Нолин. Фарилэйн

Сефрин покачала головой.

– Я оставила там шарф. Ну… мне так кажется. Нигде не могу его найти, надеюсь, он там.

Это была ложь, и, хотя она не выходила за рамки закона, Сефрин видела в ней свое первое преступное деяние, совершенное по велению Голоса. Ей не требовалось разрешение, чтобы войти во дворец, но Сефрин хотела предвосхитить любые возможные вопросы. Если кто-то увидит, как она бродит по закоулкам дворца, она просто объяснит, что ищет потерянный шарф. Не очень надежное оправдание, но ни у кого во дворце не было причин для сомнений.

– Нет, это не дело, – сказал Андрул, и на мгновение она испугалась, что он знает – все знает. Сердце забилось быстрее. А он тем временем продолжил: – Не дело ходить без шарфа. Еще холода стоят. Похоже, в этом году фестиваль в честь Дня основателя придется проводить в помещении.

Она кивнула, улыбнулась – скорее, от облегчения – и не посмела сказать больше ни слова, когда Андрул взмахом руки пропустил ее.

Стена, которую воздвигли из-за Сури, окружала небольшой внутренний дворик, большей частью вымощенный каменной плиткой. Встречались и специально оставленные декоративные круги, где росли деревья. Сефрин помнила их еще саженцами. Теперь же, усыпанные молодой листвой, деревья превратились в гигантов, а их могучие корни сдвинули аккуратно положенную плитку. Понятия не имея, с чего начинать поиск, Сефрин направилась прямиком к главной двери. Она даже не знала, что ей предстояло украсть. Музыкальный инструмент? Как странно. Кто похитил ее сына и убил престарелую женщину ради рога? Многое в этой просьбе казалось абсурдным. Она слышала голоса в голове; нет, не голоса, поправила она себя, – всего один голос.

«Это лучше?»

Если бы она собственными глазами не видела спальню сына, залитую кровью Мики, и если бы с ней не было Сеймура, тоже ставшего свидетелем этого кошмара, Сефрин убедила бы себя, что превзошла Арвис и заслуживает награды за крайнюю степень отрешенности от реальности.

«Но мы оба видели сообщение».

И хотя монах не слышал Голос, это казалось не таким уж странным по сравнению со всем остальным. Голос даже придал некую структуру непостижимому. Она понятия не имела, что происходит, кому принадлежит Голос или как она могла его слышать. Но слова, пусть и ужасные, проложили путь к цели и указали ей направление. Сефрин посвятила всю жизнь тем или иным целям – обычное дело для рабочей лошадки. Перед ней стояла задача, которую необходимо было решить, и, какой бы страх она ни испытывала, она не отступит.

Интерьер дворца не отличался утонченной красотой более поздних сооружений. Вестибюль высотой в четыре этажа и высокую галерею опоясывали узкие оконца. Наверху, на стенах и частично на потолке, – изображения сцен Великой войны. Воины, скачущие на лошадях, развевающиеся знамена на длинных древках, тысячи бойцов на полях сражений; лучники, обороняющие ворота крепости. На одной из фресок на вершине холма стояли трое. Один из них сражался с чудовищем, напоминающим дракона.

Это была знаменитая сцена. Утверждали, что эти трое – Цензлиор, Течилор и Нифрон. На фреске был изображен момент, когда император убил одного из наколдованных чудовищ во время последней великой битвы. Нифрон действительно сражался с монстром на холме и убил его, но это был не дракон и даже не враг. То существо было на их стороне. А Цензлиор и Течилор представляли собой всего лишь художественные метафоры, а не живых людей. Под Цензлиор, что в переводе означает «быстроумная», подразумевались Арион и Сури, женщины, которые помогали делу при помощи магии. А мужская фигура, известная как Течилор, символизировала тысячи быстроруких воинов-людей, которые сражались и погибали. Так объясняла эту картину императрица Персефона, хотя слова, выгравированные по кругу, с легкостью могли навести на мысль, что Течилор и Цензлиор существовали на самом деле. Императрица настояла на гравировке надписей, хотя сама так и не выучилась грамоте. Тем не менее она считала очень важным умение читать и была бы страшно разгневана, если бы ей стало известно, что после случая с Брэном и Сури император запретил обучать подданных чтению.

