Нулевой километр

Выгрузив все продукты из тележки на ленту около кассы, Алина достала из сумочки ключи от квартиры:

– Мне на репетицию пора, отвезешь продукты домой?

Костя кивнул. Алина потянулась к нему:

– Надо будет сделать тебе второй ключ.

Она чмокнула просиявшего Костю в щеку и поспешила к эскалатору. Проводив ее взглядом, Костя вновь повернулся к полногрудой кассирше, смотревшей на легкомысленного покупателя с изрядной долей зависти.

– Яблоки завесили? – подозрительно спросила она.

– Нет…

– Иди завешивай, стоит лыбится, как дурачок перед каруселью.

Костя не видел, как лыбятся перед каруселями дурачки, но сразу понял, что сравнение не делает ему чести. Он подхватил пакет с яблоками и побежал к электронным весам.

Глава 19

Оранжевый «Фольксваген» припарковался рядом с подъездом Алины. Костя вышел из машины, открыл заднюю дверцу и принялся выгружать пакеты с продуктами. Черный «Хаммер», несмотря на кажущуюся громоздкость, приблизился неожиданно легко и стремительно. Костя не успел понять, что происходит, а две пары рук уже втащили его в машину. Хлопнули дверцы, и джип сорвался с места. Одинокий прохожий удивленно посмотрел машине вслед, равнодушно отвернулся и проследовал по своим делам. Около дома Алины воцарилось мирное спокойствие, и только рядом с осиротевшим «тигренком» валялись рассыпавшиеся яблоки, апельсины и плавленые сырки.

Пристань «Болотово» была заброшена лет двадцать назад. Когда-то здесь по шесть раз на дню останавливались быстроходные «Ракеты», привозили и увозили отдыхающих на расположенную неподалеку в лесу турбазу электромеханического завода. Потом завод зачах и закрылся, а вместе с ним зачахла и турбаза. Деревянные домики на четыре койки развалились, сетчатый забор проржавел, плитки, которыми были выложены дорожки, вросли в землю и растрескались под напором сорной травы. Руины турбазы даже некому было разобрать на дрова, потому что ближайшая подмосковная деревня находилась в двадцати километрах отсюда, а проехать к этому месту по сплошному бездорожью можно было только на очень хорошем джипе. Недаром главным средством сообщения с базой всегда были именно ходившие от Речного вокзала «Ракеты». Быстроходные суда продолжали швартоваться к пристани еще полгода, но никто в «Болотово» не сходил, никто не садился, и маршрут упразднили. Пристань заросла высоким прибрежным кустарником, о ее существовании все забыли.

Когда Шепилов сказал Юрцу с Игорем, что лоха, которого они когда-то метелили в парке, надо вывезти в такое место, чтобы тот сразу намочил штаны, Юрец сразу вспомнил про «Болотово». Он ездил на заводскую турбазу мальчишкой с родителями и ностальгически навестил эти места пару лет назад, когда испытывал в деле свой «Ленд Круизер». Чтобы добраться до «Болотово», нужно было час гнать по шоссе и пробираться через лес по едва заметной колее, но пристань того стоила. Юрец уверял, что упертого лоха достаточно будет приковать наручниками к ограде и оставить одного часа на два, но Шепилов настаивал на более действенных методах. У Игоря такие методы были…

В «Хаммере» Косте сразу надели на голову какой-то мешок, а к месту везли, врубив на полную громкость музыку, чтобы отбить охоту разговаривать. Это тоже была часть обработки.

– Вылезай, приехали! – скомандовал Игорь, когда «Хаммер» наконец остановился, а музыка смолкла.

Юрец снял с Костиной головы мешок. Тот осмотрелся. Из-за кустов выглядывал ржавый железный навес пристани с олимпийской символикой на передней стенке. Колыхалась на ветру высокая трава, слышался плеск волн, и какое-то щемящее чувство подсказывало, что в радиусе многих километров нет ни души. Игорь с Юрцом подхватили Костю под руки, выволокли на пристань и быстро приковали наручниками к ржавой ограде. Костя пытался вырываться, но резкий удар под дых согнул его пополам, моментально лишая сил.

– Я думал, ты успокоишься, – вздохнул Шепилов с показным огорчением человека, который честно пытался решить дело миром, но вынужден прибегнуть к крайним мерам.

– А я думал, ты успокоишься! – вызывающе ответил Костя, откашливаясь и пытаясь выпрямиться.

