скачать книгу бесплатно
– Больше не смейте выходить за ограду, – строго добавила она. – К черту ваши пейзажи!
Она повернулась, чтобы уйти и обернулась. Ее лицо выражало недоумение. Катя сказала взволнованно:
– Я еще могу понять подростка-школьника, занимающегося этим. Но… – она презрительно поджала губы. – Вы же взрослый человек, образованный, воспитанный. И так…
Я набрал воздух и, выдохнув, ответил с горечью:
– Вам не понять или вы никогда не чувствовали то, что можно чувствовать при этом.
– Да уж куда мне, – вставила Катя.
– Такое ощущение! – продолжил я с еще большим воодушевлением. – Внутри все закипает, и сердце бьется громче, отчетливее. Смотришь и не можешь оторваться. Понимаешь, что нельзя, что надо уходить. Может, уже поздно. И от этого боишься еще больше. Боишься, что тебя заметят… Страх быть пойманным. Он обжигает! Заставляет дрожать все тело мелкой дрожью. Теперь все это вместе. Такая гамма ощущений! Какие краски! Где еще можно испытать такое? И какими еще словами можно передать все это в полной мере?
Катя внимательно слушала мой монолог.
– Понимаю, – она кивнула головой. – Но тем не менее. Хотя бы незаметно. Не так явно и открыто. Какой вы азартный! Вечерами вашу комнату будут закрывать на ключ. С этого дня.
– Но позвольте! – возразил я. – Есть еще одно и я подозреваю, что вы знаете, о чем я говорю.
– Что такое?
– Я про девушку. Та, которая пропала. Я знаю, она там внизу, и слышал ее стоны, это ее голос…
– Вам послышалось. – Катя недовольно поморщилась.
– Но крики были предсмертные, так кричат, когда умирают! Я знаю!
– Знаю! Что вы можете знать, кроме своих пейзажей? Это вам не краски размешивать. В жизни все намного сложнее, чем вам кажется, – сказала она категоричным тоном.
На ее лице отобразилось страдание. Катя вздохнула и добавила печально:
– Иногда приходится делать ужасные вещи, совершать такие поступки, от которых самой страшно становится… Тяжело… Мне всегда жалко, когда я так поступаю и горько на душе.
– Зачем же вы так делаете? Это нехорошо…
– А что еще остается? – перебила она. – У меня нет другого выхода. Такова моя жизнь, но я всегда играю по правилам.
Голос ее задрожал. Она продолжила, волнуясь:
– А вы… Вы… Что знаете о смерти? Что видели в своей жизни? Цветастую палитру и разрисованных матрешек? Веселую радугу на небосклоне? Яркое солнышко?
Катя смотрела прямо на меня и внезапно глаза ее стали наполняться слезами. Она отвернулась в смущении, достала платок и поднесла к лицу, всхлипывая. Затем слегка успокоившись, повернула ко мне лицо с заплаканными глазами и сказала с выражением:
– Вы видели, когда-нибудь, как у матери отбирают ребенка и бросают в огонь? Когда отец смотрит, как его сын истекает кровью и ничем не может ему помочь… Вы видели такое? Его лицо обращенное к небесам? Как он страдает! Видели? А корабль полный людей? – она подошла вплотную и заговорила с еще большим чувством и выражением. – Он вдруг разламывается пополам! – Катя взмахнула руками и опустила их вниз. – Затем медленно погружается в морскую бездну, оглашая все вокруг безумными воплями!
После этих слов она отступила назад, и произнесла намного тише и спокойнее:
– А утром встает солнце и на неподвижной глади воды плавают обломки и десятки еще живых людей стонут и просят о помощи. Вы когда-нибудь такое видели? – прошептала она.
– Нет. Что вы! – воскликнул я.
Катя тут же повысила голос:
– А я видела и знаю, что такое смерть и как она выглядит. И не вам меня совестить!
– Хорошо. Хорошо. Не волнуйтесь так, пожалуйста.
Я попытался ее успокоить, нежно обнял за плечи и предложил:
– Пойдемте спать. Уже поздно.
– Да… Да, конечно, поздно. Поздно что-то менять, – устало промолвила она. – Простите меня Бога ради. Я устала и хочу спать. Я так люблю тишину.
Мы зашагали, обнявшись. Потом я поднял ее на руки и понес, как ребенка. Она закрыла глаза и склонила голову на мое плечо. Так я донес ее до комнаты, бережно опустил на кровать и позвонил горничной. Та пришла тотчас, неся ночную рубашку.
– Это ее любимая, самая мягкая! – прошептала горничная и заперла за мной дверь спальни.
