скачать книгу бесплатно
– А как тебе Квашня названным братом стал?
– Так я из рабов вышел. Меня вагры привезли со свейских земель. Там младшим ярлом в семействе ярлов был. Но мне тогда было четырнадцать лет, хотя оружие в руках я уже держал. Восемь лет в рабах проходил. На десятый год меня хозяин отцу Квашни подарил, в Свентану. Не знаю даже, за какие услуги. А тот меня, как сыновей держал, и воспитывал вместе с ними. Хотя я годков на десять постарше его сыновей был. Стрелецкому делу учить уже не стал, сказал, что поздно уже по годам. Но в дружину городскую отправил, когда мои десять лет рабства кончились[4 - Срок рабства у славян длился только десять лет. После этого раб имел право домой отправиться, но мог остаться и в доме, где содержался, если семья не была против. Так раб становился членом общины. И никого не интересовала его изначальная национальность.]. А перед этим оженил. Там я сначала десятником стал, потом, после того, как ты данов разбил три с половиной года назад, воевода Полкан и сотником сделал. А потом уже я на Руян перебрался. Здесь у меня родной брат объявился. Кормчим у боярина Колльбьерна служит. Свою лодку в Ральсвике держит. С боярской дружиной в набеги плавает. Меня с собой звал, но я уж к городской службе привык. Море меня не манит.
– На родину не тянет? – поинтересовался Дражко.
– А кто меня там ждет? Кому я там нужен? Родителей давно на погребальный костер вознесли. Здесь и брат, и семья. Да и свыкся уже.
– А вот скажи мне такую вещь, может знаешь…
– Слушаю, княже…
– Боярин Колльбьерн сдает внаем стрельцов. Недавно три сотни кому-то сдавал. Должны были вернуться. Вернулись уже?
– Колльбьерн в Руйгарде живет. А стрельцов своих в Ральсвике держит. Ко мне оттуда вести не каждый день приходят. Ничего сказать не могу, княже. А что за интерес у тебя до стрельцов боярина?
– Думаю вот, нанять на важное дело.
– Поход, княже, замыслил? Так у нас говорят в народе. Если сам Дражко приехал, знать, быть походу.
– И куда меня в поход отправить хотят?
– Как всегда ты делаешь… Кто княжеству угрожает, на того сам первым и идешь походом.
– А кто нам сейчас угрожает?
– Слухи ходят, лютичи на границе полки собирают. Так торговые люди говорят.
Князь-воевода усмехнулся.
– Ладно. Неси свою службу, как раньше нес. Люди всегда лучше меня знают, куда и когда я в поход собираюсь. Так уж издавна повелось. И почему-то потом оказывается, что они были правы, и я, в самом деле, именно туда походом и вынужден отправиться. Наверное, есть в этом своя правда, только к ней тоже привыкнуть следует. Лютичи, говоришь… Ну, это не впервой…
Дражко тронул коня пятками, стрельцы десятка Распуты тронулись за ним. Но сам князь воевода, хотя только что высказывался на эту тему, продолжал думать о ней с удивлением. У него в голове только-только еще начали появляться мысли о предотвращении нашествия лютичей, еще ни с кем, даже с Войномиром этими мыслями не делился, а в народе об этом уже говорят. Может, народная мысль и толкает воев в поход…
* * *
Князю-воеводе пароль для проезда по городу, и правда, был не нужен. Несмотря на темноту, что стояла на узких улицах города, около каждого поста с расставленными поперек улицы «рогатками», горели факелы, рукояткой вбитые в кучи с песком. Когда Дражко с сопровождением приближался, кто-то выходил, князя-воеводу сразу узнавали, следовала команда, рогатки раздвигали, и маленький отряд следовал дальше – в сторону Дворца. И, чем ближе к Дворцу князя, тем чаще стояли посты. Система эта была давно продумана, и соблюдалась неукоснительно на протяжение многих лет.