Стоявший рядом Юрец пнул ногой побеленный чайками чугунный кнехт.

– Прикинь, Лех, у меня знакомый черепушкой об такую чугунину стукнулся… Только весной всплыл.

Костя усмехнулся:

– Утопите? Давайте… Вас же менты вычислят, колоть начнут. Знаете, как в ментуре колют?

Игорь привычным движением вытащил из кармана красное милицейское удостоверение и сунул Косте под нос.

– Фуфло мучное, ты кому про ментуру трешь? Сам-то знаешь, как там колют?

– Да чего ты с ним базаришь? – снова подал голос Юрец. – Это же Коста Мурманский. Барыга героиновый.

Игорь посмотрел на Костю пристальнее и талантливо сыграл изумленное узнавание:

– Точняк, Коста… А я думаю, где я эту морду видел? У нас в картотеке!

– Ну-ка, прошмонай его.

Шепилов с довольной ухмылкой наблюдал за бесплатным цирковым представлением.

– Надо, Коста, надо… – ласково протянул Игорь, запуская руку в карман Костиной куртки.

Когда он извлек пакетик с белым порошком, Костя даже не удивился.

– Опа! Грамм на пять, – обрадовался Игорь. – Коста, ты чего, поднялся? У тебя же никогда больше грамма не было.

– Ладно… Я эти ваши разводы знаю, – зло сказал Костя, бросая ненавидящие взгляды то на одного мучителя, то на другого.

– Какие разводы, дурило? – Игорь шлепнул его пакетиком по лбу. – Тебе семера с конфискацией чистая! Юрец, протокол принеси.

Юрец вразвалку направился к «Хаммеру».

– Я ничего не подпишу! – сказал Костя твердо.

– Конечно, не подпишешь… – усмехнулся Игорь, – Юрец! С протоколом «слона» захвати!

Юрец притащил из машины противогаз, от шланга которого был отвинчен фильтр. Он ловко натянул Косте на голову маску, еще раз для верности засадил ему кулаком под дых, после чего плотно зажал отверстие шланга ладонью и шутливо прокомментировал:

– Вот так мамонты и вымерли!

Костя в ответ замычал и замотал головой, тщетно пытаясь натянуть шланг и создать между лицом и маской хотя бы крошечную щелочку. Игорь спокойно достал сигареты и закурил. Юрец убрал ладонь со шланга. Костя судорожно вдохнул, и тут Игорь выпустил в отверстие шланга струю табачного дыма. Белое облако застлало изнутри противогазные очки, скрывая Костины глаза. Юрец снова зажал отверстие. Из-под маски послышался надсадный кашель. Спазмы сжимали Костины легкие в крошечный комок, выталкивали последние капли воздуха, а вдохнуть было невозможно. Легкие разрывались, диафрагма ходила ходуном, в груди будто кипел свинец.

– Ну чего, Коста, в ментуре так колят? – спросил Игорь.

У Кости начались судороги – он хрипел, содрогался всем телом и конвульсивно бил ладонями по железному ограждению.

– Ну чего, готов? – спросил Игорь Юрца.

– Готов. Маму на органы продаст.

– Доставай. Пусть подышит пока.

Юрец отпустил шланг. Костя захрипел и упал на колени – легкие так слиплись, что теперь не могли расправиться и вобрать живительный воздух.

– А теперь… – Юрец протянул Косте заранее заполненный протокол и вложил в ослабевшие пальцы авторучку. – Попрошу автограф.

Костя с усилием поднялся на ноги. Юрец снова зажал противогазный шланг. Шепилов напряженно ждал. Протокол, в котором Костя расписался бы в изъятии у себя пяти граммов героина, не вернет Алину, но вид сломленного соперника хотя бы отчасти компенсировал его душевные страдания. Этим протоколом даже не обязательно потом шантажировать. Шепилов был уверен, что, сломавшись, Костя сам вынужден будет навсегда исчезнуть из жизни девушки – уползти в жалкую щель, из которой так некстати выполз, и по-тихому доживать там никчемным лузером. Шепилов всматривался в скрытые за противогазными стеклами глаза Кости, ожидая увидеть признаки приближающейся слабости, но в налитых кровью и полных ненависти зрачках была только крепнущая воля. Раздался звучный хруст, и ручка в стиснутом кулаке Кости сломалась сразу на три части.

– Ты смотри, боец! – воскликнул Юрец с невольным уважением.

