скачать книгу бесплатно
Капитан Радимова к этому скрежету, похоже, привыкла. А я от скрипа своего ротного несгораемого шкафа уже успел отвыкнуть. Но сделал вид, что уши мне скрипом не разрывает, все стоически вытерпел и дождался, когда она вытащит из стоящих на полке толстенных папок новый, относительно тонкий скоросшиватель и положит передо мной на стол.
– Следствие мы ведем параллельно с ФСБ. У них упор делается на противодействие вербовщикам ИГИЛ, а нам досталась уголовная составляющая. Если здесь ИГИЛ присутствует, то дело автоматически перейдет к следственному отделу управления ФСБ, и меня от расследования отстранят. Пока же приходится и мне этим заниматься.
– А что говорят улики? – поинтересовался я.
– Практически ничего… Я уже сказала, что свидетель видел четырех человек, которые пришли к потерпевшему в гости. Военные или нет, неизвестно. В сумерках невозможно было разобрать, есть ли на них погоны. Да и свидетель, который видел этих четверых из своего окна, особо к ним не присматривался. Он смотрел на дорогу, ожидал, когда к нему приедет брат. Тем не менее факт – четыре человека посещали убитого в день его смерти. Хотя небольшой процент ошибки показаний, вероятности того, что они приходили не к Сарафутдинову, и вообще у подъезда их встретил не он, существует.
Мы можем предположить бытовую ссору. Если, конечно, эти люди причастны к смерти Сарафутдинова. Тем более на кухне найдены четыре пустые бутылки из-под водки. Выпили они, судя по всему, крепко. Четыре бутылки на пятерых – с этого можно поссориться. Чаще всего бытовые ссоры происходят после употребления спиртного. Это не я утверждаю, это статистика говорит. Восемьдесят процентов случаев бытовых ссор с убийством или просто с дракой – после совместного пьянства.
Кто эти люди, неизвестно. Только подполковник Скоморохов сказал, что к Сарафутдинову должны были прийти бывшие сослуживцы. Но само понятие «бывшие сослуживцы» тоже растяжимое. Это можно понимать так, что они остались служить, а он уволился. А можно понимать и так, что они еще раньше уволились и только по привычке носят камуфлированные костюмы и общаются друг с другом. Да кто такие костюмы сейчас не носит! Вот вас, например, я в другой одежде и не видела.
Но есть в показаниях свидетеля одна интересная деталь. Он заметил, что один из четверых был очень маленького роста. Помните заключение патологоанатома? Следы от ударов, нанесенных человеком маленького роста. Вот потому мы и рассматриваем версию бытовой ссоры с последующим убийством. Следовательно, это дело моего ведомства.
Кроме того, есть еще один факт, который, правда, идет вразрез с версией бытовой ссоры. После бытовой ссоры, как правило, не происходит ограбление. Убийцы просто пытаются побыстрее исчезнуть с места преступления. А в квартире Сарафутдинова все было перерыто. Там что-то искали. При осмотре не нашли ни денег, ни каких-либо других ценностей. Не найдены также личные документы и документы на машину. А, судя по машине, убитый был человеком состоятельным.
– Какая у него машина?
– «Ленд Крузер 200» белого цвета.
– Солидно. А где находится машина?
– Неизвестно. Бывшая жена Сарафутдинова говорит, что он от нее машину прячет, поскольку женщина претендует на разделение имущества. Там такая история… Обычно суд делит только совместно нажитое имущество. До свадьбы у Сарафутдинова была другая машина – «Ленд Крузер 100». Ее он как-то хитро поменял в салоне на новую. С доплатой, естественно. Какая-то там в автосалоне специальная система обмена существует. Но поменял, уже будучи женатым. Он считает, считал то есть, что в этом случае он остался владельцем, бывшая жена, напротив, считает, что они совместно нажили новую машину. Хотя она все годы их совместной жизни нигде не работала. Жили только на заработок мужа. Сам Сарафутдинов имеет на своем счету пять полугодовых командировок на Северный Кавказ. Дважды был ранен и имеет одну контузию. Есть правительственные награды. Они, кстати, тоже исчезли из дома вместе с наградными документами. А награды сейчас по цене золота. Для нас это лишний шанс. Мы уже с подобными вариантами сталкивались и знаем не только в своей области, но и в соседних практически всех коллекционеров, к которым могут попасть награды. Коллекционеры предупреждены. Это след…
– Может быть, и след. А если ограбление было совершено только с целью «замести следы» и направить следствие по ложному пути? – задал я естественный вопрос, который на протяжении всего разговора не давал мне покоя. – Выпили с сослуживцами, поссорились. Равиля Эмильевича убили. После этого опытные спецназовцы внутренних войск, чтобы сбить с толку капитана Саню и капитана частного сыска, инсценировали ограбление. Дабы следствие искало грабителей, а не товарищей по службе. А украденные вещи просто выбросят, чтобы не засыпаться на пустяке.