Задержались только на небольшой площади перед храмом Яровита, где сегодня должна была пройти торжественная служба. Несмотря на ночной час, там уже толпился народ, стояло трое носилок с телами умерших, и близко к входу были выставлены детские люльки с грудными детьми[5 - В дни крупных языческих праздников перед храмами выставлялись носилки с умершими безвестными или бездомными людьми, собиралась милостыня на погребение. Там же выставлялись детские люльки с сиротами, чтобы бездетные родители могли взять на воспитание ребенка. Обычай был одинаково распространен и у западных, и у восточных славян, хотя восточные славяне не строили храмов, предпочитая особняком стоящие капища. Позже этот обычай перешел и в христианское славянское общество, и сохранялся у восточных славян, в частности, на Руси вплоть до семнадцатого века.]. Дражко бросил по монетке на рушники, расстеленные перед каждыми носилками, и, не слезая с коня, заглянул в каждую детскую люльку. Все дети на свежем воздухе крепко спали, и князь-воевода поехал дальше. Он знал, что здесь происходит, и потому вопросов не задавал.
Так и доехали до Дворца. Еще на подъезде князь-воевода увидел свет в окнах второго этажа правого крыла. На первом этаже около входа масляные светильники горели всегда, и этому удивляться не стоило. Судя по слабой интенсивности света на втором этаже, там горели свечи. Дражко оставил стрельцов сопровождения у дворовых ворот, а сам проехал к парадному крыльцу, где его встретил сам бургграф воевода Славер, услышавший, видимо, цокот лошадиных копыт по деревянной мостовой. На Руяне, в отличие от Рарога, мостовые еще не начали выкладывать обтесанными камнем, предпочитая по-старинке дерево…
Глава вторая
– Здрав будь, княже… – Славер приложил руку в кольчужной рукавице в груди, и едва заметно поклонился, причем поклон больше совершала голова, тогда как плечи оставались, практически, на месте.
– Здрав будь и ты, воевода, – ответил Дражко, опираясь при подъеме на крыльцо на большущий с витой резьбой столб-опору. – Вижу, света в окнах много. Князь Войномир не спит?
– Пять минут назад еще сидел в рабочей горнице, какие-то записи делал. Готовится к завтрашнему совету. До этого, как ты уехал, все над бумагами сидел, что бояре принесли, разбирал. Что-то выписывал, переписывал. Не княжеским, мне кажется, делом занялся. Как дьяк какой-то. Впрочем, это не моего ума дело…
В голосе бургграфа слышалось непонимание и осуждение. Славер, видимо, предполагал, что князь должен только полки в сечу водить, как водил их когда-то в Бьярмии, где не был правителем территории, где от него не требовалось больше ничего, только военные походы. И воевода не совсем понимал, что такое правитель острова, как и правитель княжества. Сам Дражко помнил, что еще его отец не любил сидеть с бумагами, не любил вникать в тонкости, и тем вызвал недовольство и в народе, и среди бояр, и в своей дружине, которой, в результате, не хватало средств. А результатом этой нелюбви стало смешение князя с княжения. Когда князь-воевода видел за бумагами князя Годослава, он, не наученный собственным отцом, только жалел его, не умея помочь, и облегчить участь правителя. Но часть этой участи князь Годослав взвалил на своего племянника. И Войномир, кажется, взялся за дело с усердием. То есть, делал то, что сам князь-воевода делать не умел. Значит, и помочь в этом деле не мог.
Но помочь он мог в ином. Дражко хорошо понимал, что бояре привычно говорят одно, а делать будут совершенно другое, и всегда будут стараться сохранить свои возможности к обогащению, и не остановятся ни перед чем, даже перед физическим уничтожением князя, который пытается навести порядок. Где есть порядок, там меньше возможности для воровства. Потому бояре и не хотят установления порядка.
– Воевода, с утра пораньше, перед сменой стражи, навести ворота, через которые мы въезжали. Там есть такой одноглазый сотник стражи Магнус Бычья Кость. Найди его, и скажи, что прибыл от меня. Он скажет тебе, приезжал ли кто-то еще в город после нас.
– А до вас?
– Это он уже все рассказал.
