Шумит, не умолкая, память-дождь…

«Становлюсь постепенно поэтом…»

Становлюсь постепенно поэтом.Двадцать лет привыкаю к тому,Чтоб не зеркалом быть и не эхом,И не тетеревом на току.Двадцать лет от беспамятства злогоЯ лечусь и упрямо учуТри единственно внятные слова:Понимаю, люблю и хочу.

Декабрь 1962

«Вновь стою перед лицом событий…»

(1963–1970)

Перед снегом

И начинает уставать вода.И это означает близость снега.Вода устала быть ручьями, быть дождем,По корню подниматься, падать с неба.Вода устала петь, устала течь,Сиять, струиться и переливаться.Ей хочется утратить речь, залечьИ там, где залегла, там оставаться.Под низким небом, тяжелей свинца,Усталая вода сияет тускло.Она устала быть самой собой.Но предстоит еще утратить чувства,Но предстоит еще заледенетьИ уж не петь, а, как броня, звенеть.Ну, а покуда в мире тишина.Торчат кустов безлиственные прутья.Распутица кончается. РаспутьяПодмерзли. Но земля еще черна.Вот-вот повалит первый снег.

10 сентября 1964

«Вода моя! Где тайники твои…»

Вода моя! Где тайники твои,Где ледники, где глубина подвала?Струи ручья всю ночь, как соловьи,Рокочут в темной чаще краснотала.Ах, утоли меня, вода ручья,Кинь в губы мне семь звезд, семь терпких ягод,Кинь, в краснотале черном рокоча,Семь звезд, что предо мной созвездьем лягут.Я притаюсь, притихну, как стрелок,Боящийся спугнуть семью оленей.Ручей лизнет мне руку, как телок,И притулится у моих коленей.

1965

Память

Е<вгении> Л<аскиной>

Я зарастаю памятью,Как лесом зарастает пустошь.И птицы-память по утрам поют,И ветер-память по ночам гудит,Деревья-память целый день лепечут.И там, в пернатой памяти моей,Все сказки начинаются с «однажды».И в этом однократность бытияИ однократность утоленья жажды.Но в памяти такая скрыта мощь,Что возвращает образы и множит…Шумит, не умолкая, память-дождь,И память-снег летит и пасть не может.

1964

Фейерверк

Музыкантам, музыкантамБыло весело играть.И под небом предзакатнымТрубам весело сиять.Но окрестности темнели,Угасал латунный сверк.И, когда сомкнулись ели,Вдруг ударил фейерверк.С треском, выстрелом и шипомОн распался на сто звезд.Парни в танце с диким шикомМяли девушек, как воск.И опять взлетел над паркомФейерверк и прянул вниз.И тогда с тревожным каркомГалки стаями взвились.И рассыпалися чернымФейерверком, прянув вверх.Но хвостом разгоряченнымВновь распался фейерверк.Светла начали крутиться,Поднимаясь к небесам.И тогда другие птицыЗаметались по кустам.Ослепленные пичугиУстремлялись от огней,Трепыхаясь словно чубыПерепуганных коней.И тогда взлетел Огромный,Словно лопнуло стекло.И сияющей коронойВсплыло нежное Светло.Как шатер оно снижалось,Озаряя небеса.С тенью тень перемежалась,Словно спицы колеса.И последняя шутихаГде-то канула на дно.И тогда настало Тихо,И надвинулось Темно.Мы стояли, рот разинув,И глядели долго вверх.И как битву исполиновВспоминали фейерверк.

14 мая 1968

Красота

Она как скрипка на моем плече.И я ее, подобно скрипачу,К себе рукою прижимаю.И волосы струятся по плечу,Как музыка немая.Она как скрипка на моем плече.Что знает скрипка о высоком пенье?Что я о ней? Что пламя о свече?И сам Господь – что знает о творенье?Ведь высший дар себя не узнает.А красота превыше дарований —Она себя являет без старанийИ одарять собой не устает.Она как скрипка на моем плече.И очень сложен смысл ее гармоний.Но внятен всем. И каждого томит.И для нее никто не посторонний.И, отрешась от распрей и забот,Мы слушаем в минуту просветленьяТо долгое и медленное пеньеИ узнаем в нем высшее значенье,Которое себя не узнает.

