banner banner banner
Под знаком ЗАЖИГАЛКИ
Под знаком ЗАЖИГАЛКИ
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Под знаком ЗАЖИГАЛКИ

скачать книгу бесплатно


– Денис, меня беспокоит состояние дел в отделе коммерциализации технологий твоего управления. И работа Нины Семёновой непосредственно.

Шестаков, не поднимая головы, молча заштриховывал квадратики в ежедневнике, выстраивая каменную стену под записями совещания.

– Я попрошу тебя лично подключиться к задачам отдела. А завтра к девяти утра я жду от тебя на почту отчёт о текущем статусе проектов отдела.

– Ок, – Денис поднялся и так же молча закрыл за собой дверь кабинета.

***

…Ободзинский с гордостью поставил два бокала с советским шампанским и один бутерброд с колбасой на маленький круглый столик буфета Мариинки. Он был счастлив! Волшебство! Мариинский театр! «Жизель»! Первые дни нового, двадцатого первого века он встречает с самой красивой девушкой их курса! Да что там курса – всего университета! Всего Питера! Всего мира!

Лиза всё-таки успела занять столик, хотя она вышла в фойе вместе с хлынувшей толпой через раскрытые седой старушкой-капельдинером высокие, украшенные вензелями с позолотой двери неспешным шагом после начала антракта, ясно давая понять, что ей спешить некуда. Всё должно быть и так подготовлено к её приходу. А как иначе?

Её большие карие глаза в обрамлении чёрных густых ресниц, с интересом разглядывающие портьеры театра, короткое коричневое каре блестящих в свете хрустальных люстр волос, из-под которого выглядывала худенькая и такая милая шейка, которую хотелось покрыть поцелуями. Всё это сводило с ума и занимало все его мысли. Последние две недели учёбы гидродинамика и сейсмика нервно курили в сторонке, ожидая возвращения блудного сына-третьекурсника к учебникам. Предстоящая сессия в Горном университете обещала быть для Ободзинского непростой.

Несмотря на то, что он выскочил из зала за пять минут до начала антракта, таких умников, как он, в фойе хватало. В очереди пришлось постоять добрых десять минут. Сейчас очередь вилась и изгибалась за поворотом.

– Ободзинский, перестань летать в облаках. Ответь, что такое любовь? – она пригубила шампанское и лукаво посмотрела на него.

– Повышение уровня дофамина и серотонина при взгляде или общении со своим сексуальным партнёром, – чётко доложил он.

– Какой ты зануда. То есть всё, на что я могу рассчитывать в будущем после нескольких лет общения с тобой, это повышенный уровень серотонина? – она притворно сдвинула брови.

– Нет, конечно. Через несколько лет общения уровень серотонина у тебя понизится, но возрастёт уровень окситоцина в крови.

– Нет, Ободзинский, всё не так. Любовь – это когда пробегающие мимо меня твои тараканы подымают стаю моих бабочек, и они радостно летят за ними, не оглядываясь. А твои тараканы замедляют шаг, потому что им приятно бежать с таким эскортом. На ходу приводят себя в порядок, расчёсываются, принаряжаются… – она пригубила шампанское и воздушно взмахнула свободной рукой.

– …на бегу чистят ботинки и бреются… – негромко продолжил он.

– Ой, какой же ты дурачок, – она дурашливо слегка толкнула его, вновь подняв на него большие карие глаза.

– Ободзинский, ты на меня как-то странно смотришь? – она лукаво улыбнулась. – Я тебе кого-то напоминаю?

– Да, принцессу Белль… – он скованно попытался улыбнуться, но лёгкий румянец окатил щёки.

– Тогда ты моё Чудовище, – она притворно вздохнула. – Вот как меня угораздило!

Он краснел.

– Но ты мне нравишься, Ободзинский. Наверное, своими большими мускулами.

От этих слов долговязый угловатый Ободзинский краснел ещё больше. Он вспомнил свою худую нескладную фигуру, прыщи на лице, которые он утром и вечером перед зеркалом смазывал «Клерасилом». Потом – огромные прокаченные мышцы здоровяка Чекова с соседнего потока универа. Было непонятно, почему Лиза бросила широкоплечего атлета Чекиста и стала встречаться с ним.