– Прибыл стрелец Квашня, сказал, что от тебя со срочным донесением к князю Войномиру. Я хотел передать донесение, он сказал, что оно устное. Я провел его, хотел присутствовать, но княже приказал мне выйти. Он этого стрельца хорошо знает. Ты присылал его?
– Да. Как Войномир к моему донесению отнесся?
– Этого я не знаю. Только приказал мне вынести из его комнаты кувшин с водой, и вылить, а взамен самому, непременно самому, набрать воды из колодца, и поставить к нему в комнату. Никого при этом в комнату не пускать.
– Это правильное решение. Значит, внял моим словам…
– А что происходит?
Князь-воевода посмотрел на трех воев дворцовой стражи, и двух воев полка Славера, что стояли у бургграфа за спиной, и откровенно поворачивали головы, чтобы лучше слышать, о чем ведут разговор князь воевода княжества бодричей и бургграф и воевода острова Руян. Дражко не увидел в этом ничего удивительного и страшного, просто людям интересно было знать, и они желали узнать. Но им все сообщать он не хотел. И потому просто взял воеводу под руку, и потянул к двери. И только за порогом сказал негромким шепотом:
– Ты же с детства Войномира воспитывал…
– С тех пор, как он перешел на мужскую половину дома[6 - Мальчики в славянских семьях в пять лет переводились с женской половины дома на мужскую, тогда и начиналось их воинское воспитание, тогда в их руку вкладывался первый детский, сначала деревянный, меч. В богатых и знатных домах воспитанием занимались отдельные воспитатели. В домах попроще – отец и старшие братья, если они были, дядья и родственники, склонные к военному делу. Так начинался путь от ребенка к мужчине. Воспитание обычно было достаточно суровым. Даже в Древней Спарте, которая славилась мужественными людьми, процесс инициализации мужчины начинался только с семи лет.]. С первого дня. Я в его руку еще деревянный меч вкладывал, и учил первым правильным ударам с любой, кстати, руки. Войномир тогда все старался левой рукой делать, как многие дети. Я сначала стал переучивать его на владение правой рукой, а потом решил, что хорошо получится, если он одинаково будет владеть двумя. А от щита он уже потом сам отказался, и стал двумя мечами сразу вооружаться.
– Значит, на тебя можно положиться. Позаботься о князе, воевода. Мне сообщили, что какие-то люди добыли страшный змеиный яд, желая отравить Войномира. Нескольких капель хватит, чтобы самый сильный и крепкий здоровьем мужчина умер за одну ночь. Но мне же передали противоядие, которое князь Войномир должен принимать по каплям каждый день. Тогда никакой яд не будет в состоянии его сломить. Пойдем к Войномиру, я все ему обскажу, а ты тоже слушай. Князь может к этому отнестись легко и равнодушно. Но на тебя я возлагаю ответственность за его безопасность. Ты готов?
– Я отрублю сначала руку с ядом, а потом и голову любому, кто посягнет на его жизнь! – в твердой ярости, слегка подрагивая от нее, сказал Славер, и сжал кисть так, что на дощатый пол посыпались кольчужные кольца рукавицы.
И Дражко ни на мгновение не усомнился, что Славер так и поступит…
* * *
Князь-воевода Дражко и князь Войномир сидели в рабочей комнате Войномира. Как и опасался Дражко, Войномир достаточно легковесно отнесся к предупреждению. Хотя бы внешне не хотел показать, что принимает угрозу всерьез. И князю-воеводе никак не удавалось заставить Войномира быть по этому поводу серьезным. Как раз в э то время, невзирая на ночное время, в сопровождении бургграфа Славера пришел волхв Ставр. Послушав пару минут разговор двух князей, волхв выступил вперед, и, чувствуя, что Дражко требуется авторитетная поддержка, сказал тоном, который не терпит возражений:
– Поговаривают, что яд для князя с жалтонеса потребовала сама дочь верховного жреца храма Свентовита в Арконе Ведана. Уже это говорит о многом. А то, что она погибла при этом – тоже что-то значит, только пока еще никто не может сказать, что этот факт значит. А может он означать непричастность к покушениям волхва Вандала. Хотя внешне все сводится к тому, чтобы указать на него. Но, насколько я знаю Вандала, он не смог бы Веданой пожертвовать ради своих далеко идущих целей. Не приказал бы убивать ее, и послал бы за ложкой вагров не Ведану, а любую другую из своих лодок. И доверенных людей у него много. Некоторых, наверное, и убить было бы не жалко. Если кто-то и хотел таким образом «подставить» Вандала, то, на мой взгляд, доказал обратное. Хотя может быть все, и утверждать категорично я не буду ничего. Меня там не было, и моих разведчиков не было. Иначе мы поймали бы убийцу. Но там были стрельцы Веданы. Стояли неподалеку, на причале. И я не верю, чтобы стрельцы не сумели определить, откуда прилетела стрела. Да еще так точно ударила в голову Ведане, и не задела Рунальда. Это должен быть очень хороший стрелец, что так посылает стрелу. Или расстояние должно быть небольшим. Почему, по какой причине стрельцы не смогли определить, откуда стреляли?