Справа простиралось северное крыло, где собирались имперские чиновники, в том числе налоговая и прочие внутренние службы, а также военный штаб. Слева находилось южное крыло, в котором разместились комнаты прислуги, кухня, склады и кабинеты Имперского совета. Из-за низких потолков, поддерживаемых мощными каменными колоннами, и отсутствия окон это крыло напоминало склеп. Впечатление усиливалось еще и тем, что именно здесь Сефрин впервые столкнулась со смертью. Ей было двенадцать, когда скончалась императрица Персефона, женщина, в честь которой ей дали имя. Она умерла в покоях, расположенных прямо над залом, где теперь собирался Имперский совет.

Сефрин быстро прошла по выложенному черно-белой плиткой полу к величественной лестнице, которая вела в верхнюю галерею, и впервые поднялась по ней. Наверху ей предстояло миновать длинную анфиладу помещений, чтобы попасть в резиденцию императора, личные покои Нифрона. Они тоже были поделены на две части: справа располагались собственно палаты императора, а комнаты слева принадлежали императрице Персефоне. Сефрин всегда казалось странным, что у правителей раздельные не только спальни, но и апартаменты.

«Предполагаю, Нифрон хранит его где-то в безопасном месте, – сказал ранее Голос, – во дворце».

Сефрин подозревала, что если император считал нечто ценным, то наверняка спрятал это у себя в покоях. И вряд ли кто-то станет слушать историю о забытом шарфе, если ее застанут в этой части дворца. Можно, конечно, сказать, что она подумала, будто прислуга приняла ее шарф за шарф Нифрона и унесла его наверх. Так себе оправдание, но это лучше, чем ничего. Если ее поймают, скорее всего, просто попросят уйти. А вот окажись на ее месте кто-то другой…

«Понятно, почему Голос выбрал меня! – Подумав об этом, она почувствовала себя глупо. – Не нервничай. После всего, что произошло, трудно соображать: со стен капала кровь Мики, я не знала, жив Нургья или мертв… Теперь меня толкают на преступление против императора. О, Мари, это плохо кончится».

И все же фрагмент мозаики встал на место, и это помогло. Чем больший смысл обретала вся картина, тем лучше она себя чувствовала. Главной тайной оставался источник Голоса. Сефрин понятия не имела, кто это может быть. Если исключить вероятность того, что она сошла с ума – а это наиболее вероятный вариант, – что оставалось?

«Может, это бог? Кто еще обладает подобной силой? Если так, кто именно? Благожелательным он мне не показался. Может, Феррол? Нет, не подходит».

Голос определенно принадлежал мужчине, а родители Сефрин всегда утверждали, что Феррол – женщина. Им ли не знать: они якобы встречали ее.

Дойдя до развилки, Сефрин остановилась. По обе стороны коридора виднелись высокие двери. Пора делать выбор.

Нужно начать искать хоть где-то…

В этот момент дверь справа отворилась. За ней стоял, глядя прямо ей в лицо, Иллим.

Сефрин онемела. Застыв на месте, она не отрываясь смотрела на него.

Иллим служил во дворце управляющим. Будучи старше императора, он занимал эту должность еще в те далекие времена, когда Алон-Рист был главной крепостью на имперском берегу реки Нидвальден. Хотя возраст его давно перевалил за несколько тысяч лет, выглядел он не старше сорока пяти. Облачение его было на удивление простым, домашним, но Сефрин догадалась, что, будучи личным помощником императора, он, скорее всего, и жил здесь.

Недовольно скривившись, Иллим несколько раз пощелкал пальцами, словно пытаясь что-то вспомнить, потом указал на нее.

– Сефрин, верно? – Сделав вывод, он победоносно улыбнулся.

Она кивнула.

Улыбка не сходила с его лица.

– А твоей матерью была… Мойя.

Она снова кивнула.

– Она мне нравилась, но сейчас, наверное, уже умерла?

– Да, восемьсот лет назад.

– Так давно? – Он печально покачал головой и окинул Сефрин внимательным взглядом. – А Тэкчин? Твой отец еще жив?

– Да, по-прежнему живет в том же доме в Мередиде.

– Я хорошо его помню… Славные были деньки. Добрый старина Тэкчин. Вы вместе? – Иллим бросил взгляд в коридор.

– Нет, сэр.

Иллим махнул рукой.

– Не называй меня «сэр». Я всего лишь слуга. И всегда им был.

– Не совсем.