В эту минуту он был больше похож на высокого неуклюжего десятиклассника, которого вызвала к доске молодая симпатичная училка, только пришедшая в их школу после педфака. Маленькая, до невозможности красивая «учительница» внимательно рассматривала не выучившего свой урок неловкого «десятиклассника». «Десятикласснику» «учительница» о-о-очень нравилась, но он старался не смотреть на красивую грудь, упругую попу-орешек и талию-ниточку, которую, казалось, можно было обхватить пальцами двух рук полностью.

Она обхватила его покрасневшие щёки маленькими тонкими длинными пальчиками, медленно подтянула к алым губкам и, когда оставался сантиметр до задышавшего в возбуждении его полураскрытого рта, быстро поцеловала его в щёку и заливисто захохотала.

Пунцовый Ободзинский отвернулся.

– Нет, Ободзинский, ты мне нравишься не за мускулы, – она двумя пальчиками осторожно потрогала то место, где должен был находиться его бицепс.

Он молчал.

– Ты мне нравишься за свой ум. Самая сексуальная часть тела у мужчины – это его мозг. Он может так возбудить девушку, ввести её в такое состояние вожделения, на которое не способны никакие другие мышцы…

Он посмотрел в её невыносимо красивые глаза.

– Ну, кроме, может, определённой мышцы… – вновь захохотала она.

Багровая краска вновь прыснула ему на лицо.

– Выходи за меня, – вдруг отрывисто глухо сказал он.

Она внезапно оборвала свой хохот. Посмотрела серьёзно на него. Зачем-то поправила чёлку.

– Женщине не нужен муж. Ей нужен мужчина. Настоящий… – и помолчав, добавила. – Стань им…

– Что я для этого должен сделать?

– Ты должен действовать. А я буду тебя вдохновлять на твои победы. Они у тебя обязательно будут!

Она встала на цыпочки, обхватила его шею и жарко поцеловала…

Разноцветный салют взорвал мозг и разлетелся по всему театру красными, жёлтыми, синими, золотыми, серебряными искрами, повиснув в его голове переливающимся всеми цветами радуги туманом, под которым негромко, но сосредоточенно заработал заведённый ею движок обретённой им устремлённости в будущее. Движок, который он будет апгрейдить на протяжении многих лет, устанавливая в него новые модули знаний, опыта, профессионализма. А основной его плагин – целеустремлённость и достижение целей – он будет совершенствовать и улучшать с особой любовью, доведя его до последней версии – заточенность на результат любой ценой, любыми средствами.

Цель всегда оправдывает средства. Победителя не судят: Ника заслуженно увенчивает его голову венками славы и признания, с улыбкой ведя его за руку к яркому свету, мягко переступая через многочисленные тела павших, так и не дотянувшихся до своей мечты…

А ослепительный свет впереди – иллюзия могущества успешности – всегда будет притягивать к себе миллионы воинов, закованных в блестящие латы своей сверкающей самоуверенности, сжимающие в левой руке щит опыта, в правой – меч знаний, чтобы сразиться с таким же рыцарем в офисном Колизее. А потом, отважно пронзив его насквозь в конкурентной, но подковёрной борьбе, поставить ногу на его грудь, став немного выше остального пованивающего офисного планктона и заслужив одобряющий кивок самого Цезаря из кабинета генерального директора.

Аве, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

И пока ты на сооружённом годами офисной борьбы постаменте отбиваешься стальным мечом знаний и укрываешься за бронзовеющим щитом своего опыта прошедших лет, сзади уже напирают новые легионы молодой поросли подросших бойцов с горящими глазами, с жалкими деревянными щитками опыта, но с фонтанирующей энергией молодости. Они отчаянно желают скрестить с тобой меч в надежде в конце концов поставить свою ногу на твою грудь, превратив тебя в перегной для будущих поколений.

O tempora, o mores!

Глава 2

– Девушки – они как нефть! Ищешь её, буришь, разрабатываешь, а потом… потом легче закрыть эту скважину, чем содержать её дальше…

– А мужчины?

– А мужчины – как нефтяники! Сначала ищут нефть. Потом тщательно разрабатывают месторождение. Потом долго и с удовольствием бурят… а потом… потом снова ищут новую нефть. Потому что мы – настоящие нефтяники!

