скачать книгу бесплатно
– Не переживай, научу, кого другого бы еще подумал, но у тебя должно получиться.
С полчаса мы работали спокойно, а затем к нам началось паломничество водителей и охраны, их всех, конечно, интересовали подробности катастрофы Нахимова и моего чудесного спасения.
И если первому посетителю я кое-что рассказал, то следующих сразу посылал по известному адресу, мотивируя тем, что нужно работать, а не лясы точить.
Однако Никодимова послать не удалось. Тот, заглянув в двери, коротко приказал.
– Красовский, идем со мной.
– Сергей Геннадиевич, дайте, хоть переоденусь, не в этом же прикиде по посольству ходить.
– Хм, я смотрю ты, мастер новые слова, придумывать, прикид, надо же! – Никодимов усмехнулся, и попросил поторопиться.
Когда мы зашли в его кабинет, он нахмурился и сказал:
– Я уже в курсе твоих приключений. Неплохо, что ты держишь язык за зубами и особо не распространяешься на эту тему.
Хотел бы тебя попросить и дальше вести себя подобным образом. Особенно со своими родственниками. Поменьше ужасов рассказывай и больше о том, как хорошо были организованы спасательные работы. Хоть родственники у тебя и престарелые, мало ли где, что ляпнут, а нам в финской прессе плохие комментарии о нашей стране не нужны. Как комсомолец, ты должен понимать, что это вопрос политический.
– Конечно, Сергей Геннадиевич, все ясно, я и так особо не распространялся, очень уж воспоминания тягостные.
– Понятно, понятно, – Никодимов побарабанил пальцами по столу. – Не в службу, а в дружбу, расскажи хоть мне, как там все происходило.
Мысленно вздохнув, я приступил к рассказу.
Надолго Никодимов меня не задержал, получив ответы на интересующие его вопросы, спросил, продолжим ли мы заниматься айкидо, после чего отправил на работу.
Мой новый напарник в отличие от Петровича особым любопытством не страдал, и лишнего, не спрашивал.
Зато по работе, он был намного въедливей. И частенько упрекал меня в криворукости и незнании массы поварских тонкостей.
К вечеру, когда мы, закончив с основной работой, уселись перекусить, он с вздохом сообщил.
– Красовский, ты для меня загадка века. Смотрю на тебя и вижу пацана, недавно надевшего поварской колпак. И никак не возьму в толк, почему при всех этих делах продукт ты зря не переводишь. Хотя ухватки у тебя отработаны.
Скажем, сегодня ты гуляш делал. Дело нехитрое, в любой столовке его приготовят, а я смотрел и думал, что сейчас все это добро у тебя пригорит. Ан, нет, ни фига не пригорело. Вот как это получается? Верил бы в бога, сказал, что тебе он помогает.
Смотря на озадаченное лицо коллеги, я мысленно посмеивался. Ну да, за год учебы и два года работы трудно стать настоящим профессионалом. Но за моими плечами лежала целая жизнь. Надо признаться, что и работа с Петровичем очень помогла. Рядом со специалистом высочайшего класса хочешь, не хочешь, а чему-нибудь научишься. Тем более что он на меня так не наезжал, как Толик.
Но поучиться и у нового напарника было чему. Именно поэтому я полностью взял на себя готовку первых и вторых блюд, оставив ему кулинарию. Если не считать торта птичье молоко, ничем особым в приготовлении сладостей я не блистал.
Ведь знание рецептов, это далеко не всё, что нужно знать для их приготовления. Поэтому я в оба глаза следил, как Анатолий Владимирович священнодействует в своем углу. Из-за чего чуть не пригорел мой гуляш. К счастью, отдельного кулинарного цеха мы позволить себе не могли, и все что творил мой напарник было полностью у меня на виду.
И сейчас вместо роз из марципана, исчезнувших в неизвестном направлении, на его столе красовался круглый кремово-бисквитный торт. Таких красавцев сейчас ни в наших, ни в финских магазинах, днем с огнем было не найти.