– Это еще один вариант. Мы его тоже просчитывали. Но все же надеемся на человеческую жадность. Просто так золотое кольцо никто не выбросит. А у него из шкафа украли – золотое обручальное кольцо. После развода у жены осталось ее кольцо, у Сарафутдинова – его. Но он его не надевал. Носил только небольшое серебряное колечко на мизинце левой руки. Это было у Равиля Эмильевича чем-то вроде талисмана. На удачу. Библейская надпись на кольце: «Все пройдет» – снаружи. Изнутри: «Пройдет и это». Все, как у царя Соломона. Так вот, даже серебряное кольцо с мизинца убийцы сняли.
Регистрация машины в ГИБДД была произведена год назад. Нам уже прислали все данные на машину. Вплоть до номеров кузова, двигателя и шасси. Я уже сказала про поиск наград и документов к ним. С помощью бывшей жены составили перечень ценных вещей, которые пропали из квартиры. Скупщики краденого у нас на учете. Они всегда рады сдать друг друга. Здоровая, так сказать, конкуренция воровского мира. Чем больше украдут, тем легче искать. Что-то где-то обязательно выплывает. Это аксиома.
– Да. На человеческую жадность положиться можно. Знать бы только точно, что убийство совершено жадными людьми. Жадность, бывает, не знает предела. Мне рассказывали про одного старшего прапорщика, который объявил себя во всеуслышание гермафродитом, только чтобы получать подарки на Восьмое марта. Увидел как-то, что в батальоне женщинам-связистам на женский праздник хорошие подарки дарят. И позавидовал. Целый год, наверное, думал. А через год, накануне Восьмого марта, сделал во всеуслышание заявление. Здесь я могу с вами согласиться. Такой шанс упускать нельзя. Обычно с мужского мизинца снять кольцо бывает трудно. Если сняли, да еще не золотое, а серебряное, это может говорить о жадности.
– Да. Мы на это надеемся. И еще один вариант рассматривает следственное управление ФСБ. Убийство – месть ИГИЛ тому, кто сбежал от них. Но здесь пока нет вообще никаких фактов. Одновременно ФСБ ищет, каким образом ИГИЛ вообще вышло на Сарафутдинова и как смогли его завербовать. Пытаются выяснить саму систему вербовки, чтобы не допустить повторения. Сначала грешили на Интернет, но просмотрели все контакты Сарафутдинова и ничего не нашли. Теперь прорабатывают другие варианты. В этом случае уголовный розыск спокойно работает параллельно с ФСБ, помогаем друг другу, делимся собранными материалами. Мы ищем грабителей и убийц, они – исламистов. Пообещали почти клятвенно друг другу палки в колеса не ставить и держать друг друга в курсе всех событий.
– А моя роль? – спросил я, понимая, что рассказанное капитаном Саней относится только к сфере деятельности уголовного розыска. И моя дилетантская, по сути дела, помощь здесь вообще не требуется. Тем не менее Радимова зачем-то меня пригласила. Не просто же так!
– Вы, как-никак, бывший спецназовец. Вам проще общаться с бойцами спецподразделений внутренних войск. Я хотела попросить вас найти тех людей, что посещали в вечер убийства майора в отставке Сарафутдинова. Если это были люди оттуда.
– Хорошенькое поручение, – хмыкнул я. – Хотя, вероятно, вполне выполнимое. Если наш генеральный директор не будет возражать.