Из глубокомысленных разговоров на третьем часу фуршета Российской нефтегазовой технической конференции SPE в 2020 году.

Мысли к концу дня отказывались концентрироваться на чём-то одном и устроили бешеные скачки.

Он вдруг понял, что после сегодняшнего сумасшедшего дня нужно выпить. «Ну да, – подумал он, – сегодня пятница, почему бы и нет? А где? В «Корюшке»? В «Чечиле»? М-м-м, я давно не был в «Максидоме». Ха-ха!» «Максидом» в его рабочем словарике сленга имел уже совсем другое значение. Как-то Ободзинский слышал, как молодёжь в опенспейсе троллила недавно принятого в департамент геологоразведочных работ Сашу Певцова, приехавшего из Москвы, ещё не разобравшегося в питерской жизни и перепутавшего название модного стриптиз-клуба «Максимус» со строительным гипермаркетом «Максидом». Саше было около тридцати, жена с ребёнком у него ещё оставались в Москве, поэтому Александр Петрович старался драгоценные холостяцкие дни даром не терять, и почти каждый вечер у него уходил на изучение ночной культурной жизни северной столицы с акцентом на всестороннее исследование гендерных особенностей петербурженок по сравнению с москвичками.

Как-то перед утренним совещанием в департаменте, поглядывая немного свысока на питерских провинциалов чуть осоловелыми не выспавшимися глазами после очередной ночной сессии, объявил, что в «Максидоме» ассортимент не очень, «козы не те». Коренные петербуржцы-коллеги корректно подтвердили, что мебель в заведении оставляет желать лучшего, в отношении коз тактично промолчали, но вот инструмент там хороший, «сами регулярно используем».

Саша обалдел два раза: во-первых, он не ожидал, что эти питерские задроты-женатики так легко ориентируются в заведении, серьёзно надломившем финансовую основу ближайших двух недель Сашкиного существования. Во-вторых, он был разочарован, что Мишель и Мадлен при проведении обучающего мероприятия с Сашей не использовали каких-то специальных инструментов, о которых были осведомлены все присутствующие, о чём он легкомысленно и сообщил. Это было фатально для него, поскольку после того, как вскрылась подмена понятий, он навсегда для всех стал «Сашхеном из Максидома».

Вообще по подобным заведениям в компании ходить не было принято, тем более руководителям. Руководитель должен быть образцом для своих подчинённых не только профессионализма, но и нравственности. Независимо от своего семейного статуса топ-менеджеры после окончания рабочего дня спешить могут только домой или на курсы дополнительного образования. Ну или в спортзал. Это тоже приветствуется. Других вариантов нет.

Заключая трудовой договор с работником, работодатель не ожидает, что у неженатого сотрудника могут быть какие-то иные потребности, кроме выполнения трудовой функции в виде непрерывных совещаний, подготовки ежемесячных отчётов, аналитических заключений, изучения и согласования технической документации. Подразумевается, что во вдруг случайно обнаружившийся дома свободный час работник будет заниматься профессиональным развитием, читать деловую литературу, учиться, слушать онлайн-курсы по самосовершенствованию, часть из которых компания великодушно готова даже оплатить (в рамках бюджета, конечно). А если и в этом случае у вас как-то останется свободная минутка – то участвовать в волонтёрском движении. Не переживайте, компания настоятельно подскажет вам, где и как.

Периодически возникающая у неженатого работника потребность близкого общения с женщиной не фигурировала в перечне ключевых (да и неключевых) потребностей сотрудника. Поэтому неженатые работники компании вынуждены были решать её самостоятельно в заведениях, не входящих в перечень образовательно-познавательных учреждений, рекомендованных HR-департаментом для внутреннего развития работников. Ни «Максимуса», ни «Golden Dolls» там почему-то не было. Скорее всего, это был просто просчёт департамента персонала.