«Расставанье, век спустя…»

Расставанье,Век спустя после прощанья,Ты звучишь во мне, как длинное стенанье,Как стенанье ветра за стеной.Расставанье,Мне уже не нужное,Стонешь ты, как женщина недужная,Где-то за туманной пеленой.Пробуждаюсь.Вместе с пробужденьемОборвался звук. Но странным пеньемЯ разбужен был. Так где оно?Я однажды в детстве слышал это:Женский вопль далеко до рассвета,Замиравший медленно вдали.Мне казалось – это похищеньеЖенщины. Куда ее влекли?Так со мной бывает спозаранок,Когда что-то нарушает сон.Слышу похищенье сабинянок —Длинный, удаляющийся стон.

1966

«И всех, кого любил…»

И всех, кого любил,Я разлюбить уже не в силах!А легкая любовьВдруг тяжелеетИ опускается на дно.И там, на дне души, загустевает,Как в погребе зарытое вино.Не смей, не смей из глуби доставатьВсе то, что там скопилось и окрепло!Пускай хранится глухо, немо, слепо,Пускай! А если вырвется из склепа,Я предпочел бы не существовать,Не быть…

1965

Названья зим

У зим бывают имена.Одна из них звалась Наталья.И было в ней мерцанье, тайна,И холод, и голубизна.Еленою звалась зима,И Марфою, и Катериной.И я порою зимней, длиннойВлюблялся и сходил с ума.И были дни, и падал снег,Как теплый пух зимы туманной…А эту зиму звали Анной,Она была прекрасней всех.

15 января 1965

«Получил письмо издалека…»

Получил письмо издалека,Гордое, безумное и женское.Но пока оно свершало шествие,Между нами пролегли века.Выросли деревья, смолкли речи,Отгремели времена.Но опять прошу я издалече:Анна! Защити меня!Реки утекли, умчались птицы,Заросли дороги. Свет погас.Но тебе порой мой голос снится:Анна! Защити обоих нас!

31 января – 2 февраля 1966

Рябина

Так бы длинно думать,Как гуси летят.Так бы длинно верить,Как листья шелестят.Так бы длинно любить,Как реки текут…Руки так заломить,Как рябиновый куст.

Январь 1966

«Была туманная луна…»

Была туманная луна,И были нежные березы…О март-апрель, какие слезы!Во сне какие имена!Туман весны, туман страстей,Рассудка тайные угрозы…О март-апрель, какие слезы —Спросонья, словно у детей!..Как корочку, хрустящий следЖуют рассветные морозы…О март-апрель, какие слезы —Причины и названья нет!Вдали, за гранью голубой,Гудят в тумане тепловозы…О март-апрель, какие слезы!О чем ты плачешь? Бог с тобой!

5 апреля 1966

Апрельский лес

Давайте каждый день приумножать богатствоАпрельской тишины в безлиственном лесу.Не надо торопить. Не надо домогаться,Чтоб отроческий лес скорей отер слезу.Ведь нынче та пора, редчайший час сезона,Когда и время – вспять и будет молодеть,Когда всего шальней растрепанная кронаИ шапку не торопится надеть.О этот странный час обратного движеньяИз старости!.. Куда?.. Куда – не все ль равно!Как будто корешок волшебного женьшеняПодмешан был вчера в холодное вино.Апрельский лес спешит из отрочества в детство.И воды вспять текут по талому ручью.И птицы вспять летят… Мы из того же теста —К начальному, назад, спешим небытию…

13 апреля 1968

«Стройность чувств. Их свободные речи…»

Стройность чувств. Их свободные речи.И в мазут Патриарших прудовОпрокинут мерцающий глетчер,Звездный брус городских холодов.В эту ночь окончанья сезона,Когда лебеди странно вопят,До сухого и нежного звонаДоведен городской листопад.И почти одинаково яркиФонари, что в аллее горят,И высокие тополи в парке,Сохранившие желтый наряд.На пустынной аллее садовойМне сулит этот лиственный звонПриближение музыки новойИ конец переходных времен.Пруд лоснится, как черное масло,И как легкое пахнет вино.И бессонница наша прекрасна —Так все молодо, так ледяно!..

