скачать книгу бесплатно
Олег, опередив майора, наклонил голову.
– Капитан Максимов, командир разведвзвода, следует к месту назначения.
– Ну, как официально! Подполковник Ларина. Начальник эвакогоспиталя. Место назначения пока не ясно. Ну, все? Торжественную часть закончим? Если так, пару минуток подождите, приведу себя в порядок, а пока Верочка вами займется!
Марина, побросав что-то в полиэтиленовый пакетик, еще кивнув им, исчезла за дверью.
– Ох, Максимов, как тебе везет! Фатально везет!
– Это почему же ты так решил, майор?
– Ну, как почему… подкалывался к ней. Муж у нее в Кабуле. Большая шишка. Жену вместе с госпиталем к себе тащит.
– Ладно тебе придумывать.
– А что? Все так говорят: ревнивый. Он тут каждую неделю бывает. Проверяет. Рожа! Какие проблемы, может за неделю два раза прискакать!
– Красивая женщина!..
– Не то слово, капитан. С Дальнего Востока переводятся. Город Владивосток, как я слышал, флотский госпиталь. Там формировали их часть.
Пот мелкими прозрачными бисеринками выступил у Сарина на лбу.
– Да, жарко, даже душно, – оценил по достоинству Головлев муки тяжело задышавшего, потеющего Олега. – Ты посмотри, как живет: временное пристанище, а как человека видать: воспитание, культура.
Майор встал, прошелся по комнате, потрогал цветы в глиняных горшочках. Живописное хаотическое сочетание самых разных цветов. Они поражали воображение карликовой, игрушечной ненастоящностью. И тем не менее притягивали взгляд этой своей гармоничной несуразностью.
– Что за чертовщина? – удивился Головлев.
– Не чертовщина – экибана называется. Японское древнее искусство.
– Майор коротко взглянул на Олега.
– Вот я и говорю: куда мне, орловскому битюгу.
– Не прибедняйся.
Дверь без стука открылась.
– Помогите кто-нибудь!
Спиной, осторожно пятилась женщина: руки ее были заняты блюдами с закусками. Головлев, растопырившись, чуть присев, как бы подхватывая ту под крепкий зад, подскочил к двери, – Ой, Верочка, что ж ты нас не гукнула: разве можно так, ненаглядная моя. Мы же все тут истомились от безделья. Пальчиком шевельни, и все у твоих ног.
– Болтун ты, Володичка. Все наше общежитие «пальчиком пошевели», засыпал.
Ничуть не смущаясь, Головлев продолжал в том же духе, – Клянусь честью, дорогая, и засыплю, но только тебя одну. Все, что есть прекрасного в этом мире, будет Верочка, у твоих ног.
Сарин посмеивался. Он пытался помочь, но майор за спиной женщины сделал сдерживающий жест: мол, сиди, не мешай. Как вошла Марина, Олег не заметил. Оглянулся на голос, бархатистый, глубокий.
– Максимов, почему грустишь?
– Хорошо у вас.
– Прекрасно, устроим праздник…
…Олег рвал, терзал тело женщины. И понимал, что делает больно, но не мог сдержать себя. И она отвечала с не меньшей исступленностью: отдавалась сильно, жестко, ненасытно. В какие-то моменты сознание Олега мутилось от вихря необузданной вседозволенности. Иногда, устрашась своих порывов, пытался приглушить их. Но Марина, обжигая поцелуями, испепеляя раскаленным дыханием, заставляла его забыться, отдаться безраздельно охватившей их дикой страсти, раствориться до атома, исчезнуть из этого осязаемого мира, вырваться из бренной, мерзкой оболочки. Взмыть небытием над двумя телами, бараком, пустыней, голубым шариком, называемым землей и нестись, нестись на крыльях этой всепоглощающей страсти в огромную, бездонную, невесомую, сладостную мглу…
Они лежали, как можно дальше отодвинувшись друг от друга. Сердце толчками било в виски, постепенно выплывали из безудержной оргии.
– Ну-ка, вставай!