Естественно, мне надо было заниматься своими делами, поэтому многие этапы я пропускал, но не без основания надеялся, что за оставшийся год изрядно подниму свое мастерство.
Через пару дней я втянулся в работу, и периодически казалось, что никакого отпуска у меня не было, а все летние приключения просто приснились.
К концу сентября я получил письмо от жены, в котором она с гордостью сообщала, что поступила на заочное отделение Ленинградского финансово-экономического института им. Н. А. Вознесенского.
– Отлично! – удовлетворенно подумал я, читая эти строки. – Не прошли даром мои слова, пусть учится, не всю же жизнь в бухгалтерии зарплату начислять. Хм, а ведь, когда вернусь, она и на меня наедет с требованием учебы. Подобные намеки уже появлялись с её стороны.
Зато второе письмо от нее, пришедшее всего через три дня было полно восторгов. Строительство нашего кооперативного дома, шедшее целый год ни шатко, ни валко, и находящееся на стадии фундамента, вдруг резко ускорилось.
И строители клятвенно обещают осенью следующего года сдать его приемной комиссии.
У меня, в отличие от Люды, эта новость восторгов не вызвала. Цену обещаниям строителей я хорошо знал. Но с другой стороны, будет совсем неплохо, если, вернувшись в Союз, мы переедем в новую квартиру.
Ритта тоже позвонила почти сразу после приезда, в гости не приглашала, но обещала сама приехать в октябре.
Ну, в октябре, так в октябре. И мои пятьдесят тысяч рублей пока продолжали лежать за обшивкой салона автомашины.
Мой напарник с удовольствием вернул мне обязанность закупать продукты для посольства. И вообще, он приказом коменданта был назначен старшим поваром. А я и не спорил, чего спорить, мой коллега был два раза старше и намного опытней. Ему и с документацией возиться. К примеру, калькуляцию блюд он делал за пятнадцать минут, когда мне приходилось для этого тратить не меньше часа. В принципе, закуп продуктов входил в обязанность коменданта, но он спокойно переложил ее на наши плечи. Не забывая при этом методично проверять все чеки и закупленные продукты.
Действительно, какой смысл, кататься по магазинам, не имея возможности что-либо купить для себя, только нервы портить.
Мне, честно говоря, тоже не особо хотелось этим заниматься. Ездили мы, как правило, вдвоем с водителем хозчасти, очень деловым и въедливым товарищем. От такого скрыть визит в банк вряд ли удастся.
Вскоре все вошло в привычную колею. Работа, вечером тренировка с Никодимовым. Отдыхали мы с Семенихиным через воскресенье. В городе в выходной делать было абсолютно нечего. А дома только смотреть телевизор.
Очень раздражала возросшая активность комсомола. У нас появился новый комсорг из дипломатов. Парень был с амбициями и видимо хотел ускорить карьерный рост благодаря новой должности.
Обслуживающему персоналу посольства увеличивающееся количество комсомольских собраний не нравилось, а уж как не нравились еженедельные политинформации, просто не передать.
Вообще, проведение политинформации это была еще та картинка.
Для этого собирался весь наличный обслуживающий персонал, подходящий по возрасту, охранники, повара, сантехник, и прочие. У членов партии была своя свадьба. Собирались, как правило, на втором этаже в так называемом музыкальном зале. Приходил наш комсорг советник посольства Вадим Александрович Крапивин, насколько я знаю, ему скоро должно было исполниться двадцать восемь лет, после чего он покидал комсомол и переходил в кандидаты в члены КПСС.
И вот очередной бедолага, охранник, потея, раскрывал газету «Правда» и начинал оттуда зачитывать передовицы, о событиях в нашей стране, а затем, запинаясь, читал, как плохо живется рабочему классу в капиталистических странах. Редкие статью, касающиеся Финляндии, в этом случае пропускали, потому, что мы все видели, как «тяжело» живут рабочие и крестьяне в этой стране.
