Город под созвездием Близнецов

Десятый день творения

Прийти шальной под дверь, чтоб мыслями чужимиСрывать с «изнанки» губ не чувства – словеса…Как это глупо всё – оставить в прошлом имяИ снова возводить на паперти «леса»!Как поручни горят от жара нетерпенья!Облить бы их водой из сонного «нигде»,Вот только сердце ждёт от страсти заговенья,Себе найдя мотив: «Всегда, во всём, везде».Как странно и смешно – пьянеть от наслажденья,Запутавшись в стихах и скрежете дверном.Наверно, Бог мечтал в девятый день творенья,Когда меня создал рубиновым цветком.

Ключи на помятом блокноте

Оставляю ключи на помятом блокноте,Среди них не нашла для себя «золотой».А душа, откричав на бессмысленной ноте,В уголке всё же пишет: «Привет, мой родной!»Повторяю – пластинкой, заезженной туго:«За окном машет вербою серый апрель.Карусель – суррогат подвенечного круга.Я пишу. Хоть какая-то в сумерках цель».Повторяю: «Привет. В Зазеркалье туманно.Белый кролик грызёт пару стойких галет.Говорят, что коньяк можно лить прямо в ванну.Я пишу, пока в свечке есть божеский свет».Повторяю опять: «Кофе с перцем варила.Обожглась, позабыв твой лимонный рецепт.Сколько в женщине может быть страсти и силы?Я пишу. Я молчу. Обнимаю. Привет».

Спрессован воздух в глотке микрофона

Спрессован воздух в глотке микрофона,И голос вязко уплывает вниз,Где темнота, смятенье, нежить, кома,Где душу рвёт на клочья «Вокализ».Сминают губы облик сигареты,Пятная красным несгоревший дым,Где падают надежды и кометы,Где самый близкий видится чужим.И ярится на коже тонкость платья,Крича о жизни сорванным цветком,Который был зачат, как тень заклятья,И был надет – с ромашками – венком.Пьянеют ноздри мускусно, оленье,От мрака сцены отделяя миг.Взлетает голос в пламени влеченья,Меняя откровенье, вечность, лик.

Фонари на Дворцовой

Фонари на Дворцовой торжественно-смуглы,А хотелось, чтоб вдруг показали языкИли спели для осени нежно и кругло,Не срываясь при этом на менторский крик.Чтобы ангел глядел одобрительно сверху,И дождинки ловил бело-мраморным ртом,И желал походить на свободного стерхаИли стать облетевшим предзимним листом.Чтоб по площади цокали в лужах подковыИ гнедые сминали вприкус рафинад…Фонари зажигают вдоль сумерек снова,Чтобы кто-то им был предсказуемо рад.Нанизывает дождь – кулоном – свет фонарныйНанизывает дождь – кулоном – свет фонарныйНа серебро цепей, летящих из-за звёзд.А город шелестит, как в сумке чек товарный,С которым не взойдёшь на Поцелуйный мост.Урчат – котом – авто на «слепоту» прохожих,Бегущих под зонтом к парадности витрин.Звенит пустой трамвай, «царапая» по коже,Творя из проводов осенне-мятый сплин.За окнами темно. Хозяев носит ветер.Хрустальность чистых люстр молчит до суеты.А дождь смакует жизнь, приплясывая в свете,С которым так легко настраивать мосты.

Вокзалы и белая роща

Мы – вокзалы – с тобой, где кричат тепловозы,Где в вагонах дымят сигаретой мечты,Где любовь так узка, словно в пальце заноза,Где теряются в прошлом раскраски-листы.Мы – вокзалы – с тобой, с ожидающим людом,Поглощающим с кофе лимонный пирог,Обновляющим пластик дешёвой посудыИ считающим сумки – багажно – у ног.Мы – вокзалы – с тобой и глядим аркой оконНа хлопочущих в дымке рябых голубей,И дурим иногда в проводах быстрым током,Не дождавшись потерянных кем-то вестей.Мы – вокзалы – с тобой! А ведь можно быть прощеИ не мерить себя длинносложьем путей,Чтобы встретить рассвет в тишине белой рощи,Обретя откровенное «званье» людей.

