скачать книгу бесплатно
– Почему так решил?
– Лицом братья могут быть не похожи, хотя общие черты обычно им присущи, но ухо всегда показывает родство. Сама форма уха. Уши у них полностью одинаковы. И глаза тоже. Разрез глаз, взгляд. Такое только у братьев бывает. Хотя, может быть, братья только по одному из родителей. Скорее, по отцу.
– Почему, именно по отцу?
– Мальчики обычно бывают больше похожи на мать, девочки наследуют черты лица отца, – объяснил командир разведчиков. – Потому схожесть есть только в отдельных чертах, а не во всем лице. Иначе они были бы больше схожи.
– Годослав говорил, что Войномир очень на его сестру похож. На свою мать. Не наше, конечно, это дело, но ты, Ставр, присмотри за этим сотником. Чтобы неприятность нашего князя не постигла. Князь, видимо, знает, и опекает Волынца. А Волынец, если и знает, то молчит. К Войномиру в родственники не набивается. Ладно. Это дело даже не второе по важности, и не третье. А нам следует заниматься первым. Первое у нас – боярский совет…
– Это второе. Первое у нас – служба в храме Яровита.
– Ты будешь там?
– Конечно.
– Помнишь, что я тебе говорил о безопасности князя?
– Его будут везде окружать мои люди. И в виде нищих, и в виде простых горожан, и в виде стражников. Только вот на заседании боярского совета… Моих людей туда не пустят, даже если они боярами вырядятся.
– Там рядом с ним будем и я, и ты, и Славер, и Войномир…
* * *
Князь-воевода вернулся в рабочую горницу князя Войномира, когда пора уже было выходить, чтобы не опоздать на службу в храм Яровита. Хотя без князя служба все равно начаться не должна была. Но и появиться князь должен был последним. Не он должен ждать. Ждать должны его. Это закон всех владетельных особ.
– Я готов, – сообщил Войномир, взял со стола, и сунул в карман только один свиток бересты, куда он наносил писалом свои пометки.
– Ты так и пойдешь, в чем приехал? – спросил Дражко.
– Я пока не обзавелся большим гардеробом. Думал, просто багряный плащ на плечи накинуть. Это все принадлежности моего княжеского гардероба. Да что я рассказываю, при тебе же мне в Рароге дядюшка этот плащ подарил, а у меня самого даже в Бьярмии ничего особенного не было. Тоже багряный плащ – от отца достался, и все. Но я тот плащ с собой возможности взять не имел. Я же ехал, как пленник Гостомысла. А в Бьярмии у меня имелось только все, что для сечи необходимо. Правда, оружия выбор был большой. Я трофеи собирал. Люблю хорошее оружие. И всякое необычное. Всегда ищу, чем можно свои дружины дополнительно вооружить. В этот вот раз мне Воевода Славер привез хозарские щиты. Конечно, они дороже в изготовлении, чем наши простые, но удобны для отражения удара. Меч знатного воя и простого тоже в цене разнятся. И кого-то можно щитами на манер хозарских вооружать. Здесь подумать надо, стоит ли связываться.
– Покажи мне, вместе подумаем. А пока пойдем, я одну свою парадную кольчугу тебе уступлю. По размеру, мне сдается, она подойдет.
– Сейчас Славер с Волынцом придут. Славер те хозарские щиты принесет. Я попросил посмотреть. Может, сгодятся для наших…
– Пока переоблачишься…
Они перешли коридор, зашли в спальную светлицу Дражко. Князь-воевода открыл крышку большого сундука, оттуда вытащил тяжелый кожаный мешок, и протянул Войномиру.
– Примеряй. Мне она слегка длинновата, на твой рост, думаю, впору будет.
Князь вытащил кольчугу. Это, конечно, была кольчуга не боевая, а праздничная, которую было бы в бою жалко изувечить. Сами кольца с внешней стороны были позолочены, а изнутри для контраста чернены. На груди кольчуги были нашиты стальные поперечные пластины, образующие встроенный бехтерец. Такие же пластины, только более широкие, были нашиты со спины. И все пластины, что спереди, что на спине, были красиво изузорены растительным орнаментом, но орнамент этот был не славянским.
– Откуда такая? – облачившись в доспех, и пошевеливая плечами, словно проверяя, насколько он в состоянии в этой кольчуге руками управлять, спросил Войномир.
– Доспех знатного аварского воина. Из аварского похода короля Карла Каролинга. Вот, тут еще… – Дражко вытащил из мешка золоченый и богато украшенный шлем с подшлемником из тонкого белого войлока, и наручи[14 - Наручи – часть доспеха воина, защищающая руку от локтя до кисти.], разукрашенные в стиле кольчужного бехтерца. Сами наручи были из многослойной толстой кожи, к которой крепились стальные черненые пластины, с нанесенным на чернение золотым рисунком. На руку они надевались плотно, и туго зашнуровывались с внутренней стороны. Князь Войномир быстро облачился, и в таком вооружении выглядел празднично, вот только шлем для его крупной головы оказался маловатым, и потому князь отложил его в сторону, предпочитая держать голову непокрытой.