– Ну, может быть, – со вздохом сказал он. – Жаль, что твоего отца здесь нет. Уверен, император был бы счастлив увидеться с ним. Они ведь последние из галантов. – Он почесал голову, и она заметила, что его светлые волосы начали седеть.

– Отец…

– Погоди-ка. – Взмахом руки он пригласил ее следовать за ним. – Незачем стоять в этом холодном коридоре. Я просто хотел проверить, не привезли ли белье. Пойдем ко мне в покои. Только не обращай, пожалуйста, внимания на беспорядок.

Быстрым шагом он провел ее через анфиладу комнат. Она шла следом, одновременно радуясь приглашению и волнуясь. С виду не скажешь, но этот фрэй, скорее всего, одна из самых влиятельных фигур в мире. Управляющий – не слишком высокая должность, но Иллим был лучшим другом и советчиком императора.

Комната, в которую он привел ее, не оправдала ожиданий. Сефрин предполагала увидеть безупречно аккуратные и скромные покои, поскольку Иллим славился утонченностью вкуса, однако заметила страшный беспорядок. Мебель и убранство выглядели богато, но повсюду была разбросана одежда, а на инкрустированном золотом стуле стояла тарелка с остатками еды. Управляющий пригласил ее присесть, хотя вся мебель была завалена грязной одеждой.

– Благодарю, – ответила она и осталась стоять.

– Так что ты говорила? – напомнил он.

– Говорила?

– Что-то про Тэкчина?

– О… ах… Я собиралась сказать, что мне очень нравятся его рассказы о ваших приключениях.

– Не о моих, – поправил Иллим. – Я никогда не был галантом, членом того элитного воинского отряда, но я знал их всех, даже отца Нифрона. По правде говоря, – он наклонился к ней, – предводитель из Зефирона был бы вдвое лучше, чем из Нифрона.

– Похоже на… э… опасное мнение.

Иллим рассмеялся.

– Вовсе нет. Я часто говорю это Нифрону, особенно когда злюсь на него.

Управляющий рухнул на кучу сваленной на диване одежды и закинул ноги на стоявший рядом стул.

– Послушай историю, которую твой отец наверняка не знает. Как-то весной мы с Нифроном накачались яблочным вином, а его отец застукал нас, когда мы собирались покорять Грэндфордские пороги на плоту – да еще ночью! – Он улыбнулся воспоминанию. – Зефирон нас не остановил. Той ночью мы едва не утонули. Я сломал ногу и разбил вот эту косточку. – Он указал на ключицу. – Нифрон ударился головой и на неделю ослеп на один глаз. – Он расхохотался. – Милостивый Феррол, я скучаю по тем денькам. Клянусь тебе, скучаю! Жизнь была… вот это была жизнь, да?

Он посмотрел на нее, словно ожидая ответа, но Сефрин понятия не имела, что сказать.

– Когда думаю о том, как сильно он хотел все это получить, – Иллим указал на люстры, хрустальные графины и роскошные ковры на полу, – никак не могу взять в толк, зачем ему это. – Он погрозил ей пальцем. – Ты ведь встречалась с Нолином, да?

Вопрос удивил ее, и она ответила не сразу.

– Ах… да, сэр. – И торопливо прибавила: – Но с тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло больше года. Он сейчас на юго-западе Маранонии.

– Ему нет еще и тысячи, верно? Ах, вот было время! – Он покачал головой, словно пробуждаясь от приятного сна. – Нолин будет с теплотой вспоминать службу в легионе. Так же, как твой отец и Нифрон ценят годы, когда они были галантами. Поверь. Я все это видел. Когда кончается битва, клинки ржавеют.

Оттолкнувшись ногами от дивана, он выпрямился и собрал ворох туник, паллиев и штанов.

– А как твои дела? Все в порядке?

Она с трудом удержалась, чтобы не рассказать ему правду.

«Если кто-либо из вас скажет хоть слово, умрут все трое, начиная с бедного малыша Нургьи», – предупредил ее Голос, и он наверняка наблюдал за ней, теперь еще внимательнее прислушиваясь к каждому ее слову.

– Все хорошо, – сказала она.

– Нет, не хорошо, – возразил он, понимающе глядя на нее. – Я знаю, зачем ты пришла.

Она затаила дыхание.