– По какой причине? – переспросил князь Войномир.
– Почему? – в тон ему задал вопрос князь-воевода Дражко.
– Я думаю, только по одной – им приказали. Кто кроме самой Веданы может дать такой категоричный приказ?
– Кто?
– Кто? – спросил и воевода Славер, стоящий тут же.
– Только Вандал. Любого другого стрельцы за такой приказ убили бы.
– Это значит, что яд понадобился самому Вандалу? – спросил Дражко.
– Сам Вандал захотел меня отравить! – не спросил, а утвердительно сказал князь Войномир. – Ему есть, что терять. А смертью Веданы он хотел только прикрыться?
– Вот здесь-то и находится тот тонкий момент, который меня смущает, – сказал Ставр, сердито пошевеливая тяжелым посохом, более длинным, чем он сам.
– Не тяни. Говори яснее, – потребовал князь-воевода.
– Слишком уж многое показывает на Вандала. Чересчур много. И потому я в сомнениях.
– И на какой почве твои сомнения топчутся? – поинтересовался князь-воевода.
– После того, как стрела пробила голову Веданы, на поиски стрелка отправили экипажи пяти лодок, которые прочесывали полуостров и все побережье. Но никаких следов найти не смогли. Видели только, как быстрая лодья под прямым парусом вышла из бухты, но кто-то сказал, что она вышла раньше, до выстрела. Никто этого утверждения ни подтвердить, ни опровергнуть не смог. И совершенно пропал из вида человек, которому Ведана, по словам жалтонеса, передала склянку с ядом. Если он пропал оттуда, он мог только на этой лодье уплыть. Значит, лодья уплыла после выстрела. Выйти из порта этот человек никак не мог. Выход там только один – в город, и у ворот, как полагается, стоит привратная стража. И человека этого никто не запомнил, хотя смутно вспоминали после рассказа жалтонеса, что видели такого рядом с Веданой. Разговаривали они в стороне от всех. Естественно, серьезно допросили и жалтонеса Рунальда.
– Мне он про допрос ничего не рассказывал, – перебил разведчика Дражко.
– Он – человек скромный. И посчитал это малозначительным фактом. Рунальд вообще человек со странностями. Я его знаю больше двадцати лет, и он всегда такой. Тем не менее, допрос был. Но допросили жалтонеса не сразу, а только по завершению поисков стрельца, убившего Ведану. Не нашли, и тогда, вспомнив про свидетеля, к жалтонесу подступили. Рассказ Рунальда всех сильно смутил. У Веданы никогда не было мужа, и ей некого было отравливать. И вообще использовать яд – это совсем не в ее характере. Она, как говорил сам воспитатель Веданы, в таком совершенстве владела мечом, и, всегда вспыльчивая, без сомнения выхватывала его, и ни в каких ядах не нуждалась. Рунальда назвали лжецом, и хотели просто так, за одно только вранье повесить, но Вандал услышал вдруг, что Ведана обещала утром отпустить лодью с жалтонесом и воеводой Веславом, о котором верховный волхв многажды слышал, и заочно уважал. Может быть, они даже встречались раньше. Князь Бравлин второй, насколько мне известно, дважды навещал Вандала в его храме. И не исключаю, что с Бравлином на остров приплывал и воевода Веслав. А тут еще слово Веданы… Это для Вандала было, как последняя воля погибшей. И он запретил Рунальда трогать. И приказал утром, как и сказала Ведана, отпустить на ветер…
– Но почему только утром? – переспросил князь Войномир. – Чтобы успеть доставить яд в Кореницу? Чтобы никто не помешал? Мне такое решение кажется, по меньшей мере, странным…
– Да, – согласился Ставр. – Оно может таким выглядеть. Но я представляю себе растерянность Вандала, потерявшего самого значимого для него человека в мире, единственного значимого для него человека. Ему сказали, что Ведана обещала отпустить лодью утром, и он повторил это слово в слово, не задумываясь. Такое тоже могло быть в момент растерянности. Вандал уже не молод, и подобный удар ему перенести тяжело. Потому он и повторил услышанные слова, не вдумываясь в смысл.
