Юми и укротитель кошмаров

Художник предпринял усилие, чтобы не покраснеть. Герои-то, вестимо, не краснели. Разве что в результате изрядных возлияний после победы над четвертым драконом.

– Ладно, – сдался он. – Ополоснемся прямо в одежде.

– Так невозможно очиститься, – возразила Юми. – Тем более Чхэюн и Хванчжи не поймут.

Она качнула головой в сторону, и Художник увидел приближающихся служанок. Он думал, что те остались снаружи, позволяя ему уединиться, но на самом деле они задержались, чтобы приготовить мыло. И очевидно, раздеться.

На обеих теперь не было ничего.

Художник на миг остолбенел. Разумеется, не от смущения, ведь он был могучим героем и всякое такое. Наверняка его заставило остолбенеть нечто более героическое. Например, несварение.

– Они видят тебя в моем облике, – напомнила Юми, – поэтому ты их не смутишь.

Он не смутит их.

Ну да.

Безусловно, именно это его и волновало.

Служанки отложили мыло и принялись раздевать его, ведь так было положено. Если вы вдруг окажетесь в похожей ситуации, то самое время сказать «стоп». Не важно, если вы являетесь героем книги, если на кону судьба мира или если происходящее – всего лишь результат глупости. Не позволяйте никому вас раздевать, если вы против.

Художник же твердо настроился помочь Юми. Не напортачить, как он изрядно напортачил в своей настоящей жизни. Поэтому он пытался вести себя как ни в чем не бывало. Получилось не ахти, но такая решительность достойна похвалы. Давайте считать, что держался он почти стоически, а раскраснелся лишь от жары. Держаться стоически он мог лишь до той поры, пока не взглянул на Юми, которая стянула сорочку и смущенно прижала ее к груди. Ее длинные, блестящие черные волосы ниспадали по плечам и рукам.

– У тебя, похоже, большой опыт, – потупив взгляд, прошептала Юми. – Столь прославленному и почитаемому герою наверняка не впервой оказываться в такой ситуации… с женщинами.

– Ну… – вырвалось у Художника, и служанки подозрительно покосились на него. – Я говорю с духом, – сказал он им. – Пожалуйста, не обращайте внимания.

Они нахмурились, но продолжили стягивать с него одежду.

– Мне это… в новинку, – произнесла Юми. – Не мог бы ты отвернуться?

Ой! А ведь и правда мог бы.

Возможно, вы сердитесь на Художника за то, что он не догадался это сделать раньше, как, безусловно, подобает джентльмену. Но не забывайте, что все происходящее было для него полной неожиданностью. Непросто быть учтивым, когда все вокруг не слишком учтиво обходятся с тобой.

Не обязательно быть джентльменом. Достаточно не быть извращенцем. Поэтому Художник закрыл глаза.

Служанки завели его в воду, которая показалась теплой. И это они называют холодным источником? Его начали натирать ритуальным мылом и не разбежались с криками, обнаружив некоторые непредвиденные части тела. Поэтому Художник предположил, что иллюзия – или как ее еще можно назвать? – работает идеально, обманывая даже тех, кто прикасается к нему.

Он постарался расслабиться. Служанки не видят его истинного облика, поэтому стыдиться нечего. Художник подумал, что Тодзин наверняка был бы счастлив, оказавшись на его месте. Уж он-то не упустил бы возможности похвастаться мускулами. Впрочем, кто знает, может, Тодзин и так регулярно моется с женщинами. По крайней мере, Аканэ на него так и вешается.

Да, Тодзину бы понравилось. Художник размышлял, не попробовать ли и ему получить удовольствие. Разве не так поступил бы великий герой? Можно повернуться к Юми спиной и вдоволь поглазеть на служанок.

Но от этой мысли ему стало противно. Служанки не знают, кто он на самом деле. Пялиться на них было бы неправильно.

«Вот трус, – подтрунивал над ним внутренний голос. – А если это просто сон? Наслаждайся!»

Но… так или иначе, он не мог. Юми по своей воле вошла в воду, зная, кто он. Служанки – дело другое. Поэтому он продолжил мыться с закрытыми глазами. На беду, Художник потерял равновесие и поскользнулся. Его глаза невольно открылись.

Он увидел перед собой Юми. Та с любопытством разглядывала его талию – точнее, то, что было чуть ниже талии. Обнаружив, что он смотрит, девушка пискнула и зажмурилась.