Долго проспать Кате не удалось. Разбудил стук, навязчивый и монотонный.
– Когда же это прекратится? Ужас какой! – Катя несколько раз перевернулась, затем сбросила одеяло и встала со словами:
– Я так хотела проснуться утром. Какое это счастье – спокойно спать до самого утра!
Она вышла из комнаты, прошла по коридору и поднялась по лестнице, ведущей в башню.
– Что вы здесь делаете в 11 часов вечера? – спросила она у рабочего, стоявшего возле оконного проема.
– Работаю, – ответил он на ломанном русском.
– Но ведь уже поздно. Спать не хотите?
– Нэт!
Катя подошла к нему, спрашивая:
– Устал, наверное? Посмотри вот туда, – рукой она показала на двор.
Он повернул голову, улыбаясь.
– Нет вон там, ниже. Что видишь?
Он нагнулся, высунувшись из проема, пытаясь разглядеть то, что она показывала.
– Да, да, только правее и еще ниже. – Обеими руками Катя быстро схватила его за ноги и резко подняла вверх. Он задержался, цепляясь за стену, и соскользнул вниз.
А-а-а! – послышалось.
– Не хочешь спать, зато я хочу, – сказала Катя.
К месту падения собралась прислуга, даже повар пришел, потирая живот и жуя на ходу.
Подошел Сергей Иванович. Катя спустилась и встала рядом.
Сергей Иваныч разглядывал тело и смотрел то на Катю, то наверх. Затем сунул руки в карманы и сделал полукруг, обойдя место на котором лежал упавший рабочий.
– Близко не подходите! – одернул он слишком любопытных и, уже обращаясь к Кате, сказал:
– Его голова… Смотрите.
– Что голова?
– Она раскололась. Зайдите правее, отсюда видно.
– Еще бы, – прошептала Катя, сделав несколько шагов. – Да, действительно. Бедный мальчик. Упасть с такой высоты на камни!
Прибежал запыхавшийся прораб. Он сел на землю, обхватив голову руками.
– Как же?.. Как же? – повторял он словно заведенный.
– Надо вызвать скорую, – сказал Сергей Иваныч и удалился.
Катя подошла к прорабу и, поправляя прическу, спросила:
– А сколько ему лет?
Тот убрал руки с лица и ответил:
– 23 года. Это был мой лучший рабочий. Такого никогда не было, – он повернул к ней лицо. – Один ушел в лес и не вернулся… Этот сорвался… Надо уходить отсюда.
– Сегодня один, завтра другой, – равнодушно произнесла Катя, зевнула, прикрывая рот рукой, и не торопясь пошла к дому.
Прораб поднялся и закричал ей вслед:
– Что я скажу его родителям?!
– Какая разница? – она махнула рукой.
***
После того, как она закрыла меня в моей комнате, единственной моей радостью остается пейзаж из окна. Я наблюдаю его постоянно в разную погоду. Удивительно! Какие краски мне удавалось разглядеть. Таких я раньше не замечал. Озеро из окна тоже видно, почти всё. Оно окружено зарослями камыша, который шелестит под порывами ветра и его шелест слышен даже отсюда. Это успокаивает и навевает размышления. Я рисовал его несколько раз карандашом и акварелью. После того как я это сделал, оно перестало интересовать меня, лишь один раз, когда лиловые тучи закрыли небо, вода изменила цвет и этот оттенок показался мне интересным.
Я наблюдаю за Катей каждый день, когда она идет купаться. Она снимает халат, проходя мимо моих окон, и остается в купальнике. Или же одевает его на голое тело. Грудь полураскрыта и ноги… Я положительно влюбился в нее. А может, скорее всего, она влюбила меня в себя? Впрочем, уже не важно.
Мои дни проходили спокойно и безмятежно. Не раз я вставал с постели, подходил к окну, брал альбом и пытался что-то нарисовать. Но ничего не получалось. Тогда я ложился на кровать и закрывал глаза. «Почему у нее такая мягкая грудь?»; думал я, накрывшись одеялом. «Или мне показалось».
Но на ощупь не может показаться. Значит так и есть. Я трогал раньше у других женщин, но это было не то. Ощущение совсем иное. Эта мысль плотно засела в моей голове и не давала покоя. Я успокаивал себя: «Мне показалось». Но на самом деле не могу же я спросить ее об этом. Неудобно. Что она подумает? Как посмотрит своими пронзительными глазами?