– Так все-таки, Ставр, – князь-воевода спрашивал командира княжеских разведчиков так, словно тот обязан был знать все. – Это дело Вандала или нет?
– Я пока ничего сказать не могу. Не могу ни обвинить старика, ни оправдать.
Дражко пожал плечами. Даже с некоторым раздражением пожал. И в тоне его голоса слышалось раздражение и недоворльство:
– У меня начинает складываться мнение, что ты подружился со старым волхвом… И пытаешься его защищать, – сказал Дражко.
Ставр промолчал.
– Я прав? – князь-воевода повысил голос.
– Я защищаю только интересы княжества бодричей, и больше ничьи, – спокойно ответил командир разведчиков. А возводить на человека напраслину, даже если он тебе, княже, и не нравится, я привычки не имею. Короче говоря, я пока не вижу никаких доказательств вины волхва Вандала. И не могу сказать, кто покушался на жизнь князя Войномира ни по дороге на остров, ни здесь, на острове. Подозрения никогда не могут быть доказательствами. И обвинения я смогу выдвинуть только тогда, когда сам смогу убедиться в чьей-то вине.
Дражко знал характер командира княжеских разведчиков. Волхв Ставр был неуступчивым, и всегда свое мнение отстаивал. И потому князь-воевода спор не продолжил.
– Я могу предложить тебе еще один вариант для поиска. Из Ральсвика я послал с предупреждением князю Войномиру одиннадцать стрельцов. Один гонец, которого княже знал лично, и должен был поверить, что тот прискакал от меня, и десяток стрельцов в его сопровождение. Они попали в засаду. Прорвались, подстрелив шесть воев противника. Потом шестеро оставшихся стреляли из темноты в меня и мое сопровождение. Был убит стрелец. Мое сопровождение убило четверых. Двое сбежали. Могли приехать после нас, могли обогнать нас, если хорошо знают здешние дороги. Перед нами в Кореницу приехало двое воев. Сказали страже, что к боярину Пламену гонцы из Арконы. Время уже к утру близится. Не стесняйся, Ставр, разбуди Пламена, спроси, что за весть принесли ему гонцы, и верно ли они к нему прибыли. А ты, Славер, отправляйся к полуденным воротам, как я тебя и просил, найди одноглазого сотника Магнуса Бычья Кость, и спроси, кто после нас приезжал. Он знает, что ты приехать должен, следит за прибывшими.
Воевода с волхвом приложили руки каждый к своей груди, развернулись, и вышли. Дражко выглянул в коридор, и позвал часового.
– Прикажи принести нам с князем Войномиром меда. Две баклажки побольше.
Пока мед не принесли, князь-воевода прошел в свою комнату, чтобы переодеться и хотя бы смыть дорожную пыль с рук и с лица. А когда вернулся в рабочую княжескую горницу, увидел, что Войномир опять над бумагами склонился, что что-то выписывает на другой лист бумаги. А потом делает писалом прорезы на восковой дощечке, словно кратко отмечает что-то самое важное.