Стриптиз-клуб «Maximus» находился на Большой Морской улице, 15 уже второй год. До этого лет пятнадцать он стоял на сто метров ближе к Невскому, в Кирпичном переулке, прямо напротив входа в государственный университет промышленных технологий, дизайна и моды. Удачное расположение «Максимуса» позволяло студенткам университета, начиная со второго курса, регулярно проходить стажировки в указанном заведении с целью повышения своего уровня практических знаний о технологии коммуникаций с особями мужского пола, уточнения знаний о правильном дизайне мужского тела (в первую очередь для тех, кто пропустил этот курс в старших классах школы, просиживая вечера с учебниками и готовясь к ЕГЭ, а не шлифуя эти навыки на вечеринках в квартирах у одноклассников, родители которых уехали на выходные на дачу высаживать рассаду).

Многие из студенток университета так глубоко были захвачены учебным процессом в «Максимусе», что предпочитали теоретическим лекциям в университете интересные практические занятия в заведении через дорогу. Это и понятно. Унылый бубнёж старого лысого профессора с трибуны аудитории, прерываемый его же визгливым «Девушка с предпоследнего ряда в красной кофточке, да, вот вы, которая только что открыла глаза, повторите, что я сказал!», постоянно мешали выспаться вернувшимся с ночной смены. А яркий свет и жёсткие стулья аудитории резко контрастировали с мягкими диванами и приглушёнными тонами освещения в VIP-зонах учреждения ночного образовательно-познавательного процесса, который раскрыл им новый взгляд на мир.

Этот напряжённый ночной учебный процесс позволил особо старательным не только значительно улучшить своё материальное положение, быть уверенными самостоятельно оплатить своё обучение в универе, но и обзавестись к пятому курсу «правильными знакомствами».

Лишь к десятому или двенадцатому году существования адюльтерного пансиона под носом у заведения просвещения и образования юных сердец администрация последнего обнаружила определённый когнитивный разрыв в знаниях у многих слушательниц, обусловленный напряжённым ночным графиком работы над практическими аспектами технологии и построения дизайна отношений «М и Ж». Плотный рабочий календарь бабочек-студенток не оставлял им времени на теоретические вопросы, дававшиеся на лекциях, иначе они бы с удивлением выяснили, что там-то речь шла о неких промышленных технологиях и художественном дизайне, не имевших отношений к их ночным художествам.

Ещё через два года обнаружилось, что выпускницы, с головой и голым телом ушедшие в работу, стали бросать учёбу и перестали покупать выпускные экзамены и дипломные работы у преподов, что больно ударило по материальному благополучию профессорско-преподавательского состава alma mater. Это была красная черта. Ответ последовал незамедлительно. Письмо от ректора ВУЗа улетело зенитной ракетой в Комитет по образованию города, разорвавшись там брюзжащими осколками фраз о недопустимости нахождения заведений, развращающих незрелые девичьи головы, рядом с образовательным учреждением, несущим «доброе и вечное» молодой поросли. Оттуда – слёзное письмо в администрацию губернатора города. И всё, вендетта свершилась, клуб был закрыт. Финал: мстительная ухмылка ректората.

На самом деле, как философски подумали хозяева клуба, всё, что ни делается, – всё к лучшему. Бизнес должен строиться не от источника рабочей силы, а от клиента, как глубокомысленно вещают Майк Микаловиц и Крис Гильбо (в универе их читать было, видимо, некому). И стриптиз-клуб переехал на сто метров подальше от универа и настолько же ближе к двум офисам синего газонефтяного гиганта.

Напротив него на Большой Морской, в розовом бизнес-центре «Сенатор», уселись юристы корпоративного центра, а ровно через дорогу, в сером угрюмом каменном доме, расположилось несколько дочек нефтяной компании. Фасад, выложенный нарочито грубыми большими каменными блоками, с огромными восьмиметровыми арками дверей и небольшими угловатыми окнами, скорее, напоминал замок угрюмого рыцаря, которому пришлось по просьбам своей свиты – любителей развлечений, чьи каменные головы кривлялись со стены прохожим, – несколько увеличить бойницы стен и превратить их в окна.