Марина сменила белье: хоть выжимай. Подошла к столу, налила коньяк. Повернулась к Олегу.
– Будешь?
– Нет.
– Как хочешь.
Выпила, взяла сигарету. Подошла к окошку, отдернула занавеску. Оперлась ладонями о подоконник. Луч утреннего, раннего солнца пронзил Марину огненным мечом. Занавески – темные, тяжелые, свет не пропускали, только яркий лучик вырвался, нашел возможность заглянуть в комнату. «Ловко пристроился», – улыбнулся Олег: золотистая спица проскочила между чуть расставленных ног Марины. И без того рыжие волосики засияли золотой живой порослью: снопик света шел как бы из глубины женского тела, ее лона, слепил глаза Сарину, плавил мозг.
– Как странно!
– Что странно? – Марина повернулась к нему, задернув занавеску.
– Солнечный лучик пронзил тебя внизу, там, где золотистые стружки. Ты – в матовом ореоле, и спица слепящая – в меня, оттуда, где зарождается жизнь…
– А ты романтик, Максимов. Стихи не пишешь? Скажи мне, капитан: это что за буйство в постели. С голодухи?.. не похоже: раз, два и на боковую. Что тогда? Имидж здорового мужика? Нет, опять не то. Последний раз – пропади все пропадом, оторвусь, на сколь здоровье позволит? Не чувствую! Не в последний раз у нас с тобой. Так что же это? Что за невероятное животное безумство! И я! Как с ума сошла! Унизить ты меня хотел, Максимов, растоптать! Смять! Страстью своей! Силой мужской! А ведь не получилось?! Не получилось, капитан!? Кто поверит, что так может быть… – засмеялась, – а никому и знать не надо. Из единого мы состоим. Не нужно драться. Больше не будем, Максимов, да? Любить хочу – нежно, ласково, бережно, всю жизнь так хочу и после жизни хочу. Давай я тебя пристрою в тепленькое местечко, Коленька!
– Олег я, и не Максимов – Сарин Олег. Капитан военно-морской авиации. Нет! Не для того огород городили, чтоб я у женского тела грелся.
– Не у тела, капитан, у души. Моя душа твоей хочет, воедино слиться мечтает. И твоя кровоточит, устала. Куда лезешь? Тебя насквозь видно. Боль в тебе, и места ей нет в твоем теле. Успокоить кровью ее хочешь? Убивать будешь? Думаешь, легче станет? Нет. Порвешь душу – уничтожишь эту боль: тонкую, животворящую, – убьют и тебя. Ты жив, пока жива она – неохватная, сострадательная. Не трогай ее Максимов, Олег!
– Мне так нравится, не перебивай. Шрамы твои узнала – я ведь хирург. Мой муж тебя оперировал, впервые ассистировала на такой сложной операции. Тело – такое сильное, беспомощное, исковерканное. Лица не помню – шрамы узнала. Судьба это! Не хочешь! Не веришь! Иди, уходи! Только помни: есть боль созидающая, есть – все разрушающая. Не перепутай! Мы ведь так давно с тобой знакомы… когда ты обмороженный к нам попал, я загадала: если нас сведет судьба третий раз, я не буду противиться…
Марина легла рядом, приникла бархатистым телом к Олегу.
– А ты противься! Уходи, но ты придешь ко мне, придешь болью поделится… приму, успокою…
Глава 9
Сарин осторожно пробрался к себе в комнату. Среди беспорядочно наваленных вещмешков, скаток, чемоданов некуда было ногу поставить. На его кровати храпел огромный детина. Койка Головлева тоже занята. Вот черт! Отдохнул! Полез за рюкзаком и чемоданом. Сильная рука цапнула его за плечо.
– Я спал тут, шмотки заберу.
– Извини, капитан, устали.
– Отдыхайте.
Олег прилег на лавочке в беседке, обсаженной кустами акации, увитой плющом. По раннему утру немного бодрило, спать не хотелось, посматривал в сторону дощаника. Появился Головлев.
