скачать книгу бесплатно
– С бантиками или с ленточками? – спросила она, показав рукой в сторону коробочек, разложенных по полкам.
Я растерялся.
– Давай с бантиками, раз не знаешь. Только, чур, не вплетать.
Она, взяв в руки коробочку, стала деловито подбирать цвет. По правилам, я сам должен выбрать цвет, но раз я молчал, то она взяла это на себя.
– Ну вот, готово. – Анечка посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. – Теперь, целуй!
Она отпрянула, и, нахмурившись, сказала поучительным тоном:
– За каждую конфетку по одному разу можно. Так не честно!
– Извини, я нечаянно.
– Ну, хорошо, прощаю на первый раз, – она смягчилась. – А что ты хочешь за вафли?
Я молча показал рукой на ее платье. Она сделала обиженный вид и ответила:
– Этого мало, будешь должен. В следующий раз принеси больше.
– Хорошо, хорошо. Скоро «Родительский День». Я дам даже больше.
– Ну ладно, смотри. Мне не жалко. – Анечка подняла платье. – Но руками не трогай!
Я присел на корточки.
– Хочешь, я буду твоей мамой? – спросила она, положив в рот очередной кусочек. – Родительский День – двадцатого. Еще неделю ждать.
«Мама далеко. Почему бы и нет?» – подумал я, созерцая.
– Скажи, Анечка, почему Елена Ивановна расчесывает тебе волосы? Ты даешь ей за это конфеты?
Она посмотрела на меня, не зная, что сказать. Затем опустила платье, взяла в руку пупса-негритенка и, молча, вышла из шалаша. Я тоже пошел в свой корпус из белого кирпича.
– Я буду присматривать за тобой! Не перелезай через забор, штаны порвешь! – крикнула она вслед.
«Кто придумал этот тихий час? Зачем надо спать, когда светит солнце? Непонятно», – размышлял я, шагая по тропинке.
Прошел дождь. Он оказался таким мелким, что мы, находясь в шалаше, ничего не заметили. Кроны деревьев задержали капли, и сейчас, когда выглянуло солнце, они медленно стекали по листьям и сосновым иголкам.
Однако распорядок необходимо было соблюдать. Я пришел в палату и лег, накрывшись с головой одеялом. Но так лежать было скучно и ничего не хотелось. Я высунул сначала лицо, а затем и руки, одну за другой. Мальчик Коля, мой сосед, тихо сопел, он повернулся лицом ко мне и зашевелил губами. Рука его разжалась и из нее выпал маленький пластмассовый медвежонок. Я спрашивал его вчера: «Почему у тебя медвежонок белый? Медведи бурые все». А он сказал: «Это белый медвежонок. Он живет на Севере, потому и белый. Там холодно, я хочу согреть его». Коля всегда таскал его с собой в руке или в заднем кармане штанов, при этом голова медвежонка всегда торчала, так как весь он в карман не помещался.
– «А, где его мама?» – не унимался я.
– «Его мама умерла, теперь я его мама», – ответил Коля и еще крепче сжал медвежонка..
– «Я тоже хочу быть чей-то мамой», – сказала девочка в светлом сарафане. Она услышала наш разговор и заинтересованно остановилась рядом.
Одна лямочка постоянно спадала с ее плеча, и она часто поправляла ее с озабоченным видом.
В палате все спали. Воспитатели не спали никогда. Они куда-то уходили. «Я тоже уйду!» – решив так, я встал и медленно подошел к окну.
Я любил смотреть в окно. Это успокаивало меня. Тем более, спичечный коробок с разноцветными стеклышками я так и не смог найти. «Где я мог его потерять?»
Я заметил Елену Ивановну. Она торопливо шла по тропинке мимо корпуса. На ней был надет светлый сарафан почти такой же, как у той девочки, которая хотела стать чей-то мамой. Но лямочки у нее никогда не спадали.
Вдруг она поскользнулась на мокром камне и неловко присела, подогнув под себя ногу. Ой! В этот момент она, как никогда, была похожа на девочку. Только большую девочку и очень красивую. Она поджала губы, казалось, что она хочет заплакать. Но она не заплакала. Мне стало так жаль ее, что я, наверное, выпрыгнул бы из окна, в конце концов. Настолько велико было это, желание. Елена Ивановна, тем временем, встала и пошла дальше, уже не торопясь. Через несколько секунд ее белый сарафан мелькнул возле деревьев, и я совсем потерял ее из вида. В этот момент мне пришла в голову нелепая идея. Она была настолько смела и неожиданна, что я растерялся. Я присел на стул и. глубоко вздохнув, стал размышлять: «Раньше Елена Ивановна была девочкой и должна знать правила. Если ей предложить конфеты, что она скажет?» У меня еще оставалось несколько конфет, и я берег их для особого случая. Теперь этот случай, похоже, настал. Мне не терпелось пустить их в дело. Тем более что я ничем не рисковал. Если она просто возьмет их, это будет похоже на простое угощение. Женщины любят сладкое, это всем известно. Так будет легче обратить все это в шутку. Но сейчас, мне было интересно знать, куда она идет. Я встал и поспешил выйти на улицу. Выйдя, я примерно определил то место, где исчез ее силуэт, и осторожно вошел в лес.