Сам Крапивин, с брезгливой миной выслушав очередного докладчика, завершал политинформацию словами о том, что мы находимся в капиталистическом окружении, в связи, с чем всем комсомольцам необходима бдительность и уверенность в правоте своего дела.
Все было бы ничего, но он решил еще больше усложнить нашу жизнь и вспомнил о Ленинском зачете. Эта бодяга началась со столетнего юбилея Ленина в 1970 году и до сих пор была актуальна. В прошлом году наш комсорг, начальник охраны Павел Еремин, полностью забил на этот зачет, зная, что его контракт заканчивается, а комсомольской работой в Союзе он заниматься не собирался.
Не понимаю, зачем этот зачет понадобился Крапивину, но активность он развил большую, как он успевал совмещать ее со своей основной дипломатической работой, не представляю.
Хотя чего не представлять, надо всего лишь найти помощников в этом нелегком деле. И он их нашел.
– Слушай, Красовский, – как-то раз обратился он ко мне, зайдя к нам на кухню. Я тут личные дела комсомольцев смотрел. Так ты, оказывается, старших классах комсоргом работал. И с комсомольской работой неплохо знаком.
– Ну что вы говорите, Вадим Александрович, какая комсомольская работа, – привычно заныл я, собираясь отмазаться от лишней нагрузки. – Вы сами подумайте, уже семь лет прошло с того времени, да и что я там тогда делал? Только взносы по две копейки собирал.
И тут Крапивин нанес добивающий удар. Сощурившись, он глянул мне в глаза и сказал:
– А еще я читал вашу характеристику из рядов Вооруженных Сил, подписанную заместителем командира роты по политической работе.
Тут он вынул из кармана сложенную бумажку, развернул ее и громко зачитал:
– За время службы в рядах Советской армии старший сержант Красовский Александр Владимирович проявил себя грамотным, знающим военнослужащим, строго выполняющим требования уставов и приказы вышестоящих начальников. Пользовался заслуженным уважением командиров и рядового состава. Достойно исполнял свои обязанности на должности заместителя командира взвода. Был избран комсоргом роты и успешно работал на этом посту до увольнения в запас.
Своей добросовестной службой и примерным поведением старший сержант Красовский Александр Владимирович доказал, что делу Коммунистической партии и Родины предан.
– Блин! – мысленно воскликнул я. – Кагебэшники даже до характеристики армии докопались. Ну, спасибо тебе лейтенант Табаков за отличные рекомендации, чувствует моя задница, что в скором времени быть мне комсоргом нашего посольства.
Мои предчувствия оправдались.
– Понимаешь, Александр, – фамильярно продолжил Крапивин. – Мне через три месяца исполняется двадцать восемь лет, я в комсомоле формально нахожусь, так, как уже полгода являюсь кандидатом в члены партии, поэтому вам комсомольцам надо задуматься о выборе нового комсорга. Мне кажется, что у тебя есть шансы занять это место.
Кстати, при таком раскладе, возможно, что посольство продлит твой контракт еще на один год. – С легкой улыбкой на губах закончил он свою речь, поманив, по его мнению, меня вкусным кусочком сыра.
– Вадим Александрович, – доверительно обратился я к дипломату. – Вы, наверно, не полностью просмотрели мою анкету. Хотя, вполне возможно, что в неё не успели добавить новые данные. К сожалению, у меня имеются родственники в Финляндии, дальние, правда. Поэтому я сильно сомневаюсь, что ваше предложение пройдет.
Всю вальяжность моментально сдуло с лица собеседника, и даже появилась некоторая суетливость в движении.
– Как же так? – растерянно пробормотал он. – Мне же Никодимов давал твое дело на ознакомление. – Странно, он ничего о твоих родственниках не сказал.