Слушая апрель

За окном всё теплее, как будто балконыВ треугольном плюще «раствориться» смогли.Я сижу и кручу между пальцами кроны,Тополиные листья, стихи и нули.Раскачаюсь на стуле до громкого треска,Чтобы ахнуть и падать «обложкою» вверх!А на двери балконной шуршит занавеска,На которой танцует с присловьями стерх.Упираюсь ногами в гудящие стены,Чтобы слышать вопящий апрельский трамвай.Видно, вырвался он из статистов со сценыИ творит себе жизнь – через ток, через край.За окном всё теплее. Черёмуха жмётсяОстрокрыльем соцветий к балконному «дну».Я качаюсь на стуле и жду, что прорвётсяБелый стих площадей, распознавших весну.

Разводят в сумерках мосты

Разводят в сумерках мосты,Чтоб отогреть сияньем души.Мне надо знать, как дышишь ты,Когда твой мир почти разрушен.Мне надо знать, о чём листваТебе шептала спозаранку.Ах, чепуха! Слова, слова,Прореха, лоскуток, обманка.Мне надо знать, о чём поётЗакат над томною Невою.О тех, кто жизнь свою не ждёт,А любит позднею весною.

По ту сторону жизни

По ту сторону жизни колотится мореИ растут города в белолобом песке,Расцветают картины, поэмы и зориИ красу отмечают звездой на виске.По ту сторону жизни высокие грудиВыставляют поверх золотых поясовИ танцуют нагими счастливые люди,Полюбившие силу и нрав парусов.По ту сторону жизни гремят колесницыИ за солнцем бежит ясноглазый пастух,И вино наливают весёлые жрицы,И следит старый мим, чтоб очаг не потух.

Рыжий день

День начнётся рыже-рыже,Если ты сказал с утра:– Солнце в небе бусы нижет,Значит, мне вставать пора!Потянуться и встряхнуться,Чтоб звенеть, а не стонать.В три погибели не гнуться,Чтобы помнить, как мечтать.Аромат черёмух сладок!Значит, вёсны – про запас.Жизнь, как кот, полна загадокИ мурлычет: «Was ist das?»Одуванчик греет полеНастроением своим.В нём бы плыть, как в речке, кролем,Чтоб не стать себе – чужим!…День пришёл ирландцем рыжимИ стучит нахально в дверь:«Вы там что, надели лыжи?Май горит! Уж мне поверь!»

Подняться выше

На коленях дремлет кошка,Краем вечности прикрывшись.За окном – от смыслов крошки,Я смела их, чуть забывшись.Как мудрёна мягкость эта —Прикасаться к звёздам эхом!Кто-то чтит листы Завета,Мне ж канон в пути – помеха.Развожу в чаинках чаек,Чтоб над пирсом хлеб глотали.Попадаю в клан зазнаек,Кто не рвётся жить на Бали.Вафли с слоем шоколада,Как блокнотец старый в «сетку».Там, где вкусно, – след помады,Там, где пресно, – «небо в клетку».И нет шума от престижа,Ото льда на скользкой крыше.Кошка лапку ветром лижет,Знать, зовёт подняться выше.

Богиня ночи и безбожник

Уют кафе и дымка разговора.Беретом бархатным свернулся рядом кот.Стихи читает кто-то без разбора,И саксофон печали в сердце жжёт.И шепчет кофе в бело-синей чашке,Роняя сливки на изгибы слов,И дремлет жемчуг, дожидаясь ласкиНеспешных пальцев и счастливых снов.И пишет имя на листе художник,Венчая тенью синие глаза:«Богиня ночи». А у ног – безбожник.И за окном – роскошная гроза.

Девять смертей и жизнь на сцене

Паяц завлекает пришедших на сцену:«Почувствуйте жизнь без излишних прикрас!Купите на грош удальства и измены,Коварства с радушием – всё про запас.У нас откровенны злодей и субретка,Великий король и отъявленный плут,Тиара, прощенье, врата, табуретка,Магический жезл и овечий закут.Ах, вы не желаете снять свою маскуИ стать лишь собою на красном сукне?Возьми меня чёрт за фривольную пляску,Но с миром зевак не в одной я цене!»На сцене смеются, дерутся и плачут,Играют себя сквозь ненужность и пыль,Живут вдохновенно, а значит, дурачатВсе девять смертей и лохматый ковыль.