Взбешенный Шепилов сорвал с Кости противогаз, схватил его за взмокшие волосы и рванул к себе его голову.

– Мне она после тебя не нужна, это дело принципа! – заревел он. – И мне насрать, понимаешь, сломался ты или нет! Или ты сегодня ее оставишь, или завтра ты не живешь!

Оттолкнув от себя Костю, Шепилов отошел в сторону, беззвучно выматерился и скомандовал:

– Купайте.

Игорь и Юрец быстро освободили Костю от наручников и столкнули с пристани в воду.

– До шоссе километров десять. Не дойдешь – сам виноват! – крикнул Игорь, убедившись, что Костя вынырнул.

И трое мужчин, ежась от вечерней прохлады, направились к теплому надежному «Хаммеру».

– Ну чего, поехали пожуем где-нибудь? – предложил Шепилов.

– Заодно проставишься, – буркнул в ответ Игорь.

В синеве позднего вечера Алина нервно ходила взад-вперед возле своего подъезда и в который раз набирала Костин номер, чтобы снова услышать: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети»…

Час назад она пришла с длительной репетиции, позвонила в квартиру, ожидая, что Костя ждет ее дома, но дверь никто не открыл. Она спустилась к машине, прошлась вдоль ближайших киосков, решив, что Костя вышел купить какой-нибудь воды или чая, но его нигде не было. Если бы рассыпавшиеся у «тигренка» продукты не успели подобрать проворные бомжи, Алина сразу могла бы догадаться, что случилась беда, и уже обратилась бы в милицию. Но продуктов не было, машина стояла около подъезда, значит, Костя благополучно добрался домой и куда-то исчез вместе с ее ключами. Может, он дома и просто заснул перед телевизором? Алина снова поднялась к квартире, набрала городской номер, услышала через дверь, как залился трелью аппарат на столе, и одновременно стала жать кнопку звонка. От такой какофонии проснулся бы кто угодно. Значит, дома Кости нет. Что же случилось?

Девушка снова вышла на улицу и опять набрала Костин мобильный номер.

«Аппарат абонента выключен или находится…»

– Господи… – тоскливо прошептала Алина, и вдруг возле нее остановился какой-то автофургон. Пассажирская дверца открылась, и появился Костя.

Его кроссовки и джинсы до колен были перепачканы грязью, песком и присохшими травинками. Темную майку спереди и сзади украшали бурые разводы. Мокрую куртку он нес в руках – на запястьях виднелись иссиня-багровые следы. Алина бросилась к нему.

– Костя! Я вся извелась! Где ты был, почему телефон не отвечает? – выпалила она на одном дыхании.

– Промок, – ответил Костя, достал из кармана ключи и, шаркая ногами, двинулся к подъезду.

Алина опередила его на шаг и схватила за плечи:

– Что случилось?!

Костя отвел глаза:

– Ничего. Извини, что долго. Пойдем…

Алина отступила и только теперь заметила страшные следы на Костиных руках и бесчисленные красные точки полопавшихся капилляров на лице. Она зажала рот, удерживая готовый сорваться крик. Потом пристально посмотрела ему в глаза и спросила:

– Леша?!

Оранжевый «Фольксваген» с разбегу запрыгнул передними колесами на бордюр «и с визгом затормозил, чуть не сбив фонарный столб у входа в ресторан на Чистых Прудах. Алина позвонила Шепилову, застала его за ужином и потребовала немедленного разговора. Тот сразу понял, о чем придется говорить, и сказал, где его найти – интересно было послушать, как девушка, на которую он потратил столько денег и сил, будет отчитывать за стычку со своим невразумительным любовником.

Алина выскочила из автомобиля, прижимая к уху телефон.

– Леша, выйди, я подъехала.

Через минуту в дверях ресторана показался Шепилов. Алина сделала ему навстречу несколько шагов и с размаху ударила его кулаком в лицо. Это была не кокетливая женская пощечина, а добротный мощный удар. Шепилов качнулся, кровь бросилась ему в голову, и он изумленно вытаращился на Алину.

– А теперь слушай, Леша, – лихорадочно заговорила Алина. – Я люблю этого человека и хочу быть с ним. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал, когда делал искренне. Но я не вещь! Я не джип, который можно завести ключом! – Алина всхлипнула и шмыгнула покрасневшим носом. – Я больше не заведусь!

– Аль, что за истерика? – выкрикнул Шепилов, держась правой рукой за скулу.