– Думаю, не будет. Относительно оплаты услуг детективно-правового агентства я уже разговаривала и с Новиковым, и с начальником уголовного розыска подполковником Котовым, который, в свою очередь, написал рапорт на имя начальника городского управления.
– Он подполковника получил? Поздравьте его от меня.
С недавним майором Котовым, когда он еще не был начальником уголовного розыска города, я познакомился в тот же день, что и с капитаном Саней. Тогда ее пытались убить наемные убийцы, подосланные ее коллегой капитаном Взбучкиным. Хотя сама Радимова считала, что Взбучкин ее защищает…
– Позавчера приказ пришел. Кстати, он на полковничьей должности сидит. Хорошо себя покажет, может досрочно полковника получить. И заинтересован в повышении показателей раскрываемости. Значит, готов оплатить услуги вашего агентства. Раскрываемость-то повысится не у вас, а у горотдела.
– А как вы себе представляете мою миссию в этом деле? Я должен прийти в отряд спецназа МВД и узнать у офицеров, нет ли среди них убийц отставного майора Сарафутдинова?
– Я не могу знать, какие меры для выяснения вы выберете. Это уже на усмотрение военной разведки. Вы же порой можете себе позволить то, что не можем себе позволить мы.
– А вы, товарищ капитан, хитрая женщина. Вы знаете, чем подкупить отставного военного разведчика.
– Я не только капитан уголовного розыска, но и женщина. А женская хитрость всегда направлена на то, чтобы управлять мужчинами по женскому усмотрению.
– Согласен. Военная разведка найдет способ. А ФСБ что от меня надо? – Я неожиданно вспомнил, что капитан Саня дала мой телефон полковнику Свекольникову.
– Вы думаете, они ставят меня в известность о своих планах? – вопросом на вопрос ответила Радимова.
– Хорошо. Налейте мне еще чашку чая и выделите три печенья. Ваш дебют в качестве кондитера меня покорил. Одобряю. Главное, не слишком сладко. Не люблю сладкое печенье. Как и сладкие духи у женщин. Вы, кстати, какими духами пользуетесь?
– Понятия не имею. Точнее – не выговорю. Но – с горьким травяным запахом. Я такие в магазине просила, мне подобрали. Люблю, знаете ли, запах полыни…
– И это одобряю. Как ни странно, я тоже люблю запах полыни. Короче говоря, во всем одобряю вашу деятельность. А теперь, если позволите, я под чай пролистаю уголовное дело. Вдруг что-то замечу свежим незамыленным взглядом.
– Для того я его вам и предоставила. Читайте, я пока сводку за сутки посмотрю.
Я принялся читать, как полагается, с последней страницы, которая в действительности являлась первой. Так уж все документы подшиваются. Документом под номером один числился протокол осмотра места происшествия с прилагаемыми цветными фотографиями.
Я уже заканчивал читать протокол, когда звонок на мобильный оторвал меня от дела, требующего пристального внимания. Я посмотрел на определитель. Номер был знакомый, но не из списка внесенных в трубку. Я легко вспомнил, как недавно в Москве, вернее, в Истре, сообщал этот номер командующему войсками спецназа ГРУ с просьбой провести по нему биллинг. Номер принадлежал следователю следственного управления ФСБ России полковнику Свекольникову.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – сразу сказал я.
– Откуда вы знаете, кто звонит? – чуть брезгливо и властно спросил Свекольников.
– Я, Павел Феоктистович, запомнил ваш номер, когда вы при мне положили свою визитную карточку на стол в кабинете уголовного розыска Истринского района.
– Вы видели это? Ах, так это вы были там третьим, с капитаном и со старшим лейтенантом МЧС? Я как-то тогда не обратил на вас внимания. Принял за одного из сотрудников райотдела, – тон разговора полковника не изменился. И мне откровенно не нравился его голос. Свекольников пытался со мной разговаривать, как большой и очень плохой начальник разговаривает с ничтожным и полностью от него зависящим подчиненным.
