скачать книгу бесплатно
Ты всегда рисковал разбиться.
Общее небо
Ты послушай, ведь я люблю тебя, и неважно,
кем мы станем друг другу, если когда-то станем.
Наше небо – всё время общее. День вчерашний
с днем сегодняшним никогда не менять местами
и понять, что живут не в прошлом, не сном о прошлых,
а сегодня – бегут за движением узкой стрелки.
Успевать в настоящем – главное, мой хороший,
даже если оно нашим общим бывает редко.
И сегодня не день – коридор от весны до лета:
сделал шаг, и весь город в ответ отозвался гулко.
Я вхожу к тебе распрямившейся и согретой,
нахожу тебя по влюбленности или звукам
бесконечно родного голоса, что разрушил
всё границы, которые прежде существовали.
Вспоминая меня, выйди в город и просто слушай
это общее небо над нашими головами.
В теплую среду
В теплую среду на грани чистого четверга
выходить на улицу, как на берег большой реки,
видеть мачты высоток и бордюрные берега,
и машины, вдали снующие, как мальки.
Все наши пристани через годы срослись в одну,
все наши сказки сбросили цепи и чужаков.
Смотри в меня так, как будто нам выпало утонуть,
но смерть передумала, выстрелив в молоко.
В теплую среду, такую теплую, что июль —
пеплом ли тонким, пухом ли тополиным —
я тебя слышу таким, как вечности не споют,
и улицы тянутся ввысь фонариным клином.
В это теплое время суток, и лет, и слов,
застывая от счастья, я возникаю на берегу.
Радость моя, нам, кажется, дьявольски повезло
читать по движению дней, облаков и губ.
И такая проснется
И такая проснется боль, развернется даль,
что не каждый скиталец сумеет преодолеть.
Проходить бы в твоих ладонях по городам,
оставаться у колоколен покатых плеч.
Краем губ собирать у виска твой соленый пот,
видеть солнце, скользящее косо к твоей спине.
И на миг замирать, если всхлипнет скрипучий пол
под ногами в студеной утренней тишине,
в час, когда ты забылся, подушки коснувшись лбом,
беззащитен и чуток, наполнил теплом кровать.
И такие в уходе щемящие даль и боль,
что идти, но по памяти всё еще целовать.
Заговор
У меня будет не история, будет заговор.
Будет время ложиться в мокрый асфальт зигзагами.
Я пишу, я спешу, пролагаю маршруты пешие через тернии и предсердия, там, где смешаны одиночество, гордость, дичания и венчания. Откликаются светлые, сумрачные печалятся. А история длится, вяжет узлы и режет их, чтобы стать для кого-то правдой, зубовным скрежетом или счастьем практически полного совпадения. Это заговор, в нём предусмотрены наваждения. Это заговор – в нём предусмотрены повторения: сила тяжести, сила легкости, сила трения. Кто согласен, тот именем собственным в ней окажется. Кто откажется, тот не сдастся страничным стражницам.
Я бессменная книга: прочел, начинаешь заново.
Не история.
Тьмы и света сердечных заговор.
Для оставшихся
Здравствуй, северный ветер, в цвет моего крыла.
Время тикало, чтобы теперь обнулить отсчет.
Да прощу я таких, с кем остаться я не могла. | Да простят меня те, кто сейчас себя здесь прочел.
Время будет нестись, заходя на другой виток, | не щадя никого, с кем расправился метроном.
Да прощу я таких, кто остался мне пустотой. | Да простят меня те, с кем я больше не об одном.
Здравствуй, северный вдох, мой уверенный взмах крыла. | Остаются мои, остальных заберет метель.
Для оставшихся там – в новой книге не будет глав.
Для оставшихся здесь – будет право со мной лететь.
В уме
Ты держишь меня в уме, я иду с ума —
в поток городской, где время опять спешит.
Отмаялся май, что был мал и не обнимал
достаточно перед тем, как наступит жизнь.
Ты держишь меня в уме, а хотел – в руках,
в отсутствии слов, в наступлении тишины.
Я снова иду с ума, ты идешь искать,
но образы временем были искажены.
Осталось молчание – слишком простая смерть
для тех, кто не может слова подобрать внутри.
Ты держишь меня в уме, ты всегда умел.
Но не научился мне этого говорить.
Двое
Тени теперь длиннее, а ночи дымчаты.
Город пустеет, словно гнездо кукушечье.
Город – как детонатор со смесью взрывчатой:
перед нажатием кнопки замри, прислушайся.
Вспомни, какие летние, желторотые
по дому лучи скакали, пока не выросли.
Город встречает новыми поворотами,
дымчатый вечер пахнет студеной сыростью.
Первый костер в груди твоей робко теплится —
первые встречные тихо приходят греться им.
Кто-нибудь непременно в тебе поселится,
в кожаной куртке скрипучей; ладошкой детскою,
пахнущей грецким орехом, прижмется к важному.
Глянешь – а счастье свернулось в клубок, освоилось.
И перед взрывом осенним уже не страшно вам.
Теперь-то на свете двое вас.
Запомни
Февраль разрывает овациями слова —
услышан лишь тот, кто знает дорогу к сердцу.
Запомни, как нужно до одури целовать,
как надо гореть мною, если ты хочешь греться.
Я бешеный пульс, я стучу у тебя в висках,