– Ты перешел грань, – продолжила Алина, захлебываясь словами, – я перейду ее тоже. Если с ним хоть что-нибудь случится…

– М-м? – промычал Шепилов, ожидая услышать легкомысленную женскую угрозу.

– Я… я… – Алина замялась. – Я расскажу про твой бизнес! – выпалила вдруг она.

Зрачки Шепилова расширились, и Алина поняла, что попала в точку. Дальше она продолжала, не сомневаясь в действенности своих слов:

– Сообщу про всю вашу грязь куда надо. Не вся милиция ходит под Вэ Эс Бондаревым.

Шепилов смотрел на нее чуть ли не с ужасом.

– Да, Лешенька, я все узнала! Между нами все кончено. Оставь нас в покое, или тебе будет хуже!

Шепилов помолчал, осознавая услышанное, и спокойно ответил:

– Алина, если ты что-то знаешь… Хуже может быть только тебе.

С этими словами он повернулся и направился обратно в ресторан. Обескураженная Алина замерла у машины. Против кого обернется ее спонтанный блеф? Выиграла она этим ходом партию или поставила сама себе мат?

Время близилось к полуночи. Артур в одних трусах валялся на широкой кровати, держа на коленях ноутбук. Из динамиков компьютера струилась негромкая музыка – Артур слушал файлы, присланные ему неизвестной тувинской группой. Ребята сочетали национальное пение с электронными аранжировками, надеялись заинтересовать продвинутой музыкой каких-нибудь продюсеров. Артур, которому бесконечная попса набила оскомину, давно подумывал создать независимый рекорд лейбл, и тувинцы ему определенно нравились. Денег на них не заработаешь, но пару сотен пластинок на подарки друзьям можно выпустить.

В спальне царил полумрак, лишь мягким розоватым светом сияла напольная лампа. Обстановка роскошной комнаты, похожей на люкс пятизвездочного отеля, располагала к долгой чувственной эскападе, но резкий начальственный окрик Вики, долетевший из ванной, в один миг уничтожил романтические флюиды:

– Артур! Ты полотенце принесешь или нет?!

Артур отложил ноутбук, сел и тупо уставился на дверь, ведущую в ванную. За истекшее после свадьбы время выражение его глаз успело перемениться: удовлетворенный взгляд любимца фортуны сменился безысходным взглядом человека, самого себя загнавшего в капкан.

– Артур!!!

– Иду, мася моя… – устало отозвался Артур, заталкивая босые ноги в тапочки. На низком столике рядом с кроватью зазвонил телефон. Артур взял трубку. – Да… А что такое? Хорошо, сейчас выйду.

У ворот генеральского особняка стоял черный «Хаммер». Рядом с витой оградой при ночном освещении он неприятно смахивал на надгробный обелиск. Когда Артур, шлепая тапочками, неспешно подошел к автомобилю, Шепилов неожиданно схватил его за грудки и прижал к обрубленной морде джипа. Юрец и Игорь, как два каменных изваяния, встали с двух сторон.

– Эй, эй, чего такое?! – начал вырываться Артур, но Шепилов держал его крепко.

– Ты Алине про наши дела говорил? – яростным шепотом поинтересовался он. – Про квартиры?

– Меня ваши дела не касаются.

– Артур… – Шепилов тряхнул его за плечи. – Пронюхать и слить мог только ты или Вика. Что вы слили конкретно?

– Мне сливать нечего. А у Вики сам спрашивай. Потряси ее так же и спрашивай.

Юрец и Игорь переглянулись, но влезать в разговор не посмели. Шепилов отпустил Артура и нарочито любезно поправил на нем одежду.

– Артур, мне ведь тоже есть, что сливать, да? Я твоей Вике могу много чего рассказать.

Артур распрямился. Он посмотрел на угрюмого бритоголового Юрца, на вечно напружиненного Игоря, и на его лице появилось брезгливое выражение. Плясать под дудку жены, генеральской дочки, – это одно дело, но пресмыкаться перед мелкими подонками… Если уж терпеть минусы совместной жизни с Викой, то ради того, чтобы иногда получать удовольствие от плюсов.

– Вертел я тебя на конце вместе со всей твоей кодлой, понял ты меня? – медленно с наслаждением проговорил Артур, глядя Шепилову в глаза.

– Во как! – выдохнул Шепилов.

Но разговор был окончен, и точку в нем поставил Артур.

Отпихнув Шепилова, он еще раз смерил его презрительным взглядом и демонстративно медленно направился к дому. Игорь и Юрец напряженно молчали.