1963?

«Дай выстрадать стихотворенье…»

Дай выстрадать стихотворенье!Дай вышагать его! Потом,Как потрясенное растенье,Я буду шелестеть листом.Я только завтра буду мастер,И только завтра я пойму,Какое привалило счастьеГлупцу, шуту, бог весть кому, —Большую повесть поколеньяШептать, нащупывая звук,Шептать, дрожа от изумленьяИ слезы слизывая с губ.

22 июля 1967

В деревне

В деревне благодарен домуИ благодарен кровле, благодарен печке,Особенно когда деревья гнутся долуИ ветер гасит звезды, словно свечки.Сверчку в деревне благодарен,И фитилю, и керосину.Особенно когда пурга ударитВо всю медвежью голосину.Соседу благодарен и соседке,Сторожевой собаке.Особенно когда луна сквозь веткиГлядит во мраке.И благодарен верному умуИ доброму письму в деревне…Любви благодаренье и всему,Всему – благодаренье!

Не позднее 1964

«Весь лес листвою переполнен…»

Весь лес листвою переполнен,Он весь кричит: тону! тону!И мы уже почти не помним,Каким он был семь дней тому.Как забывается дурное!А память о счастливом дне,Как излученье роковое,Накапливается во мне.Накапливается, как стронцийВ крови. И жжет меня дотла —Лицо, улыбка, листья, солнце.О горе! Я не помню зла!

1964–1965

Голоса

Здесь дерево качается: – Прощай! —Там дом зовет: – Остановись, прохожий! —Дорога простирается: – ПластайМеня и по дубленой кожеМоей шагай, топчи меня пятой,Не верь домам, зовущим поселиться.Верь дереву и мне. —А дом: – Постой! —Дом желтой дверью свищет, как синица.А дерево опять: – Ступай, ступай,Не оборачивайся. —А дорога:– Топчи пятой, подошвою строгай.Я пыльная, но я веду до Бога! —Где пыль, там Бог.Где Бог, там дух и прах.А я живу не духом, а соблазном.А я живу, качаясь в двух мирах,В борении моем однообразном.А дерево опять: – Ну, уходи,Не медли, как любовник надоевший! —Опять дорога мне: – Не тяготи!Ступай отсюда, конный или пеший. —А дом – оконной плачет он слезой.А дерево опять ко мне с поклоном.Стою, обвит страстями, как лозой,Перед дорогой, деревом и домом.

1964

«Вдруг обоймут большие шумы леса…»

Вдруг обоймут большие шумы лесаИ упадет к ногам кусок коры.И февраля неистовая мессаНа полнедели разведет хоры.Такой зимы давно не выдавалось,Подобной стужи не было давно,Так широко и шумно не вздувалосьДеревьев грубошерстное рядно.Давно и я не жил, забившись в угол,Темно, как волопас или овчар.И лишь в смешенье выдохов и гуловКакое-то движенье различал.Порой срывало провода с фаянса,И нам светили печка и свеча.Мой пес пространства дымного боялсяИ в конуре ворочался рыча.А лес, как бесконечный скорый поезд,Летел, не удаляясь в темноту.Я, наконец, со скоростью освоясь,В него вбегал, как в поезд на ходу.И мы летели в страшном напряженье,Почти непостижимые уму.Но только гулом было то движеньеИ устремленьем дерева во тьму.

Апрель 1969

Выезд

Помню – папа еще молодой.Помню выезд, какие-то сборы.И извозчик – лихой, завитой.Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.А в Москве – допотопный трамвай,Где прицепом старинная конка.А над Екатерининским – грай.Все впечаталось в память ребенка.Помню – мама еще молода,