– Прости. Прости, прости, прости! – воскликнула она. – Я не хотела! Я…

– Ничего. – Он снова закрыл глаза. – Понимаю, ситуация непростая.

Художник не лукавил. Он ведь и сам, по сути, не без греха.

Когда служанки закончили намыливать его, он опустился в воду и случайно задел рукой Юми. Тело вновь налилось теплом. Тепло переполняло его и даже тяготило.

Но на этот раз вместе с теплом он почувствовал эмоции. Эмоции Юми. Он ощутил ее страх, смущение, стыд. Глубинный ужас от осознания того, что происходящее крайне греховно, но исправить это она не в силах.

В свою очередь, Юми обнаружила примерно то же самое в Художнике, пусть и приняла щит, которым он закрывал свою природную застенчивость, за самоуверенность. Она ощутила его смятение и смущение, бурлящие под поверхностными эмоциями, как магма под земной корой.

Разорвав прикосновение, оба почувствовали себя лучше. Ситуация была ужасно неловкая, но в тот миг каждый понял, что не одинок в своем бескрайнем смущении и переживать его можно вместе. События не становятся менее травмирующими от наличия компании, но справиться с потрясением легче, когда знаешь, что тебя кто-то понимает.

Служанки окунули Художника с головой, и он, по указанию Юми, постарался продержаться требуемое ритуалом время. После этого служанки вышли из источника, чтобы обсушиться и приготовить тобок для йоки-хидзё. На это им требовалось несколько минут. Оставшись наедине с Юми, Художник откинул голову и расслабился в теплой воде, не открывая глаз. Его рука дрейфовала на поверхности – в глубине души он надеялся еще раз дотронуться до Юми.

– Я искренне прошу прощения, – прошептала она где-то рядом. Значит, не вышла из воды. – У меня… мало опыта… с мужчинами. В мое обучение это не входит.

– А в чье входит? – ответил он.

– Не знаю, – сказала Юми. – А ты в юности вел обычную жизнь? До того, как стать героем?

– Смотря что считать обычным. Я бы сказал, что по большей части моя жизнь непримечательна. А твоя? С тобой давно такое проделывают?

– С младенчества. С того дня, когда меня выбрали духи. – Юми взяла паузу. – Тебе, наверное, кажется, что это пытка, но на самом деле – великая честь. Моя служба крайне важна для людей. Без йоки-хидзё наше общество не смогло бы существовать. Тысячи умерли бы с голоду.

Художнику захотелось поддержать ее, он уже настолько вжился в образ героя и так твердо решил следовать идеалам, что подобрать соответствующие героическому статусу слова было непросто. Впрочем, чем дольше он находился в воде рядом с Юми, тем более интересным по сравнению с прежней жизнью казался ему этот чужой мир.

Вы, наверное, заметили отличия от многих других историй. Художник не колебался, не стремился вернуться к прежней жизни. Что хорошего он оставил дома? Его в самом деле прельщала перспектива помочь Юми.

«Стоп! – спохватился он. – Я ведь так и не доложил о стабильном кошмаре».

Он лишь смутно помнил, как вернулся к себе в квартиру и был сражен сверхъестественной усталостью.

Он должен вернуться, иначе тот кошмар натворит серьезных бед. Начнет убивать, бесчинствовать. По какой-то злой иронии единственный яркий и важный эпизод жизни Художника совпал с этим таинственным приключением.

Значит, необходимо решить проблему Юми как можно скорее, чтобы вовремя вернуться в Килахито и доложить о кошмаре. Если только не найдется способа послать отсюда весточку. Художник решил всецело сосредоточиться на Юми. Как ей помочь? Кажется, девушке нужна картина?

В рассеянной задумчивости он вспомнил, как случайно открыл глаза и увидел ее в пруду… как блестели в лучах солнца ее волосы и кожа…

Стоп!

Инстинктивно он открыл глаза, чтобы проверить догадку.

– Юми! – воскликнул Художник, выпрямляясь и разбрызгивая воду. – У тебя волосы мокрые!

Юми тоже открыла глаза, встала и дотронулась до волос. Они действительно были влажными.

– Почему? – спросил Художник. – Ты не можешь ни к чему прикоснуться, но намокаешь от воды?

Юми нахмурилась:

– Я не почувствовала, что мокну, когда шагнула в источник. Я вообще ничего не чувствовала, как и в те моменты, когда трогала одеяло или стену. А теперь чувствую. Я могу лечь на воду. Я ощущаю прохладу, как обычно, когда вхожу в такие водоемы. – Она задумалась. – Ты прав, это наверняка неспроста.