– А вот я на вас обратил самое пристальное внимание. И даже попросил снять ваши отпечатки пальцев с пустой бутылки из-под коньяка и со стакана и сравнить их с отпечатками пальцев на фонарике, который уронил убийца Елены Анатольевны Нифонтовой. А потом позвонил рыжему участковому коту Василию с предложением задержать вас по подозрению в убийстве.
Я откровенно давил на Свекольникова, поскольку мне не нравилось, когда давят на меня. Мне это в принципе не нравилось. Я не был его подчиненным. И вполне мог себе позволить намекнуть полковнику ФСБ, что считаю его убийцей старушки, несмотря на то что его оправдали. И даже подтвердить, что это именно я постарался, чтобы ему предъявили хотя бы косвенное обвинение.
– Я понял. И с любопытством посмотрел бы на вас. Более внимательно, чем в прошлый раз.
– Я не работаю в зоопарке, чтобы на меня смотреть. Вы по делу звоните? Или просто желаете пообщаться. А то я сильно занят.
Это была уже откровенная грубость. И даже с долей пренебрежения к высокому положению Свекольникова. Капитан Саня с любопытством прислушивалась к моим словам. Ей просто по долгу службы невозможно было на таких тонах общаться со следователем ФСБ. В какой-то степени он был ее коллегой. Да и звание обязывало ее соблюдать субординацию. Но, насколько я видел по ее глазам, капитан Радимова была довольна, что я слегка осаживаю московского следователя, который и с ней, я полагаю, говорил тем же брезгливым тоном, каким пытался говорить со мной. И все-таки я вынудил полковника Свекольникова сменить тон на более сдержанный и деловой.
– Конечно, по делу. Но это не телефонный разговор. Сможете сейчас приехать в областное управление ФСБ? Я прикажу выписать вам пропуск.
– Сейчас, все дела брошу и поеду делать вам свистульку… – ответил я словами из старого анекдота[1 - Анекдот:Большой боров лежит в луже грязи, переваливается с боку на бок, хрюкает. Подходит к нему розовый поросенок:– Папа, сделай мне свистульку.Боров поднимается, отряхивается и смотрит на сына с презрением:– Сейчас, все дела брошу и пойду делать тебе свистульку…]. – Нет. Не смогу. Это категорично, и можете даже не пытаться уговорить меня. Я сейчас действительно сильно занят, кроме того, мне не внушают доверия стены вашего заведения. Как и отдельные его сотрудники, – мой намек был исключительно адресный. – Если у вас есть желание и необходимость пообщаться со мной, приезжайте в течение часа в городской уголовный розыск. Я нахожусь в кабинете капитана Радимовой. Через час я отправлюсь к себе в детективно-правовое агентство. Если хотите, приезжайте туда. Охранник у дверей покажет вам мой кабинет.
– Хорошо. Мы сейчас подъедем в уголовный розыск… – полковник Свекольников говорил уже почти смиренно, так мог говорить провинившийся инок в келье строгого отца-игумена. – Никуда не уезжайте.
– Поторопитесь. Я ждать не буду. У вас есть только час…
Глава вторая
Я убрал трубку в карман. При этом нахмурился, показывая свое раздражение звонком.
– Не очень вы с ним ласковы, – признала капитан Саня.
– У меня нет причин быть с ним даже вежливым, – достаточно категорично заявил я. – Если я человека не уважаю, я не уважаю его во всем, вместе со званием и должностью, которую он занимает. И я имею причины не уважать этого человека, что ему тоже известно.
Капитан пожала плечами и вернулась к изучению сводки.
– А это что такое? Почему я узнаю об этом последней? – возмутилась Радимова. – И вы тоже все молчком да молчком…
– Это вы о чем? – недовольно спросил я, отрываясь от чтения уголовного дела. – Можно я все же дочитаю?
– Успеете. Вы же сказали Свекольникову, что еще час будете у меня в кабинете. Для чтения материалов дела достаточно половины этого времени. Так что с вами вчера вечером случилось? Рассказывайте…
– Пришли какие-то хмыри, обозвали меня падлой, которая мусульман на Кавказе убивала, а потом без дальнейших разъяснений пожелали сами меня убить. Мне это не понравилось, пришлось их скрутить и вызвать полицию.