– Шапки подходящей, какой-нибудь, собольей у тебя не найдется? – спросил Дражко, убирая шлем в мешок.
– Я шапки с раннего детства не ношу. Привык: или в шлеме, или с непокрытой головой. Да и перед кем рядиться! Не на свадьбу идем. И без шапки можно[15 - Согласно славянским обычаям, на свадьбе без шапки мог находиться только один человек – жених. Человек без шапки – хозяин дома. Без шапки он в постель с женой ложится. И снять на свадьбе шапку – значит, показать свои претензии на свадебное ложе молодоженов. А обычай снимать шапки при входе в дом появился позже, и пришел с запада, от рыцарства. Рыцарь, снимая шлем, показывал этим, что он не опасается хозяина. Позже, с принятием христианства, в каждом доме появились иконы, и человек обнажал голову не перед хозяином дома, а перед иконами. Слившись воедино, эти два обычая укрепились, и стали повсеместными даже во времена огульного атеизма. Обычай простолюдинов снимать шапки перед знатью имеет более ранние корни, и показывал покорность. Простолюдин словно бы показывал, что готов подставить под удар свою голову. Тот, кто шапку не снял, мог считаться человеком дерзким, не уважающим власть.].
Войномир встряхнул копной длинных русых волос, вполне заменяющих ему шапку.
– Пойду плащ возьму…
Едва он вернулся уже в багряном княжеском плаще, и закрыл за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Пришлось дверь снова открыть, чтобы пришедшие не стучали в рабочую горницу, где никого уже не было.
В открытую дверь, повинуясь жесту князя-воеводы, вошли бургграф воевода Славер, сотник Волынец, не понимающий, зачем он нужен на заседании боярского совета, и командир разведчиков волхв Ставр. Славер с Волынцом принесли пару небольших щитов, внешне достаточно легких, хотя и обвешанных металлическим усилением. Но, возможно, щиты сами по себе легкими не были, и только в сильных руках воев казались такими. Но Славер, в дополнение к щиту, принес и посконный[16 - Посконная ткань, грубая ткань, вырабатываемая из стеблей конопли.] мешок, не показывая еще, что в этом мешке находится.
Первый щит взял в руки князь-воевода, сразу продел левую руку в ременные петли, сжал, стал рассматривать. Сами петли крепились не как обычно, жестко к основанию щита, что позволяло вою управлять щитом без проблем, а к деревянным дощечкам. Эти дощечки, в свою очередь, крепились к шарниру, который позволял щиту быть подвижным на руке, и смещаться на целый вершок в одну, и в другую сторону.
– При ударе копьем или мечом, – объяснил сотник Волынец, щит смещается, и оружие соскальзывает в сторону. Правда, это хозарам не очень помогло, когда мы их атаковали, Но им тогда уже ничто помочь не могло. Их была только неполная сотня против нашего полка…
Войномир вертел в руках, рассматривая, второй щит.
– Я вообще не понимаю, зачем такое нужно. Во-первых, щит теряет управляемость, во-вторых, чтобы сделать это приспособление, нужно дополнительное время и дополнительные затраты, то есть, щит становится слишком дорогим, в третьих, когда вой с детства обучается пользоваться щитом правильно, он сам выполняет то, что делает этот щит, и не теряет управления схваткой. Мне такой щит откровенно не по душе…
– Мне тоже, – князь-воевода положил на пол второй щит. – К своим мы больше привычны. А что там еще в мешке?
Воевода Славер сделал загадочное лицо, и вытащил из мешка простую длинную рубаху из посконной ткани. Но поверху рубаха была по кругу обшита обыкновенным морским пеньковым канатом[17 - Пенька – волокно конопли, из которого плели пеньковые канаты. Этот промысел повсеместно известен еще со времен древнего Вавилона. У славян конопляное волокно было одним из основных статей экспорта.]. Следом за рубахой из мешка показалась точно такая же обшитая канатом шапка.
– Ну и что? – спросил князь Войномир.
Он сам, как и все другие, многократно видели такой «доспех» самых бедных воев, которые не имели возможности заиметь доспех металлический. Смерды, когда вставали на защиту своих земель от какого-то внешнего нашествия, одевали такие же доспехи, и вооружались при этом своими же сельскохозяйственными орудиями, чаще всего, вилами, косами, и цепами.
– А вот наш сотник Волынец ночью подсмотрел, что за щиты у двух боярских воев…
– Рассказывай, сотник, – потребовал князь-воевода.