– Верти, верти, Артурик… – злобно пробормотал Шепилов. – Вэ Эс не вечный…

Глава 20

Прошел месяц. Наступил день, который так много значил для Шепилова некоторое время назад, но теперь не вызывал никаких чувств, кроме глухой озлобленности – скорее бы этот день кончился, скорее бы кончилось все, скорее бы Алина навсегда исчезла из его жизни. «Лондон модерн балет» выступает на сцене «Новой оперы». Алина открывала программу в качестве «приглашенной российской примы» – тем самым номером, который исполняла на крыше для Костиного клипа.

Глен Смолвуд, менеджер лондонской труппы, поначалу принял идею «приглашенной примы» в штыки. Он считал свой коллектив звездной труппой и не понимал, почему выступление его артистов должна предварять какая-то русская танцовщица, пусть даже самая замечательная. Но Артур поклялся Шепилову пробить это выступление и сумел убедить Смолвуда: если англичане начнут концерт с выступления русской старлетки, то это будет великолепный пиар-ход, о котором напишут потом все газеты. Убеждения подкреплялись результатами мифических фокус-групп. Смолвуд согласился, а поскольку давно хотел обновить состав труппы, отправив на пенсию несколько тридцатилетних танцовщиц, то даже пообещал Артуру рассмотреть Алину в качестве претендентки на место в своем коллективе. Разумеется, при условии, что танцовщица ему понравится.

Когда помощник передал Смолвуду присланный по почте диск с танцем той самой «навязанной русскими менеджерами примы», Смолвуд ожидал чего угодно, только не зрелище, которое буквально пригвоздило его к месту. Он видел изъяны хореографии, видел технические ошибки, но взгляд профессионала с сорокалетним стажем сразу отметил, что девушка одарена сверх меры и создана именно для его балета. Высокий рост, длинные ноги и очень длинные руки как нельзя лучше передавали драматическую изломанность современного танца. От большинства современных танцовщиц балерину отличала могучая выправка хорошей классической школы. Такой бриллиант нельзя было упускать, и Смолвуд лично связался с Алиной по указанному на диске телефону и сообщил ей, что место в его труппе для нее фактически забронировано. Потом он позвонил Артуру, чтобы направить к своему близкому другу, лондонскому юристу, отрывшему в Москве юридическую фирму. Чтобы не иметь потом проблем с визами, для девушки нужно заранее подготовить контракт. Реакция Артура Смолвуда изумила – если ранее московский менеджер силком навязывал ему танцовщицу, то теперь начал вдруг мямлить, что «обстоятельства изменились и связываться с этой девушкой он больше не рекомендует». Артур услышал много любопытных вещей о своих деловых качествах и, поняв, что вот-вот потеряет доверие одного из ведущих балетных импресарио, пообещал все уладить. К моменту приезда Смолвуда в Москву для Алины уже был составлен контракт, а свои люди в посольстве обещали оформить для нее документы за несколько дней.

Шепилова это больше не волновало. Алина умерла для него дважды. Первый раз, когда больно ударила его словами в хореографическом зале, и второй раз, когда сказала, что знает про его бизнес. Если она в самом деле узнала, как достаются ему деньги, между ними действительно все кончено. Он не сможет больше смотреть ей в глаза, не сможет выносить ее присутствие. На концерт в «Новую оперу» он, разумеется, не пошел.

Десятичасовой выпуск новостей НТВ Шепилов увидел на автомойке, когда белая моющая пена вьюгой запорошила стекла его «Хаммера». Большую машину мыли долго, и Шепилов включил портативный телевизор. Радостный голос дикторши сообщал:

– Новости культуры. В Москве с большим успехом прошли гастроли «Лондон модерн балет». Британцев провожали долгой овацией, но особенно приятно, что открывала концерт российская прима Алина Воронцова.

На экране появился концертный зал. Восторженная публика аплодировала стоя, со сцены зрителям раскланивались танцоры в странных двухцветных костюмах, напоминающих наряды королевских шутов. Среди них была Алина в черном сценическом платье: грациозно склонившись, она принимала из чьих-то рук гигантский букет гербер, лилий и хризантем. Затем камера включилась уже за сценой. Все еще держа в руках неподъемный букет, сияющая, разгоряченная успехом Алина говорила чуть в сторону от объектива:

– Для меня это фантастическое событие, и я очень счастлива. Я благодарна всем, кто помог осуществиться моей мечте, в первую очередь, моему любимому человеку, который меня поддерживал…

– Хватит… – пробормотал Шепилов и выключил телевизор.