– Ты уже много лет пытаешься получить аудиенцию у императора. Я понимаю, каково это – столько ждать. Поверь, ты не первая, кто безуспешно пытается прорваться к его персоне. Мне приходилось отказывать генералу легиона! Губернаторам провинций, в том числе Сикара. – Иллим усмехнулся. – Ох, милостивый Феррол, тот еще фрукт. Никому из нас не нравился, когда служил в Ристе. Но можешь себе представить, каково это – говорить губернатору Мередида, что император его не примет? После того как тот много дней был в пути. Истерика – слишком мягкое слово для того, чтобы описать его реакцию. Как ты понимаешь, я не могу нарушить протокол. Предлагаю подать прошение в министерство. Я постараюсь замолвить за тебя словечко, и, если можно это устроить, я устрою. Но ты должна набраться терпения.

Он встал.

Она не могла уйти. Еще не время. Несмотря ни на что, нельзя было упустить такую возможность.

– Есть еще кое-что, – медленно начала она. – По поводу фестиваля в честь Дня основателя.

– Да?

– Я подумала… то есть хотела узнать, вдруг… Видите ли, Имперский совет планирует большое представление. Своего рода… – Она импровизировала, придумывая все на ходу, а это не входило в число ее талантов. – Реконструкция событий. Мы подумали, то есть Имперский совет предложил, использовать настоящие предметы той эпохи, чтобы оживить прошлое для наших сограждан.

– Например?

– Ну, какие-нибудь реликвии, антиквариат. Например, флаг, развевавшийся над Алон-Ристом во время Грэндфордской битвы. Может быть, сохранилась колесница императора со времен войны. Может, даже рог Гилиндоры. – Она надеялась, что правильно запомнила название.

– Рог… – Он покачал головой. – Откуда ты о нем знаешь?

Она улыбнулась, напустив на себя невинный вид.

– От родителей.

– Ах да! – Он кивнул. – Что ж, они должны были объяснить, что рог – не игрушка. Это священная реликвия, не предназначенная для глаз праздной толпы. – Он усмехнулся при мысли об этом. – Она хранится под замком.

Его взгляд метнулся к тому, что Сефрин изначально приняла за украшение на стене, но теперь ей показалось, что это маленькая дверца – каменная и без ручки.

«Но почему рог в покоях Иллима?»

– Ну что ж, нет так нет, – сказала она, разглядывая смятую тунику.

– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал он.

– Знаете?

– Я всегда стремился поддерживать во дворце чистоту и порядок, а в комнате у меня полный хаос.

– Я не хотела ни на что намекать или оскорбить вас. Наверное, это как в той старой поговорке: дети сапожника ходят без сапог.

– Нет, дело совсем не в этом. В этом случае мои дети предпочитают ходить без сапог.

– Простите. Не понимаю.

– Нифрон. Проблема в нем. Я, видишь ли, живу с неряхой и просто не в состоянии уследить за тем хаосом, который разводит император. Это его беспорядок.

– Значит, вы с Нифроном… вы оба делите…

Иллим пожал плечами.

– Мы оба здесь спим, если ты об этом. Делить – это другое дело. У Нифрона это плохо получается. Но это моя проблема, а не твоя.

«Это все объясняет. Рог действительно здесь!»

– Понятно, но мне бы очень хотелось обратиться к самому императору за разрешением выставить рог. Вы не будете возражать, если я подожду его здесь?

Он с улыбкой покачал головой.

– Не забывай о протоколе. Но я обещаю тебе, что мы сможем предоставить все остальное. Пожалуйста, передавай привет отцу, когда увидишься с ним. – Он снова рассмеялся.

– А… да. Передам. Благодарю вас, – сказала она и вышла в коридор.

Она двигалась быстро и замедлила ход, только выйдя в пустой внутренний двор.

– Он за каменной дверью! – прошептала она вслух. – Рог под замком в личных покоях императора. – Последние слова она прошипела, стараясь говорить тише, хотя ей хотелось кричать. – Ты меня слышишь? – Она помолчала, прислушиваясь. Лучше уж выяснить отношения с Голосом здесь, а не на людной улице. – Я не могу достать его. У меня никак не получится!

Она подождала.

Ни слова в ответ.

– Проклятье! Да скажи что-нибудь!

Тишина.

Сефрин бросилась к воротам. Ей нужно было уйти, вырваться из дворца прежде, чем она разревется. Слезы уже наворачивались на глаза под гнетом страха, волнения и усталости.

«Нашла?»

Сефрин смущенно посмотрела на Андрула.

– Нет. Наверное, оставила где-то в другом месте.