Тут собеседник резко замолчал и осторожно глянул в мою сторону.
– Ну, ладно, Красовский, мы еще с тобой поговорим, а сейчас готовься, как и все комсомольцы к Ленинскому зачету.
– Конечно, – заверил я. – Готовимся, вон видите, на стене новые социалистические обязательства висят в честь двадцать пятого съезда КПСС, надеюсь их утвердить на комсомольском собрании.
– Молодец, – похвалил Крапивин и быстро покинул наше общество.
– Сейчас начнет вычислять, кто ему такую свинью подложил, – улыбаясь, сообщил Толик, занимающийся ватрушками с творогом и ни слова не пропустивший в нашей беседе.
– В смысле? – осторожно поинтересовался я, хотя все понял сам.
– Ну, как же, Крапивин рекомендует тебя на должность комсорга, человека с родственниками в капстране. И подставляется по полной программе. Во-первых, не знает анкет своих комсомольцев, а во-вторых, если знает, то что-то замышляет. Вот такие дела, – глубокомысленно закончил мой напарник.
Я благоразумно не стал поддерживать этот разговор, на фиг нужно, стучат у нас все, как дятлы, и я в том числе, но было ясно, что все это дело подстроил Никодимов.
Надо сказать, что дипломаты у нас были весьма заносчивыми людьми, а их жены большей частью еще те стервы. Поэтому они не особо снисходили до нужд и дел обслуги. Большинство из них понятия не имело, что у повара посольства имеются родственники в Финляндии. И если бы я не признался Крапивину, тот на полном серьезе, двинул бы мою кандидатуру в массы и попал. В принципе не такая серьезная это была ошибка, но вполне возможно, что из-за нее он не получил бы ожидаемое повышение, или еще что-то, ведь ясное дело, что он тоже является сотрудником КГБ.
Интересно, за что Крапивин попал в немилость к Никодимову, что тот ему такие мелкие пакости творит? – подумал я. – Метит на его место? Вполне возможно. Наше посольство еще та банка с пауками. Хотя не мое это дело. Главное, что от должности комсорга благополучно откосил.
Окончательно это выяснилось через неделю, на отчетно-перевыборном собрании, когда Крапивин выдвинул кандидатом в комсорги делопроизводителя Галину Николаевну Зинченко.
Галю до этого времени я почти не замечал. Это была такая «серая мышка», незаметно появляющаяся на работе и незаметно с нее исчезающая.
Сейчас на собрании, на ее лице мы не видели никакого энтузиазма, по поводу новой нагрузки. Зато все остальные присутствующие комсомольцы резко приободрились.
– Хорошо, что не меня, – было написано на их лицах.
Естественно, что все собрание шло по накатанной дороге. Мы дружно признали отчет комсорга Крапивина удовлетворительным, и выразили благодарность за успешную работу. А затем также единогласно выбрали новым комсоргом комсомолку Зинченко Галину Николаевну.
Поднимая руки, все в душе надеялись, что она не будет нас так давить Ленинскими зачетами, и прочей ерундой, как это делал Крапивин. И мы, приняв новые социалистические обязательства в честь двадцать пятого съезда КПСС, на этом свою комсомольскую работу сможем завершить до следующего года.
В первое воскресенье октября у меня был выходной. Мы с Анатолием Владимировичем договорились, что будем давать друг другу отгулы через воскресенье. Коменданту на это было наплевать, главное, чтобы все те, кто питался в нашей столовой, получили свои завтраки, обеды и ужины, а как мы это делаем, его не волновало. Волновали его совсем другие проблемы, но в Финляндии они были трудно разрешимы. Не то, что в Сирии, или Иране, где такой же комендант посольства ухитрился продать на сторону все унитазы для строящегося здания дипмиссии. Эту историю рассказал мне еще Петрович.
Здесь в законопослушной стране с этим делом было намного сложней. Хотя я не сомневался, что наш Корней Несторович чем-нибудь да промышляет.
