ключ в скважине, будто боялась увидеть всю правду о своей жизни. Наш дом строился долго и мучительно. Он стал отражением наших с Гордеем отношений и все еще нуждался в последних штрихах. Ремонт в нем так и не закончился. Помню, как мы с Гордеем спорили до ангины.
– Представляешь, сколько денег уйдет на твои фантазии? – возмущался он, стоя внизу, в просторной прихожей, плавно переходящей в столовую.
– Да, представляю. Но я не представляла, какой ты… ! – кричала я со второго этажа, не решаясь вставить обидное слово. Как участнику боевых действий, ему досталось лишь удостоверение, позволяющее бесплатно ездить на автобусе и посещать музеи. Ни выплат, ни квартиры он не получил. Хорошо зарабатывать в Вятанске было трудно. Гордей ездил на вахту в Москву.
Когда я открыла дверь и включила свет в прихожей, то поняла, что в доме действительно никого нет. И уже давно. Бросила сумку у двери и почти бегом поднялась по лестнице в свою комнату. Мне захотелось прямо сейчас заглянуть в ту самую коробку, где лежало то самое письмо. Я хранила ее в ящике письменного стола и периодически доставала, чтобы перебрать свои сокровища или добавить что-нибудь новенькое. Недавно я положила туда ключ от прабабушкиного дома, который передала мне мама в ночь лунного затмения. Письмо от Гордея лежало в самом низу – я много лет уже его не открывала, но знала наизусть. Благодаря адской технике, я убедилась в этом, рассматривая знакомые буквы…
Письменный стол был угловым, со множеством удобных полочек, где я расставляла книги, фотографии, разводила творческий бардак и знала, что это – мое убежище. Здесь я сидела ночами, когда заканчивала срочные статьи и медитировала в поисках заголовков на фарфоровую конструкцию из трех зеленых черепах и мягкую игрушку – улитку Багажку, так в Коромысловке называли озерные ракушки, свернутые спиралью.
Даже сейчас, когда я сидела за любимым столом, взгляд невольно натыкался на то, что Гордей не успел (или не хотел?) доделать. И даже провод от удлинителя путался под ногами и бесил, когда в нем путалась я. Поддев ногой, я отбросила его с середины комнаты к стене, и, захватив мамин дневник, который укоризненно смотрел на меня сиреневой обложкой, спустилась на первый этаж в кухню за чаем. Налила в прозрачную чашку черный цейлонский. Я специально завела такие чашки, чтобы видеть, как насыщенный цвет заполняет емкость и чаинки отдают свой аромат. И не признавала чуть теплого блекло-безвкусного напитка. Когда горячая волна уже разбежалась по жилам, я взяла в руки сиреневую тетрадь.
Ровные заостренные буквы, похожие на миндальные орешки, плотно заполняли все страницы. Я пока просто листала их, не вчитываясь в слова. И вдруг на пол спикировал сложенный вдвое листок, тоже с миндальными буковками. Это было письмо. Вверху, крупными буквами подписано – Асе, а даты не было. Отложив тетрадь, я взяла листок в руки. И тут же снова выронила. В дверь тихонько постучали.
Глава 11. Вечерний визит
Я замерла. Тихий настойчивый стук в дверь повторился. Кто мог прийти в это время? Страх пополз по клеточкам тела, превращая меня в тряпичную куклу, которая не может двинуться с места. Делать вид, что никого нет дома, было поздно – окна светились ярким светом. И вот, здравствуйте, какая-то бабочка прилетела.
– Кто там? – крикнула я, на цыпочках подойдя к двери.
– Ася, открой! Это я, Лера…
Соседка никогда к нам не заходила. Про крайней мере при мне. Я приоткрыла дверь. На крыльце, в свете автоматического фонаря, стояла Лера в цветных лосинах и серо-грязной “огородной” куртке. Блондинистые волосы с темными корнями были собраны в небрежный высокий хвост. Я медлила, не зная, что делать: выйти на крыльцо или пригласить ее к себе.
– Я зайду? – спросила бойкая соседка.
Я молча сделала два шага назад, приглашая войти. Лера, оказавшись в прихожей, принялась сканировать взглядом стены, потолок. А мне почему-то стало неловко. Сейчас она увидит то, что я так тщательно скрывала – мой недостроенный дом и мои разбившиеся мечты…
– Я хотела спросить, – начала она протяжно. – Ты уезжать собираешься?
– Еще не решила, – соврала я.
– А тут что будешь делать? – кивнула она на кирпичные стены в коридоре. – Обои клеить?
– Еще не решила, может, так и оставлю…
– Что это ты нерешительная какая! А стены лучше оклеить, конечно, – рассудила Лера. – Я это, если что, купила бы… вашу половину.
– У Гордея, конечно, надо бы спросить, – ответила я. – Только я его давно не видела.
– Значит, все-таки уезжаешь, – она сбросила калоши и пошла осматривать дом, который у нас в стране называли бараком, а в Европе – таунхаусом. Лера была соседкой справа. И пристально наблюдала со своего участка за нами из-за забора. Мне кажется, она знала о нашей жизни все и даже больше, иногда бросая в мою сторону колкие замечания, замаскированные под дружелюбный соседский стеб.
Я так и осталась на кухне. Добавила в чайник воды и нажала на кнопку. По законам гостеприимства я должна была предложить Лере чаю, хотя по внутренним ощущениям мне хотелось вылить его ей на голову.
– Гордей твой, кстати, приезжал на днях, – донесся зычный голос Леры откуда-то со второго этажа.
Я сразу вспомнила следы среди листвы на дорожке. Значит, не ошиблась.
– Только он странный какой-то был, не поздоровался даже, – Лера появилась в кухонном проеме и картинно встала, будто на подиуме, – в дом не зашел, постоял, походил вокруг и уехал.
Она осмотрела кухню, потрогала обои и присела на диванчик. И я все-таки поставила перед ней чашку и конфеты в вазочке. Лера, скинув куртку, в первую очередь принялась за сладости.
– А вообще, ты зря все это затеяла, – сказала она, разворачивая конфету, – ну, переезд этот… Тут так хорошо, место тихое, огород под боком. Правда, ты не такая уж и огородница.
Я пропустила мимо ушей замечание соседки, хотя внутренний голос вдруг проснулся и потребовал возмездия. “Не сейчас, понимаешь, надо хоть что-то про Гордея разузнать!” – успокоила я его. “Ты же вроде решила бывшего из жизни вычеркнуть!” Это замечание внутреннего голоса я тоже пропустила мимо ушей.