– Я не просто подсмотрел, я даже спросил… Это не щиты воев. Для сечи они слишком тяжелы. Эти щиты навешивают на борта драккаров, чтобы они гребцов прикрывали от стрельцов. Сам щит двойной, деревянный. А в середине точно такой же канат накручен. Вои говорят, что в этом щите даже стрелы наших стрельцов вязнут. И копье его не пробивает. Втыкается так, что его не вытащишь. Гребец высовывается, и обрубает копье топором.
– И что? – спросил князь Войномир.
– Я просто подумал, что вся тяжесть морского щита от толстых досок. Борт драккара пробить стрелой легче, чем щит. На борту доски тоньше. Но стрелу держат не доски, а пенька, канат. Он упругий. А если середину делать из каната, можно разной толщины, а верхний и нижний слои из тонких досок.
– Я понял… – задумался князь Войномир. – Но это необходимо будет сначала испытать. Конопли на Руяне выращивается достаточно. Даже даны и свеи у нас покупают. И ненамного меньше, чем зерна. Будем думать. Будем пробовать. А теперь – пора идти на службу.
– Только сначала – неприятная, как сказал жалтонес Рунальд, процедура. Налейте князю стакан воды.
Дражко вытащил из нагрудного кармана под кольчугой полученную от Рунальда склянку. Горлышко было узкое, и противоядие из него так и капало по капле в подставленный сотником Волынцом стакан с водой.
– Строго пять капель. Ни больше, ни меньше… Десять дней, брат княже, придется потерпеть. Я уеду, Славер будет за тобой присматривать, чтобы не забывал, – князь-воевода заметил, как Войномир заранее морщится, даже не попробовав противоядие, имеющее довольно едкий запах, разлившийся по всей светлице. – Твоя жизнь сейчас – не твоя собственность. И ответственность ты несешь перед своим дядей князем Годославом за весь остров. Потому о своей жизни заботиться ты просто обязан, если дядюшку подвести не хочешь…
Глава четвертая
Утром, еще в темноте, князь Бравлин Второй послал за князем-посадником Гостомыслом сотника стрельцов Русалко, который оказался во дворе дома, где Бравлин обосновался. Гостомысл поспешил на зов, и пришел сразу после возвращения к князю сотника стрельцов. У Бравлина с утра уже, если не с ночи, сидело несколько вагров, из которых Гостомысл хорошо знал только княжеского секретаря сотника Зарубу, а остальных раньше лишь видел мельком. На столе у Бравлина располагалось что-то непонятное. На большом деревянном щите два человека выкладывали из глины нечто, что изначально было князю-посаднику не совсем понятно. И, только присмотревшись, Гостомысл начал узнавать очертания Ильмень-моря и Волхова, покрашенные в голубой цвет. И берега были уже покрашены. Только в зеленый цвет. Глина изображала, судя по всему, почти все княжество без Бьярмии, и захватывало большую часть княжества варягов-русов. По крайней мере, хорошо узнавалось русло Ловати, Полисти, и многих других рек и речушек полуденной стороны Ильмень-моря, и многочисленных прибрежных озер, соединенных с Ильмень-морем протоками или не соединенных. Только в том месте, где должна стоять сама столица соседнего княжества – Руса, были наложены кучей какие-то оструганные щепки. Люди, что работали с глиной, часто заглядывали в свитки бересты, которые лежали тут же на скамье. Иногда они обращались за советом к какому-то немолодому вагру, который шепотом что-то им объяснял. Этого немногословного вагра Гостомысл уже несколько раз видел, но тот появлялся в окружении Бравлина не часто. И от этого человека всегда сильно пахло костром, как от охотника. Потому, наверное, князь-посадник и принимал его за одного из княжеских охотников, который со своей артелью добывает в окрестных лесах мясо для строителей. Но сейчас немолодой вагр держался явно, не как охотник. Когда людям, что лепили из глины уменьшенные окрестности, было непонятно что-то даже после объяснений, вагр копался в разных свитках, находил нужный, и показывал. Гостомысл догадался, что свитки эти – работа немолодого вагра-разведчика. Он собирал все данные о местности, зарисовывал писалом на бересте, а сейчас два человека выкладывали все это в глине. Такого чуда Гостомысл еще никогда не видел. И, всегда внимательный к окружающим князь Бравлин, заметил удивление князя-посадника.
– Это, княже, лепная карта окрестностей. Бывают карты рисованные, реже бывают лепные. С лепной ориентироваться легче. Все видно. Нам с тобой так будет проще делами заниматься. Но я тебя не для этого хотел видеть. Пойдем в соседнюю горницу. Не будем людям мешать работать. Дело у них ответственное, ошибки допустить нельзя.
Гостомыслу не нужно было повторять, и разъяснять, что не столько они мешают людям работать, сколько люди эти не должны слышать то, что желает Бравлин сказать Гостомыслу. И потому без задержки двинулся вслед за князем.