В один из последующих дней, проснувшись рано утром, я решил повторить свое приключение. Взял сумку с альбомом, карандаши и вниз из окна. По уже знакомому пути прошел по карнизу и спустился по водосточной трубе, но дальше за воротами. Наверное, меня будут искать. Да и неловко, как-то после того вечера оставаться. Напоследок мне захотелось нарисовать море, придя домой, уже красками. Я запомнил почти все цвета, помнил оттенки. Я прошел парк и удалился в лес.
В этот же день вечером Катя, кутаясь на ходу в халат, пошла по коридору. Она дошла до моей комнаты и, открыв дверь, остановилась. Комната была пуста. Несколько секунд она стояла в нерешительности, осматриваясь. Затем сделала несколько шагов и резко развернувшись, поспешила на выход. По лестнице она спустилась во двор и зашагала по нему своей плавной походкой.
Пройдя несколько шагов, оглядываясь, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, остановилась у самой стены, за которой располагался сад и внимательно еще раз осмотрелась.
– Художник… Ты где? – позвала она тихо. Заметив что-то улыбнулась и осторожно пошла вдоль стены.
– Иди к мамочке! – запела она сладким голосом. – Пора ужинать… Где ты спрятался? Не шали. Все равно я найду тебя!
Взяв в руки палку, стоявшую возле стены, она пошла дальше, приговаривая нараспев:
– Соединись со мной. Я тебя жду-у… Постель такая мягкая. Разве не хочешь?.. Она внезапно остановилась и ударила палкой по большой глиняной вазе в которой росли цветы… Ваза разлетелась на куски.
– Впереди у нас жизнь полная удовольствий! Что ты задумал? Ну-ка признавайся!
Пихая ногами обломки, Катя пошла дальше, дошла до большого дерева и, задрав голову, закричала:
– Я просто хочу тебя поцеловать. Вот и все. Разве нельзя? – она закружилась на месте и, глядя вверх, продолжала:
– Ты оставил рубашку в комнате. Когда ты раздевался, что ты чувствовал? Именно в тот момент, когда обнажаешь отдельные части тела в ванной. Теплые струи. – Тут она остановилась, видимо у нее закружилась голова. Катя несколько раз вздохнула, замотав головой. – Вода еще не успела согреть твою кожу. Ты ощущаешь холод, который касается тебя, твоего тела. Это ощущение… Когда ждешь теплых прикосновений водяных струй. А может не воды, а рук, жаждущих ласкать? Тебе этого хочется? Я знаю, ты опять что-то придумал. Я это чувствую. У меня есть мороженое, оно там, в столовой, в холодильнике. – Она топнула ногой. – Хватит прятаться! Давай поговорим… Покурим, посидим вместе. Расскажи, что тебя волнует. Что не так? Злишься, небось, что я запретила тебе гулять по округе? Но ты сам виноват.
Катя оглянулась в последний раз и, решив, что меня здесь нет, вздохнула и медленно пошла обратно, говоря на ходу с сожалением в голосе:
– Там, в моей комнате, я приласкала бы тебя. Положишь голову ко мне на колени и обо всем забудешь. А хочешь на грудь? Она такая мягкая… Ты сам говорил… Тебе нравятся мои руки. Они могут быть нежными. Очень нежными. – Она отбросила палку и поднялась по ступенькам центрального входа.
Утро.
Сергей Иваныч с виноватым видом постучал в дверь комнаты Екатерины Ивановны.
– Какого черта?.. В такую рань… Ладно, войдите.
Он открыл дверь, нерешительно остановился и сказал:
– Извините, мадам, видимо, он убежал…
Катя повернула заспанное лицо и, несколько раз проведя по нему ладонями, спросила удивленно:
– Кто убежал? Откуда? – она подняла голову, не понимая, что происходит.
– Ваш художник сбежал, – ответил Сергей Иваныч. – Вы сами распорядились докладывать вам в первую очередь, в любое время, обо всех обстоятельствах, с ним связанных.
– Найдите его! – она мгновенно вскочила с кровати с открытой грудью, в розовой пижаме, с раскрасневшимся лицом. – И приведите ко мне! За что я вам деньги плачу?! – она всплеснула руками, сунула ноги в тапочки и, поправляя волосы, упавшие на лоб, выдавила, раздраженно поджав губы:
– Идиоты! На что вы способны? Пить пиво, поставив ноги на скамейку и болтать о всякой чепухе!.. Я уволю вас к чертовой матери!
Катя встала и, направляясь в ванную, бросила на ходу:
– Доложите подробнее, чуть позже, когда я приведу себя в порядок.
Сергей Иваныч вышел, с ужасом поглядывая на графин, стоявший на столе.