Они посмотрели друг другу в глаза и сразу вспомнили, где находятся и что на них ничего не надето. Оба покраснели и зажмурились.

Да, я знаю, что вы скажете.

Но вы тоже когда-то были юными и стеснительными. Все мы были такими. В смущении нет ничего плохого. Это признак новых переживаний, а новые переживания – главный космерский залог эмоционального равновесия. Не стоит бояться неопытности. Циничность скучна; зачастую она – лишь маска, которой мы прикрываем занудство.

– Герой, служанки переоделись и сейчас вернутся, чтобы тебя обсушить, – тихо сообщила Юми. – Они дождутся, когда ты будешь готов, – традиция позволяет тебе задержаться в источнике. Я пойду оденусь, а потом повернусь и скажу, что ты можешь выходить.

Вода всколыхнулась, когда из нее выходила Юми. Вскоре девушка окликнула Художника, как и обещала. Он открыл глаза и увидел, что она стоит к нему спиной, надев ночную рубашку.

Напомнив себе, что не показывает женщинам ничего лишнего, Художник выбрался из пруда. Одна из служанок приготовила для него новую одежду, еще вычурнее прежней. За нижним бельем последовали широкая юбка с отдельным корсажем сочетающегося, но чуть более темного оттенка. Затем служанки завязали бантом пояс, который служил не для поддержания одежды, а скорее для украшения.

Одежда из плотного накрахмаленного шелка похрустывала в руках. Она оказалась настолько свободной, что подошла ему, хотя Художник был на несколько дюймов выше и значительно объемней ее истинной обладательницы.

Он заметил, что фантомная одежда Юми пропиталась влагой. У девушки не было полотенца. Сначала вода намочила ее кожу, а теперь и призрачную рубашку?

Он попытался было найти объяснение феномену, но вдруг снова почувствовал крайнюю усталость. Когда женщины закончили завязывать пояс, странное ощущение усилилось; началась тошнота. Жар солнца… жар земли… многослойная одежда…

Все это оказалось чересчур для его неподготовленного тела. Каким бы героем ни был Художник, в глазах у него потемнело и он хлопнулся в обморок.

* * *

Он очнулся от стука в дверь.

Застонав, Художник понял, что лежит на своем футоне. Тряхнув головой, он окинул взглядом комнату. Кругом разбросанная одежда, на столе початая коробка овсяных хлопьев, за окном светят хионные линии, окрашивая комнату в привычные современные цвета – голубой и розовый.

Значит, это был всего лишь сон?

В дверь продолжали сердито барабанить.

– Иду! – выкрикнул он, но стук не прекратился. – Я сказал «иду»! – Он повернулся, сел и схватился за голову.

На полу рядом с футоном сидела Юми в его пижаме. Одно плечо торчало из чересчур большой рубашки, а рукава почти полностью скрывали ее кисти. Волосы у девушки всклокочены, на лице растерянность.

Разинув рот от изумления, Художник потянулся к ней. Его рука прошла сквозь низкий обеденный столик.

Художник поводил рукой сквозь столик. К нему не прикоснуться. Как и к носку, который по непонятной причине валяется на столике. Как и к подушке, как и…

Юми поднялась на ноги, задела столик, едва не свалив миску с остатками лапши и сбросив майпонскую палочку, которая выбила дробь о деревянный пол. Она посмотрела на палочку, затем на свои руки, после чего бросила панический взгляд на Художника.

Этого еще не хватало!..

Глава 11

Юми очутилась в бездне, где обитали мертвые духи.

Только этим она могла объяснить зловещие огни за окном, не теплые, как солнце, а холодные и устрашающие. Только этим она могла объяснить студеный воздух и ледяной пол под босыми ногами.

Дверь громыхала и вздрагивала. В нее ломился какой-то лютый зверь или, того хуже, жуткая потусторонняя нечисть.

Должно быть, Юми умерла.

Но если так, то почему она чувствует дикий голод, как будто добрую неделю провела без пищи? Это какая-то пытка? Может, ее вознесли в холодные небеса, где скитаются души недостойных? Лишили права вернуться в объятия теплой земли? Неужели она была настолько плохой йоки-хидзё? Неужели так сильно подвела духов?

Рядом застонал герой.

Герой. Он рядом. В Юми затеплилась надежда.