– Почему мне не позвонили? Почему сразу в райотдел?
– Я не звонил в райотдел. Я позвонил «02». А уж оттуда кого-то прислали. И забрали то, что от этих хмырей осталось.
– Странно, что от них вообще что-то осталось. Я подозреваю, что их долго со стен соскабливали. Но вы, как я поняла, проявили великодушие. Спасибо и за то, что будет кого допросить. Они, я думаю, сильно рисковали навсегда вписаться в подъездный интерьер.
– Я был аккуратным. Старался быть аккуратным, чтобы в подъезде не мусорить. Потом даже собственноручно кровь вытер.
– Я запрошу дело в райотделе.
– Зачем? Какое это имеет отношение к городскому уголовному розыску?
– Нюх велит… – сказала она коротко, улыбнулась и стала набирать номер.
Разговор был недолгим. Видимо, в райотделе капитана Саню хорошо знали. Я понял, что ей пообещали доставить материалы дела практически немедленно. Кто-то ехал в городское управление по делам к начальству. Капитан Саня осталась довольна оперативностью коллег. Но и их сговорчивость тоже была понятна. Когда на счету райотдела одним делом меньше, это идет райотделу в плюс. А здесь, хотя официально причина нападения и названа, а дело, по сути, раскрыто, остается еще очень много вопросов, которые не удается разрешить по горячим следам. Да и по степени тяжести вооруженное нападение с попыткой убийства – это не прерогатива мелкого территориального органа МВД. В райотделах больше специализируются на похищениях пары старых калош у соседа или отравлении его надоевшей кошки, которая нещадно гадит на все подъездные коврики.
– Вот так-то вот… – Радимова, как прилежный первоклассник, положила на стол обе ладони.
Я, признаться, не столько изучал материалы, предоставленные мне для прочтения, сколько наблюдал за Радимовой и прислушивался к ее разговору с райотделом. Я просто не понимал, что вызвало ее беспокойство и почему она срочно затребовала материалы по вчерашнему происшествию. Видимо, капитан Саня знала что-то, чего не знал я, но пока не хотела мне это открывать.
Меня же в этом происшествии смущала только национальность бандитов. Да, один был дагестанец. Три мои последние командировки проходили именно в Дагестане, и бойцы моей роты кое-кому доставили там большие неприятности. Но на моей практике не было случая, чтобы офицерам начинали мстить уже после завершения боевых операций. Там, на самом Северном Кавказе, такого можно было бы ожидать. Но я уже не только давно вернулся из последней командировки (причем на медицинском вертолете), но уже и с армией успел расстаться. И целенаправленно найти меня было бы достаточно сложно, поскольку ГРУ не публикует адреса офицеров своего спецназа на доске объявлений в Интернете. Даже бывших своих офицеров. Они и в райвоенкоматах часто состоят на учете как простые солдаты или сержанты. Не все, разумеется, а только те, кто по своему служебному положению знает такое, что широкой огласке не подлежит. Это специально, чтобы не донимали и не возникали ситуации, когда есть вероятность случайно проболтаться.
Психологи уверяют, что у каждого человека, обремененного тайной, время от времени возникает страшное желание так называемой «саморасконсервации». Это когда человек чувствует, что у него в одном месте торчит шило и единственный способ это шило удалить – рассказать кому попало то, что знаешь. На этот случай в регионах проживания бывших спецназовцев предусмотрен куратор. К куратору можно обращаться в том числе и за решением разных насущных жизненных проблем. Он в состоянии, например, достать бесплатную путевку на отдых. К нему необходимо обращаться и когда наступает момент «саморасконсервации». Обычно куратор упаивает человека до поросячьего визга и выслушивает все, что тот скажет. Выслушивает сам, без присутствия посторонних. После такого откровения бывший спецназовец снова наглухо закрывается и молчит еще несколько лет, до следующего срыва. И все это время он неизменно находится под постоянным приглядом бдительного куратора.
Я в закрытых операциях участия не принимал. И потому пригляду куратора не подлежал.