– Иди сюда, майор, там уже занято.
– Фатально не везет: хотел отдохнуть как следует – уже заняли, ну, народ! Оттуда ребята?
– Да!
– Ничего не поделаешь, сытый голодному не товарищ. Располагаемся. Пока не припекло, самый сон.
Выспаться не выспались, немного отдохнули. Сходили на завтрак и отправились к оперативному узнать обстановку. Тот посмотрел на них, остановился взглядом на Олеге.
– Ты Максимов?
– Я!
– Такое дело: срочно треба в Кабул.
Головлев завозмущался, – Ты что, у него предписание: командир взвода. Полк на подходе!
– Ни! Никаких разговоров! Во! Телефонограмма из оперативного армии. Вы что, мужики? Какие отговорки! Часа через два борт с продуктами будет, пришлю посыльного. Все! Очистить помещение!
– Фрукт ты, Максимов! – досадовал Головлев. Так всегда: только с человеком обомнешься, – цап! Его поволокли. Фатально не везет! Опять салажонка какого-нибудь кинут.
– С чего ты решил, что я подходящая фигура для вас?
– Анкет «не треба». Мы в людях нутро не хуже рентгена светим. Через годик научишься. Что за связи у тебя в верхах? Почему от оперативного аж армии, цидуля?
– Олег искренне удивился, – Ума не приложу.
Головлев пристально посмотрел на него.
– Ох! Чует мое сердце: не того полета ты птица, не того!
Олег сердито глянул на майора:
– Не придумывай! Лучше скажи, как Марину найти.
– Нечего искать, сама найдется. Я Верочке позвонил.
Но с Мариной до самого отлета увидеться не удалось.
– Муж прилетел, – успокоил, обнимая его, Головлев.
– Спасибо! – буркнул Олег.
– Ну что ты, как юноша прыщавый напрягся? Я понимаю, эта женщина достойна любви, но…
– Помолчи, майор, я действительно не институтка.
– Ну и добро. Смотри, посыльный летит. Давай прощаться! Привет передавай!
– Кому?
– Всем, кого увидишь! – рассмеялся Головлев. – Ни пуха, Максимов! Скоро и мы подскочим. До встречи!
С полчаса Сарин и несколько офицеров изнывали от безделья и жары под крылом самолета: ждали кого-то. Олег заскучал, прошелся до подземного КПП. Метрах в пятистах от их стоянки – бетонированный огромный блиндаж. Полное автономное обеспечение связью и всеми видами управления боем целой армии на год, а может и больше. Давно хотел сюда придти, расспросов Головлева опасался – въедливый мужик. Хотя, что тут такого криминального: служил срочную, как и многие другие.
На учения они сюда прилетали. Полно в этом бетонном каземате офицеров роилось, в глазах рябило от звездочек и лампас. Генералов с десяток, не меньше, а полковников и не сосчитать. В те годы проводить такие обширные маневры очень модно было. Огромное количество техники, личного состава. «Юг, Север, Запад», – под такими названиями эти махины ворочались, стреляли, летали, ползали, пылили на полнеба. Как помнил Олег, их вселенская пугалка имела кодовое название «Юг-69». Вот отсюда и завился хвостик кадровой судьбы Сарина. Поселковый мальчишка, попав в такое вавилонское столпотворение вооружения, техники, людей, был ошарашен, унижен своей мизерностью. Уму непостижимо, как в этом разобраться. Неземным, нечеловеческим казалось уверенное спокойствие командующего и его свиты. Ни суеты, ни спешки. Седой громогласный генерал попивал чаек, принимал доклады, сам отдавал приказания. Играл в шахматы с молодым щеголеватым капитаном – его адъютантом. Олег познакомился с этим щеголем. Да и сам генерал оказался земляком. Но в училище Сарин поступил без протекции. Что для командующего недолгий разговор в минуту отдыха с побледневшим от высокого внимания рядовым. Порасспросил о Родине, о рыбалке. Посетовал, что недосуг навестить земляков, поклониться могилам предков.