Что, если это их общее испытание? Она читала, что герои нередко отправлялись в земли замерзших духов. Юми постаралась унять страх и приободриться. Если все происходит по воле духов, то… может, она и не умерла вовсе, а просто отправилась по избранному духами маршруту?

Дверь затряслась еще пуще.

– Никаро! – закричали снаружи. – А ну, открывай!

– Прекрасно, – процедил герой (низким стилем). – Бригадир пришел. Юми, придется тебе открыть.

– Что?! – пронзительно воскликнула Юми.

– Я не могу ни к чему притронуться, – объяснил он, в доказательство помахав рукой сквозь стол рядом с причудливым алтарем, на котором лежал, когда они очнулись. Тут герой заметил смятение девушки. – Это моя комната. Юми, ты попала в мой мир, как я попал в твой.

– Твой… мир? – переспросила она. – Ты живешь в стране замерзших духов? В небесном краю?

– Вроде того.

– Мы умерли? – прошептала Юми.

– Не думаю. Но если бригадир сейчас выломает дверь, кого-нибудь из нас точно придушит…

Дверь вновь содрогнулась.

– Я слышу, как ты болтаешь! – прокричал грозный голос.

То ли демон, то ли получеловек-полузверь. Юми отшатнулась и только теперь обнаружила, что на ней надето. Какие-то свободные штаны и рубашка на пуговицах из плотной, но мягкой ткани.

Она ахнула. Под рубашкой отчетливо вырисовывались ее фигура, ее…

– Юми! – окликнул герой. – Посмотри на меня. Тебе нехорошо?

– Да! – ответила девушка.

Она снова оглянулась, привыкая к темноте. Должно быть, здесь ночь, но откуда тогда исходит этот странный свет? Теперь она различала предметы, которые не заметила сразу. Смятую одежду на полу. Горы немытых мисок на столе. Мусор.

Герой… неряха?

Нет, такого не может быть. Героям не пристало прибирать за собой. На то есть слуги. Значит, слуги лодырничали в отсутствие господина. Комната маловата. Наверняка геройские покои ею не ограничиваются.

Юми подошла к окну и выглянула на улицу. Увидела зловещее темное небо без единой звезды. Мрачное ничто над головой, кажется, готово проглотить ее. Но очевидно, что она находится в каком-то высоком здании.

Во дворце? Прежде ей не доводилось бывать в столь громадных зданиях, а здесь ими застроена целая улица. Добрая дюжина дворцов! Они выше, чем фонтаны над паровыми скважинами. Как эти десятиэтажные здания не рушатся? Как жить без жара земли?

«Это страна героев, – подумала она. – В ней другие правила».

Здесь было холоднее и темнее, чем ей представлялось, но, по крайней мере, теперь она убедилась, что не умерла.

Дверь опять загромыхала.

– Иди, – сказал герой. – Открой и отправь его восвояси.

– Я не могу открыть в таком виде! – Она указала на свой наряд. – Что за неприличное одеяние? Всю мою фигуру видно!

– Юми, только что мы с тобой мылись вместе.

– Ради духов! – парировала она, все сильнее нервничая. – Мы совершали ритуальное омовение. Это другое!

– Он увидит не тебя, а меня, – ответил герой. – Ты что, забыла? В твоем мире все видели тебя, а не меня. Теперь я лишился тела. Никто не сочтет тебя бесстыдницей.

Здравое замечание.

Борясь с тревогой и изнуряющим голодом, Юми подошла к двери и открыла. Будь ситуация поспокойнее, девушка бы наверняка сочла, что открывать двери самостоятельно – удивительное новое приключение. Но едва она успела об этом подумать, как перед ней возник седовласый пожилой великан в плотных брюках и рубашке на пуговицах. Рубашка была из какого-то незнакомого Юми материала.

Мужчина застыл, вытаращив глаза.

– Чего?!. – Он отвел взгляд и заглянул в комнату. – Ну и ну! – пробормотал он. – Уж никак не ожидал увидеть у Никаро девчонку…

Юми обмерла.

Он увидел ее.

Он увидел ее?!

Художник застонал. Но бригадир, очевидно, не замечал его. Он снова уставился на Юми.

– Где он?

– Скажи, что я болен! – в панике выкрикнул Художник.

– Он болен! – поспешно воскликнула Юми, почувствовав легкое угрызение совести.

Она не должна была обманывать. Лиюнь бы крайне огорчилась.