Мысли опять вернулись к минувшему вечеру. Итак, один дагестанец. Два таджика. О чем это может говорить? Это может говорить, что они стали друзьями, встретившись в нашем городе. Сдружились на какой-то почве. Миграционные документы у таджиков в порядке. Официально трудоустроены в строительно-монтажной фирме. Дагестанец работает на вещевом рынке охранником. Проживают все в разных местах. И общего у них только эти бритые головы и коротко стриженные бороды. Выбритые головы и бороды могут говорить о том, что все трое – истинные мусульмане. Но что это может дать следствию? А ничего. Минувшим вечером на допросах пострадавших я не присутствовал, поскольку слегка устал после долгой поездки, из которой только накануне вернулся. И ничего о бандитах не знаю. Но узнать хочется, как и капитану Сане. Впрочем, я планировал в течение дня выбрать время и посетить свой районный отдел внутренних дел, чтобы навести справки.
Происшествие более чем интересное. Если эти уроды – боевики некой системы, то вполне допустимо, что нападению может подвергнуться еще кто-то. Хотя бы тот же подполковник Скоморохов, человек уже немолодой и, как я предполагаю, не такой способный к самообороне, как капитан частного сыска.
На счету Скоморохова тоже много командировок на Северный Кавказ, и наверняка там найдутся желающие ему отомстить. И тут только, думая о подполковнике Скоморохове, я понял, чем вызвана такая активная деятельность капитана Сани. На Северном Кавказе воевал и убитый майор спецназа внутренних войск Равиль Эмильевич Сарафутдинов. Не было ли нападение на меня связано с нападением на Сарафутдинова? Сам я как-то до такого не додумался. Не хватило сыскного опыта. А вот капитан Радимова сразу разглядела связь между этими событиями.
Ей опыта хватило…
* * *
Кто-то громко постучал в дверь и вошел тут же после приглашения капитана Сани. Вошедший был в гражданской одежде, носил щегольские и немного смешные тонкие усики, не слишком идущие его круглому лицу. К тому же они были заметно подкрашены, как и лохматые брови. Вообще, с его лицом такие усики сочетались, как галстук-бабочка с сапогами.
Человек старательно улыбался капитану Радимовой, но косился на меня и не торопился говорить комплименты хозяйке кабинета, хотя, как мне подумалось, глядя на слащавый облик вошедшего, заготовил он их с десяток. Человек положил на стол тонкую папку уголовного дела.
– Просили вам передать, Александра Валерьевна. А я к Котову. Нужно срочно решить несколько вопросов. Он у себя?
– Должен быть у себя. Сегодня оперативки нет. Спасибо, – капитан Саня протянула усатому руку и вложила в рукопожатие всю свою женскую силу (это я понял по ее напряженному лицу). Но мужчину она этим не удивила. Похоже, у него самого была неслабая рука.
Гость вышел.
– Вы еще не знакомы? – спросила Радимова, заметив, как я среагировал на появление гостя.
– Не имел чести.
– Это начальник уголовного розыска района, как раз он ведет дело о нападении на вас. Я дело забрала, потом оформлю это документально. Раз не успели познакомиться раньше, теперь и вовсе встретитесь нескоро. Расследование буду вести я.
– Я вчера с кем-то долго беседовал. Но не с ним – с кем-то другим. Человек задал мне много вопросов касательно Северного Кавказа. Очень любопытный. Майор какой-то. Больше интересовался бытовыми условиями…
– Наверное, дознаватель. Сейчас в области готовят группу полицейских, которые поедут на полгода в Дагестан. Потому и вопросы такие. Я тоже хотела, как говорит Котов, улизнуть от срочных дел, но женщин они туда не берут.
– Да, я тоже тогда подумал что-то подобное. Это я о дознавателе… И о Кавказе. Было слишком много бытовых вопросов. Больше, чем вопросов, относящихся к нападению на меня.
Радимова только раскрыла папку, принесенную начальником районного уголовного розыска, как ей позвонили на один из трех стационарных телефонов, стоящих на столе.
– Дежурный, – сообщила капитан. – Наверное, это гости из ФСБ. Им пропуска обычно не выписываются.
Она поговорила по телефону, положила трубку и сообщила как раз тогда, когда раздался стук в дверь:
– Прибыли следователи. Войдите.