В соседней горнице было плохо протоплено или печь уже почти остыла, но там было светло от множества зажженных лучин. В этой горнице располагалась большая библиотека князя Бравлина, которую последний вывез из Старгорода вместе с другим имуществом сразу, до того, как Карл отдал город на разграбление своему войску. Известно, что дома правителей грабят в первую очередь, потому что там обычно бывает, чем поживиться. Сейчас книги Бравлина во множестве были вытащены из нескольких привезенных сундуков, и стопками были выложены вдоль стен. Не меньше десятка книг лежало на столе. Две из них были раскрыты. Но князь-посадник Гостомысл, сам не большой любитель чтения, хотя человек, конечно, грамотный, и даже знающий несколько языков разных народов, к книгам Бравлина не притрагивался, и просто сел на скамью против княжеского кресла, наверное, единственного предмета мебели, привезенного князем из своей прежней столицы. Бравлин сел в любимое кресло, где ему всегда было удобно.
– Как показал себя сотник Русалко при расположении засек на дороге? – сразу спросил Бравлин. – Или ты, княже, там сам командовал?
– Ни я не командовал, ни Русалко. Работные люди сами знали, как засеки делать. Они, скорее, нами командовали, и нам позицию выбирали. Позицию для стрельцов на елках. И мне такую же позицию, как наблюдателю.
– Пока наш вал не готов, и стены тоже не готовы, я надумал поставить засеки и с других сторон. Чтобы хотя бы от нашествия хозар оберечься. Что по этому поводу думаешь?
– Я уже видел, насколько засеки непроходимы. Тем более, для конного войска. А у хозар, в основном, конница. Они же степняки по духу своему. Говорят, в седло садятся раньше, чем ходить научатся. Я считаю, что это их сдержит. Конница всегда любит идти широкой лавой. А если их заставить вытянуться длинной колонной, их можно будет на части рвать, и уничтожать. Они привыкли количеством брать. А на узкой дороге количество своей роли сыграть не сможет.
– Вот это я и хотел услышать. Только вот еще что мне подскажи. С какой стороны нам следует ждать хозар с наибольшей вероятностью?
– Обычно они идут сначала на кривичей, где бывает, чем поживиться, а потом уже на нас выходят. Могут просто пройти через земли кривичей, их города не трогая, и сразу на нас. Так уже бывало при батюшке моем. Со свежими силами пришли. Княже Буривой тогда одно крыло возглавил, словенское, а воевода Первонег второе – варяжское. У Первонега на хозар всегда меч отточен. Он сам из Мурома родом, где его отец воеводой когда-то был, и в сече с хозарами пал. За отца им мстит. Мы тогда с ними, помнится, сошлись в поле, но поле тоже с двух сторон лесами и оврагами было огорожено, и хозарская конница там быстро пройти не смогла, хотя пыталась обхват сделать. Но их в лесу варяжские стрельцы, по приказу Первонега выставленные, остановили. А в поле только равные числом полки сойтись могли. Простора для хозар мало было, маневр сделать сложно. Там мы их порубили. Я сам там копьем ранен был. Мне щит вместе с плечом пробили. И кольчуга удара не выдержала. Но не о том я вспоминаю, княже… Рана заросла, а опасность для княжества осталась. Иногда, бывает, что хозары дальше Полоцка проходят. Под самый под Изборск. Но крепость не обкладывают. Только окрест все жгут и вырезают. До Пскова, впрочем, не доходят. К нам поворачивают. От нас им отходить удобнее. Не мимо городов кривичей, где сильные дружины стоят и в Полоцке, и в Смоленске. Там с хозарами драться умеют. А через наши земли они чаще просто отступают, к городам не подходя. И мы их не преследуем. Ни мы, ни русы. Один раз только как-то было на моей памяти, когда собрали войско двух княжеств, и не пустили хозар, чем свои деревеньки спасли. А так, обычно, просто их пропускаем.
– Значит, закатную дорогу следует засеками огородить, – предположил князь Бравлин. – Я вообще-то так и думал.