Рядом с огромной афишей «Лондон модерн балет», украшавшей фасад «Новой оперы», сиротливо стоял Костя, надевший по такому случаю единственный пиджак. Алина стояла около ярко освещенного служебного входа и, прижимая к груди грандиозный букет, давала автографы, смеялась, благодарила и дарила новоявленным поклонникам ослепительные улыбки. Освобожденные от тугого балетного пучка волосы снова спадали на ее плечи роскошными волнами. Костя смиренно ждал, не подавая виду, что имеет к этой блистательной танцовщице какое-то отношение. Он понимал, что должен гордиться своей возлюбленной, радоваться за нее, но вместо этого испытывал странную досаду – и сам же на эту досаду досадовал. Один вечер – а между ними словно выросла скала. Алина оказалась на ее вершине, а он, Костя, топтался внизу. Но это было не уязвленное самолюбие, отнюдь! Костя просто испугался. Любимую увлечет водоворот успеха и долгожданного признания, она уедет в Лондон, у нее начнется новая жизнь, а он снова начнет с нуля долгий путь к собственной цели. Сумеют ли они сохранить близость и взаимопонимание?

Расписавшись на всех протянутых программках и рекламных буклетиках, Алина подошла к нему – радостно-возбужденная, полная энтузиазма.

– Так, сейчас поедем ужинать со Смолвудом. Я говорила ему про тебя, он обещал помочь с визой, без него будешь выбираться полгода. И он сказал, что у него есть знакомые на MTV..

– Это не он? – спросил Костя, кивнув в сторону лимузина, вырулившего из-за угла.

Алина перебросила букет из руки в руку и устремилась к остановившемуся автомобилю. Из лимузина вышел благообразный седой джентльмен, одетый во все черное, и послал Алине голливудскую улыбку. Она ответила тем же.

– Hi, mister Smallwood!

– Hallo, my precious! You were great!

– Thank you…[2]

Смолвуд вопросительно посмотрел на приблизившегося Костю. Алина поспешно объяснила:

– This is Kostia, my boyfriend. I told you about him[3].

– Sure, sure… – любезно отозвался Смолвуд. Он перегнулся через открытую дверцу и, продолжая доброжелательно улыбаться, негромко попросил:

– Young man, could you please sit in the front for a while? We need to have a little private talk about the contract.[4]

Костя недовольно поморщился и пожал плечами:

– Шоу-бизнес…

Сев рядом с водителем, Костя повернулся к Алине. Девушка виновато посмотрела на него и по невидимой нити, соединявшей их сердца, побежала торопливая морзянка: «Не обижайся, дело, есть дело, мы все равно вместе». Костя улыбнулся, передавая по той же нити, что все понимает и не обижается, но Смолвуд бесцеремонно нажал кнопку на потолочном пульте, и невидимую нить как лезвием перерубила поднявшаяся перегородка.

Машина тронулась по залитой огнями вечерней Москве. Костя угрюмо смотрел вперед. Неприятные предчувствия усиливались. Он не просто может потерять Алину, он ее уже теряет шаг за шагом! Сухопарый водитель бросил на него несколько сочувственных взглядов и наконец не выдержал:

– Твоя девушка?

– Да… – кивнул Костя.

– Ну слушай, о чем они там говорят. А то кто их знает, буржуев.

Водитель щелкнул тумблером на потолке кабины, и из небольшого динамика полилась английская речь. Разговор, происходивший в салоне, был слышен не очень хорошо, Костя улавливал не все слова – но хватило и тех, которые он понял.

– Алина, – убедительно говорил Смолвуд, – это абсолютно невозможно!

– А если бы это был не бойфренд, а муж?

– Я не работаю с замужними артистками. Твои документы уже в посольстве. Через три дня мы будем в Лондоне. Ты входишь в репертуар, в ноябре у нас начинается европейский тур.

Повисла пауза. Видимо, Алина собиралась с силами, чтобы продолжать разговор.

– Но я не могу без него.

– Ты приобретешь больше, чем потеряешь, поверь мне. Скажи ему, что на визу нужно время, он сможет приехать через месяц. Потом еще через месяц. И еще… Ты поняла меня?

Еще одна пауза. Долгая. Бесконечная. Костя, прикрыв глаза, мучительно ждал.