Первым вошел подполковник Лихачев. За ним как-то неуверенно, почти бочком, вошел полковник Свекольников. Я вспомнил, как по-хозяйски, с бутылкой коньяка в руке, входил он в кабинет капитана из уголовного розыска подмосковной Истры. Тогда он чувствовал себя куда наглее. Тогда ему еще не предъявляли обвинения в убийстве, и какой-то капитан частного сыска, к тому же инвалид, не обвинял в преступлении полковника такой серьезной службы, как ФСБ. Сейчас Свекольников стеснялся явно не хозяйку кабинета.
Капитан Саня встала при появлении старших офицеров. Я вставать не пожелал. Продемонстрировал свою свободу гражданского человека, за что был награжден одобрительным и улыбчивым взглядом Радимовой и почти возмущенным взглядом подполковника Лихачева. Но «командовал парадом» в данной ситуации не он, а полковник Свекольников, который старался быть незаметным и никаких возражений против неуважения к старшим по званию со стороны отставника-инвалида не высказывал.
– Присаживайтесь, товарищи офицеры, – Радимова показала на ряд из пяти стульев у стены. Я не собирался никому освобождать уже привыкшее ко мне мягкое кресло. О чем красноречиво говорила моя гордая поза: я сидел, забросив ногу на ногу. Намного вольнее, чем по стойке «вольно». – Вы, кажется, по касательной знакомы с капитаном частного сыска Тимофеем Сергеевичем Страховым?
– Это что за должность такая – капитан частного сыска? – недовольно проворчал подполковник Лихачев. – Что-то я не слышал, чтобы уставы частных детективных компаний содержали пункты о присвоении военных званий.
– Это не должность, а виртуальное звание, – возразил я. – Именно виртуальное. Вы же не возражаете, когда говорят, к примеру, «капитан уголовного розыска». Это звание тоже не военное, а служебное. И никак не соответствует воинскому званию капитана. Просто не соотносится с воинским званием. И «капитан частного сыска» тоже с моим воинским званием не соотносится. Воинское звание мне присваивалось приказом министра обороны, – спокойно ответил я. – А другой приказ того же по названию, а не по фамилии министра отправил меня в отставку, как вы, вероятно, знаете, по инвалидности. Но звания меня никто не лишал, я даже имею право на ношение воинской формы одежды, государственных наград и наградного оружия. Это – что касается воинского… А что касается служебного, то я не буду возражать, если меня кто-то когда-то назовет «генералом частного сыска». Это будет только отражением моих заслуг, на которые я в будущем рассчитываю. Но пока, как отставной армейский капитан, не возражаю против «капитана частного сыска».
– Тогда почему вы, капитан, так относитесь к субординации? – Лихачев переглянулся с полковником, из чего я сделал вывод, что он переживает не столько за неуважение к своим погонам, сколько старается повысить служебный статус своего спутника, который косвенно был начальником и для него.
– Потому что в настоящий момент я не ношу погоны, – ответил я сухо и умышленно не добавил к своим словам, как бы полагалось по той же субординации, «товарищ подполковник». – Хотя костюм мой и камуфлированный, и вполне военного образца. Если я правильно вас понимаю, Леонид Юрьевич, вы так рвались со мной встретиться именно для того, чтобы высказать мне данное нравоучение?
Это прозвучало жестко и резко, хотя и не грубо. При этом градус тона показывал, что я готов перейти и на грубость. Капитан Радимова снова посмотрела на меня с явным одобрением. Ей, видимо, тоже не слишком нравилась манера общения этих двух представителей основной государственной спецслужбы. Но положение капитана Сани не позволяло ей вести себя свободно. А мне моя служба это вполне позволяла.
Подполковник Лихачев намеревался ответить что-то грозное и нравоучительное. У него даже дыхание перехватило от возмущения. Но полковник Свекольников мягко положил руку на его предплечье, чем укротил пыл своего коллеги. Свекольников был человеком опытным, пройдошливым, положением управлять умел и понимал, что пустая перепалка только мешает сторонам договориться. А что он приехал именно договариваться, я уже понял по виду Свекольникова.