– Ох… жаль, – удивленно ответил стражник.

«Да не шарф, дура. Рог! Он у тебя?»

Сефрин поняла свою ошибку, стеснительно улыбнулась, выскочила на бульвар Гранд-Мар и направилась домой.

Свернув в переулок, она сказала:

– Он заперт за каменной стеной. Я не могу его достать. Найди кого-нибудь другого. Но если вернешь мне сына, я скажу, где именно его искать.

«Так не пойдет. По условиям сделки – рог в обмен на ребенка. Если ты не можешь выполнить свою часть, я тоже не стану. А если ребенок более не представляет ценности, наверное, придется просто убить его. Ты этого хочешь?»

– Нет!

«Тогда что ты предлагаешь?»

Сефрин увидела свое отражение в луже – лицо, искаженное отчаянием, – и впервые в жизни показалась себе старой.

– Я что-нибудь придумаю, но мне нужно немного времени.

«Уже лучше, но не тяни. По-моему, малышу Нургье здесь не нравится, а ты же не хочешь, чтобы он заработал травму на всю жизнь? Так что поторопись ради него».

Глава пятая

Один из них

Нолин шел прямо за Джарелом. Высокому и широкоплечему ДеМардефельду приходилось всячески уворачиваться от широких стеблей цветущих растений с раскидистыми желто-зелеными листьями. Когда этот здоровяк вертелся и нагибался, лучи солнца, пронзавшие кроны деревьев, сверкали на его доспехах, необъяснимым образом не утративших своего блеска.

– Утром я сомневался, что найду вас живым, сэр. Но мне не стоило сомневаться в Едином, – сказал Джарел, нырнув под большой лист джунго.

– В Едином? Кто это? – продвигаясь дальше, поинтересовался Нолин.

– Ох, не спрашивайте, сэр, – застонал Миф.

Он шел где-то позади, достаточно близко, чтобы Нолин мог слышать его тяжелое дыхание. Азурия Миф был из тех, кто не только говорит громко, но и дышит чересчур шумно.

– Почему? Это тайна?

– Мы бы все отдали, чтобы это было так, – буркнул Клякса, тоже шагавший где-то за спиной у Нолина.

Порядок построения выбрал Амикус: впереди, во главе колонны, шел Райли (Нолин предположил, что второй копейник, имевший изрядный опыт, нередко занимал эту позицию); далее следовал Джарел, а замыкал строй Амикус. Нолин подозревал, что таким образом воины оберегали его самого от нападения, создавая вокруг него своего рода живую крепость.

Рваной цепочкой они спустились от начала ущелья на более ровную местность, где заросли были гуще и выше, а бурливая череда диких каскадов перешла в спокойную реку. Большая глубина не позволяла идти по воде, и солдаты были вынуждены прорубать себе путь по берегу.

– Единый – вот причина, по которой я здесь, сэр, – заявил Джарел бесстрашным тоном, каким отвечал на любой вопрос.

– Командир полка, что ли? – пошутил Нолин.

В ответ раздались смешки. Их было больше, чем он предполагал; впрочем, офицеров легиона не особенно любили.

– Нет, сэр! Единый – это Бог.

– Да, я понял, но который?

Нолин считал себя знатоком в этом вопросе – во многом благодаря матери и ее подругам. Отец никогда не обращал на него внимания, и Нолин рос в окружении женщин – матери и ее родственниц, которых она представляла ему как тетушек. Они и правда состояли в родстве и были в одном клане, но ни одна из них не приходилась Персефоне сестрой. Для деревенских женщин забота о детях была обычным делом, но этих дам никак нельзя было назвать обычными. Если верить тому, что о них говорили – а поверить было сложно, – они боролись с медведями-людоедами, исполинскими волшебными чудовищами и даже побывали в загробном мире, чтобы спасти свой народ. В детстве он любил слушать эти истории, особенно о злом гноме Гронбахе, но, когда подрос, решил для себя, что все эти события слишком невероятны, чтобы быть правдой.