Тут и мед принесли. Дворовый человек не знал, куда поставить деревянный резной поднос, потому что стол был завален свитками бересты и бумажными листами. Войномир молча показал на скамью рядом со столом. Дворовый человек поставил, поклонился, и молча вышел. Сам князь Войномир к меду даже притронуться губами не пожелал.
– Что не пьешь? – спросил князь-воевода, поднимая объемный жбан, как кружку.
– Не в том дело. У меня голова так устроена, когда нужно ей работать, я от хмельного отказываюсь. Иначе соображаю хуже. Что-то забываю. К тому же, княже, ты сам не велел мне ничего, кроме воды пить. Если хочешь, и не боишься, можешь за меня выпить. Жбаны не помечены, который тебе, который мне. Не угадаешь, в каком может быть отрава.
Дражко никогда трусом не был, от хмельного меда не отказался, и, когда он поставил пустую баклажку на скамью, усы его довольно зашевелились.
– Слышал я, что мед способен любую отраву убить. Не зря вои им раны покрывают[7 - Славяне издавна, отправляясь в поход, брали с собой небольшую глиняную посудинку с медом и несколько листов бересты, пропитанной льняным маслом. Медом полностью покрывали рану, а сверху бересту накладывали. Береста, если она была не промаслена, сильно иссушала кожу вокруг раны, вплоть до потрескивания, и мешала заживлению. А мед являлся сильным антибактериальным, как сейчас говорят, и консервирующим средством. И очень способствовал заживлению.].
– Я тебе не мешаю? – спросил Войномир, давая тонкий намек.
– Устал я что-то… – признался князь-воевода, намек принимая и понимая. – Если разрешишь, княже, я пойду к себе в комнату, отдохну, не раздеваясь. Только меч отстегну. А как кто-то с вестями прибудет, Ставр или Славер, или еще кто-то, сразу пошли за мной.
– Обещаю…
У Войномира у самого слипались глаза, но он упорно вникал в документы, принесенные боярами, и находил в них все новые и новые несоответствия. Данные одних документов не сходились с другими. Например, портовые регистрировали прибытие одного количества кораблей, а таможенные документы показывали, что таможенный сбор был взять только с каждого, по сути дела, десятого. Да и портовые платежи, судя по документам, взимались за пользование причалом через одного, только со второго корабля, а то и с третьего. Все сводилось к тому, что бояре, отвечая каждый за свой собственный участок, не сводили документы в единую систему, и не понимали, что любая попытка такого приведения сразу покажет их отношение к своей работе. Правда, еще предстояло точно узнать, кто воровал деньги из казны – сам боярин или дьяк, посаженный боярином на ответственное место. Каждый дьяк служил непосредственно боярину, ответственному за ту или иную сферу жизни острова, и боярином же ставился. Крушить всех направо и налево князь Войномир тоже не собирался. Тем не менее, в голове у него возникала некая путаница, разобраться в которой он сам не мог. Требовалась помощь более опытного в делах князя-воеводы Дражко. Но беспокоить уставшего князя Войномир не хотел. Однако тут вернулись одновременно и бургграф воевода Славер, и командир княжеских разведчиков волхв Ставр. Поднимать Дражко требовалось в любом случае. Что и сделал по просьбе своего князя воевода Славер, негромко постучав в дверь.
– Иду, – сразу отозвался князь-воевода.
И вышел почти сразу. Ему потребовалось время, единственно, чтобы прицепить к поясу меч, без которого Дражко, как сам говорил, чувствовал себя почти легковесным танцором с ярмарки.
Славер уже входил в рабочую горницу князя Войномира, и Дражко тремя быстрыми шагами догнал его, чтобы не открывать дверь снова. Короткого времени князю-воеводе хватило, чтобы отдохнуть, и выглядеть свежим, хотя он даже умыться не успел. Но задранные кверху кончики широких усов говорили о том, что Дражко в прекрасном настроении.
– Значит, пока я спал, новостей не было? – удовлетворенно спросил князь-воевода.
– Только прибыли, княже, – объяснил Ставр. – С воеводой у крыльца встретились. С разных сторон приехали.
– Докладывайте… – потребовал князь Войномир, отрывая уставшие глаза от своих бумаг, кажется, с радостью, потому что уже устал от такого занятия.