Но князь-посадник Гостомысл продолжил:
– Закатную огораживать стоит. А еще, помню, хотя тогда я еще ребенком несмышленым был, да, точно, еще на женской половине жил, помню, тогда брат мой Вадимир только-только на свет появился, с рук его еще не спускали, а я и на коня еще не садился, хозары с полуденной стороны приходили. Тоже от Смоленска и Полоцка, но не кругом шли, не по открытым местам, а лесами и реками. Подробности потом уже, взрослым услышал. На лодках через волоки прошли, и по реке сплавились. По Ловати и по Полисти сразу – с двух сторон. С устья Полисти по мелководью верхами прошли. До самой Русы. И город обложили. Там, под стенами, когда батюшка мой дружину привел, и сошлись полки. Варяги из города вышли. Хотя могли стрельцов на стенах оставить, и оттуда сверху сечу обстреливать, своих воев поддерживать, и хозарам маневра не давать. Больше толку было бы. Сеча-то прямо под стенами проходила. Так батюшка Буривой потом рассудил. Но тогда несогласованность какая-то в действиях случилась. Потому воев полегло много. Помню, много погребальных костров было. Носилки за носилками на Перынь возносили. Мы с матушкой со стены на это смотрели. Она Вадимира на руках держала. А я с полатей через тын смотрел. Это все оттого получилось, что одного командира не было. Батюшка мой еще молодым был. Варягов вывел старый князь Здравень, отец нынешнего. Он тогда уже совсем дряхлым был. А князю Буривою из-за его молодости довериться побоялся. Но сам никогда и не воевал до того. Воинских утех не знал. И даже полки поставил неразумно. Оттого и варягов, и словен полегло много. До сих пор помню женский плач. А с какой стороны в этот раз хозар ждать – знать не могу. Хозары и сами, думаю, не знают. Но на реке засеки не поставишь, хотя дерева можно и в реку сбросить. Только совсем реки все одно не перекроешь. Особенно Ловать. Она широкая. Да и лодок там плавает много. В одну, и в другую сторону. У варягов города там, городищи и крепостицы. Их от Русы никто отрезать не будет. Лесные дороги тоже есть, но короткие. Ими хозары не пойдут. Побоятся по незнанию. Если разведчиков пустят, те отсоветуют. Никуда эти дороги не приведут. Разве что, прямиком в Бьярмию угонят. Но хозары туда не метят. Они тепло любят.
– А что кривичи?
– Шесть лет назад весной они от хозар отбились. Те изначально Смоленск стороной обошли, считая, что Полоцк укреплен слабее, но полочане крепко меч держать умеют, и хозары обратно в сторону Мурома повернули – почти прямиком в восходную сторону. Не решились после больших потерь ни под Смоленском проходить, ни в наши земли соваться. Под Полоцком их остановили, у нас просто добили бы. И под Смоленском тоже к встрече подготовились. Да и мы под Полоцк к соседям большой полк посылали. Брат мой старший Всеволод полк водил…
– А Муром?…
– А Муром уже много лет кагану[18 - Каган – титул правителя Хозарии. Сам титул имеет, предположительно, тюркские корни. Историки расходятся во мнении о точном его происхождении. Наиболее вероятным переводом считается «хан ханов». После уничтожения Хозарии и завоевания хозарских земель князем Святославом Игоревичем, Святослав принял на себя титул кагана, который впоследствии носили и его потомки, киевские князья. Титул кагана не имеет никакого отношения к иудаистскому вероисповеданию части хозар, и распространенная еврейская фамилия Коган (Каган) произошла не от названия титула, точно так же, как не менее распространенная ирландская фамилия Коган. Еврейская фамилия происходит от слова «коэн», обозначающее человека, принадлежащего к сословию священников, а ирландская фамилия происходит от валлийского личного имени Коаган – тоскливый, и является составной частью многих клановых имен.] дань платит. Все местные племена собирают, и мурома, и мещера, и всякие мелкие, кто там отдельными от своих племен общинами поблизости живет. Там и черемисы[19 - Черемисы – марийцы.], и меря[20 - Меря – древний финно-угорский народ, проживающий в верховьях Волги на территориях современных Ярославской, Ивановской, Владимирской, части Московской и части Костромской областей. Предполагается, что народность меря была ассимилирована восточными славянами.] и мордва свои селения держат. Народы там перемешались. Только толку от этой дани мало. Она не спасает от набегов, и никак не защищает. Сам каган народ свой в поход не поднимает, конечно. Но, как какой-то новый хан силу наберет, мадьяр[21 - Мадьяры в то время были ближайшими соседями хазарского каганата с запада, и сами находились в физическом и экономическом подчинении хазар. И только ближе к концу девятого века они перекочевали еще западнее, не территорию современной Болгарии, а потом и еще западнее, на территорию современной Венгрии, завершив свое долгое переселение с Северного Урала.], касогов[22 - Касоги – то же самое, что адыги, адыгейцы. Племена адыгов (касогов), являлись частью многонационального населения Хазарского каганата.] и ясов[23 - Ясы – аланы, предки современных осетин. Отличались воинственностью. Владения ясов граничили на Кавказе с Хазарским каганатом, ясы часто воевали с хазарами, но охотно служили в армии каганата наемниками.] наймет, и в поход отправляется, и Муром в очередной раз сжигает. Мурому просто не дают возможности на ноги подняться. Ему бы лет десять выстоять без набегов, тогда можно было бы новые стены отстроить, хорошую дружину собрать. Тогда им хозары не страшны будут. Но им этого времени не дают. Людей постоянно в рабство угоняют. Населения почти не осталось. Остались только те, кто никому не нужен – бедные старики. Город слаб. С одной стороны его Ока прикрывает, а с трех сторон стены полуразрушены, и на восстановление нет ни средств, ни сил. И помочь им никто не берется. Все за себя боятся. А теперь, я слышал, каган прислал туда и наместника своего, который и следит чтобы стены не восстанавливали, и дружину разрешает держать строго ограниченную, которая не в состоянии город защитить. Беда для народа муромского.