Ритта все же позвонила второй раз и посетовала, что я к ним не приезжаю. Намек я понял и в первый свой выходной за месяц решил съездить к ней в гости, не забыв, конечно, поставить в известность Никодимова.
Выехал рано утром, затемно. Дорога была знакомая. Машина, все свои восемь лет получавшая нормальное техобслуживание, финское масло в двигатель и приличную резину, почти бесшумно пожирала километры. Да, это не в Риттиной жучке катиться, когда Армас дышит в мою сторону перегаром.
К десяти утра я уже был на месте.
Родственники приняли меня приветливо. Ну, как приветливо? Для финнов, так очень здорово. Ритта улыбнулась и кивнула мне головой, когда открывала дверь. А Армас выглянул из кресла качалки, где он читал газеты и, приветственно махнув рукой, издал какой-то неопределенный звук, то ли кашлянул, то ли еще хуже.
До обеда я рассказывал им, как отдыхал дома, куда ездил. Между делом сообщил, что отец хотел бы получить приглашение не только на него, но и на жену. Ритте такой пассаж пришелся явно не по душе. Она тут же начала вспоминать своего деда Ярви, который в свое время обгулял чуть не половину женского населения Суоярви, небольшого городка в Карелии, где их семья жила до войны. И его правнук, то бишь мой папахен, явно пошел в него, раз завел себе вторую жену.
– Не пошлю я ему никакого вызова, – твердо заявила старушка. – Нечего сюда всяких horatsu привозить, их и без неё здесь хватает.
– Однако, у старушки характер не сахар, – подумал я. – То-то её Армас так явно побаивается.
От волнения Ритта даже порозовела, и чтобы её дальше не злить пришлось переводить разговор на другие темы.
Обед был скромный, без изысков, но я другого и не ожидал. После обеда за чашкой кофе Ритта вновь вернулась к теме моего переезда к ним, намекая, что все нажитое имущество она хотела бы оставить мне.
Тут я решил, что пришла пора поговорить о деньгах.
– Ритта, послушай, – обратился я к старушке. – Я смог привезти сюда деньги нашей семьи. Хотелось бы перевести их, или в марки, или доллары, как получится, и открыть счёт на меня в вашем банке.
Благодушное выражение вмиг ушло с лица родственницы. На меня смотрела деловая женщина. Та, что беженкой вместе с отступающей армией попала в Финляндию, не имея ни копейки денег и ни родственников. И за прошедшие годы смогла из посудомойки и подавальщицы в мелкой забегаловке стать владелицей неплохого кафе и хозяйкой большого дома. Вот только бог не дал им с Армасом детей. Видимо, голод военных лет так просто не прошел.
Она не спрашивала, откуда у меня такие деньги, по финским понятиям это крайне невежливо.
Пару минут молчала, видимо, думая, что ответить, а потом сообщила:
– Алекс, у меня есть кое-какие знакомства, но хотелось бы уточнить, сколько именно денег у тебя на руках.
Вместо ответа я вынул из карманов пять пачек сторублевок и положил на стол.
Ритта сняла резинку с одной пачки и задумчиво повертела в руках одну банкноту.
– Интересно, вроде бы до войны в России были другие деньги, Это ведь Ленин на банкноте изображен? – задумчиво спросила она.
Я подтвердил.
– Да, бабушка, такие купюры у нас начали выпускать с 1961 года, а ты, значит, еще довоенные помнишь.
– Почему бы и нет, – улыбнулась та. – Мне в сорок первом году уже тридцать четыре года исполнилось, я сучкорубом в леспромхозе работала.
Я неверящим взглядом смотрел на сухую фигурку бабули. Неужели она могла обрубать сучки тяжелым топором?
– Что не верится? – улыбнулась она. – Я в молодости сильная была, не то, что сейчас. Правда, Армас?