Адъютант, связист по уилищьной специальности, помогал иногда молодым солдатикам. От такого скопища высоких чинов волновались, нервничали ребята связисты. Вот этот щеголеватый капитан и запал в душу Олега. С его легкой руки написал рапорт, и пожалуйста, новенькая, с иголочки, летная курсантская форма…
Эге-гей…! – от самолета махали руками. Заметил УАЗик, санитарку. Рядом стоит Марина, что-то наставительно внушает ей, горой возвышающийся, здоровенный полковник в камуфляжной форме. Достаточно свободная, она все – таки не скрывала тучности офицера. Мясистые складки лежали на воротнике куртки. Спина потемнела от пота, подмышками – огромные соленые разводы.
– Ну, боров! – презрительно подумал Олег, – неужели муж? Что то не помню такого в госпитале.
Тот, заметив взгляд Марины, повернулся всем туловищем в его сторону. Женщина смотрела спокойно, даже несколько отчужденно. Но в тот момент, когда полковник повернул свое багровое лицо к Олегу, вдруг лукаво улыбнулась, поднесла руку к губам, подмигнула. Олег чуть не рассмеялся.
– Где гуляем, капитан? Цветочки – ягодки? Природа: незабудки-лютики? Некогда – дела ждут!
«Ждут тебя дела, деловой! – ругнулся Олег. – За женой подглядываешь. Неужели эта бегемотина меня оперировала?» – Сарин почувствовал неловкость, озлился на себя: вроде человек от смерти его спас, а Олег-скотина неблагодарная, рога наставил, сподличал. Хотя, если вдуматься, никто его об этом не молил. Если подумать еще, совсем зря спас. Столько горя пришлось помытарить Сарину, не приведи господи, что и врагу не пожелаешь. Так что, товарищ полковник, извини-подвинься.
Уже когда запустили двигатели, Олег прильнул к иллюминатору. Марина стояла возле машины, махала рукой, посылая воздушные поцелуи. Сарин посмотрел в сторону ее мужа: тот сидел, раскорячив бревноподобные ноги. «Фу… и промежность – белесая влага. Мокрый, жалкий, обмахивается огромным носовым платком, тяжело, надсадно дышит. На заказ шьет, что ли? Откуда такие простыни? Марина, значит, мне машет?» Покосившись в сторону полковника, осторожно помаячил рукой перед иллюминатором. Женщина запрыгала, замахала руками над головой. Вдруг, кулаком покрутила у глаз, как дети обычно вытирают слезы. Олег улыбнулся, в ответ, так же повертел кулаком у носа.
Двигатели взревели. По бетонке покатило камешки, закрутило вихрем песок, пыль, подняло в воздух траву, веточки. Марина, прихлопнув руками юбку, прыгнула в машину. Санитарка, резко вильнув в сторону, покатила по бетонке. Самолет, подпрыгивая и покачивая крыльями, медленно рулил на взлетку.