Одной из его тетушек была женщина по имени Брин. Она умерла, когда Нолин был еще совсем мал, и он помнил ее очень смутно. По словам матери, Брин оставила потомкам книгу, в которой запечатлела историю не только их народа, но и богов, записанную на древних каменных табличках в городе гномов – Нэйте. Нолин, Брэн и Сефрин тоже учились по «Книге Брин». Там говорилось, что основных богов пятеро: Феррол, бог фрэев; Дроум, бог гномов; Мари, богиня людей; Мюриэль, воплощение природы; их отец Эреб, называемый также Эребусом. Этих богов Нолин знал хорошо, но были и многие другие, например Этон, бог неба; Аркум, бог солнца; Фриббл-Биббл – любимый речной дух мистика Сури. Были еще Миноганы, боги сражений, чести и смерти, и Эраф, бог моря. Все они были описаны в «Книге Брин». Покинув дом, Нолин обнаружил также сонмы других богов и полубогов. Грэнморы почитали Тифонов, а бога гхазлов звали Уберлин. Но ни разу – ни во время путешествий, ни на уроках тетушек – Нолин не слышал, чтобы кого-либо из богов называли Единым.

– Он – Единственный, сэр, – настаивал Джарел. – Истинный Бог. Остальные – всего лишь легенды. Возможно, когда-то они были великими людьми, но всех их постигла одна участь – смерть. Только Единый бессмертен. Только Единый и есть Бог.

– Откуда ты все это знаешь?

– Он мне рассказал.

– Он говорит с тобой?

– Как вы сейчас, сэр. Он сказал, что я должен покинуть свой счастливый дом в благословенной Маранонии и вступить в легион.

– Я бы от всего этого так просто не отказался из-за какой-то просьбы, – пробурчал Клякса. – Это я вам точно говорю, командир, без всяких сомнений.

– Отец Джарела – богатый землевладелец, – объяснил Миф глубоким, низким голосом, каким в представлении Нолина мог бы говорить зрелый пес, если бы говорил с калинианским выговором. – У него роскошная вилла возле Механа, штат прислуги, стада скота и отары овец. Раньше Джарел все дни напролет распивал вино в обществе хорошеньких женщин на сочных зеленых лугах. И от всего этого он отказался, чтобы приехать в эту чудовищную грязную дыру.

Клякса изумленно качал головой.

– Да еще вызвался добровольцем в наемники. Такого свет не видывал. Будь я на его месте, сидел бы дома, напивался до безумия, и пускай бы мне какая-нибудь красотка в коротенькой прозрачной тунике ногти на веранде подпиливала. Но нет, он здесь, да еще радуется этому. Вот в чем вся соль. Это уже не просто глупость, а прыжок прямиком с утесов безумия.

– Если Бог велит что-то сделать, только дурак ослушается, – ответил Джарел.

– Похоже, глупость недооценивают.

– И как же выглядит этот единственный истинный бог? – спросил Нолин. – Он великан? Получеловек-полузверь? Луч света? Что?

– Честно говоря, сэр, он выглядел как портной.

– Портной?

– Я принял его за портного, сэр. Он сказал, что пришел взглянуть на меня, и я решил, что отец прислал его снять мерку для моего нового наряда. Однако же я ошибся. Он пришел оценить не размеры моего тела, сэр, но силу характера. Задал несколько невинных на первый взгляд вопросов, а затем сказал, что я должен вступить в легион и отправиться воевать в составе Седьмой Сикарии, которую всегда посылают в самые опасные зоны.

– И ты просто последовал его совету?

– Я бы не назвал это советом, сэр. Точнее так: он рассказал мне о том, что уже произошло, хотя на самом деле этого еще не случилось. И сначала я не поверил ни единому слову.

– Что же заставило тебя передумать?

– Я бы сказал, двухголовая овца.

– Двухголовая ов…

– Это, конечно, замечательная история, – перебил Амикус, – но уже поздно. Нам следует принять кое-какие решения. Установим оборону на реке или будем искать укрытие в другом месте?

– Как далеко мы от Урлинея?

– Сегодня туда не доберемся, если вы это имели в виду.

Нолин осмотрел окружавшую их чащобу. Они ушли от узкого края ущелья, и утесы, оставшиеся далеко позади, скрылись из виду.

– Шансы найти укрытие дальше ничтожно малы, а вот риск заблудиться, подозреваю, исключительно велик. Мы потратим слишком много сил и времени. Лучше уж устроиться здесь. По крайней мере на нашей стороне река.

Нолин посмотрел на Амикуса в ожидании одобрения или сомнения. Первый хорошо знал эти края. Несмотря на солидный возраст – почти восемьсот пятьдесят пять лет, – урок, который Нолин превосходно усвоил за эти годы, заключался в том, что у каждого человека можно чему-нибудь научиться.