– По пути от Мурома до Русы сильные города имеются? Племен там, я знаю, много, а города? Такие, что могут за себя постоять?
Князь Бравлин спрашивал, как допрашивал, сурово, в мыслях своих собранный.
– Не совсем по пути, только чуть в стороне. Ростов город сильный. Племена меря его построили. Ихний князь Ростислав. От него и город прозвался. К нему хозары тоже часто подступают. Меря – народ мирный, но за свое стоять готов. Так хозарам ни разу пока и не дался. И в поле хорошо держались, и город отстояли.
– А меря муроме помогать не берется?
– У них постоянной своей дружины-то почти нет. У одного князя небольшая. Только на случай войны ополчение и собирают. А княжеская дружина, слышал я, свой город только и держит. На все княжество у дружины сил не хватает. То от хозар отбиться, то от булгар. Хотя князь ростовский, поговаривают, с булгарами дружбу водит.
– А булгары что?
– Булгары сами кагану дань платят. А мелкие князьки на булгар в набеги не ходят. Слишком те сильны. Сложно с ними драться. И зачем, если можно тех, кто послабее ограбить. Чаще всего хозары на киевских полян ходят. Те тоже дань платят, но их все равно жгут и грабят. И полян, и северян, и буртасов[24 - Буртасы – большое племенное объединение, этническая принадлежность которого до сих пор остается спорной. Проживали буртасы по обеим берегам Волги от современных Сызрани до Волгограда. Занимались земледелием, скотоводством, бортничеством, торговали мехами. В седьмом веке северные владения буртасов были завоеваны пришедшими с южных степей булгарами. В восьмом веке буртасы могли порой выставить десятитысячное войско, что по тем временам считалось большой силой, и это войско совершало набеги на Волжско-Камскую Булгарию и на других соседей. Но с конца седьмого века сами буртасы находились под властью хозар, и платили им дань. В десятом веке перешли под влияние Руси. В одиннадцатом веке, предположительно, были ассимилированы половцами. С этого времени исторический след такого большого племенного объединения теряется.], и мордву.
– Я постарался запомнить, что ты сказал, но плохо знаю географию тех мест, и потому мне сложно ориентироваться. Но твои слова я постараюсь запомнить.
– Если нужно будет, княже, спрашивай заново, я еще раз расскажу.
– Я разговор к другому веду. У меня к тебе, княже, дело такое… – со вздохом оценив высказанное Гостомыслом, вывел князь Бравлин свое мнение. – С закатной стороны мы засеки поставим, и летом, если боги силы даруют, у дороги пару крепостиц новых возведем. А вот полуденная сторона, и та, что между полуднем и восходом, меня беспокоят. Там засеки везде не поставишь. Слишком большое пространство придется перекрывать. Новые стены быстрее возвести, чем эти стороны перекрыть для прохода. Но что-то предпринимать все равно нужно. Вот я и надумал… Сам я уже не молод, чтобы в такие дальние края без беды ездить. И так после переселения из Старгорода здоровье прежнее найти не могу…
Гостомысл внимательно посмотрел на собеседника, и тут только заметил, как сильно тот изменился даже со времени войны с франками. Голова и борода стали почти полностью седыми. И только регулярная привычка аккуратно стричь голову и бороду не давали Бравлину Второму превратиться в старика. Да еще княжеская осанка. Широкоплечий, высокий, статный – он еще старался таким и остаться. Но в глазах уже не стало былого блеска, и твердой уверенности в себе. Но сказать это открыто князь-посадник не решился, не желая обижать князя Бравлина. Однако, и лгать тоже не хотелось. Бравлин ложь почувствует.
– Много тебе, княже, испытаний за последнее время выпало. Этого кто только не знает. Не каждый молодой и здоровый человек все это без ущерба для себя вынесет. А ты выносишь с честью. Я вот, молодой, кажется, сил и здоровья полный. А тебе, порой, завидую. Ясности ума твоего, умению найти правильное решение.
Гостомысл не льстил, хотя он, в действительности, был человеком не завистливым. Просто князь-посадник своими словами желал поддержать князя Бравлина.