Белые ночи

Белые ночи – черничным вареньем —Мажем с тобою на ломтики неба,Сверху – чуть-чуть – теплоты и горенья,Чтобы хрустели изюминки в хлебе.Белые ночи – сиреневой краской —Плещем волною в кусты возле дома,Чтобы дышалось в них страстно и с ласкойВ гроздьях, охапках цветочного «кома».Белые ночи! Ну как несерьёзноВас называют романтики лета!Всё в вас – не рано, и всё в вас – не поздно!Вы ведь любви необычной примета.

Лето на парапетах

А город плыл в закатной лени,Роняя в воду смех толпы.На парапетах млели тениИ солнца поздние «снопы».И глубиной Нева дышала —Упругим, сочным животом,И лодки на волнах качала,Чтоб раскидать их под мостом.И грелся чиж в объятьях лета,Ловя копейки и рубли,И выставлял на смех примету —Всем «рисовал» одни нули.И пары в полночь уходили —В чернично-васильковый крем,Творили, пели и любили…А город плыл в сплошном je vous aime[1].

Сижу на качелях

Над городом – ночь и летящие звёзды.На улицах – грохот падучих реклам.Сижу на качелях. Хоть, кажется, поздно,Смешно, безрассудно кричать облакам.А город зевает неоновой глоткойИ пьёт жёлтый бренди, смакуя лимон.Качаюсь и правлю космической лодкой,Слегка сомневаясь: «А вдруг это сон?»Бредут по аллеям актёры и люди,Привыкшие к маскам Богов и теней.Сижу на качелях, мешаю в посудеНастой из написанных кем-то ролей.

События и дни

У города бывали дни печали,Когда не слышал в людях доброты.Как площади и реки застывалиВ пространстве обозлённой немоты!У города бывали дни свободы,Когда дышалось окнами легко.Мгновения врастали клёном в годы,Чтоб крону было видно далеко.У города бывали дни веселья,Когда не нужен шут и балаган.Ведь радость подбирала цвет и перья,Которым чужды глупость и обман.У города бывают дни везенья,Когда всё сходится пролётами моста.А мир живёт влюблённо и весенне,И вместе с ним крылатая мечта.

Акварель на асфальте

Асфальт намок, как лист для акварели,Вбирая краски с кисти сентября.Чуть в дымке парк и тёплые качели,С которых летом видятся моря.Стволы темны, но ниткой позолотыЛишайник врос в развалы тополей,А из-за туч прощально стонут «ноты»Соединённых жизнью журавлей.Скамьи тускнеют, будто провожаютСвой яркий цвет – с билетом – на перрон.А просто осень краски размывает,Творя из яви необычный сон.

Сколько дней продлевается годом?

На столе – атрибуты ненастья:Толстый шарф, три листа, терпкий чай,Два сонета, разбитых на части,И припухший в боках каравай.Чай допит. Надышалась жасминомИ поставила в чайник листву.Говорят, осень мерится сплином,Только я его жить не зову.Виноград, принесённый в пакете,Холодит леденцами десну.Может, вспомнить в ненастье о летеИли даже вернуться в весну?Но сонеты твердят, что о прошломМне не следует столь горевать,Ибо выйдет печально иль пошло,Что не хочется творчеством звать.Пахнут листья дождями и мёдом.Тёплый плед согревает «котом».Сколько дней продлевается годом?Сколько лет создано на «потом»?

Луна и снег

Луна была так полно-холодна,Что медлил снег за звёздным перекрёсткомИ думал, что красавица однаПривыкла собирать гостей к подмосткам.И рампы свет касался мостовых,Стирая след и чад автомобилей,И медлил снег в «зеваках записных»,Греша сомненьем – или… или… или…Ловил контральто город над Невой,Меняя «бис» на шёпот восхищенья,А снег толпился густо над волной,Мечтая лишь о чуде сотворенья.

Над городом ночью пасутся олени

Над городом ночью пасутся олени,От гона срываясь на ярость и крик.Полярные бури – полсолнца, полтениИ шалого ветра пятнистый язык.Над гулкой тайгой простираются крышиСтаринных и новых прозрачных домов.Взметаются шпили над башнями вышеЛохматых, как совы, сплошных облаков.Над городом ночью камлают шаманыИ в бубен колотит неистово зверь.Стираются ранги, наследства и саны,Чтоб только открылась в извечное дверь.Над гулкой тайгой пробегают трамваиИ важно глазеет тройной светофор.И взрослая Герда не ищет вновь Кая,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Je vous aime (же вем) – я тебя люблю (фр.).