Массивный каменный геральдический герб, несмотря на отсутствие полагающихся в таких случаях оскалившихся львов, распростёрших крылья орлов или свободно гуляющих на своих двоих медведей (что наиболее характерно для России), содержал вензель из загадочных букв «РТПБ», которые ниже, на огромной деревянной двери (вырубленной, как и все окна в Европу, одним топором), расшифровывались как «Русский торгово-промышленный банк», написанный через «i» и «ять». Самого банка не было в замке уже больше ста лет, но это не помешало Комитету по охране памятников Петербурга строго заявить, что без этой надписи дом прожить не сможет ни дня.

Каменные рога изобилия, венчающие вместо весёлых зверюшек герб одинокого рыцаря, наполненные крупным виноградом, какими-то фруктами, призванными символизировать изобилие одинокого рыцаря, на самом деле намекали на изобилие нескольких удельных князьков нефтяной компании, окопавшихся тут со своей многочисленной челядью, количество которой упрямо росло год из года, несмотря на все строгие указания из корпоративного Центра.

Расположение «Максимуса» в следующей парадной – в десяти метрах от входа в офис на Большой Морской – было и удобным, и одновременно крайне неудобным. С одной стороны, всегда можно было вечером, возвращаясь с работы из офисов на Почтамтской или Мойке, пройтись по Большой Морской в направлении этого офиса, – мало ли, появились какие-то дела здесь и нужно зайти и что-то обсудить (благо большинство коллег-управленцев не относилось к категории стартующих с работы в ровно в 18.00).

Всё осложнялось, когда ты подошёл к входу в офис. Поток спешащих по домам коллег ослабевал после семи, превращаясь в тонкую струйку, но полностью угасал лишь к десяти вечера.

Сделать шаг с мостовой налево, в цитадель разврата, на глазах у многочисленных дымящих у входа в офис коллег требовало огромного мужества. Современная история нефтянки не знала таких храбрецов. Она знала лишь мелких трусов, боязливо озирающихся по сторонам в страхе увидеть коллегу из соседнего офиса и, втянув голову, робко шмыгающих в подворотню «Максимуса».

Перейдя Гороховую, Ободзинский заметил, что продолжает быстро двигаться, как будто спешил из одного офиса в другой на важное совещание. Он улыбнулся и замедлил шаг. Машины уже дисциплинировано выстроились в вечернюю пробку в направлении Невского, когда он не спеша обгонял их пешком по тротуару. Подходя к офису, он заметил Павла Косицкого из Департамента крупных проектов, задумчиво пускающего дым у входа. «Блин, придётся зайти в офис».

Он почувствовал какое-то чувство стыда, неловкости, как будто он делал что-то постыдное, как будто вытащил в детстве из сахарницы шоколадные конфеты «Мишка косолапый», ждущие праздника, до которого было ещё целых три дня, одну за другой, пока мама была на работе. Она вернётся и всё вскроется. Ругать она его не будет, а будет просто молча смотреть с лёгкой грустной улыбкой, как будто удивлена и немного разочарована в нём. Он опустит глаза и будет тихо злиться на неё за этот взгляд, на конфеты, вдруг оказавшиеся такими вкусными, и больше всего на себя, не сумевшего сдержаться. «Слабак! А ведь ты уже взрослый, тебе уже девять лет! – он навсегда запомнил это чувство злости на себя, на свою слабость. – Нет, я сильный! Я могу терпеть, даже когда очень-очень хочется конфет!» Мысли о детстве промелькнули и мгновенно растворились в вечернем прохладном воздухе.

Когда до двери в офис оставалось около двадцати метров, Косицкий бросил в урну окурок, кивнул ему и бодро шагнул в офис. «Так. Ситуация стала проще. Можно в офис не заходить». Он замедлил шаг, бросил косой взгляд через дорогу, на входную дверь офиса корпоративных мышей, то есть корпоративных юристов, – там курящих не было. Пять твёрдых шагов прямо и резкий поворот налево в арку «Максимуса». Ещё семь шагов по красной ковровой дорожке, и грузный швейцар услужливо открыл ему дверь.

В холле разливался приглушённый свет, бросавший причудливую тень томной золотой Венеры на синий бархатный диван. Загадочные красные стены и тёмно-синий потолок с лёгкими проблесками огней заставляли у пришедших самцов колотиться сердце быстрее. Ноздри раздувались от возбуждения, зрачки сужались в ожидании погони за сногсшибательной самкой, которая была где-то здесь. Её флюиды уже висели в воздухе, пропитанном похотью и сексом.