– Не в том дело, – покачал князь головой. – Возраст уже всерьез сказывается. Годы, как на голову каменной птицей вдруг упали. Не чувствовал ничего, не чувствовал, а потом вдруг, сразу как-то понял, что уже и меч не так крепко держу в руке, пальцы уже ослабли, хватка не та. Пока еще годы мои прожитые не так сильно давят, чтобы невтерпеж было, но уже усталость начинаю ощущать. А дела нам предстоит сделать большие, на которые много сил потребуется. И нельзя при этом о своем думать, когда на нас ответственность за народы наши. Без тебя, без помощи твоей, я не справлюсь. И потому, чтобы обезопасить Новгород на будущее, я хочу тебя отправить в дальнюю поездку. Навести Ростов и Муром, оттуда в Смоленск и в Полоцк наведайся. Поговори с тамошними князьями. Какая от нас помощь им нужна? Здесь жадничать нельзя никак. Чем сильнее они станут, тем надежнее будет у нас защита с полуденной стороны. Деньгами мы пока не богаты, и, наверное, не скоро разбогатеем. А вот пленников свейских частью можем и им передать на работы. Не много, но пару-тройку сотен сможем. И нам самим с кормлением легче будет. А то я уже жалеть начал, что так много свеев в плен захватили. Не учел, что промерзшим и уставшим людям еды больше требуется, чтобы восстановить силы. А тут и зима, как назло, крепчать начала.
– Как велишь, княже. Сам я никогда в тех местах не бывал. Но дорогу найду. Я бы с собой, с твоего разрешения, сотню Русалко вместе с самим сотником взял. И полусотню конников во главе с сотником Бобрыней. Этого мне хватит. На такую дружину и внимания пристального не обратят, за угрозу никто не примет, но и напасть не решатся. А все же для защиты сила тоже немалая.
– Пусть так. Я вообще-то думал Русалко послать смотреть, как засеки делаются. Но там, думаю, и без него управятся, коль ты говоришь, не он возведением их на полуночной стороне руководил. Бери с собой, кого пожелаешь. Когда поедешь? Как быстро сможешь собраться?
– Мои сборы не долгие. Запас на дорогу собрать, да воям приготовиться.
– Хорошо. Иди, готовься. Я Русалко сам предупрежу, пусть сотню в поход собирает. Через два часа будешь готов?
– Через час. Пусть Русалко, как воев соберет, вместе с Бобрыней ко мне подъезжает. Я выйду встретить…
* * *
Небольшое войско выехало из ворот Людиного конца уже вскоре. Гостомысл с двумя сотниками по бокам остановился, и с седла посмотрел, как идут работы. С дальнего берега Ильмень-моря на санях возили большие камни, которые устанавливались и «сваривались» разведенной горячей водой известью вперемешку с береговым песком в основании будущего городского вала. Сам вал уже начали насыпать. Мерзлую землю долбили кайлами пленные свеи. Они же и отвозили ее в санях к месту строительства вала, они же специальными, сшитыми по приказу Бравлина крепкими заплечными мешками и поднимали землю на высоту, где ссыпали и утрамбовывали землю другие пленники. Работа была не из легких. Особенно она казалась невыносимой для людей, которые в своей жизни умели только мечом, копьем и щитом работать. Всякий иной труд для свейских воинов казался оскорбительным. Но десятники, назначенные из числа знающих свейский язык словен и вагров, внимательно следили кто и как работает. От приложенных усилий зависело количество пищи, которую пленники получали. Тела свеев потели, и испускали на морозе пар. И потому им даже приготовили сменную одежду. Славяне всегда мягко относились к рабам, и проявляли о них заботу.
Долго рассматривать работы по устройству городского вала Гостомысл не стал. У него были свои дела, и время терять не стоило. Да и увидеть пока можно было мало что. И потому князь-посадник уже вскоре тронул коня пятками.
– Я по взглядам вижу, как свеи боятся наших стрельцов, – констатировал сотник Русалко. – На простых воев совсем не так смотрят. Хоть на пехоту, хоть на конников. А на стрельцов – со страхом и злобой. Уважают наши стрелы…
– Большинство из них на Волхове стрелами и побили, – сказал сотник Бобрыня, поддерживая сотника стрельцов. – Не одни стрельцы с луками вышли. Как Бравлин и приказал, каждый вой луком вооружился. А там от берега до льда расстояние было такое, что никто не промахнется. Рыбу на несколько лет вперед накормим утопленниками. А волков лесных теми, которых у берега положили. А те, что спаслись, пусть рады будут, что им работу дали, и за работу кормят. Всегда лучше, чтобы человека кормили, чем самому человеку кормом стать.
Князь-посадник внешне никак не отреагировал на эти рассуждения. Тем не менее, про себя отметил, что среди новгородцев все еще живет ощущение победителей. Эта победа над небывало большим для последних лет войском свеев была, конечно, событием неординарным. Более того, событием, подоспевшим очень вовремя. То есть, тем самым действием, что помогло князю Бравлину Второму однозначно стать главой двух объединенных народов, как раньше он был главой только одного. Победа позволила подняться авторитету князя сразу на небывалую высоту. Ведь он не где-то в отдаленной Бьярмии победил врага, с которым боролся за земли, не очень-то и важные для жителей столицы словен. Он почти под городскими стенами встретил и уничтожил врага беспощадного, жестокого, который грозил новгородцам новыми бедами в дополнение к тем, что уже пришли к ним. И люди были довольны, что выбрали такого князя. Даже те, кто сомневался в Бравлине, кто считал его чужим, не могли не чувствовать к нему благодарности за спасение людей и свободы горожан. И сотники Русалко с Бобрыней, по сути своей, представители средних городских слоев, отражали своими словами общее мнение, хотя, был уверен Гостомысл, оба они, позволь им князь, на вече держали бы другую сторону, и требовали бы выбора Гостомысла.