– Э-э-э… – Бригадир прищурился. – А с тобой… все хорошо? Помощь не нужна?

– Я… – Тут Юми перевела дух и отвесила бригадиру покорный церемониальный поклон. – О великий житель холодных небес, простите мне мои промахи и ошибки. Все это случилось не по моей воле. Требуйте всего, что вам нужно. Я не пожалею сил, чтобы исполнить ваш приказ.

– А-а… Э-э-э… – Бригадир переступил с ноги на ногу. – Просто передай, чтобы доложился. Он вчера не вышел на смену, у нас рук не хватает. Предупреждать надо, раз заболел.

– Клянусь, ваше послание будет доставлено со всей возможной быстротой и в полном объеме, – прошептала Юми, кланяясь еще ниже. – Прошу, ступайте с благословением духов, и да сопутствует вам мир и покой.

– Спасибо, – пробормотал бригадир немного смущенно.

– Подожди. – Художник подошел к Юми. – Ему нужно узнать кое-что важное. Гм… Повторяй за мной. Художник сказал, что встретился со стабильным кошмаром. Несмотря на болезнь, он настолько предан работе, что отправился искать новые улики. Просил передать вам, что ситуация экстренная и нужно сообщить в Соннадзор.

Юми повторила слово в слово и подняла голову. Бригадир сильно нахмурился.

– Он так и сказал? – спросил он.

– Да, – ответила Юми. – Клянусь. – В подтверждение сказанного она опустилась на колени и поклонилась в пол.

– Ого!.. Ладно, понял. – Бригадир вышел в коридор.

– Спасибо, – поблагодарил Художник с заметным облегчением. – Хоть одной заботой меньше. Теперь могу не волноваться.

Юми поднялась и выпрямилась, провожая взглядом бригадира. Она покраснела, как от жара тысячи камней.

Мужчина увидел ее в таком виде. В этой… непонятной одежде, с растрепанными волосами. Она должна вести себя как полномочный представитель духов, но в этот день едва смогла бы выступить даже от имени кучки пыли.

– Странно, – заметил герой, расхаживая по комнате. – Юми, почему он увидел тебя? Как-то не сходится.

Юми протянула руку, чтобы закрыть дверь, но тут из двери напротив вышла богиня. Полуголая.

Ее юбка из какого-то блестящего черного материала оканчивалась посреди бедра. Рубашка просвечивала и сидела очень низко, выставляя напоказ объемистую грудь. Если бы незнакомка не была так прекрасна, Юми сочла бы ее демоницей. На вид она была ровесницей Юми, но ее черные волосы блестели так, как волосы Юми не смогли бы блестеть даже после суточного расчесывания. Ее макияж не делал лицо бледным, как было принято в Торио, а очерчивал глаза темными тонами, увеличивая их и придавая им манящий вид. Губы были вишнево-красными, а щеки чуть тронуты румянами.

Юми глазела на эту невероятную красавицу, раскрыв от изумления рот, не реагируя на истошный вопль Художника и его тщетные попытки захлопнуть дверь бесплотными руками.

– О! – Девушка заметила Юми и остановилась, разглядывая ее с головы до ног. – Гм… привет. Ты подружка Никаро?

– Она решит, что мы с тобой спим, – пробормотал Художник. – Плохо дело. Так она со мной больше разговаривать не станет. Скажи ей, что ты… э-э-э… моя сестра!

– Я его сестра, – прошептала Юми. – Юми.

Тут ее охватила паника.

Солгав о том, что Художник нездоров, она лишь несколько исказила правду. В некотором смысле он действительно был болен – потерял тело. Пусть это и не соответствовало нормам поведения йоки-хидзё, Юми могла найти себе оправдание.

Теперь иначе. Она намеренно сказала неправду. Она не лгала с детства, когда осознала всю серьезность своих обязанностей и требований духов. Ей стало стыдно. Духи сейчас же явятся и накажут ее. Такое недостойное поведение ее не красит.

Но незамедлительной духовной кары не последовало.

– Ну разумеется. – Соседка расслабилась и усмехнулась, упрекнув себя, что подумала было другое. – Кто же еще. Я Аканэ. Первый раз гостишь у Никаро?

– Да, – быстро сказал Художник. – Скажи ей, что приехала посмотреть большой город.

Юми машинально повторила. Возможно, ложь не в счет, если лгать просит герой. В конце концов, его послали духи. Он наверняка знает, что делает. Юми решила не беспокоиться и получше узнать эту улыбчивую девушку в странном наряде.