Мое внимание привлекли отблески солнца, как будто кто-то пускал солнечного зайчика, время от времени. Но эти посверкивания были слишком мягкими для игры с зеркальцем. Я пошел в ту сторону и вскоре увидел Елену Ивановну. Она ходила по зарослям малины и собирала ягоды в большую алюминиевую кружку, которую держала в руке. Каждую вторую или третью ягодку она клала в рот, напевая при этом какой-то, известный только ей мотив. Теперь я понял, что мелькало на солнце – ее очки. Иногда она надевала солнцезащитные очки овальной формы. Но чаще я видел их поднятыми вверх, чем на ее глазах. Именно тогда на них отсвечивало солнце. Она использовала их как обруч для волос. Осторожно, раздвигая кусты малины, я пошел вперед. Через несколько шагов я присел потому, что Елена Ивановна была совсем рядом, в нескольких шагах. Она оглянулась по сторонам и, сняв сарафан, легла на покрывало. Затем, чуть приподнявшись, сняла лифчик и, положив его в целофанновый пакет, снова легла, запрокинув голову. Спичечный коробок и все игрушки вылетели из моей головы, едва я увидел эту картину. Я старался даже дышать тише. «Вдруг она услышит мое дыхание?» Так тихо было вокруг. Лишь где-то высоко ветер раскачивал верхушки сосен.
Сидеть на корточках было неудобно, и я попытался вытянуть затекшие ноги, при этом хрустнула ветка. Я замер. Она подняла голову и увидела меня.
– А, это ты? – спросила она, прикрыв грудь рукой. – Я думала, что здесь никого нет. Ведь сейчас тихий час. Почему ты не спишь?
– Не хочется. Я принес вам воды. Вот, – я протянул ей фляжку.
Она взяла ее и, опершись на локоть, стала пить маленькими глотками. Несколько капель пролились и стали стекать по ее груди, сверкая на солнце.
– Спасибо, – она вернула мне фляжку. – Я почти уснула, а ты разбудил меня. Поиграй где-нибудь, только далеко не уходи.
– Я не хочу уходить. Можно я вытру воду?
– Можно, – сказала она тихо и улыбнулась.
Я протянул руку и, еле касаясь пальцами, провел по ее груди.
– Что ты делаешь? – прошептала она и посмотрела на меня с интересом.
– Вытираю воду…
– Продолжай! – она закрыла глаза, замолчала. Ее тело было горячим, а живот мягким.
– Вам приятно?
– Да, – ответила она еле слышно.
Взяла мою руку и стала водить по своему телу. Внутри у меня все сжалось, и перехватило дыхание. Солнце просвечивало сквозь листья малины, а легкий ветерок колыхал их из стороны в сторону.
Елена Ивановна то открывала, то закрывала глаза, не переставая улыбаться. Выражение ее лица стало таким, каким я его еще ни разу не видел. Оно было особенным. Изредка из полузакрытых ресниц она поглядывала на меня и, щурясь, улыбалась все той же странной улыбкой. Она остановила мою руку и крепко сжала ее в своей ладони, так крепко, что у меня заломило пальцы. Затем отпустила, отвернулась и закрыла глаза.
– Вот. Возьмите!
– Что это? – она повернула ко мне голову.
– Листочек. Положите его на нос, так моя мама делала.
Елена Ивановна протянула руку и взяла листочек, нехотя поднесла его к лицу, разглядывая, опять улыбнулась и погладила меня по щеке.
– Ты хороший мальчик, – произнесла она задумчиво, лицо ее при этом стало грустным и серьезным.
Она привлекла меня к себе и поцеловала. Я подумал тогда: «Какие у нее мягкие губы и сколь нежны прикосновения рук и то, как она смотрит на меня, и все это вместе. Разве может оставить равнодушным?»
Когда я вернулся, Коля еще спал, сжимая своего медвежонка.
«Интересно, во сколько ложится Елена Ивановна? Во сколько встает? Что делает, проснувшись? Пихает ноги в тапочки и идет умываться? Может, ей нравится ходить босиком по полу, как это делают некоторые девочки? Анечка, например».