С первым шагом внутрь основного зала на него обрушился поток музыки и неоновых огней – синих и красных. Казалось, висящие сверху хрустальные люстры фонтанировали не только переливающимся светом, но и музыкой, громкой, заводящей, но в то же время механической и неживой. Справа за столиками сидело всего человек шесть. Да, вечер ещё не начался. Двое мужчин о чём-то вполголоса говорили, не поднимая ни на кого глаз, на столе только два полупустых стакана с виски, которые они чуть пригубили. С центральной сцены на них уже устали бросать призывные взгляды непрерывно подтанцовывающие работницы местного культпросвета, едва прикрывшие узкими полосками ткани бёдра и соски.

За соседним столиком два слегка ошарашенных молодых парня лет 25, изо всех сил пытающиеся выглядеть старыми матёрыми волками, заглянувшими ночью в деревню проведать свой старый, слегка поднадоевший курятник, уже попали в оборот к двум эффектным красоткам, блондинке и брюнетке, вдруг в одно мгновение оказавшимся за их столиком и через несколько секунд уже заказывающих бутылку «Рюинар Блан».

Ободзинский повернулся налево к барной стойке: «Дружище, плесни «Макаллана»». Невозмутимый бармен с застывшей улыбкой через несколько секунд точно выпулил по блестящей стойке, отражающей безумную фантасмагорию света и музыки, стакан, который остановился ровно в пяти сантиметрах от руки Ободзинского. Знакомый аромат и горящее тепло согрели гортань. Понемногу стали раскручиваться гайки свинцовых тисков стресса, наглухо сжимавших голову, казавшуюся квадратной ещё пять минут назад.

Кто-то коснулся бедра Ободзинского. Он обернулся. Рядом стояла совсем молоденькая девочка с большими голубыми глазами, чуть прикрытая полупрозрачным чёрным шёлковым пеньюаром, под которым просвечивала тонкая верёвочка на бёдрах. Ни дать ни взять – Мальвина из 9-го «Б».

– Приве-ет! Скучаешь? – томным голосом пропело воздушное создание, улыбаясь и чуть покачивая красивыми до невозможности бёдрами.

– Скажите, душенька, ваш папа знает, где вы сейчас находитесь?

Юное создание мгновенно растаяло в эфире.

Зал постепенно наполнялся мужчинами. После второго шота стресс ушёл, музыка перестала бить отбойным молотком по виску и мягко повисла в воздухе, окутывая невидимым нечётким туманом все движущиеся объекты: серые мужские фигуры, блестящие извивающиеся женские.

Он смотрел в никуда. В мозгу, как на экране кинотеатра, мелькали чёрно-белые картинки прошедшего дня, записи о будущих встречах следующей недели, проектные вопросы, которые нужно решить самому, задачи подчинённых, решение которых нужно проверить.

Лицо мужчины, стоящего рядом, показалось знакомым. Ещё несколько секунд электронно-вычислительная машина мозга обрабатывала картотеку хранившихся там изображений лиц, фигур людей и обстоятельств, при которых они там появились. Точно. Николай Никонов. В допандемийное время познакомились на курсах финансового менеджмента для неэкономистов. Он, кажется, работал директором по маркетингу в компании «Благо», производящей растительные масла. Вот уж не ожидал его тут увидеть! Серый невзрачный костюм с одной и той же вечно мятой рубашкой в голубую полоску, в которой он проходил все две недели курсов, сменился голубыми джинсами Ermenegildo Zegna, серым изящным свитером Kiton, из-под которого выглядывал Breguet на синем ремешке.

– Молодой человек, бутылочка подсолнечного масла лишняя не найдётся? Но только хорошего! – Ободзинский сзади слегка хлопнул его по плечу.

– Ха, привет, дружище! Для своих всегда! Тебе куда отлить? В цистерну из-под нефти или откачаешь по трубе? Как у тебя дела? Нефть и газ остались в государстве российском? – расплылся в улыбке Никонов и радостно раскинул руки.

Они обнялись.