Олег, расплющив нос о стекло, пытался определить момент пролета границы. Ничего не понять: летели слишком высоко, облачности хоть и нет, но разглядеть как следует землю не удавалось. Единственно, показалось Сарину, местность более гористая пошла, исчезли прямые росчерки дорог, каналов. Хоть высота полета и приличная, горы подступили неожиданно близко: скалистые вершины топорщились острыми пиками, изрезанные ущельями бурые склоны морщинистыми пятнистыми щеками ниспадали в долины. Снежно – голубые уступы застыли в лазуревой дымке. Это, наверное, центральный Гиндукуш. Где там самая высокая гора? Так и не определил – все высокие. Устал косить взглядом в иллюминатор, перевел внутрь, потянулся, посмотрел на полковника. Неужели сам полез в это пекло? Жалко, пожилой, тучный мужчина. На высоте прохладней… Откинулся на борт головой, прикрыл набрякшими веками глаза: такая тяжелая, гнетущая усталость разлита по всей громоздкой фигуре. Тяжко мужику: генеральских погонов захотелось. Мда… и жена не уродина…
Звук ровно работающих двигателей изменился. Самолет накренился, вошел в разворот. Сарин повернулся к иллюминатору. В прозрачной синеве во всей красе развернулся древний город. Река Кабул делит его почти на две равные части. Видны мосты, машины, как жучки ползут по улицам, мечети в размытом малахитовом ореоле. Хорошо различимы новая и старая части города. Сарин предварительно ознакомился с описанием столицы Афганистана по атласу. Теперь узнавал в открывшейся панораме знакомые очертания улиц. Амфитеатром лепятся по ближним горам дома. Послышались щелчки отстрела имитаторов. Мелькнул в иллюминаторе дымный след, еще один, еще. Ого-го! Боятся «Стингеров». Самолет резко пошел на снижение, пассажиры вцепились кто во что. Полковник крепко стукнулся о лонжерон. Видно было, как он чертыхнулся. «Ревнуешь? Что есть у тебя, нет у него и наоборот. И неизвестно, по какой шкале ведет отсчет Марина? И ведет ли? А если… то что предпочтительней: молодость или обеспеченность? Положение? Но, может она хочет иметь все? И не обязательно в одном лице…
После остановки двигателей Олег не спешил. Тревожно на душе: зачем, кто вызывал?
Открылся грузовой люк, слышно было, как загалдели грузчики. Придется ребятам попотеть: мешки, ящики, – все брюхо самолета забито грузом, снаружи раздался чей-то звонкий голос:
– Все вышли? Максимов есть среди вас? Капитан Максимов?!
– Ну, я Максимов!
– Прошу! За вами машину прислали, желательно побыстрее! Молоденький красавчик – лейтенант нетерпеливо подпрыгивал у трапа. Возле самолета, кроме солдат-грузчиков, никого не было; вдалеке пылила, удаляясь, машина.
– Лейтенант Логинов, переводчик политотдела армии. Садитесь. Шеф очень нервничает. Ждет!
Кабул поразил Олега. Вроде вчера в таком же городе бродил по тенистым, в пышной зелени, улицам. Один и тот же народ, земля такая же, иссушенная выжженная солнцем до серо-бурого цвета. Тепла в нем достаточно, только вот, как ему показалось, воздух другой тут, тревожный, как бы мало его, дышится часто. Заметив, с каким интересом Сарин всматривается в открывающийся город, лейтенант снисходительно приказал шоферу: «Минут двадцать покрутитесь по городу, пусть капитан воочию убедится, как можно, минуя две исторические стадии, от феодализма перейти к социализму, а может, и коммунизм не за горами».
Невероятно пестрый, многошумный, как разворошенный муравейник, живущий своей жизнью город. Семенят по асфальту ишаки вперемешку с громко гукавшими желтыми такси и машинами, раскрашенными как новогодние игрушки. Олег удивленно округлил глаза, увидев представительного мужчину, которого вез велорикша. Мотоциклы с колясками трещали и дымили так, что под тентом газика чувствовалась вонь отработанного бензина. Во всех направлениях крутили педали, восседая, как копешки, в покрывалах и халатах, на голове – чалма, велосипедисты. Кругом города возвышались скалы, и там, на них, как птички, ласточкины гнезда, лепились дома.
«Это, – пояснил Логинов, – Гора Шер-Дарвал. Дома там расположены так, что крыши нижних служат двором верхних. Этот – старый город когда-то окружен был стеной, имел семь ворот. Сейчас ничего не осталось. Вот главная торговая улица: Чер – Чатта». Горы фруктов, дымятся мангалы, вокруг деловой базарный люд. Сплошное покрывала из ковров: лежат, висят – везде, где только можно приткнуть. Видно, как кто-то работает с глиной: мелькают руки на д вертящимся гончарным кругом. Успел заметить чернобородого мужика: сидит на коврике, прямо на земле. Парнишка ему голову намыливает, брить собирается. У крана с водой – старик с бурдюком: пузатый мешок у ног, другой под струей воды.
– Ну, как товарищ капитан?