– Что там за два воя к боярину Пламену прибыли? – спросил Дражко Ставра. – Можно было проверить, откуда они прибыли?
– Я самого боярина разбудить, как ты просил, не постеснялся, – объяснил волхв. – Мы с ним коротко знакомы[8 - «Коротко знакомы» (устаревшее) – дружны.] с давних пор. Еще с похода против данов семнадцатилетней давности. Боярин тогда просто воеводой был. Боярское звание ему после этого похода Годослав, который только-только стол отца занял, и пожаловал. За отличие в быстрых рейдах. Надо сказать, он заслужил. Со своим полком за четыре дня в семи битвах участвовал. И везде его полк отличился. Тогда же, кажется, в его полку мать Веданы сотником была. Совсем молодым сотником.
– Вот так и начинаешь узнавать людей – нечаянно, – то ли проворчал, то ли просто с усмешкой констатировал князь-воевода. – Столько, казалось бы, знаю Ставра, а никогда не слышал, чтобы у него руянские бояре в друзьях значились. Так, чего доброго, скоро нечаянно выяснится, что Ставр запросто вход к королю Готфриду. Просто по старинной дружбе заглядывает данского пива выпить. Впрочем, молчу, памятуя, что наш волхв только воду пьет…
Волхв промолчал. Но Войномир поторопил его:
– Продолжай, Ставр. Мне еще нужно подготовиться к разговору на заседании боярского совета. А времени остается мало. Рассказывай…
– Разбудил я, значит, боярина Пламена. Он недовольный ко мне вышел. Я и посочувствовал, что поспать ему сегодня ночью не дают. То я, то гонцы из Арконы… Он сильно удивился, и сказал, что не было гонцов. Своего гонца он к Вандалу послал, но тот должен вернуться только к обеду. А из Арконы гонца не было. Вечером только с боярским обозом несколько бочонков гасконского[9 - Гасконь – пиренейская провинция королевства франков.] белого вина привезли. Но вино не для боярина. Его заказывал у Пламена верховный волхв Яровита Духослав. Сказал, что для службы ему нужно. Правда, просил красное вино, а ему привезли белое. Но это не большая беда. А больше из Арконы никого не было. Я и объявил тогда, что два воя проезжали через ворота, и сказали, что гонцами из Арконы к боярину Пламену посланы. Боярин своих стражников позвал. Спросил. Никаких гонцов, говорят, не было.
– Куда же они делись? – спросил Дражко. – Мне сотник привратной стражи точно сказал, что два воя в полном снаряжении к боярину Пламену отправились. Он им даже пароль ночной сообщил. Может, где по дороге сгинули?
– Сгинули… – согласился волхв Ставр. – Вернее, не к дому боярина поехали, а в другой дом. Я так изначально и предполагал. От дома боярина до полуденных ворот княжеский Дворец стоит прямо посредине. Я, когда возвращался, у каждых рогаток с ночной городской стражей разговаривал. И все подтвердилось. Не проезжал никто ночью к дому боярина Пламена. А вот, как встретился у княжеского крыльца с воеводой, попросил его послать человека до ворот, чтобы со стражниками поговорил. До куда эти двое доехали…
– Я Волынца послал, сотника с тремя воями, – подтвердил бургграф Славер. – От своего имени велел все расспросить. Городская стража теперь в мое подчинение передана. Мне они ответ дадут. А спросить Волынец сумеет.
– Он сумеет, у него язык правильно подвешен, – согласился князь Войномир. – И соображает хорошо. У меня тут насчет Волынца планы созревать стали. Сильно возражать будешь, воевода, если я его из полка заберу? Хочу его способностями к грамоте воспользоваться. Он же у нас не только читать-писать, но и считать хорошо обучен…
– Твоя воля, княже, поклонился бургграф Славер. – Тебе виднее, кто чем заниматься должен. А грамотный человек должен занимать место грамотного человека. Неграмотных сотников у нас много. Найдем, кем заменить.
– Вот и хорошо. А у тебя, Славер, какие новости?