Я лег на кровать и закрылся одеялом с головой. Так легче было думать обо всем. Наверное, Анечку выберут королевой, с ней нельзя ссориться. Каждое лето дети выбирали короля и королеву, их наряжали и торжественно проводили через весь лагерь. «Пригласите королеву!» или «Так сказала королева» то и дело слышалось со всех сторон. Королева приходила, быстро решала все вопросы и конфликты: «Кто отобрал у тебя мячик? Вот ему! Больше не дерись подушкой». А дети повторяли: «Мирись, мирись и больше не дерись!» Потом брались за руки и водили веселый хоровод. Король не пользовался таким уважением и был как довесок. Над ним всегда подшучивали. Он нужен был лишь для того, чтобы составить пару. Кто же тогда будет держать королеву за руку?
Почему бы не выбрать королевой Елену Ивановну? Она тоже красивая. Почему бы и нет! И я представлял, как она сидит на скамейке возле своего корпуса, а девочки расчесывают ей волосы и красят ногти. Теперь ей не нужно это делать самой, ведь она королева!
«Какое у вас платье красивое!» – это они подлизываются и подхалимничают.
Мои мысли прервал шум. Он слышался из соседней палаты. Скорее всего, там кидались подушками, веселый хохот сопровождал удачное попадание. Если никто из взрослых не приходил, тогда кидание перерастало в избиение. Дети соскакивали с постелей и лупили друг друга по-настоящему. Иногда получалось еще пуще: двери палат открывались и дети, держа подушки в руках, нападали на соседние палаты. Шум стоял неимоверный. Девочки били мальчиков, а мальчики девочек. Взрослые приходили, в конце концов, но разве разберешь: «Кто первый начал?» Ведь нельзя же наказывать всех?
Тихий час закончился.
Пришла девочка, та самая, которая хотела стать чьей-то мамой. Ее звали Оля.
– Теперь я твоя мама, – сказала она.
Коля сидел и плакал, его мама не приехала.
– Хочешь?
– Да, хочу, – ответил он, утирая слезы.
Оля присела рядом с ним, вынула платок и стала прикладывать его к Колиным щекам. Он улыбнулся и перестал всхлипывать. Оля тоже улыбнулась и спросила:
– Можно потрогать твоего мишку?
– На, возьми, – он протянул ей игрушку.
– А почему он голый? Ему же холодно! – Оля вынула из кармана цветастую тряпочку и тут же обернула медвежонка со словами:
– Если его мама умерла, значит он страдал и плакал. Его надо жалеть больше всех.
– Медведи не носят одежды, это не пупсы, – заметил я поучительным тоном, наблюдая происходящее.
– А этот будет носить, – сказал Коля и снова улыбнулся, – он необычный медвежонок, особенный.
Он отвел меня в сторону и спросил, тихо оглядываясь на Олю, чтобы та не услышала:
– У тебя остались конфеты?
– Да, есть немного. А что? Зачем тебе?
Он опять оглянулся в сторону Оли. Та, как ни в чем ни бывало, продолжала одевать игрушку. Она положила мишку на скамейку рядом со своей куклой, приговаривая:
– Они будут дружить, как мы! Дружить…
– Чего ты там шепчешь? – Оля оглянулась на нас. – Думаете, я не слышу?
Она подошла ближе и сказала, строго посмотрев на Колю:
– Мне не нужны конфеты, не думайте, что все девочки такие алчные.
– Какие алычные?
– Алчные – значит жадные, – так мама говорит. Я согласна и без конфет. У нас с Колей настоящие чувства, а не купленные за какие-то там сладости.
С этими словами она взяла куклу с медвежонком в одну руку, а Колю в другую.
– Мы пойдем, скоро ужин.
– Вы куда? – спросил я.
– В шалашик, – ответила Оля и, повернув лицо к Коле, сказала, глядя ему в глаза:
– Пойдешь со мной?
– Надолго?
– А как получится, – она одарила его многообещающим взглядом.
– Скоро дождь пойдет, вы промокните! – заметил я, подняв голову.
– А это что? – Оля улыбнулась и показала голубой зонтик, она раскрыла его и со смехом закрутила над головой.
Всем стало весло.
– Вот здорово! Ну, идите, а то дождь действительно пойдет, – сказал я на прощание.
***
Утро. Солнце, поднимаясь выше, задевало лучами верхушки сосен и, наконец, осветило их ярко.
Кто-то стал стаскивать с меня одеяло. Я повернулся, приготовив подушку, чтобы быстро пустить ее в ход. Это была Анечка. Моя рука ослабла.
– Хватит спать! Иди умойся и почисти зубы! Я, было открыл рот, но она перебила меня:
– Теперь я твоя мама и должна присматривать за тобой. Мы договорились! Забыл?
– Нет, я помню, – я встал и нехотя пошел в туалет. «Неужели она каждое утро будет доставать меня?»
– Ты должен меня слушаться! Где рубашку порвал?
– Не помню.