– Закрой дверь, – потребовал Художник.

– Вы с Художником хорошо знакомы? – спросила вместо этого Юми.

– С Никаро-то? – уточнила девушка. – Ну, мы учились вместе, а теперь вот соседи. Так что… наверное, хорошо.

Юми нахмурилась и наклонила голову. Но тут все встало на свои места. Аканэ живет в его дворце. Соблазнительно одевается. Художник не хотел, чтобы она решила, будто Юми спит с ним.

– А! – воскликнула Юми. – Ты, наверное, одна из его наложниц!

– Чего?! – опешила Аканэ.

Художник простонал и растянулся на своем алтаре.

– Он рассказывал, что у него было много женщин, – сказала Юми. – В интимном плане. Все герои легенд могли похвастаться любовными победами. Извини, что краснею. У меня… недостаточно опыта. Он это рассказывал, когда мы вместе мылись. Про сотни своих женщин! Мне следовало догадаться, что ты его наложница, как только я тебя увидела!

Юми поклонилась. Ей казалось, что правила хорошего тона требуют уважительно кланяться наложнице столь великого героя. Но когда она подняла голову, то увидела, что Аканэ скорчила брезгливую мину, вскоре сменившуюся гневной.

– Так вот что он рассказывает! – холодным, как сам воздух в этом странном месте, тоном произнесла она.

О нет! Неужели Юми ошиблась? Возможно, герой был с этой девушкой в интимных отношениях, но не взял в наложницы? Это может объяснить ее недовольство. Вот только возмутилась девица совсем нешуточно…

– Так он тебя… не покорил? – спросила Юми.

– Деточка, – ответила Аканэ, – твой братец даже миску лапши не способен покорить, если в нее бросить лишку перца.

– Но он ведь… могучий герой! – возразила Юми.

Художник застонал еще сильнее.

– Герой? – Аканэ расхохоталась и пошла прочь по коридору.

Ее туфли не выглядели способными выдержать жар земли. Но Юми уже начала подозревать, что в этом мире жарко вообще не бывает.

Она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной.

– Я… оконфузилась?

Художник так и таращился в потолок.

– Художник, – окликнула Юми, – ты правда герой? Все так, как рассказывал?

– Я…

– Художник, – повторила она тверже и приблизилась к нему, – ты говорил неправду?

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Послушай, – ответил он, – я очень хороший художник. Хотя… Ладно, вообще-то, я так себе. Но я достаточно способный, а ты сказала, что тебе нужен кто-то вроде меня, вот я и подумал…

Он недолго смотрел ей в глаза, затем отвернулся, заметно устыдившись, и снова растянулся на своем алтаре.

– Я не виноват в том, что ты себе нафантазировала, – пробормотал Художник.

Юми почувствовала себя раздавленной. Легкие сжались, выпустив остатки воздуха, в груди стало тесно.

Значит, он не… Значит, зря она…

Сделав несколько тяжелых вдохов и выдохов, Юми уселась на пол. Тот был прохладным. Как люди живут здесь без подземного подогрева?

– Что мне было делать? – продолжил Художник. – Я вернулся домой с работы, а потом – бац! – и очутился в твоем мире. В твоем теле. А ты сразу попросила о помощи. Если что, я-то считаю себя вполне героем. Поэтому…

– Ты солгал, – перебила Юми. – Солгал. А теперь… теперь я понятия не имею, что происходит. Думала, тебя прислали духи, думала, ты знаешь, что делать, а ты… – Она уставилась на него. – Ты подглядывал за мной, пока я мылась!

– Это ты за мной подглядывала.

– Ты не священный сосуд, избранный духами! – воскликнула Юми. – В отличие от меня. Мне нужно… что-нибудь сложить.

Она ураганом пронеслась по маленькой комнате, собирая миски всевозможных размеров, тарелки и прочие кухонные штуковины. Юми слабо представляла себе, что из этого используется для приготовления пищи. Ей никогда не приходилось готовить.

Юми уселась на холодный безжизненный пол рядом со столом, низким, как и в ее мире. Зачем делать низкие столы, когда у вас холодный пол?

У нее заурчало в животе.

Юми не обратила на это внимания и принялась составлять посуду. Заметьте, не просто так. Она не складывала тарелки от большей к меньшей. Нет, она строила церемониальные конструкции высочайшего уровня сложности. И строила их не без мстительной радости.