– Неплохо. На наш век хватит! У тебя как? Если ты пришёл за практическим применением EBITDA[10 - EBITDA (от англ. Earnings before interest, taxes, depreciation and amortization) – это прибыль компании до вычета процентов, налогов, износа и амортизации (бухг.).], так это не сюда! – улыбнулся Ободзинский.

– Ебить твою налево! – Никонов в ответ заржал как конь. Он был отличный маркетолог, но, помнится, его директор устал терпеть его потрясающее невежество в финансах и послал немного поучиться. Как смеялся тогда Никонов: «и послал он меня с РЕПОй[11 - РЕПО – вид банковской сделки покупки-продажи ценных бумаг (банк.).] далеко… сюда!».

Весёлое настроение окончательно смыло последнюю серость будней. Так бывает, когда встречаешь старого знакомого в хорошей атмосфере, хочется смеяться и шутить. Через полчаса знакомый превращается в хорошего приятеля, а ещё после двух шотов – в закадычного друга.

– Какие тут тёлочки интересные! Надо поближе познакомиться! Может, тех мулаток возьмём?

– Ха-ха! Ничего. Как у тебя дела, Коля? Там же, в «Благо»? Разливаешь маслице? Ты изменился!

– Нет. Уже полтора года как ушёл. Надо двигаться. Свой бизнес. Разные темы. Клининг, правда, проседает. Но барбершопы – перспективная тема. Ну и главное, что кормит, – земля. Ищу хорошие участки в правильном месте, выкупаю, режу их на куски и – вуаля! Вношу свой вклад в расширение индивидуально-жилищного строительства жителей Ленинградской области, – засмеялся Никонов.

– Интересно…

– Да, ты знаешь, прямо облегчение почувствовал, когда ушёл. Ничего никому не должен. Ты строишь свою жизнь так, как считаешь нужным сам – и только сам. Никто тебе не указывает, что делать. И когда ты зарабатываешь, именно зарабатываешь деньги, а не получаешь их от богатого дяди из офиса, совсем другие ощущения и от самой жизни. Она становится расцвеченной таким ярким светом! Заметь! – и он, хитро улыбаясь, обвёл рукой зал, пульсирующий красными, синими и жёлтыми огнями.

– Ну, Коля, ты красавчик! Давай хлопнем за тебя и твоё новое будущее! Молодой человек! – Ободзинский повернулся к бармену. – Нам нужно срочно повторить!

Выпуленные барменом две ракеты-шота точно остановились на барной стойке в десяти сантиметров от своих целей. Взлетели, со звоном столкнулись в ярком переливающемся межзвёздном пространстве и разлетелись, неся тепло и расслабление принимающим их планетам. Ещё через пять секунд планеты отправили их обратно. Несмотря на уверенную, но в реальности нечёткую траекторию, ракеты-шоты, не имеющие полезной нагрузки, попытались сойти с орбиты и свалиться с барной стойки, но были оперативно перехвачены двумя руками-истребителями невозмутимого бармена.

Никонов немного помолчал, внимательно, уже трезвым взглядом, посмотрел на Ободзинского, как будто раздумывая над чем-то, и продолжил:

– Сейчас реализуем интересный проект в Волосовском районе Ленинградской области. Мы выкупили сто гектаров земли. Учитывая хорошую локацию рядом с озером, стоимость сотки в Волосовском районе – сто – сто пятьдесят тысяч, сам можешь посчитать предварительный вэлью[12 - От англ. «value» – стоимость. – Прим. ред.] проекта. Этот участок находится рядом с воинской частью, которая будет расширяться за счёт него. Уже изданы приказ Шойгу и уведомление об изъятии земельного участка для государственных нужд. Компенсация собственникам будет идти по рыночной стоимости. Так что всё оказалось в этом проекте даже проще, чем в предыдущих: не нужно будет резать землю на заплатки и заниматься её продажей покупателям. Да плюс ещё допактивы на участке: трёхэтажная гостиница, автомойка, ферма. Здесь вся компенсация придёт одномоментно от самого надёжного и платёжеспособного покупателя – государства.

Никонов улыбнулся.

«Виски действительно умеет развязывать язык», – подумал Ободзинский.

– Ты сказал «мы»? – спросил он.

– Да. Я с двумя партнёрами. Наша ОООшка – собственник этого земельного участка.