Начало пути лежало через земли варягов-русов, но неприятностей с их стороны сейчас, после совместной победы над свеями, которой все еще жили жители двух городов, ожидать не стоило. Тем более, даже в глубинных территориях княжества русов уже наверняка знали о совместном походе против идущих в нашествие свеев. Следовательно, в словенах варяги видели сейчас близких союзников. Наверняка знали и понимали то, что это было именно нашествие, а не небольшой обычный набег с желанием просто пограбить, и унести то, что плохо лежит и вообще находится без пригляда, как часто случается с полуденной стороны, когда мелкие ватажки то хозар, то булгар отправлялись в набеги. Справедливости ради стоило заметить, что в набеги ходили не только полуденные соседи. Как обстояли дела у варягов, князь-посадник Гостомысл не знал, хотя предположить мог, хорошо зная современный себе мир. Но из Славена, практически, каждое лето на лодках, одинаково пригодных к плаванию и по рекам, и по морю, на, так называемых, ушкуях отправлялись куда-то ватажки лихих людей, которых так и звали по имени лодок – ушкуйниками. Чаще всего ушкуйники посещали как раз Булгарию, сильное ханство на большой реке Итиль[25 - Итиль – средневековое название Волги. До этого Волгу называли река Ра (солнечная, светлая река). Название Волга более позднее. По одной из версий название происходит от слова Булга, как раз по имени Булгарского ханства. Но есть и другие версии названия реки – от марийского слова Волгыдо (светлая), а марийцы считаются первыми поселенцами на волжских берегах или от финно-угорского слова Valkea (светлая, белая). Но наиболее вероятной считается версия происхождения от древнеславянского Vьlga, что означает волглый, волога, влага, то есть, вода или даже Большая вода.]. В богатых городах и поселениях булгар ушкуйникам было, чем поживиться. Единственное, чем отличались набеги ушкуйников от набегов самих булгар и хозар, ушкуйники никогда не захватывали в рабство людей. А хозары и булгары угоняли их на невольничьи рынки целыми караванами, оставляя на месте только стариков и старух. Угоняли, в основном, женщин и детей, предпочитая мужчин убивать на месте, потому что мужчины считались опасным товаром. Кроме тех случаев, когда торговцы людьми получали специальный заказ на мужчин, требовавшихся для выполнения каких-то особо тяжелых работ.
Но в булгарское ханство Гостомысл в эту поездку наведываться не намеревался, значит, и беспокоится о возможной встрече с булгарами не стоило. Да и зимнюю поездку княжеского отряда трудно было спутать с летним набегом разбойников-ушкуйников, всегда предпочитающими лодки любому другому способу передвижения. Тем не менее, только в землях варягов-русов передвигались без соблюдения повышенных мер осторожности.
В Русу Гостомысл с сопровождающими заезжать не стал. Не такое было время, чтобы просить разрешение у князя Здравеня на проезд через варяжские земли. Да и тянулись земли княжества русов не столько глубоко, сколько широко, от берегов Ильмень-моря до Бьярмии, где крепостицы варягов стояли вперемешку с крепостицами словен. Пересечь землю соседнего княжества Гостомысл намеревался в течение одного дня. Начало пути шло по льду Ловати, самой большой и самой удобной для прохождения реки, в низовьях своих порогов не имеющей, но везде скованной прочным крепким льдом. На Ловати было расположено множество крепостиц, охраняющих подступы к Русе, там же располагалось и несколько городищ, Русе подчиненных, и управляемых воеводами, но Гостомысл заранее посылал пару человек вперед, чтобы гарнизон крепостиц и охрана городищ были предупреждены о проезде полуторасотенного отряда, и не волновались, и не жгли сигнальные костры. Тем более, этот отряд к Русе не приближался, а, наоборот, от нее удалялся. Тем не менее, варяги в крепостицах ворота закрывали, выставляли на стены стрельцов с приготовленными луками, и, хотя за ворота вежливо выходило несколько воев, старших по званию в небольших гарнизонах, это настороженности не отменяло. Только в первой крепости один из людей за воротами, направив коня к берегу и почти выехав на лед, узнав Гостомысла, обратился к нему:
– Дозволь полюбопытствовать, княже…
– Спрашивай, любопытствуй, – кивнул князь-посадник.
– Говорят, наши вои вместе с вашими знатно свеев на Волхове побили…
– Хорошо побили. Надолго, думаю, отучили в наши земли ходить.
– А много ли свеев было?
– Пять тысяч конницы, да четыре тысячи пехоты.
– Ого… И всех побили?
